Планирование экпериментального изучения ти­пологических особенностей произвольных движе­ний 4 страница

Полученные данные о существовании корреляционных связей между уровнями синхронизации мозга в периоды вышеозначенных стадий разви­тия вероятностно-прогностической деятельности, а также соотнесение ин-тегративных показателей функционирования дистантно расположенных областей мозга с характеристиками избранной субъектом стратегии пове­дения, очевидно, не могут быть объяснены в контексте индивидуальных особенностей локальной или последовательной активации отдельных моз­говых структур.

Материалы исследования свидетельствуют скорее об определенной сте­пени сходства интегративных индивидуальных параметров мозга, характе­ризующих совместное функционирование лобной и затылочной областей мозга.

Мозговые процессы, вовлекающие элементы различной анатомической принадлежности в единую систему, в современной психофизиологии при­нято рассматривать в контексте общемозговых, системных характеристик индивидуальности [28, 34, 131 и др.].

Исследование таким образом интерпретируемых индивидуальных еди­ниц психофизиологической интеграции в поведении, несомненно, нуждает­ся в дальнейшей разработке, уточнении понятийного аппарата, в дополни­тельном экспериментальном материале. На начальных этапах представлен­ного здесь экспериментального исследования было бы преждевременным делать какие-либо категоричные выводы. На наш взгляд, сейчас возможно лишь гипотетически очертить область осмысления получаемых эмпириче­ских фактов.

Среди результатов исследования обратили на себя внимание статисти­ческие связи, обнаруженные между характеристиками синхронизации моз­говых процессов антиципации и аналогичными интегративными индекса­ми, вычисленными для разных периодов произвольных движений, дейст­вий в том числе, включенных в реализацию вероятностно-прогностической деятельности. Эти материалы свидетельствуют, что в поведении уже в пе­риод антиципации, когда создается образ будущей, еще не реализованной моторики, входящей в механизмы достижения целей действий, межсистем­ные мозговые отношения согласуются с ожидаемыми событиями будуще­го, которые только еще планируются в предстоящем движении как дейст­вии.

Образно такое согласование можно было бы сравнить со сложнейшей полифонией, в которой заранее спланирован со-настрой существенных для гармонии звучания взаимодействующих характеристик.

С другой стороны, выявленный здесь со-настрой нейрональных процес­сов разных этапов организации движения в поведении может при его даль­нейшем изучении интерпретироваться как один из механизмов обобщения психофизиологических механизмов деятельности, важность которого для оценки природных предпосылок индивидуально-психологических разли­чий обосновывается, в частности, В.М. Русаловым и М.В. Бодуновым [49, 131, 132].

В этой связи особый интерес представляет выявленный в работе факт соотнесенности стратегии вероятностно-прогностической деятельности и характеристик психофизиологических процессов разных уровней организа­ции «живого движения», реализующих развивающуюся и формирующуюся деятельность. Возможно, в данном эмпирическом факте проявляется «сли­тие» нейронального и психологического, о котором писал еще И.П. Павлов (см. у А.В. Брушлинского [51]).

Однако осмысление эмпирических материалов об интериндивидуаль­ных вариациях пространственно-временной синхронизации в данном кон­тексте было бы преждевременным без обращения к дифференциально-пси­хофизиологическому плану анализа.

Предмет дифференциальной психофизиологии составляют природные, конституциональные, индивидуально-стабильные особенности нервной системы, которые в то же время являются генетически обусловленными. Развитие этих представлений привело к необходимости выделить еще и психофизиологические особенности индивида как опосредующее звено ме­жду генотипом и психологическими особенностями. Предполагается при этом, что генотипические свойства могут влиять на поведение человека и на его психику лишь постольку, поскольку они влияют на психофизиологи­ческие процессы [92, 122], изучающиеся в дифференциальной психофизио­логии главным образом через ЭЭГ-характеристики.

