Небо перемахну

Лететь

Желанье

И влетел

в окно столовой» [17, Т. 6, С. 249]

«…прямо

по небу

разводят танцы.

Не топоча,

не вздымая пыль,

грациозно

выгибая крылья,

наяривают

фантастическую кадриль» [17, Т. 6, С. 254-255]

«…из небесных лон

впархивает

крылатый почтальон» [17, Т. 6, С. 243].

Маяковский значительно расширяет горизонты будущего утопического «порхания» над землей, давая читателю понять, что летающему пролетарию будет под силу уноситься на своих крыльях в открытый космос:

«…небо раза три облетали.

По млечным путям

за кометной кривизной …» [17, Т. 6, С. 254]

«… полетели

с Петькой

ловить комету …» [17, Т. 6, С. 252].

В начале повествования о «грядущих днях» Маяковский отмечает, что быт и человек будущего изображаются им «для шутки». Однако в заключительной главе «Пролетария» с «говорящим» названием «Призыв» автор опровергает мысль о ее шуточном характере, агитируя советского человека к покорению воздушного пространства:

«Рабочий!

Крестьянин!

Проверь на ощупь,

что

и небеса –

твои!

Стотридцатимиллионною мощью

напои!

Довольно

ползать, как вошь!

Найдем –

разгуляться где бы!

Даешь

небо!» [17, Т. 6, с. 260-261]

По Маяковскому, реализация идеи полета и все будущее благоденствие человека зависит только от него, от его воли и стремления к заветной цели.

Такой оптимистический максимализм присущ и Маринетти. Оба автора вдохновенно и уверенно заявляют о том, что ключом к возможности полета является внутренний сильнейший порыв человека, его усилие над собой, эмоциональная и волевая концентрация. В целом в трудах Маяковского и Маринетти мы не обнаруживаем конструктивизма и реальных основ для воплощения в жизнь их смелых замыслов, поэтому благодаря подобным высказываниям они причисляются к категории сугубо утопических.

Глава 2. 3. Смерть времени и пространства; регуляция природных явлений человеком будущего

В Первом манифесте футуризма Маринетти писал: «К чему оглядываться назад, раз нам нужно высадить таинственные двери невозможного? Время и Пространство умерли вчера. Мы живем в абсолютном, т. к. мы уже создали вечную вездесущую скорость» [12, С. 107].

Весьма любопытно, что позднее, словно немного «протрезвев» от своего вопиющего утопизма, итальянский футурист выражался несколько скромнее, видимо, признав преждевременность своих громких заявлений: «Мы создаем новую эстетику скорости, мы почти разрушили представление пространства и необычайно умалили представление времени. Мы придем, таким образом, к уничтожению года, дня и часа» [12, С. 92].

В «Летающем пролетарии» Маяковский, фактически, провозглашал смерть времени и пространства в будущем.

«… В пять минут

во всю длину » [17, Т. 6, С. 250].

«…Стемнеет,

а игры бросить

лень;

догонят солнце,

и - снова день » [17, Т. 6, С. 249].

По замыслу поэта, это должно было осуществиться посредством скорости – одной из главных категорий футуризма и итальянского, и русского. Он писал:

«С часами

скорость

творит чудеса:

шло

в сутки

двое сполна;

два солнца -

в 24 часа;

и дважды

всходила луна.

Когда ж

Дата добавления: 2015-06-28