РЕПЛИКА: Он говорил «братья и сестры»

О да, когда допекло, в июне 1941-го, Сталин мог еще и не то сказать, но этого не было в его идеологии. В гробу он хотел видеть всех братьев и сестер, не говоря уже о дедушках и бабушках. Гитлер был в этом отношении чрезвычайно осторожен И отсюда - я вам уже говорил - у него не могло быть советского лозунга «Народ и партия едины». А какой был лозунг? «Народ и государство едины». Это ведь очень важно! Вообще слова безумно важны. Потому что, не произнося каких-то слов, вы не сможете многое делать. И вы сами знаете ваше собственное политическое мышление только из вашей же речи.

И еще один очень важный момент, может быть, на сегодняшней лекции важнейший. Пусть установлено, что в одном случае тоталитарная, в другом случае не тоталитарная власть; что в одном случае абсолютная (1917 года), в другом случае не абсолютная революция (в Германии). Но неизбежен вопрос: кто является субъектом абсолютной революции? Или, возвращаясь к тому, что было сказано об условиях революции вообще: что такое субъект абсолютной революции? Говоря о политической власти, мы говорили о том, что, строго говоря, субъект во всех случаях является субъектом определенного типа политической рефлексии. С точки зрения политической философии, оказывается, что субъект абсолютной революции является - вспомните операциональное и феноменологическое определение политической власти - субъектом политического действия. А мы уже знаем, что политическое действие - это действие, направленное субъектом на объект этого действия.

Каков же объект политического действия субъекта абсолютной революции? Разумеется, на ум приходит ответ: объект - прежняя политическая власть, ее разрушение. Вздор! Так абсолютная революция не делается. Естественным объектом субъекта абсолютной революции, естественным объектом его политического действия является не власть, не государство, а народ, без которого невозможно сделать ни одного шага даже в самой верхушечной революции. То есть в каком-то смысле любая абсолютная революция борется с народом, революционизируя его, с его согласия или без его согласия. И только когда это революционное действие завершается на этом объекте - народе, населении, - возможно радикальное изменение государства и политической власти.

Как мы об этом уже говорили, народ является объектом крайне неопределенным. Попробуйте определить народ. Возможно ли феноменологическое или просто операциональное определение народа? Каждый из нас знает, народ - это центральный термин всех политических демагогии и фальсификаций. Народ - обычно страдающий, не устает он этого делать. Народ - торжествующий (тоже не устает). Народ - ненавидящий (то же самое). А ведь понятие народа - если не говорить о чисто этнических, этнографических и лингвистических признаках- абсолютно неопределенно. Замечательно определение народа, данное гитлеровским идеологом Хаусхофером: «Немецкий народ - это люди, которые думают, говорят и действуют по-немецки». Как это вам? Ну чушь собачья, разумеется. Кстати, тот же Хью Тревор-Ропер говорил, что ни один советский руководитель под Сталиным никогда бы не мог сказать той чуши, которую говорили немецкие идеологи под Гитлером. Почему? Но они же были в каком-то смысле самостоятельными людьми. Гитлер мог им сказать, как он два раза говорил Хаусхоферу (он его уважал, потому что Хаусхофер был очень образованным человеком): «Вы знаете, доктор, - у него была докторская степень, как у Геббельса и как у многих из нас; вы знаете, что это стоит, - вы, по-моему, с вашим определением народа проваливаетесь в какую-то мистику». На что Хаусхофер отвечал: «Mem Fuerer! Ich bin ein Mistiker!» («Я мистик!»). Представляете, если бы Молотов это сказал Сталину? И где бы он оказался? Вторым секретарем Подольского райкома партии в самом лучшем случае. Более того, на самом деле Гитлер так и думал, как Хаусхофер, что понятие народа в своей основе мистично. То есть Гитлер идеально подтверждает мой тезис, что объект революционного действия par excellence по определению, по преимуществу - неопределенный.

Теперь дальше. Политическое действие субъекта абсолютной революции должно быть предельно, абсолютно актуализировано. Оно всегда направлено на настоящее. Поэтому в своей революционной деятельности Ленин был абсолютным прагматиком данного момента. Абсолютность абсолютной революции характеризуется еще и абсолютным актуализированием каждого шага революции. Революционное действие, с одной стороны, феноменологически замыкается на непрерывно варьирующей неопределенной сущности, именуемой народом, нацией, расой, всем земным шаром, империей. Но, с другой стороны, оно исходит из идеи об абсолютно определенном субъекте.

Ленин употреблял Маркса, вклеивая в свои работы целые страницы: «При коммунизме унитазы будем делать из золота». Но почему - Ленин?

