Литературно-художественное издание 17 страница

ОСПА, ОСПИЦА, ОСПИЦА – персонификация болезни оспы.

«Оспа-то истычет все лицо» (Перм.); «Один парень одинокой, только и разживался у них, да оспа взяла, помер» (Арх.); «Прости меня, оспица, прости, Афанасьевна, чем я пред тобою согрубила, чем провинилася» (Олон.).

Оспу, как и многие болезни, представляли в облике существа, губительного для человека. По поверьям Орловской губернии, оспица – безобразная женщина с ядом на языке: кого облизнет, тот заболевает. Умирающих оспа «берет», «забирает с собой»; «оспа с клювом ходит, оттого и пятнает человека щедринками» [Даль, 1984].

В Олонецкой губернии заболевшие оспой просили у нее прощения, думая, что это облегчит их страдания. Считая болезнь «гневом оспы», ее даже просили пожаловать в дом «на пироги», «попариться в бане» (Олон.), старались задобрить, умилостивить, именовали Оспой Ивановной, Оспой Воспиновной, Матушкой Оспицей.

В некоторых губерниях России с умершими от оспы, скарлатины прощались всем селом, полагая, что прощаются и с болезнью, которая после этого покинет село.

По поверьям, от оспы помогал и особый счет: «три горошины перебирать счетом трижды по девяти раз, считая – ни раз, ни два, ни три...» [Даль, 1984].

ОТПАДШАЯ СИЛА – нечистая сила.

Отпадшей силой крестьяне именовали чертей, бесов, прочих нечистых духов, которые, по поверьям, некогда были ангелами, но отпали от Бога, воспротивились Ему и буквально «упали», были свергнуты с неба. «Ангелы думали быть выше Бога и перешли на другое небо. Бог поднялся выше их на третье небо. Когда ангелы не удовольствовались по своей гордости вторым небом, захотели еще перевысить Бога, то Он не стерпел этого и приказал Архангелу Михаилу свергнуть возмутившихся с неба... Михаил сбросил их всех на землю, и кто куда из чертей упал на земле, тот там и остался. Черти, упавшие на дома, сделались домовыми, хозяевами; упавшие на воду – водяными; на бани – баннушками; на овины – овиннушками; на леса – лесовыми, лесовиками, лешими; на амбары – амбарниками; на гумна – гуменниками; на погреба – погребниками и т.п.» (Волог.).

ПАВЛА – водяной дух, получеловек-полурыба (см. ВОДЯНОЙ, НАВПА).

ПАМЖА, ПАМХА – напасть; нечистый дух, черт; леший.

«Зачем меня туда памжа понесет, нечистая сила» (Пек.); «Памхи носят, так это ругаются: чтоб тебя памхи унесли. А идолы это» (Новг.); «Что за памжа такая приключилась!» (Пек.); «Памха какая-то нашла» (Новг.).

На Псковщине и Новгородчине памжей, памхой называют нежданно свалившуюся на человека напасть, болезнь: «А памжа это случай нехороший, неприятность значит» (Пек.). Так же именуют и нечистую силу: памха, памжа – это и неприятная неожиданность и, по-видимому, неуловимое, неопределенного облика существо (иногда отождествляемое с чертом, лешим). Такое существо приносит беды и представляет собой персонифицированную напасть.

ПАСТЕН, ПАСТЕНЬ, ПАСТЕНЬ, ПОСТЕН, ПОСТЕНЬ, ПОСТЕНЬ – тень, след чего-либо; привидение; домовой.

«Пастень навалился» (Новг.).

Один из обликов домового, по поверьям, – тень (призрачное видение или двойник человека): постен – домовой, который является в виде тени на стене (Волог.). Домовой-пастень ассоциируется с тенью: если при свете человек помахивает рукой, а тень отражает то же самое на стене, то говорят: «Не маши рукой, а то постень будет наваливаться»«(Волог.) [Черепанова, 1983].

Домовой-пастень, постень – это и «домовой тень, призрак», и одновременно «домовой-кошмар», который «наваливается» на человека во сне: пастенем именовали кошмарный, удушливый сон (см. ДОМОВОЙ); ср. «кошмар народ принимает за проказы домового» (Сарат.).