Относительно ряда таких индивидуальных особенностей в современной генетической психофизиологии показана высокая степень их генотипично-сти [122 и др.]. Однако материалы генетико-психофизиологических иссле­дований также указывают на тот факт, что индивидуально-стабильные по­казатели могут не испытывать непосредственных генетических влияний (эта проблема уже упоминалась при формулировании задач диссертацион­ной работы). Возникает вопрос, как же сочетаются эти подчас несовмести­мые качества? Правомерна ли одновременность такого сочетания?

Некоторые пути разрешения данной проблемы могут наметить исследо­вания функциональных систем развивающейся деятельности и, в частно­сти, материалы, представленные в данном разделе монографии.

Функциональные системы человека, как показано нами ранее [35-39], постоянно содержат в своих синдромах информационные эквиваленты бу-

дущих результатов или целей действий человека, и в этом аспекте они ва­риативны и подвержены регуляторным влияниям социально обусловлен­ных детерминант (мотивационно-потребностной сферы, направленности и установок личности и т. д.).

Вместе с тем указанные функциональные системы, условно названные нами квазигенетическими [37], содержат в своей структуре индивидуально-типологические факторы [35], которые, согласно нашему предположению, являются стержневыми для организации признаков индивидуальности и входят в целостные психофизиологические образования развивающейся деятельности в качестве «прасистем». По-видимому, эта системообразую­щая роль индивидуально-типологических симптомов создает предпосылки стабильности, индивидуализированности всего строения психофизиологи­ческих образований человека.

Отмеченное единство вариативности и стабильности функциональных систем формирующейся и развивающейся деятельности составляет важный аспект взаимодействия качеств индивида и личности в структуре индиви­дуальности.

Следуя логике такого анализа, необходимо отметить, что развитие дея­тельности как непрерывный процесс является способом формирования че­ловека, его задатков, его способностей. В этом, по существу, бесконечном процессе индивидуального развития в разного рода деятельностях сущест­вуют определенные вехи, благодаря которым, как можно предположить, становится возможным индивидуальное обобщение в психофизиологии деятельности разнородных ее составляющих с образованием надситуатив-ных синдромов нейро- и психофизиологических признаков. Поэтому в ре­альном поведении индивидуально-характерные синдромы психофизиоло­гических особенностей соотносятся с индивидуально-обобщенными «бло­ками», такими, например, как стадия сформированности стратегии дейст­вий. Такого рода квазигенетические образования способны фиксировать в психофизиологии индивидуальности связи типа кумулятивных, свойствен­ных для процесса психического развития, где результат развития каждой предшествующей стадии включается в последующую, трансформируясь при этом определенным образом [92, с. 369].

Сказанное выше созвучно с мыслью Б.Г. Ананьева, полагавшего, что единичный человек как индивидуальность, может быть понят лишь как единство и взаимосвязь его свойств как личности и субъекта деятельности, в структуре которых функционируют природные свойства индивида [9].

Высказанные теоретические предположения, на наш взгляд, объясняют соотнесенность интериндивидуальных особенностей разных этапов реали­зации деятельности и разного рода деятельностей. Однако эта гипотеза, хо­тя и подкрепляется материалами данного исследования, а также фактами

ряда других работ [16, 17, 25, 56 и др.], нуждается в дополнительной прора­ботке. Тем не менее мы полагаем, что психофизиологическая «канва» раз­вивающейся и формирующейся деятельности является удобной моделью детального изучения единства индивида и личности в формировании инди­видуальности человека.

4. 2. Типологические особенности функциональных систем в предпочтении стратегий вероятностного прогнозирования

В разделе рассматриваются соотношения, выявленные между индиви­дуальными особенностями интегративных мозговых процессов, реализую­щих функциональные системы разнородных действий в периоды антиципа­ции и сравнения, и характеристиками стратегии вероятностно-прогности­ческой деятельности. Результаты исследования анализируются в контексте эволюционно-системного подхода к изучению человеческой индивидуаль­ности, что дает возможность по-новому осмыслить проблему индивидуаль­ных стилей деятельности.

В этой связи эвристичной оказывается разрабатываемая В.М. Русало-вым специальная теория индивидуальности [132], позволяющая рассматри­вать возможность образования «надситуативных» комплексов психофизио­логических признаков на основе системообразующей роли генотипа.