Кто субъект абсолютной революции? Субъект - это очень важно, это почти мифология - обязательно поименован. Это Марат, Робеспьер и Дантон, это Ленин, Мартов, Троцкий, Свердлов. Какое счастье, что они были смертны и умирали, когда их убивали или от чахотки, как Свердлов. Я когда-то делая списки из газет и плакатов, меня интересовало число этих субъектов. Число субъектов Великой французской революции варьировалось где-то между четырьмя и шестью, но очень быстро редуцировалось. Субъект определенен, один ли это субъект или их шесть. Но интересна тенденция численной определенности субъекта к еще большей определенности. Нет другого политического феномена со столь сильной тенденцией к редукции субъекта к одному человеку, как в абсолютной революции. И посмотрите, если такой редукции еще не случилось, то проходит какое-то очень короткое время, и она начинает работать. Ведь во время якобинской диктатуры сначала все таки был минимум «коллегиальности»: Робеспьер, Дантон, Марат. Потом, слава богу, когда Робеспьер разделался с жирондистами, они убили Марата, главного его соратника (о чем, конечно, и мечтать не мог Робеспьер, ненавидевший и презиравший Марата). А уж потом удалось убрать Дантона как тайного консерватора и английского агента. Он был гильотинирован. С кем оставалось разделываться? Всё, Дантон был убит, Марат тоже, с жирондистами разделались, осталось разделаться (я с удовольствием употребляю советскую партийную терминологию) с леваками, они мешали якобинской диктатуре. Ведь леваки в каком-то смысле осознавались робеспьеристами как маргиналы, буквально в вульгарном употреблении сегодняшнего дня. Робеспьер проводит экстренные процессы Эбера, Камилла Демулена, бедного парня, и гильотинирует всех леваков. Всё в порядке - он единоличный диктатор. В России, ну «отсталая страна», больше времени на это понадобилось, но не забывайте, в России была и затянувшаяся Гражданская война, и НЭП, и вообще черт в ступе.

Другой пример - поначалу еще не абсолютная революция, а нормальная, которую произвел Гай Юлий Цезарь. Он ведь с самого начала искренне (клянусь, я читал; очень много об этом не наши историки, а римские писали) ратовал за коллегиальность в управлении и был в триумвирате. Но потом стали случаться неприятности. Потом краткая гражданская война, приходится убить Помпея. На полтора года - а больше и не надо - Цезарь стал диктатором Рима. А потом его убили Брут и Кассий, заметьте, его же аристократические родичи (если не говорить о гипотезе, что Брут был его незаконным сыном). За что они его убили? Они были принципиальными консерваторами-республиканцами. Вот они его убили идейно. Так же идейно, как эсерка Каплан стреляла в Ленина (эсеры ведь тоже - «консерваторы» революции), Октавиан Август разделался со всем окружением Цезаря, наведя Марка Антония на Брута и Кассия. Один наткнулся на свой собственный меч, другому отрезали голову, выкололи глаза, и бог знает что. В итоге великий завершитель римской революции Октавиан Август остается один. Фактически, конечно, со своей женой, которая играла огромную роль, страшную, в управлении страной, то есть Римом. И все: идет развитие империи и страшные полвека, фактически 37-й год, растянувшийся на 45 лет. Жуткое было время.

Еще одна черта абсолютной революции - любой, где бы она ни случилась, - абсолютная революция должна оставаться принципиально незавершенной. Это ведь безумно интересно. Конечная цель абсолютной революции, где бы она ни случилась, непонятна: то ли счастье всего человечества, то ли власть во всем мире, то ли новый рай, то ли снискание Духа Святого. Но это момент, который предельно ясен как в германской, жалкой, конечно, идеологии гитлеровского прихода к власти, так и в гораздо менее жалкой ленинской предреволюционной идеологии. Что являлось конечной целью русской революции 1917 года, вы можете сейчас вспомнить? Революция во всем мире, которая потом была запрещена Сталиным и превратилась почти в господство во всем мире. Но это детали. Интересно сейчас только одно: принципиально цель любой абсолютной революции не может быть четко сформулирована - по самому определению абсолютной революции. Пол Пот когда-то выпустил замечательную брошюру, где он писал: «Отныне красный кхмер будет подыматься с земли на небо и господствовать над землей и небом». Безумно точно, да? Правда, мои коллеги мне возражали, в том числе один почитатель Пол Пота, которого потом там же случайно застрелили во время его научной командировки, что Пол Пот валял дурака. Не верю, не валял он дурака.