ПЕКЕЛЬНИК – черт; нечистый дух, помощник Сатаны, Дьявола.

Пекельники – нечистые духи, обитающие в адском пекле и мучающие, «припекающие» людей: «Услышал строгий Дьявол похвалки его, ссылает строгий Дьявол трех пекельников: «Возьмите железны крючья, ломайте у богача с лева бока ребро» (Смол.). Пекельня – не только адское, но и очень плохое жилье, житье: «Не дай же Бог никому жить в этой пекельне!» (Смол.).

ПЕРЕВЕРТЕНЬ, ПЕРЕВЕРТЕНЬ, ПЕРЕВЕРТЕНЬ, ПЕРЕВЕРТЫШ, ПЕРЕКИДЫШ – оборотень (см. ОБОРОТЕНЬ).

«Она старуха стара, непостоянна, как перевертыш» (Арх.); «По черному цвету шерсти животных и птичьих перьев, под которыми скрываются хитрые бесы, распознается их именно присутствие потому, что например колдуны и ведьмы, в отличку, бывают перевертышами исключительно белых и серых цветов» [Максимов, 1903].

ПЕРЕПОЛОХ – испуг; болезнь от испуга.

«Щука с синего моря пену схватывает, схватывает с раба Божьего < имя > уроки, призеры, притчи, переполохи, прикосы» [из заговора] (Болот.).

Переполох – болезнь «от испуга», чаще во сне; испуг-переполох могут вызвать дурной глаз или нечистая сила. Как и исполох, переполох иногда представляется живым существом, «переполошившим» человека, приставшим к нему; переполох «снимают», «смывают» и т.п. (см. ИСПОЛОХ).

ПОДКУСТОВНИК – полевой или лесной дух, обитающий в кустарнике.

«Лембой, живущий в лесу, называется Шишко или Подкустовник, некрещеный, неблагословленный. Которая ягода растет, ту не можешь взять, а тогда берешь, когда под ноги подернешься, да заклянешь: и будь проклят я, что под ногами не видел» (Олон.). (Этим приговором отгоняли подкустовника, стерегущего ягоды.)

ПОДОВИННИК, ПОДОВИННУШКО, ПОДОВИННИЦА – дух, обитающий в овине (см. ОВИННИК).

ПОДПЕЧКА, ПОДПЕЧНИК, ПОДПЕЧНЫЙ, ПОДПЕЧЕЧНИК – домовой.

«Подпечный – мохнатый и черный дедушка, который живет под печью вместе с курами» (Волог.); «Чуды чудилис раньше, под печкой подпечешник жил» (Арх.).

Подпечье – традиционное место обитания домового духа (см. ДОМОВОЙ). В некоторых селах Архангельской области еще сравнительно недавно было принято откладывать под печь корочку каши – «угощение для подпечечника».

ПОДПОЛЬНИК, ПОДПЛЯННИК – дух, обитающий в подполье; домовой; проклятый, отданный домовому.

ПОДПОЛЬНИЦА – девушка, отсуленная подпольнику. «В подполье подпольник живет» (Волог.).

По поверьям Русского Севера, домовые могут жить в подполье дома, где проводят время «так же, как крестьяне в избе» (среди них есть большак, большуха, дети и т.п.) (Олон.).

В семью подпольников принимаются и крестьянские дети, которых матери сгоряча «посулили» подпольнику, прокляли; проклятые исчезают из избы, но продолжают невидимо «жить» и расти у домовых духов (сами становятся подпольниками, подпольницами). Девушки-подпольницы вырастают, выходят замуж и даже навещают перед замужеством своих сестер, матерей, приглашают их посмотреть на свое житье, По поверьям, увидеть подпольников можно, встав на третью ступень ведущей в подполье лестницы и поглядев между ног (Олон.).