В данном разделе исследования изучались соотношения, выделяемые между соответствующими параметрами процессов антиципации и сравне­ния (на основе регистрации мозговых потенциалов антиципации (ПА) и сравнения (ПС) и показателями стратегий, избираемых человеком при ре­шении задач вероятностного прогнозирования. Учитывая то, что существу­ет связь стратегий (как систем обобщенных приемов решения задач разных типов) и индивидуальных стилей деятельности (ИСД) (включающих свое­образную систему психологических средств, к которым сознательно или стихийно прибегает человек в целях наилучшего уравновешивания типоло­гически обусловленной индивидуальности с предметными, внешними ус­ловиями [78]), можно предполагать, что материалы нашего исследования помогут по-новому «высветить» и план осмысления проблем ИСД.

Теоретическим основанием первичного изучения нейро- и психофизио­логического уровней реализации действий для понимания закономерностей целостной индивидуальности является сформулированная Б.Ф. Ломовым идея о том, что «генотипические особенности могут влиять на поведение человека и на его психику лишь постольку, поскольку они влияют на ней­рофизиологические процессы» [92, с. 379]. В данной парадигме важное значение приобретает известное положение современной методологии о том, что любой поведенческий акт реализуется функциональной системой,

онтология которой может быть описана на физиологическом языке, а фено­менология — на психологическом [162]. При этом, для исследования соб­ственно психологических явлений информативной может стать организа­ция элементов в системе, и в частности те ее стороны, которые связаны с закономерностями интеграции элементов в единое целое [87 и др.].

В силу сказанного в данном исследовании в качестве основного показа­теля использованы параметры пространственной организации активности мозга, которые занимают особое место в системных представлениях [34, 131 и др.]. Так, М.Н. Ливанов связывал явление пространственной синхро­низации колебаний биопотенциалов мозга с новым качеством его функцио­нирования, лежащим в основе психических явлений [91а].

В типологических исследованиях характеристики дистантных отноше­ний между разными отделами головного мозга уже зарекомендовали себя в качестве перспективного феномена изучения биологических основ индиви­дуальности [131, 132]. Важность таких исследований постоянно подчерки­вал В.Д. Небылицын, утверждая, что тесное взаимодействие мозговых об­разований в обеспечении их целостной работы создает и самую возмож­ность рассматривать нервную систему в качестве регулятора целенаправ­ленного поведения.

Методика исследования, позволяющая изучать в ПА механизмы реали­зации вероятностно-прогностической деятельности, описана ранее. В ней ПА представлялись в виде ординат медленно развивающейся предшест­вующей действию волны. В данном разделе анализируются коэффициенты синхронизации ПА двух отведений, вычисленные по методу пирсоновских корреляций. ПА получены в следующих условиях регистрации: I) при обычных произвольных движениях, которые испытуемые совершали в мо­менты времени, выбранные по своему усмотрению; II) при счете таких дей­ствий; III) в начале формирующейся вероятностно-прогностической дея­тельности при частом успехе; IV) при стабилизированной деятельности в ситуациях «частый успех»; V) в начале формирующейся деятельности при редком успехе; VI) при стабилизированной деятельности и редком успехе.

Мозговые потенциалы, регистрируемые после произвольного движения, включенного в вероятностно-прогностическую деятельность, условно на­званы потенциалами сличения (именно в эти периоды происходит сравне­ние, компарация ожидаемого и реально наступившего события (ПС регист­рировались А.В. Васильевой в ходе совместных опытов). Избирательное суммирование биопотенциалов осуществлялось на вычислительной маши­не АТАС 501-20 (Япония) по 12 накоплениям отдельно для следующих че­тырех вариантов ситуаций опыта: 1) подтверждение прогноза появления вспышки; 2) не подтверждение прогноза появления вспышки; 3) подтвер­ждение прогноза отсутствия вспышки; 4) неподтверждение прогноза отсут-

ствия вспышки. Синхроимпульсом, запускающим суммацию биопотенциа­лов, служила фотовспышка длительностью 20 мс, которая включалась ав­томатически через 200 мс после момента нажатия на кнопку. Коэффициен­ты синхронизации вычисляли для всего анализируемого временного отрез­ка (480 мс), а также для трех временных периодов его развития, соответст­вующих 0-96, 96-312, 312-480 мс. Данные фазы были избраны исходя из представлений о гетерогенной структуре МВП [28, 133, 175].

