Он как поэт

После закрытия текке

Его председательство в Совете Шейхов

Его второй визит в Стамбул

По настойчивым просьбам и приглашению своих почитателей, М.Ас’ад Эфенди в 1324/1908 году вновь возвращается в Стамбул. Там он перестраивает и расширяет свою текке Келами. Когда освободилось место шейха в текке Селимийе в Ускударе, М.Ас’ад Эфенди занимает его, затем на это место назначает своего сына Мехмеда Али Эфенди. Иногда он и сам появлялся здесь, помогая своему сыну вести духовное наставничество. Говорится даже, что еще до того как в Анкаре началось Национальное Движение, Февзи (Чакмак) Паша, ставший известным как один из участников этого движения, неоднократно встречался с М.Ас’адом в этой текке.

До 1330/1914 года Ас’ад Эфенди был членом, а после этого – председателем Совета Шейхов. Во время своего председательства в Совете Шейхов он занимался реконструкций текке, назначением на должности шейхов полномочных людей и воспитанием мюридов надлежащим образом. Заслуживший любовь падишаха Султана Решада, Ас’ад Эфенди направляется в хадж во главе «процессии Сурры». А в 1331/1915 году он освобождает место Председателя Совета Шейхов.

М. Ас’ад Эфенди воспитал очень много преемников, поэтому у него были тысячи мюридов в Стамбуле, Анатолии, Югославии и Болгарии. И даже тот факт, что в первые годы образования Турецкой Республики (1925), когда текке и все остальные религиозные заведения начали закрываться, текке Келами продолжала оставаться одним из тех немногих прибежищ, которые принимали и простых людей, и ученых мужей, и государственных деятелей, и, как об этом сказал известный датский исследователь Карл Ватт, гостивший в эти дни в текке, играла важную роль в духовной жизни (см. Келами Дергахындан Хатыралар, Анкара 1993).

После того как текке стали официально закрываться, М.Ас’ад Эфенди ушел в затворничество в своем доме в Эренкёй-Казаскере, но, несмотря на это, внимание к нему со стороны его почитателей не уменьшилось. После того как 23 Декабря 1930 года произошли известные Менеменские события, он был арестован и обвинен в участии в этих событиях. Его приговорили к смертной казни. Но из-за его преклонного возраста смертную казнь заменили пожизненным заключением, а его сын М.Али Эфенди был казнен.

М.Ас’ад Эфенди скончался ночью 3-4 Марта 1931 года в возрасте 84 лет в военном госпитале Менемена, где лечился по поводу уремии. Существует версия о его отравлении.

Несмотря на то, что его родным языком был турецкий, он также хорошо владел арабским, персидским и курдским языками. Об этом свидетельствуют его Диван и другие. Что же касается искусства его владения турецким языком, то об этом Хусейн Вассаф говорил: «Его точность в выборе слов и глубокий смысл, который он в них вкладывает, оставили его имя на лучших страницах мировой литературы».

Несмотря на то, что Ас’ад Эфенди был поэтом, воспитанным и вышедшим из текке, он, помимо тасаввуфической поэзии, был талантлив и искусен и в поэзии стиля «диван». О его таланте и искусности в турецком языке Наджип Фазыл говорил, в частности: «Читая произведение Ас’ада Эфенди Кянзуль-Ирфан, нужно отдать должное как верности автора (самому) первоисточнику, так и его непревзойденному умению пользоваться Османским языком…» «Что же касается его стихов, то они указывают на утонченный нрав и чувственность Шейха Ас’ада Эфенди…» (Сон Дервин Дин Мазлюмлары, Стамбул 1989, стр. 169-170).

В силу того, что М.Ас’ад Эрбили был не только духовным деятелем, но и ученым, он еще при жизни смог снискать себе среди людей славу, почет и уважение. Так, говорится, что когда он был еще в Эрбиле, один из страстных его мюридов видел такой сон: «Две руки Ас’ада Эфенди, посреди которых остается Стамбул, дотягиваются от Эрбиля до Балкан». Этот сон стал реальносью уже пятьдесят лет спустя, когда ученики и мюриды Ас’ада Эфенди рассеялись по всему свету: от Анатолии до Албании, Болгарии и Сербии.