В рассказе, записанном на Терском Берегу Белого моря, многодетная мать с горя сулит одну из дочерей-двойняшек подпольнику. Девочка вмиг исчезает. Через семнадцать лет девушка-подпольница приходит к оставшейся в избе сестре и приглашает поглядеть на свою свадьбу. Сестра, по совету подпольницы, вечером открывает подпол и видит там ярко освещенную избу, множество гостей и красивого жениха, Сестра-подпольница дарит ей гостинец и просит закрыть подпол около двенадцати ночи. Все исчезает. Утром живущая в избе девушка заставляет мать повиниться, попросить прощения у отсуленной подпольнику дочери.

Дети-подпольники иногда возвращаются, но чаще навсегда остаются у домовых.

В Сургутском крае, как и в некоторых других районах России, при участии сверхъестественных обитателей подполья гадали: «Каждая из девушек по очереди разувается до боса и спускается в подполье. Если там ее нога будет поглажена «мохнашкой», это предвещает богатого жениха...» Спускаются в подполье все, кроме одной, поскольку последнюю там «задавит».

Вера в подпольников, возможно, отразила и некогда существовавший обычай погребения в доме, возле дома и, главное, давние представления о том, что все умершие родственники, предки и в загробье остаются «семьей», продолжают «жить» (нередко в той же избе) и сохраняют связь с живыми людьми.

ПОДРИЖНИК – дух, обитающий в риге (см. РИГОЧНИК).

ПОКОЙНИКИ – умершие, но продолжающие «жить» люди.

«О покойнике худа не молви»; «Жил не жил, а умер – покойник»; «Чудак покойник – умер во вторник, стали гроб тесать, а он вскочил да и ну плясать!»; «Покойнику в руки – платок, чтоб было чем пот с лица стереть во время Страшного Суда» [Даль, 1882].

Русские крестьяне были убеждены, что существование человека не заканчивается смертью. Умерший как бы переселяется в место своей могилы: гроб в некоторых районах России делался с прорезями в виде маленьких окошечек, чтобы покойник мог «смотреться» (Новг.); покойнику клали в могилу деньги, чтобы откупиться от других умерших и получить место, если в могиле тесно (Новг.). По поверьям Олонецкой губернии, дети продолжают в могиле расти и «в гроб кладут мерку, снятую с отца, чтобы ребенок рос бы да мерялся да вовремя остановился». «Маленьким кладут в гроб под подушку яйцо и говорят: «Он радуется пусть яичку, может быть, и поиграет там»«(Волог.).

Во многих рассказах русских крестьян человек после смерти продолжает «жить», а покойник «реален», телесен: «...вдруг сидит он [умерший муж] на канаве обувается... и ботинки ж еты, которые на тот свет одеты у него были ботинки» (Новг.). И даже в тех случаях, когда существующим после смерти представляется не тело, как таковое, а душа, она либо повторяет облик умершего, либо являет собой его уменьшенное, «облегченное» подобие (но при этом вполне материальное): «Во всем одеянии идет душа как человек живой. В которой одежке душа умирает, в той и домой появляется до Сорокоуса» (Смол.); «Душа – маленький человечек – помещается в голове и груди, причем голова души находится в голове человека, а туловище в груди, ногами упирается в грудобрюшную преграду» (Новг.).

Умерший (душа умершего) может, по поверьям, превратиться в дым, ветер, вихрь, бабочку, птицу, растение, дерево. У вредоносных покойников-еретиков по смерти появляются длинные острые зубы.

Понятия о том, где находятся умершие и чем они заняты, у русских крестьян неоднозначны: «...с одной стороны представляется, что душа продолжает жить в устроенном для нее «домовище», а с другой – как будто она совсем оставляет этот свет и живет в надзвездном мире» [Барсов, 1872]. Умерших родственников, обитающих в могилах, посещают по праздникам и в поминальные дни, приносят на кладбище угощение, а в зимние праздники и на Пасху просят их навестить родные дома, прийти попариться в бане.

Умершие и сохраняют человеческое обличье, и сливаются с землей, природой. Первую оттепель крестьяне многих районов России считали «вздохом родителей» (предков, покойных родственников); также говорили: «Зима установится, родители спать уложатся».

Скончавшиеся безвременно, пропавшие без вести, проклятые люди (особенно те, чьи могилы неизвестны) представляются живущими в лесу, в воде, в подполье дома, скитающимися по земле.