Таким образом были получены следующие показатели-коэффициенты пространственной синхронизации: 1) целого ПС в ситуации 3; 2) первой фазы ПС в ситуации 3; 3) второй фазы ПС в ситуации 3; 4) третьей фазы ПС в ситуации 3; 5) целого ПС в ситуациях 4; 6) первой фазы ПС в той же ситуации; 7) второй фазы ПС в той же ситуации; 8) третьей фазы ПС в той же ситуации; 9) целого ПС в ситуациях 2; 10) первой фазы ПС в той же си­туации; 11) второй фазы ПС в той же ситуации; 12) третьей фазы ПС в той же ситуации; 13) целого ПС в ситуациях 1; 14) первой фазы ПС в той же ситуации; 15) второй фазы ПС в той же ситуации; 16) третьей фазы ПС в той же ситуации; 17) ПА произвольных действий; 18) ПА счета движений; 19) ПА ситуации III; 20) ПА ситуации IV; 21) ПА ситуации V; 22) ПА си­туации VI (ситуации ПС обозначены арабскими, а ПА — римскими цифра­ми; пояснения даны в тексте).

С помощью корреляционного анализа вышеперечисленные параметры были сопоставлены со следующими показателями, характеризующими стратегию поведения испытуемых, формирующуюся по ходу снятия неоп­ределенности в вероятностно-прогностической деятельности: 23) показа­тель разницы между реальной частотой появления вспышки и частотой вы­движения испытуемым прогноза о ее появлении, вычисленный как средняя разность между числом вспышек и количеством нажатий на правую кнопку для 40 проб-действий, реализуемых в период формирования стратегии по­ведения в ходе развития деятельности; 24) дисперсия показателя 23; 25) по­казатель, аналогичный параметру 23, но вычисленный для периода стаби­лизированной стратегии поведения; 26) дисперсия показателя 25. Сопос­тавление ПА и ПС проведено на материале обследования 8 испытуемых.

Графические изображения ПС, полученные для испытуемых Б.Б., Л.К. и А. С. в ситуациях подтверждения прогноза о появлении вспышки и в ситуа­циях неподтверждения прогноза об отсутствии вспышки, приведены на рис. 1. Эти изображения демонстрируют вариативность метрики потенциа­лов при интраиндивидуальной характерности их топологии. Так, сравнение рисунка потенциалов в двух несхожих вышеуказанных ситуациях выявляет сходство ПС одного и того же человека и различие ПС разных испытуе­мых. В частности, присущее исп. А.С. наложение фаз альфа-волн в перио­ды сличения, включенные в разные ситуации вероятностно-прогностиче-

ской деятельности, отличает его потенциалы от суммированной биоэлек­трической активности исп. Б.Б., характеризующейся преобладанием сег­ментов медленной составляющей ПС.

Визуальный анализ ПС также свидетельствует об индивидуально-харак­терном изменении потенциалов в разных ситуациях деятельности. Так, у исп. Б. Б. отмечается резкое увеличение ПС затылочной области в ситуаци­ях неподтверждения прогноза редкого события. Соответствующий ПС по амплитуде в 1, 8 раза превышает потенциал, выде ленный в ситуациях под­тверждения предсказания частого события. Напротив, для исп, Л. К. харак­терен более выраженный ПС затылка в первой из указанных ситуаций на фоне ярко выраженного ПС лба во второй ситуации.

Стоит более подробно остановиться на материалах обследования исп. А. С. (забегая вперед, отметим, что эта испытуемая продемонстрировала стабильную тактику вероятностно-прогностической деятельности) (рис. 2). Затылочный ПС этой испытуемой в ситуации неподтверждения редкого со­бытия был в 1, 5 раза более выражен, чем ПС в ситуации 1. Вместе с тем в ситуации 1 у той же испытуемой выявлена яркая выраженность (в лобных отведениях) поздней фазы ПС, наблюдаемой с латентным периодом 368 мс. Этот комплекс особенностей ПС исп. А.С. в актографическом анализе поведения соотносится с тактикой завышения частоты события, вероят­ность наступления которого в эксперименте заметно превышала вероят­ность альтернативного события.