Помните, я вам говорил, что в документах любой абсолютной революции - Октябрьской, полпотовской, эфиопской, северокорейской - один и тот же очень забавный феномен: отсутствие стратегии. Мы живем сегодняшним днем, надо сейчас все сделать. Например, коллективизация планировалась - ведь сейчас в это практически невозможно поверить - со дня на день, а иногда с часа на час. Что остается? Тактика. И явное превалирование революционной тактики над стратегией. Вообще многие революции были лишены стратегии. Это впервые очень остро отрефлексировал - я не боюсь, говоря об этом человеке, сказать, что у него голова работала очень неплохо, - Владимир Ильич Ленин, когда наступил крайне неприятный и холодный 1918 год и революция оказалась в опасности. На самом-то деле что оказалось в опасности? Молодое, только что вылупившееся из яйца и еще не оформившееся тоталитарное государство в его еще первой, личиночной форме Советов. И в начале 1918-го Ленин запаниковал. Вы знаете, что было в Петрограде? Вы знаете, какую тюрьму Петросовет сделал главной тюрьмой? Петропавловскую крепость, переселив туда часть народа из классических «Крестов». И вы можете себе представить, паника была такой, что сбежала охрана! Матросики сбежали и красногвардейцы, потому что они боялись, что сейчас грянет Юденич и их всех убьют в одну секунду. Ну перетрусили ребята. Но ведь и сам Владимир Ильич испугался безумно, он решил, что это конец молодого государства - заметьте, он не сказал «конец революции». Революция была уже сделана, она уже была позади. Не «военный переворот» продвинутых московских интеллектуалов, а настоящая, уникальная в истории, вторая после французской абсолютная революция. Кто вам скажет, что это был военный переворот, возьмите близлежащий тяжелый предмет и по башке его: молчи, мол, дурак. Теперь стала несущной проблемой стратегия. Точнее, ее отсутствие, которое снова и снова наблюдается в наиболее важных политических ситуациях начала XXI века. Неотрефлексированная стратегия - это не стратегия.

Но все-таки перейдем к самой серьезной, целевой черте абсолютной революции. Революция как направленная по определению и по преимуществу не столько на уничтожение государства, сколько на народ, который должен это сделать, а потом оказаться в пространстве нового, уже тоталитарного государства, революция объективно преследовала важнейшую и безумно трудновыполнимую цель. Об этой цели написаны тома. И это не только докторские и кандидатские диссертации. Это письма большевиков, письма первых деятелей советской власти, письма десятков, сотен людей, которые оказались причастны к власти. Заметьте, за одним исключением - один человек таких писем не писал. Кто? Сталин. Основной внутренней целью революции была не отмена прежнего государственного строя, а радикальная трансформация мышления людей. Я же вам говорил, объект - самое главное для революции. Народ, а не царская семья, не Зимний дворец и вся эта мифология. Народ. Главной и основной целью была отмена - заметьте, дамы и господа! - не трансформация, а отмена всего прежнего образа жизни. Образ жизни - это образ жизни народа. Один человек, который идиотски желал революции и восторженно ее приветствовал (вы помните этого человека? - Блок), в известной статье в отчаянии писал: «Мы переживаем самую страшную потерю - образа жизни, реального быта». Запаниковал старик. Сначала приветствовал революцию, а потом увидел, что что-то не так. Запаниковал и Алексей Максимович. Но пришел в себя и в 1932 году написал замечательное письмо, я процитирую начало: «Наш самый страшный враг - не капиталистическое окружение, не остатки белогвардейцев, не шпионы и диверсанты. Наш самый страшный враг - образ жизни этих людей, который должен быть выкорчеван до основания. А если они не захотят, то они будут полностью исключены» - он буквально так подчеркнул - «полностью исключены из нашей новой жизни». Надо вам сказать, есть такие строки у великого гуманиста, на которые бы Геббельс никогда не решился! И он не был циником, он в том, что говорил, был убежден. Правда, года через два он изменил свою точку зрения, решив, что со шпионами и диверсантами тоже надо бороться путем тотального уничтожения. Но главное - это растоптать быт, который он ненавидел. То есть его ненависть, я хочу взять в кавычки, «к простому реальному русскому человеку, к Ваньке» (он так и говорил - «Ванька») не знала равных. Да Сулла по сравнению с ним был великим гуманистом. То есть это замечательный и очень типичный для русской абсолютной революции рефлекс - полный негативизм и нигилизм по отношению к русскому быту сначала, а потом к любому быту, к любому образу жизни. Не правда ли, это очень интересно? И не есть ли это «негативный предел» политической рефлексии?

Абсолютных революций в истории было не так мало - для людей тех стран, где они происходили, их было более чем достаточно. Их было, скажем, одиннадцать. Все остальные были революциями не на пределе политических рефлексий.