Ко всем покойникам – и «обычным», часто именуемым «родителями», и умершим неестественной смертью (самоубийцам, убитым, исчезнувшим) – крестьяне относились двойственно, преимущественно почитая «обычных» умерших, но, в общем, боясь и почитая их одновременно, например: приглашая покойника на поминальный обед и стараясь, чтобы после этого он уже не посещал дом (страшась, что умерший может «увести» за собой живых и в доме начнут умирать люди). В облике мертвеца способен, по поверьям, «ходить» и нечистый дух, черт.

Особое внимание в поверьях уделяется «беспокойным» мертвецам: ими могут быть почти все недавно скончавшиеся и еще «не определившиеся к месту» люди.

Первые сорок дней после смерти традиционно считались особым периодом в «посмертном существовании» человека, когда его либо водили по земле ангелы или черти, либо он продолжал невидимо пребывать в родном доме, возле него. Опасным был сам момент смерти, когда, согласно крестьянским верованиям, начиналась борьба ангела и Дьявола за душу: в некоторых районах Новгородской губернии летом открывали окно, чтобы ангел с душой вылетел в него и не боролся в задней половине избы с Дьяволом. По другим, не менее распространенным воззрениям, в момент смерти в тело (особенно грешного, знавшегося с чертями человека) мог вселиться нечистик или ерестун, еретик и дальше «ходить» в его облике.

В течение сорока дней после смерти «ходить и показываться» могут все покойники: «Покойник ходит домой до сорока дней. Приходов покойника боятся: просят ночевать соседей, ночью ходят по двое, кропят все святой водой... На сороковой день все идут провожать его... Процессия доходит до первого отвода [ворот в ограде села] <... > Все молятся Богу и затем возвращаются к прерванному обеду. С этого момента на душе у домашних становится легче: покойник был в доме в последний раз и провожен «честь честью», больше не придет, если сами они чем-нибудь не раздражат его» (Новг.).

Умерших недавно людей продолжает тянуть в родной дом: их «притягивает» и чрезмерное горе, плач родных, и оставшиеся маленькие дети, и недоделанные дела, и не выясненные до конца отношения с оставшимися в живых, и тоска по ним: «По смерти покойники ходят затем, чтобы посмотреть, есть ли в доме порядок» (Новг.); «К крестьянину Кутузову пришла умершая жена рано утром, когда он топил печку, а маленькие дети спали, Говорит: «Ты неладно печку-то топишь, дай-ко я тебе пособлю!» (Новг.).

В таких повествованиях, по-видимому, отражено и отчасти переосмыслено давнее представление о покойниках как о живых, телесных существах, не прерывающих сношений с людьми и продолжающих принимать участие в делах семьи, рода, возможно даже, обитать в том же доме [Пропп, 1979]. Облики таких умерших нередко сливаются с обликами домовых духов (см. ДОМОВОЙ).

Характер отношений, складывающихся у живых с умершими, очевидно, определяется не только строгим соблюдением всех предписанных обрядов, но и частными, внутрисемейными обстоятельствами, а также тем, в каком состоянии находится сам покойник – умиротворен ли он; «водит» ли его бес или ангел. «Душа заходит в дом на двадцатый, сороковой день; если заходит с ангелом – ведет себя смирно, с бесом – пугает» (Новг.).

Всемерно почитая покойных предков, родственников, крестьяне старались избежать их посещений, не приуроченных к поминальным дням. Для этого в домах, где являлись умершие, служили молебны, кропили все святой водой; на окнах и в дверях помещали чертополох, рябину, крапиву; старались также выяснить, что тревожит покойника, и устранить причину его беспокойства.

Особо беспокойны, опасны умершие неестественной смертью, а также покойные колдуны, ведьмы.

По общераспространенным представлениям, ведьмы и колдуны наделены способностью «вставать» по смерти (по разным причинам); они пугают, губят, «заедают» людей (см. ВЕДЬМА, КОЛДУН, ЕРЕТИК). Облик вредоносного покойника могут принять нечистый дух и Смерть.