Такая переоценка часто наступающего события уже неоднократно опи­сана целым рядом авторов (см., например, обзор [131, с. 204-208]) наряду со стратегиями следования и занижения реальной частоты событий. Подоб­ные тактики наблюдались и в наших опытах (см. рис. 2).

Основательный анализ индивидуальных особенностей испытуемых в вероятноятно-прогностической деятельности осуществлен в работе В.М. Русалова, где отмечены феномены индивидуальной устойчивости страте­гий поведения в разных вероятностных средах [131, с. 223-225].

Проанализируем статистические связи (коэффициенты ранговой корре­ляции), выявленные между указанными количественными характеристика­ми стратегий вероятностно-прогностической деятельности и параметрами ПА и ПС (таблица). В таблице представлены корреляции четырех характе­ристик стратегий с 22 параметрами ПА и ПС, которые описаны в тексте.

В стадии формирования стратегии поведения (в начале опыта) степень следования вероятности часто наступающего события (показатель N 23) оказалась тесно связанной (к=0,911; р<0,001) с коэффициентом синхрони­зации (N 1) в период подтверждения прогноза о наступлении маловероят­ного события — отсутствия вспышки. В соответствии со смыслом получен­ных соотношений меньшая ориентация человека на выявление высоковеро-

ятного события оказывается связанной с большей выраженностью синхро­низации разных областей в тот период, когда подтвердился прогноз о мало­вероятном событии. При этом в эксперименте имеет место прогнозируе­мый индивидом ход событий, подтверждающий предсказание редкого со­бытия.

Из таблицы также видно, что показатель N 25 оказался в обратной зави­симости от синхронности ПС третьей фазы. Здесь менее выражена ориен­тация на более частое событие среды в начале опыта (когда альтернатив­ные события субъективно остаются еще равнозначными по вероятности, хотя уже начинает осознаваться относительная редкость отсутствия вспышки) связана с усилением синхронизации протекания процессов мозга в случае, если подтверждается предсказание маловероятного события. Со­ответствующий коэффициент корреляции (N 23-8) равен — 0,673 при р<0,05.

Между рассматриваемой в данном контексте дисперсией характеристи­ки N 23 и суммированными биоэлектрическими показателями разного рода произвольных движений выявлены четыре значимые корреляционные свя­зи. Указанная дисперсия соотносится с показателями N 4, 17, 18, 20. В со­ответствии с этими данными можно заключить, что более выраженная «максималистская» стратегия формирующейся вероятностно-прогностиче­ской деятельности соотносится с: 1) более синхронными нейрофизиологи­ческими процессами второй фазы ПС в период подтверждения прогноза о появлении частого события, большей синхронизацией ПА в период прогно­зирования этого же события, однако только в стадии стабилизированного образа действий; 2) меньшей синхронизацией в мозговых процессах треть­ей фазы ПС при подтверждении прогноза о наступлении маловероятного события, а также менее синхронными нейрофизиологическими процессами антиципации фона (по параметру ПА простых произвольных движений).

Так, частота успеха решения задачи, отражаясь в вариативности страте­гии поведения, вместе с тем сказывается на психофизиологических процес­сах антиципации и реализации моторных актов разных стадий сформиро-ванности стратегии.

Характеристика стратегии поведения в период ее стабилизации (N 25) скоррелировала с показателями N 15 и 17. С последним из этих параметров выявлена статистическая связь на 1%-ном уровне значимости. Эти факты свидетельствуют о том, что большая последовательность «максималист­ской» стратегии при ее сформированности соотносится с более синхронны­ми процессами антиципации «фона» и с менее синхронными ПС второй фазы при подтверждении прогноза о появлении часто наступающего собы­тия.