Можно подумать, что эта борьба с образом жизни и с его носителем, объектом - народом, населением, была единственной стороной революций, в отношении которой появлялись стратегические моменты.

И, наконец, последняя черта абсолютной революции. Ее демонстративный - не только не скрываемый, а подчеркиваемый - максимализм. То есть «все или ничего». В этом смысле Гитлер пытался ввести этот принцип только в вопросе о евреях. Гитлер, скажем, говорил, что надо уничтожить всех евреев, в скобках - цыган тоже обязательно. Ну, в конце концов, это максимализм в известных рамках. Но Горький говорил: «Все, кто будут цепляться за старое, будут устранены» - это пример революционного максимализма, от которого Горький стал постепенно вылечиваться только тогда, когда его уже собирались отравить (или это легенда - не настаиваю, не важно). Когда было, помните, «шахтинское дело», дело буржуазных специалистов? Читаем письмо Горького к тогдашнему «советскому Сен-Жюсту»: «Дорогой Генрих (Ягода. - Прим. ред.)» - это народному комиссару внутренних дел, который, по- видимому, отравил своего предшественника Менжинского, - «я с негодованием прочел о решении Верховного суда по «шахтинскому делу». Только четверо расстреляны - это же безобразие, расстрелять надо было всех». Можете себе представить: писатель-гуманист?

Но он не дожил до того времени, когда Ягода был пытан и расстрелян в свою очередь людьми Ежова. И уж, конечно, до того года, когда Ежов был страшно пытан и расстрелян людьми Лаврентия Павловича. Но надо сказать, все это уже к революции, даже к абсолютной, имело очень далекое отношение.

Вы знаете, до чего дошел этот максимализм? В одном письме Робеспьера к девушке, которую он всю жизнь платонически обожал (Робеспьер был врагом физической любви, убежденным причем; он был вполне здоровым человеком, но убежденным противником всего этого, согласитесь, дамы и господа, гадкого и противного), он ей писал: «Мой ангел, когда все это будет уничтожено и станет вчерашним днем, я с тобой навсегда соединюсь». Ведь это же замечательно, плакать хочется от восторга! Это был человек, который плавал в крови. Причем замечательно, что этот максимализм носит не мифологический, а абсолютно интеллектуально проработанный и иногда даже технически разработанный характер. Это не какой-то максимализм древнегреческого мифа, где Кронос пожирает своих детей и где одни небожители устраивают каннибалическую пирушку, пожирая других. Нет, это сознательный и очень четко отрефлексированный максимализм по формуле «или - или, если нет - то», «если так - то, если не так - это». И этот максимализм воспроизводится идеально - так же как и негативизм и нигилизм - в отношении любого быта, любого образа жизни, четко воспроизводится на каждом шагу всех одиннадцати случившихся в истории абсолютных революций.

Можно их назвать. При всех оговорках, первая абсолютная революция (я включу сюда и неудавшиеся - это очень важно, ряд из них не удался) - это, конечно, Октавиан Август. Эта революция шла до окончания клана и рода Юлиев - Клавдиев - Друзов и завершилась идеально - на Нероне. Это была первая революционная фаза и установление квазитоталитарных режимов. Они были настоящими по основным признакам, во всяком случае - по признаку всепроникаемости государственной системы. Второй случай - только одна фаза революции (не абсолютной) Оливера Кромвеля. Потом он стал крутить назад, но и эта фаза, вы знаете, в кратчайший срок привела к разгрому и могла закончиться уникальным в истории почти полным уничтожением народа Ирландии (знаменитая экспедиция в Ирландию). Но это частично - советую это не брать. Третья - Великая французская революция. Четвертая - Октябрьская революция. Я не буду говорить о провалившихся попытках. Гитлеровский приход не был абсолютным. Пятая, после большого промежутка, фактически она победила реально только в 1949-м - китайская революция Мао Цзэдуна. Шестая - северокорейская революция. Вьетнам не сделал абсолютной революции, оплошали вьетнамские коммунисты. Седьмая - «Красные кхмеры». Восьмая - Эфиопии. Девятая - попытка (попытка была неосторожной или таланта не хватило у аятоллы Хомейни) в Иране; все-таки ее стоит взять, два года он держал режим абсолютной революции, разрушив правовое государство, но не установив тоталитарное. Десятая - попытка на Кубе: Кастро сделал хорошую революцию, добрую революцию, но не смог ее перевести в абсолютную, она осталась на грани перехода в абсолютную. Но этого перехода не произошло, вы знаете, по какой причине - по внешней причине советско-американского конфликта при Хрущеве и Кеннеди в дни кубинского кризиса. Дальше.

Дата добавления: 2015-08-31