Проклятые, заклятые, похищенные нечистой силой, утонувшие (то есть, в сущности, пропавшие без вести и без погребения) доживают за гробом отпущенный им срок жизни, «кружатся» вместе с лешим, нечистой силой или обитают в доме лешего (водяного), подчиняются лесным, водяным духам, превращаются в леших, водяных (см. ЛЕШИЙ, ВОДЯНОЙ, НЕВИДИМЫЕ, ПРОКЛЯТЫЕ, ВИХРЬ).

Самоубийцы (удавленники), опойцы, самочинно или случайно прервавшие свою жизнь, также не находят успокоения, попадают «в присягу» к лешему, черту; они становятся стихийными духами и могут распоряжаться стихиями (см. ВИХРЬ, ЛЕШИЙ, ЧЕРТ).

Убитые (в том числе и погубленные матерями младенцы) продолжают «жить» после смерти (нередко у места своей гибели). Их существование может «перейти» в растения, деревья: в сказках и балладах на месте погребения убитых вырастают деревья и травы, наделенные их голосами. По поверьям, там, где погибли люди, «манит», раздаются голоса, исходящие от травы и деревьев (Новг.); из косы убитой девушки, «панской сестры», вырастает сосна (Олон.); погубленные матерями некрещеные дети обитают в дуплах деревьев (Новг.). Такие дети растут, могут вступать в сношения с живыми людьми и умирают, «когда им приходит смерть от Бога» (см. НЕВИДИМЫЕ).

В поверьях живые словно бы постоянно окружены умершими; жизнь и смерть пронизывают друг друга, точнее, бытие никогда не прерывается, а лишь переходит в иные формы. Покойники не теряют связи с живыми, они становятся частью окружающего крестьян мира, исполненного и благодати, и опасностей.

ПОЛЕВИК, ПОЛЕВОЙ, ДИДКО-ПОЛЕВОЙ, ДЕДУШКО-ПОЛЕВУШКО – дух поля.

ПОЛЙХА – дух поля в женском облике.

«Коли в белом видела, значит, полевой это» (Новг.); «Вот сваты-то ехали-ехали, да вдруг и вздумал над ними подшутить полевик» [Максимов, 1903].

Полевик – существо многоликое: он олицетворенное поле, наг и черен, как земля, с разноцветными глазами и «волосами-травой» (Орл.); полевой «весь в белом», насылает ветер, «так и дует да свищет» (Новг.); он «молодой мужик с очень длинными ногами. Очень быстро бегает. На голове у него рожки, глаза навыкат, хвост. На конце хвоста – кисть, которой он поднимает пыль, если не хочет, чтоб его видели. Покрыт шерстью огненного цвета, поэтому при быстром передвижении кажется человеку промелькнувшей искрой. Он наблюдает за травой и хлебными растениями. Ему приписывают изобретение спиртных напитков. Полевики бывают видимы в летние лунные ночи и в жаркие летние дни, когда воздух бывает сильно раскален» (Волог.). Так же стремителен полевик и в поверьях Ярославской, Тульской губерний: то он всадник, «здоровенный малый на сером коне», который может переехать уснувшего на меже человека (Тульск.), то кучер на быстрой тройке, проносящейся по селу перед пожаром (Яросл,); о появлении полевиков свидетельствуют «бегающие огоньки», пение, хлопанье, свист (Яросл.); полевики, луговики, колодезники похожи на лешего и покрыты лохматой шерстью, «их можно видеть в двенадцать часов дня и перед закатом солнца. Опасно спать человеку перед закатом солнца и в полдень, так как духи эти выходят из нор и наводят на тех, кто спит, еще более крепкий сон и напускают разные лихорадки и другие тяжелые болезни» (Тульск.). Также в полдень можно видеть или слышать полевиков и по поверьям Орловщины, Новгородчины.

Очевидно, что полевик, полевой связан с ветром, огнем (искрами пламени) и движением солнца, с полднем и временем летнего расцвета земли. Он персонифицированный полдневный летний свет и жар, способствующий росту хлебов, но оборачивающийся и пожаром.