Дисперсия данного показателя оказалась статистически связанной с ин­дексами N 8 (р=0,869, р<0,01) и N 12 (к=0,738, р<0, 05). Это означает, что, чем более вариативна «максималистская» стратегия испытуемого в конце эксперимента, где образ действий уже стабилизирован, тем более синхрон­ны ПС третьей фазы при неподтверждении прогноза об отсутствии вспыш­ки и третьей фазы ПС в ситуациях неподтверждения прогноза о появлении вспышки. Таким образом, характеристики дисперсии стабилизированной стратегии вероятностно-прогностической деятельности отражаются в позд­них компонентах ПС, когда испытуемый уже информирован о неподтвер­ждении своего первоначального прогноза (высоко- или низковероятного) о развитии событий будущего.

Кратко резюмируя результаты исследования, отметим, что индексы синхронного функционирования дистантно расположенных отделов мозга, зарегистрированные в периоды антиципации событий будущего и сравне­ния прогноза с реально наступившим событием, оказываются статистиче­ски связанными с характеристиками стратегии, избранной индивидом при «вероятностном обучении». При этом статистические зависимости показа­ны для процессов сравнения, а также антиципации, реализующей произ­вольные движения и действия в период стабилизированной стратегии пове­дения. Ситуации поиска стратегии не содержат таких связей.

Обсуждение полученных в представленном разделе монографии данных о соотнесении интегративных показателей совместного функционирования областей мозга на разных этапах деятельности с характеристиками страте­гии поведения, очевидно, не может основываться на общности локальной или последовательной активности отдельных уровней нервной системы. Такого рода комплексные объединения симптомов в структуре индивиду­альности в современной науке наиболее полно реконструируются в логике эволюционно-системного понимания развивающихся взаимодействий че­ловека с внешним миром [37]. При таком взгляде находят научное объясне­ние своеобразие реализующих произвольные действия психофизиологиче­ских механизмов, которые могут структурироваться при системообразую­щей роли генотипа. (В частности, известна высокая степень генотипиче-ской обусловленности потенциалов мозга, связанных с разнообразными произвольными движениями, в том числе включенными в вероятностное прогнозирование [97].

Экспериментальные факты свидетельствуют, что включенность геноти-пических признаков в функциональные системы, объективизирующиеся в процессах антиципации, определяется спецификой изучаемого момента развития деятельности, который может быть определен, в частности, в сис­теме координат, включающих стадию сформированности стратегии пове­дения и прогнозируемую субъектом вероятность «успеха» (совпадения

прогноза и реальности) при решении поставленной задачи. Сочетание «крайних» полюсов упомянутой системы координат, если привлечь факто­логию типологических исследований, знаменует выраженность конститу­циональных влияний на индивидуально-психологические особенности. Возможно, в эти периоды потенциальные одно-многозначные и много-мно­гозначные связи между свойствами разных уровней индивидуальности ус­тупают место актуально действующим детерминистическим зависимостям. Так, например, индивидуализированность контура регуляции монотонной деятельности (стабилизированная стратегия, высоковероятный успех реше­ния задачи), а также экстремальных ее ситуаций (несформированный образ действий, маловероятный успех решения задачи), по данным ряда исследо­вателей [15, 37, 60, 106, 143 и др.], структурируется (правда, существенно различным образом) под влиянием типологических особенностей индиви­да.

Отмеченные закономерности, по-видимому, обусловливают постоянное наличие в развивающейся индивидуальности непонятных здравому смыслу «сцеплений» и «слитий» разноуровневых ее свойств, осмыслить которые принципиально невозможно с помощью привычного дедуктивного способа их анализа в контексте «мозаичных» функционально-структурных пред­ставлений о генетически обусловленных свойствах нервной системы с их многочисленными психологическими проявлениями, включающими инди­видуальный стиль деятельности. Познание законов «сцепления» разнооб­разных индивидуальных особенностей требует обращения к эволюционно-системным, структурно-динамическим взглядам на природу индивидуаль­ности. В таком контексте мы можем выделить один из аспектов данного комплекса проблем, связанный с косвенной конкретизацией вопросов ин­дивидуального стиля деятельности (ИСД) и имеющий давние традиции изучения и богатый противоречиями фактологический материал.

