Нрав Харакани

Абдуллах Ансари и Харакани

Одним из мюридов шейха Харакани был Абдуллах аль-Ансари аль-Харави, который заслужил достойное место в нашей истории благодаря своему произведению «Маназилус-Саирин», в котором он объясняет такие понятия Тасаввуфа, как халь и макам. Известно, что сам он говорил: «Я учился Хадису, Фикху и другим исламским наукам у многих учителей. Моим же учителем в Тасаввуфе является Абу аль-Хасан Харакани. Если бы я не встретил его, то не достиг бы ма’рифат».

Харакани, по единодушному мнению многих источников, был того же нрава, что Баязид Бистами. Он был таким же страстным, опьяненным любовью и, в то же время, таким же трезвым в своих суждениях, как Баязид. Ему принадлежит множество высказываний о фена и бака, сакр и сахв, таухид и вахдат и др., подобных словам Халладжа, говорившего: «Ана-ль-Хак (Я есть Истина)». Очень подробно о подобных его суждениях рассказывается в книге Аттара «Тазкиратуль-аулия».

Харакани, который был знаком со многими учеными и шейхами своего времени и обучался у них, наконец, поселился в родных краях Баязида Бистами, сблизился с его мюридами, продолжившими путь великого шейха, и двенадцать лет посвятил служению его могиле. Эта дверь к истинной любви стала для него дверью и в храм собственного сердца. Любовь к Баязиду, которая с годами только усиливалась, всецело овладела им и вела к Истине.

Будучи из последователей духовного опьянения (сакр) и притяжения к Господу (джазба), он даже понятия сахв (трезвость рассудка) и пробужденность разъяснял с позиции духовного упоения (ваджд). Он говорил: «Трезвостью рассудка можно назвать лишь то, что раб всем телом, с головы до ног, чувствует, что Аллах поминает раба, когда раб поминает Аллаха». Таким образом, говоря об Аллахе, нельзя вести речь с теми, кто говорит о ком-то кроме Него.

Харакани обладал отзывчивым и сострадательным сердцем, он всегда был готов помочь тем, у кого были заботы и трудности. Он говорил: «Если на просторах между Туркестаном и Сирией кому-то в ногу вонзится колючка – она вонзается в мою ногу, если кто-то ударит ногу о камень – это я ударю ногу. И я чувствую его боль. Если в чьем-то сердце печаль, то это – мое сердце».

Он был из тех, кто знал, что истинное служение есть служение созданным Аллаха. Поэтому он говорил: «Ученый, просыпаясь утром, желает, чтобы сегодня увеличились его знания. Аскет – чтобы увеличилась его богобоязненность. Я же озабочен тем, чтобы наполнить сердце хотя бы одного мусульманина счастьем, чтобы обрадовать его».

Он, подобно Рабии Адавийи и другим мутасаввифам, превзошел мысли о рае и страх перед адом. Об этом он говорил: «Я не говорю, что рая и ада не существует. Я имею в виду то, что их, как таковых, не существует для меня, так как оба они являются творениями. Я же стремлюсь не к тому, что создано, а к их Создателю».

О бессмысленности хвастовства знаниями он говорил так: «Каждый до тех пор, пока не узнает, что ничего не знает, хвалится своими знаниями. Узнав же о том, что фактически ничего не знает, человек начинает стыдиться, что является тем самым моментом истины и истинного познания. Ведь истинным знанием является знание того, что ты ничего не знаешь».

О том, где и когда место миру и вражде, он говорил следующее: «Мир следует заключать с людьми, враждовать нужно с нафсом».

Мирскую жизнь он сравнивал с тенью: «Когда ты преследуешь ее – она твой повелитель, когда ты удаляешься от нее, ты становишься ее повелителем».

Дата добавления: 2015-06-28