Облик полевого сливается то с обликом полуденного духа, то с обликом межевого, охраняющего межи, границы полей: «Никогда нельзя спать на межах: сейчас переедет полевик, так что и не встанешь. Один мужик лег таким образом на межу, да, к счастию, не мог заснуть и лежал не спавши. Вдруг слышит конский топот, а на него несется верхом здоровенный малый на сером коне, лишь только руками размахивает. Едва мужик успел увернуться с межи от него, а он шибко проскакал мимо и только вскричал: «Хорошо, что успел соскочить, а то навеки бы тут и остался»» (Тульск.).

По поверьям, полевики часто встречаются именно у межевых ям. Спать здесь нельзя и потому, что дети полевиков («межевички» и «луговики») бегают по межам и ловят птиц родителям в пищу, а лежащего на меже могут задушить [Максимов, 1903]. На Ярославщине считали, что полевики любят появляться у ям, на перекрестках.

Видимо, такому полевику-межевику и оставляли в ночь под Духов день приношения в поле, у рвов: пару яиц и краденого («чтобы никто не видел») безголосого петуха, иначе «полевик истребит весь скот» (Орл.).

Полевик-межевик – «подземный хозяин», обитающий у межевых ям, рвов; он влияет не столько на само поле, сколько на благополучие людей (может «навести» болезнь, погубить скот). На Вологодчине скот поручали попечению полевых «хозяев», «полевого хозяина батюшки», «полевой хозяйки матушки».

Образ полевого – духа созревающего поля и подателя урожая – в поверьях размыт. Ярославцы по окончании жатвы несколько несжатых колосьев связывали и с поклоном оставляли полевому «хозяину». Во многих районах России этот обряд именовался «завивание бороды» (бороды Волоса, св. Ильи, св. Николая, от которых также зависели урожай, плодородие). Очевидно, что колосья в подобных обрядах не столько «борода человека», сколько «борода» самого поля. Возможно, что более или менее определенный образ полевого хозяина не сложился в верованиях русских крестьян и потому, что в XIX в. и вплоть до начала XX в. они продолжали почитать живым существом, дарующим урожай, самую землю, поле; отмечали праздники, «именины» Земли, приносили ей дары. Поэтому образ полевика – «живого поля», с одной стороны, размыт, как и облик волнующейся нивы, а с другой – оттеснен другими «хозяевами» полей и плодородия – Пресвятой Богородицей, святыми Ильей и Николаем.

Появляющийся на межах, перекрестках, обочинах дорог, у рвов и ям полевой любит «шутить» над путниками: «водит», заставляет плутать, пугает (а иногда даже топит) людей, свистит, хлопает в ладоши, «мелькает искрами», кидается головешками.

«Это было лет пятнадцать назад, я была в гостях на родине, пробыла там целый вечер; часов около двенадцати собралась и поехала домой, мне дали в провожатые работника Егора, ехать нам было верст шесть. Это было зимой, на Святках. Не доезжая до деревни версты полторы, вдруг видим, что недалеко от нас в стороне, в мелком лесочке, разложен огонь и круг этого огня народ – несколько человек. Мы оба смотрим в ту сторону и вдруг видим, что из лесу к нам какой-то шар величиной с голову, и как раз лошадь наша запнулась об этот шар и запуталась. Мы видим, что этот шар рассыпается на огненные искры. Завертки у оглобель саней как не бывало, будто кто нарочно их обрубил. Мы до такой степени оба с работником перепугались, не можем слова выговорить. Кой-как одну завертку кушаком привязали, а другую оглоблю работник держал в руках, пока не доехали до поля. Тут уж кое-как работник привязал и другую завертку, и доехали до Большого Двора, а тут и перекрестились: «Слава тебе Господи!» рядом и наш дом. Работнику наказывали только меня проводить да сейчас же вернуться назад, да где тут, мы так испугались, да хоть что дай, так не пошел бы он домой ночью... Вот поутру, идя домой, он зашел и на то место, где мы видели сидящих людей, – нет, никакого следу не оказалось, а на том месте, где споткнулась лошадь, только и остался след. Полагаю, что над нами пошутила нечистая сила – полевики грелись да говенькой [головней] в нас и пустили» (Новг.).