Известно, например, что специфика планирования деятельности и кор­рекции ошибок, очередность трудности и дробность выполняемых заданий, преимущественная опора при этом на словесно-логическую или образную информацию, предпочитаемый темп и стереотипность действий, распреде-ляемость усилий при их реализации, характер отдыха — так или иначе мо­гут соотноситься с типологическими особенностями высшей нервной дея­тельности [106, 108, 143, др.].

В данном контексте часто обсуждается вопрос: достигается ли такое со­пряжение путем стихийного приспособления индивида к условиям деятель­ности или же оно требует обращения к научным знаниям консультанта-психолога, располагающего методическими приемами объективного иссле­дования индивидуальности. В этой связи обычно высказываются прямо противоположные мнения.

С одной стороны, считается, что совершенствование психического раз­вития личности с ее социальными по своей сущности детерминантами, ска­зываясь на уровне интеллекта, само по себе способствует нахождению аде­кватного природной основе стиля поведения. (При этом всегда остается не­ясным, каким образом только рефлексивным путем человеку удается по­знавать и саморегулировать сложноиерархизированные комплексы индиви­дуальных особенностей.)

Этому предположению противоречат факты, свидетельствующие, в час-тоности, о распространенной на производстве неадекватности стилевых особенностей трудовых действий, сохраняющейся в течение десятилетий и препятствующей становлению профессионального мастерства [8 и др.]. Вместе с тем указанные воззрения находят подкрепление в наблюдениях естественного развития школьников, которые, несмотря на различия при­родных задатков, достигали равноценных социально значимых результатов благодаря различным приемам организации жизнедеятельности [13].

С другой стороны, произвольное регулирование контура деятельности, по мнению некоторых исследователей, снижает или даже полностью ис­ключает возможность протекания целенаправленной активности в соответ­ствии с типологией человека. В таком контексте в научном обиходе стали возрождаться иллюзорные представления о фантомности конституциональ­ных задатков индивидуальных различий в структуре функциональных ор­ганов, реализующих высокоинтегрированные высшие психические функ­ции человека.

Если попытаться все многообразие проявлений индивидуальных стилей (будь то своеобразие действий по достижению целей или же характерные системы приемов организации жизнедеятельности и психических процес­сов, полезависимость — поленезависимость, преобладание в целенаправ­ленной активности вспомогательных или главных действий, их дискрет­ность или непрерывность, разнообразие или однородность и т. д.) предста­вить в системе координат развивающейся деятельности, то нетрудно заме­тить, что стилевые переменные как бы «фокусируют» выраженность син­дромов функциональных систем определенного качества.

Есть основания рассматривать устанавливаемый при этом активацион-ный уровень как некую индивидуально варьирующую «зону комфорта», сопряженную с наличными типологическими особенностями человека. Так, например, описанный в литературе индивидуальный стиль, характери­зуемый тщательной подготовкой и развернутостью во времени предшест­вующих исполнительным актам ориентировочных операций, при подроб­ном мысленном плане будущих действий и их последствий и наличии по­стоянного контроля за текущими результатами — все в комплексе неми­нуемо повышает как вероятность успеха в прогнозируемой ситуации, так и

уровень сформированности стратегии деятельности. Фиксируемый при этом синдром признаков, по данным ряда работ [12, 13, 17, 21 и др.], отра­жает со стороны природных задатков высокий уровень активированности, сочетающийся с низкими абсолютными порогами (высокой чувствительно­стью) и малой функциональной выносливостью (слабостью) нервной сис­темы.

По-видимому, «сопряженность» функциональных систем развивающе­гося поведения с индивидуально-типологическими факторами может ска­зываться таким образом, что индивидом предпочитается определенный тип активаций, которые, исходя из прошлого опыта, наиболее благоприятны для «режима работы» в данного рода взаимодействиях со средой. В наших экспериментах это взаимодействие характеризовалось относительной «вы­пуклостью» событий, познавательной мотивацией и т. д.

Дата добавления: 2015-08-31