Ас’ад Эфенди, обладая нравом Мухаммада (саллаллаху алейхи ва саллям), был щедрым и самозабвенным повелителем сердец. Передается, что незадолго до смерти он говорил: «В первые годы нахождения в тарикате я чувствовал такое, о чем говорил: «О Господь, позволь мне предстать перед Тобой нагим. И, если есть у меня хоть что-нибудь из деяний моих, что примешь Ты, я поделюсь этим с грешным рабом Твоим». Я и сейчас полон таких чувств».

Ас’ад Эфенди говорит: «У меня были сомнения относительно двух вещей. Но после того как я познакомился с Мактубатом Имама Раббани, все мои сомнения рассеялись:

а. Почему в некоторых тарикатах считается, что духовный рост возможен без риязата, тогда как основой тасаввуфа является следование сунне?

Ответ на этот вопрос я нашел в Мактубате Имама Раббани: «Если желудок будет наполнен чистой и дозволенной пищей, то и в мыслях не будет возникать ничего телесного. Зикр и размышление будут легкими и приятными. Но если нафс не получит того, что ему положено, то это будет препятствовать его спокойствию».

б. Как это возможно, что после «фена кальб» сердце вновь посещают телесные мысли?

Ответом на это стало: «Телесные мысли, посещающие сердце, достигшее степени «фена кальб», не могут причинить ему вред, а, напротив, сердце продолжает выполнять свою функцию».

Рассказывается, что один японский генерал, став мусульманином, приехал в Стамбул. Там он некоторое время остается в текке Келами Ас’ада Эфенди, посещая его кружки зикра. Он также посещает и другие текке, в которых также присоединяется к кружкам зикра. Позже о своих впечатлениях этот японских генерал говорил: «В зикре имени Всевышнего «Аллах, Аллах» заключено много энергии. И, если бы и падишахи говорили всегда «Аллах, Аллах», то не было бы нужды решать все силовым методом».

Говорится также, что однажды к Ас’аду Эфенди пришел сторонник идеи Единства и Прогресса и сказал: «Аллах повелевает: «Совершайте ду’а, и Я приму ваши ду’а» (аль-Гафир, 40/60), тогда как мы совершаем ду’а, но Он нам не отвечает и наши ду’а не выполняет. Неужели мы что-то неправильно понимаем?» На это Ас’ад Эфенди отвечал:

«Для того чтобы ду’а была принята, существует целый ряд условий, которые необходимы. Если эти условия не соблюдены, не последует и результата. А в том, что некоторые ду’а не принимаются, есть много мудрости. И в том, что иногда ду’а исполняется не так, как желал и ждал раб, скрывается намного большее благо (см. аль-Бакара, 2/216). Также, например, если больной малярией захочет мед, ему не дают его сразу же. Так как мед при малярии противопоказан. Да и к тому же, этот аят можно понять и в другом смысле: «Зовите Меня, и Я приду к вам».

Рассказывается, что в другой раз к Ас’аду Эфенди пришел неверный, который стал в его присутствии поносить мусульман. Он говорил: «Все плохое – от мусульман, ложь и воровство – все от них. Это что за религия?»

На это Ас’ад Эфенди сказал:

«Все, о чем ты говоришь, лишь подтверждает величие нашей веры. Ведь только из-за того, что все другие религии являются ложными, шайтан не обращает на них особого внимания. Ведь вор не войдет в пустой дом».

Взор Ас’ада Эфенди был острым, а слова проникновенными. Среди его мюридов и преемников было много обладающих проницательностью и таваджжух. Передается, что однажды Ас’ад Эфенди приехал с визитом в Эрбиль. Люди со всех близлежащих селений стали стекаться, чтобы увидеть шейха. Среди них был и один юноша, который пробрался к шейху через всю толпу. Ас’ад Эфенди спросил его, умеет ли он читать и писать и вступил ли в тарикат или нет. На что тот дал такой ответ:

«Читать и писать не умею. И еще не вступил в тарикат. Я полюбил девушку из нашей деревни. И просил её руки у отца. Но он не разрешил. Тогда староста деревни отправил меня в армию. Пока я был в армии, тот женил своего сына на этой девушке. И поэтому, пока я не убью кого-то из них в отмщение, не войду в тарикат».