В повествовании из Рязанской губернии полевой, сидя на кочке, «ковыряет» лапти. В целом же рассказов о встречах с полевиками в XIX и особенно в XX в. записано значительно меньше, чем о встречах с лешими, водяными.

ПОЛОЗ ЗМЕЙ – змей – хранитель подземных недр и кладов (см. ЗМЕЙ).

ПОЛУВЕРИЦЫ, ПОЛУВЕРКИ – заклятые, проклятые, похищенные, пропавшие без вести люди; дети, погибшие некрещеными.

Полуверицы имеют человеческое обличье, но «попадают под вид нечистой силы» и считаются «чем-то средним между нечистыми духами и людьми» (Волог.). Полуверицы сохраняют некоторые привычки, обычаи людей, они веруют по-христиански, но как бы «наполовину»: «Полуверицы даже ходят в церковь, молятся до Херувимской песни, а потом уходят и являются к молебну, идут из церкви, пятясь задом» (Волог.). Полуверицы почти неотличимы от людей, лишь застегиваются на «неправильную» сторону: мужчины – по-женски; женщины – по-мужски. В повествовании из Вологодской губернии полуверка – «баба в красном сарафане» идет на богомолье к соловецким угодникам (но движется словно бы под землей, выходит из ямы).

В той же Вологодской губернии на полуверицу смотрели и несколько иначе: она существо, оторванное от людей, но «не принятая в сонм нечистой силы». Пока участь полуверицы не определена окончательно, она скитается, не находя покоя: «Матка выругает дочку, и она уйдет, потеряется. Вот про них говорят полуверок. Оны все ходют и плачут, пока не приняты»; «Одна ходила коров искать, а там на мосту танцевание у чертов. А одна у них была не принята, вот женщина и видела, как плакала она. Это полуверок называется».

Находящиеся посредине между людьми и нечистыми полуверки, как и другие проклятые, пропавшие, могут и вернуться к людям, и навсегда затеряться среди нечистых духов. Возвратить полуверка непросто: вначале необходимо найти и остановить «вечного скитальца», чтобы накинуть на него разрушающий заклятье, проклятье крест. Вернуть полуверка может и колдун, а также молитвы родных, молебны (см. ВОДИЛО, ЛЕШИЙ, ПРОКЛЯТЫЕ).

ПОЛУДЕННИК (ДЕННИК), ПОЛУДЕННЫЙ БЕС – дух полдня.

По поверьям Вологодчины, полуденник может забраться в колыбель и причинить вред ребенку.

На Пинеге полуденный бес – полдневный дух, а полудницы – его дети.

ПОЛУДНИЦА, ПИЛУДНИЦА, ПОЛУДЕНИЦА – дух полдня в облике женщины.

«Полудница, там в горохе сидит, маленькие боялись ей» (Волог.); «Побегу на покос, мама меня полудницей пугала, вот выскочит она изо ржи и утащит» (Волог.); «Полуденица во ржи! Покажи рубежи! Хоть за нами побежи!» (Арх.).

Во многих районах России полудницу представляют «в облике страшной или, наоборот, очень красивой женщины, появляющейся на полях в полдень во время цветения или созревания хлебов, охраняющей посевы» [Черепанова, 1983].

По поверьям Ярославщины, полудница – высокая девушка в белом, обитает в засеянных хлебом полях; она заманивает в рожь детей и «вертит» головы работающим в полдень. В поверьях Архангельской области полудница – женщина с длинными волосами; она сидит на меже, преследует появляющихся на межах людей, опасна для детей.

В верованиях некоторых районов России облик полудницы смешивается с обликами иных существ: полудница – высокая белая женщина, схожая с марой (Яросл.); полудница напоминает жареницу (она красивая женщина со сковородой, закрывающая ею хлеб и травы) (Волог.). Полудница может быть сходна и с русалкой, также сидящей во ржи, гоняющейся за детьми, и с черной волосатой удельницей, обитающей во ржи и опасной для детей, и с «лохматой» кикиморой. По поверьям Южной Сибири, полудница – старуха в лохмотьях, со всклокоченными волосами, обитает в банях или кустах крапивы, охраняет огороды от детей; в Сургутском крае полудницей называли ряженую в шубе навыворот; ее представляли и обросшей волосами женщиной с огромными грудями, которая «косит» людей в полдень. Образ полудницы – страшной косматой старухи, которой пугают детей, – сохранился и в поздней сибирской традиции. По поверьям Архангельской области, полудница появляется и ночью, может показать, как добыть цветок, делающий человека невидимым. (Возможно, «высокая белая полудница» – один из «дневных», «летних» обликов кикиморы, которая «зимой на Святках маленькая, а затем вырастает».)