Услышав такое, Ас’ад Эфенди с удивлением сказал лишь: «Неужели?!» и, знаком указав одному из своих преемников, Шамсуддину, чтобы тот занялся молодым человеком, отправился совершать омовение. Когда он вернулся, то увидел этого юношу бегающим взад и вперед верхом на палке, уподобив ее лошади. Немного побегав, он опять пробрался через всю толпу и подошел к шейху. Подойдя к Ас’аду Эфенди, юноша, на которого до этого путем таваджжух воздействовал Шамсуддин Эфенди, сказал: «Возьмите меня в тарикат». На что Ас’ад Эфенди сказал:

«Ведь ты собирался убить человека?» На что тот сказал: «Это прошло». И когда он еще раз попросил взять его в тарикат, Ас’ад Эфенди сказал: «Твой шейх – Шамсуддин Эфенди». Но тот возразил: «Нет, – не он, ведь я знаю, это – вы». Ас’ад Эфенди всегда отдавал предпочтение людям уравновешенным против эмоциональных и говорил: «Нам нужны люди спокойного нрава».

Хадис, в котором говорится: «Самые благие из моей уммы это те, кто носит Коран», он толковал следующим образом: «Это те, кто постоянно читает Священный Коран, следует его повелениям, оживляет свои ночи намазом тахаджуд и зикром». А не так, как некоторые говорят, что речь идет лишь о хафизах Корана. Ведь куда годятся хафизы, которые не живут по повелениям Корана и даже не совершают намаз? Ведь в самом Коране о таких говорится: «Те, кому было велено придерживаться Торы, они же не соблюли ее [заветов], подобны ослу, навьюченному книгами» (аль-Джума, 62/5). Какая польза вьючному животному от тех книг, которые он на себе таскает?

Аят Священного Корана, в котором говорится: «И тогда образуется из вас община, которая будет призывать к добру, побуждать к благому и отвращать от дурного. И будут такие люди благоденствовать» (Али Имран, 3/104), Ас’ад Эрбили Эфенди толковал следующим образом:

«О мусульмане! Пусть часть из вас изучит религию и призывает других людей к истинному единобожию и жизни по исламу. Пусть часть из вас живет по шариату и здравому смыслу и повелевает это остальным. Пусть тот, кто освободился от того, что противно шариату и здравому смыслу, остерегает от этого и других. И только такие обретут истинное спасение. Но, если они не станут следовать в своей жизни тому, что узнали, следуя тому, что повелевает и запрещает Всевышний Аллах, тогда у них нет никакого права призывать к этому других. Равно как и не будет пользы от их призыва. Всевышний Аллах, без сомнения, возложил на мусульман как фард-кифайа обязанность воспитать особую группу людей, совершенных по знаниям и поступкам, для того чтобы они освободили народ от невежества и греховности и озарили светом божественного знания. И, без сомнения, возложил эту священную обязанность на шейхов тарикатов, обладающих скрытыми и явными знаниями».

Ас’ад Эфенди очень любил Ибн Араби, он был согласен с его идеей вахдат-и вуджуд, но не соглашался с теми, кто говорил, что это подразумевает «единение в уединении». Говоря об этом, он приводил аят: «Где бы вы ни были, Он всюду с вами» (аль-Хадид, 57/4) и объяснял: «Постоянное присутствие, о котором говорится в священном аяте, не имеет отношения ни к какой-то конкретной личности, и ни ко времени, равно как это не связано ни с единением или уединением. Напротив, это присутствие, которое вопреки всякому времени и месту, подобно молнии, может явить и воплотить Сущность Всвевышнего, там, где это Ему необходимо. То есть Всевышний Аллах знает все, что мы делаем и чувствуем, Он видит это и вершит над этим Свою волю. Все, что есть на небесах и земле, принадлежит Ему. И только Он вправе награждать и наказывать каждого в соответствии с его деяниями. Насколько поразительно поведение тех, кто, зная этот аят, скрывает от людей свои дурные поступки, но осмеливается совершать их на виду у Всевышнего Господа. И можно ли о таких говорить как о разумных?»