Обе полудницы – и прекрасная, и страшная – духи полдня: в сущности, они охраняют не только поле, но и сам полдень. Время максимальной активизации солнца полдень – это «межа», разделяющая день, «поворот на вечер», время и сакральное, и опасное. Оно делает очень активными самые разнообразные силы и существа, в том числе исключительно «полдневные». Полдень искони почитался временем полудниц и полуденников, человеку же полагалось отдыхать. Еще в Поучении Владимира Мономаха говорилось: «Спанье есть от Бога присуждено полудне, от чин бо почивает. И зверь, и птицы, и человеци» [Сумцов, 1890].

В некоторых губерниях России (например, в Тульской), напротив, считалось опасным спать в полдень и на закате: полуденные духи, полевики, выходившие из земляных нор при повороте солнца «на вечер», могли «навести» на человека еще более крепкий сон. Так или иначе, но полуденное время «принадлежало» полуденным духам, напоминающим полдневных демонов западноевропейской средневековой традиции; в полдень жизнь человека находится в опасности от «daemon meridianus», который вызывает болезни (моровую язву) [Сумцов, 1890]. Столь же опасны для людей «наводящие болезни» полевики, полудницы. В то же время полудница в созревающих хлебах – это и дух поля, полдневного расцвета земли, и «хозяйка» границы поля, межи.

Появляющаяся только в полдень и в период летнего расцвета полудница, видимо, в истоках – наделенное почти универсальной властью божество: она и персонифицированное время, и смерть, и распорядительница жизни, плодородия.

Рассказы о полудницах в XIX–XX вв. обычно коротки: она возникает во ржи и исчезает; ею пугают детей.

ПОЛУНОЧНИК, ПОЛУНОЧНИК, ПОЛУНОЧНИЦА, ПОЛУНОЧНИЦА, ПОЛУНОШНИЦА АННА ИВАНОВНА, ПОЛУНОЧЬ – духи полуночи; болезнь (детская бессонница); персонификация болезни.

«Говорят, ночью мне поглумило сегодня, полуночь показалась» (Волог.); «Чу, полуночник прошел!»; «Его полуночница гнетет» [Даль, 1882]; «Заметивши, что ребенок просыпается в полночь, говорили: «У него полуночница»» [Авдеева, 1842].

Сведения о полуночнике и полуночи ограничены. Полуночь – это дух полуночи не вполне определенного облика, «растворенный» в полночном времени: «А в полночь полуночь ходит» (Волог.). В.Даль сообщает, что полуночник – род домового, который в полночь обходит всю деревню и возится по задворкам [Даль, 1882]. По поверьям Вологодчины, полуночь сродни домовому, глумице: она появляется и беспокоит людей, «глумится» ночью.

В рассказах Новгородчины полуночница схожа с кикиморой (пустодомкой): это нечистый дух, живущий в пустых хоромах, тревожащий исключительно детей, не дающий им спать.

Полуночница, таким образом, – и домовой дух, и персонифицированное время (полуночный «рубеж;», опасный для человека), и болезнь, бессонница (полуночницей, полуночником в заговорах обычно именуется детская бессонница). Когда дитя не спит по ночам и плачет, обращаются к «полуношнице Анне Ивановне», «полуночной хозяйке», призывая ее оставить малыша в покое: «Взяв дитя на руки, поднять его вверх, трижды ногами его коснуться матицы, при чем трижды плюнуть и произнести: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Полуношница Анна Ивановна, по ночам не ходи, рабы Божьей < имя > не буди! Вот тебе работа: днем играй пестом да ступой, а ночью матицей. Во веки веков. Аминь»» (Арх.).

Дата добавления: 2015-06-28