Давая также толкование аята: «Почему вы не расходуете на пути Аллаха?» (аль-Хадид, 57/10), он уделяет особое внимание следующему:

1. Каждый знает, что живущий на съемной квартире, переезжая в другую, забирает с собой все свои вещи, не оставляя там ничего из своих вещей, то почему же те, кто отправляются в могилу, свое пристанище вечности, не берут с собой даже часть из того, что им дорого, и что им непременно пригодится. Это, воистину, удивляет и ошеломляет.

2. Истинно, что все то, чем наделяет Всевышний Аллах Своих рабов, рано или поздно покидает их. И поэтому нет сомнения в том, что расходование своего имущества на пропитание бедняков, одежду неимущих, постройку мечетей и снаряжение исламской армии непременно обернется славой и воздаянием. А тот, кто из-за скупости своей или из-за недопонимания аятов Священного Корана и хадисов Досточтимого Пророка (саллаллаху алейхи ва саллям) славе великодушия предпочитает заболевание жадности, то есть не желает тратить лишнюю часть своего имущества на вышеупомянутые нужды, с приходом смерти должен будет со всем этим расстаться, чем заслужит гнев и наказание Всевышнего, и это печалит.

Ас’ад Эрбили Эфенди был не только хорошим ученым, но и талантливым поэтом. Два стихотворения, которые мы приводим из его дивана, как раз созвучны с его глубоким духовным миром, полным чувств и любви.

Передается, что слова из второго стихотворения: «Возможно ли омыть погибшего во имя любви, если все стало пламенем», он написал, предчувствуя свою мученическую смерть. Это можно считать его караматом.

* * *

Любимый мой, душа моя желает света от Твоей красоты. О мой Целитель, глаза мои жаждут сурьмы пыли пути, который ведет к Тебе.

То, что гнетет и омрачает мое сердце, – это грязь грехов моих. Спаси, о Источник всех благ, мрак сердца моего желает развеяться.

О Шах всех Посланников, успей на помощь к нам в День Суда Великого, ведь нуждается ослушавшийся в заступничестве твоем.

Нет облегчения в слезах, и нет помощи в покаяниях и мольбах. Ведь ноша грехов моих облегчится лишь через помощь Шаха пророков (саллаллаху алейхи ва саллям).

О целебный источник для уммы, ухватился я за спасительную полу одежды твоей.

О Мухаммад, к тебе прибегаю я, ведь больная душа моя желает найти исцеления.

Влюбленные в прекрасный лик твой, несомненно, не станут желать без тебя ни богатства, ни власти, ни положения, ни развлечения.

Ах, если хотя бы раз Ас’ад, ничтожный раб, желающий пожертвовать собой ради тебя, увидел тебя и возрадовался твоей совершенной красоте.

* * *

Любимый мой, красота твоя проявилась во всем и повергла все в пламя: пламенеет весна, пламенеет роза, пламенеет соловей, пламенеет колос, пламенеет земля, пламенеют шипы.

Всех влюбленных воспламеняет свет красоты твоего лица. Пламенеет душа, пламенеет сердце, пламенеют глаза, роняющие слезы.

Что может быть еще, кроме души и сердца, томящихся и тоскующих по красоте твоего лица? Любимый мой, приди и увидь, как горит сердце мое, тоскуя по тебе.

Возможно ли омыть погибшего во имя любви, если все стало пламенем? Тело его – пламя, кяфан – пламя, вода – пламя.

Я отказался от развлечений души и отдыха сердца. Отдых – пламя, тяготы – пламя, бегство – пламя и постоянство – пламя.

О Шах мой, что мне сделать, чтобы развеять печаль моей души. Печаль – пламя, то, что дает успокоение – пламя, желание радости – пламя.

Так нет, что еще нужно Ас’аду, если тот, чьи щеки подобны розам, воспламенит его своим взглядом?

* * *

Дата добавления: 2015-06-28