Некоторые методологические проблемы языкознания

В академической монографии, которая является опорной для раскрытия заявленной темы, этому вопросу посвящена статья Р.М. Фрумкиной «Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология»

Примечание: эти же проблемы в популярном изложении представлены в разделе «Немного гносеологии» учебника Р.М. Фрумкиной «Психолингвистика» (М., 2001).

Термином «э п и с т омо л о г и я» принято в гносеологии обозначать частную, особую для каждой науки теорию познания. Очевидно, что естественные и гуманитарные науки имеют свои эпистемологические проблемы, специфика изучаемого объекта обуславливает и различия эпистемологии лингвистики и литературоведения. В написанной очень

свободно, местами эссеистично статье Р.М. Фрумкиной предлагается для осмысления и обсуждения совокупность методологических проблем, имеющих отношение не только к большой науке, но и к каждому лингвисту, особенно начинающему.

Первый вопрос, который ставит автор: является ли методология (эпистемология) «осознанной необходимостью» для исследователя? И отвечает на этот вопрос отрицательно. В доказательство отсутствия интереса к этой проблеме Р.М. Фрумкина приводит пример хорошо сохранившейся в Центральной публичной библиотеке, не носящей на себе никаких следов читательской востребованности единственной монографии по методологии науки о языке – книги Ю.С. Степанова «Гипотеза в современной лингвистике» (1980). Автор статьи находит вполне понятную причину такого равнодушия: в советский период (как мы видели) методология науки подменялась общефилософской методологией марксизма, а научные дискуссии превращались во взаимные идеологические обвинения и навешивание идеологических ярлыков. Методология, отождествленная с политически ангажированной идеологией, не может не вызывать, как минимум, равнодушия.

Еще Т. Кун ставил вопрос об обще с т в е н н ом, п с и х о л о г и ч е с к ом и с о ц и а л ьн ом к лима т е н а у ч н о й п а р а д и гмы, что в контексте истории отечественного языкознания ХХ в. приобретает особый смысл. И в этом контексте привлекательна метафора Фрумкиной: «нормальная жизнь науки возможна только при широко распахнутых окнах и достаточно ярком свете» [Фрумкина 1995: 94].

Невозможно не согласиться, что именно в период смены научных парадигм, сопровождающемся пестротой теорий и метаязыка, обходить молчанием проблемы эпистемологии нельзя. Однако «чтобы почувствовать потребность в постановке и решении эпистемологических проблем, надо усомниться в очевидностях. Чтобы очевидности перестали быть таковыми, надо систематически размышлять о предмете своей науки, т.е. заниматься ме т о д о л о г и ч е с к о й р ефл е к с и е й» [Указ. соч.: 79]. Это случается обычно в том случае, если путь ученого в науке оказывается непростым, даже конфликтным по отношению к научному сообществу. Интерес к эпистемологии науки – факт личной биографии Р.М. Фрумкиной как ученого-психолингвиста. Но от этого сама проблема не перестает быть общезначимой.

Так, отчетливо сформулированное представление о п р е дме т е исследования предопределяет ме т о д и к у с б о р а и г р а н и цы ма т е р и а л а, позволяет поставить перед собой ц е л ь, выполнимую в рамках данного исследования (магистерской диссертации, например), и з а д а ч и, р еша емые применительно к данному предмету и на данном материале; состав и п о р я д о к и с с л е д о в а т е л ь с к и х з а д а ч, к о н к р е т и з и р у я ц е л ь исследования, должен соответствовать э т а п ам и п р о ц е д у р ам о б р а б о т к и ма т е р и а л а, а выбранные ме т о ды должны быть не только с о в р еме н ными, но и а д е к в а т ными изучаемому объекту.

Нет сомнения, что все перечисленное выше хорошо знакомо каждому магистру по опыту написания бакалаврской работы. Но остается вопрос, когда и насколько глубоко все это было осмыслено: к а к н а ч а л ьный э т а п исследования или к а к з а к люч и т е л ьный э т а п оформления введения?

Р.М. Фрумкина предлагает ряд методологических проблем, встающих

п е р е д к аждым лингвистом [Указ. соч.: 77-79]:

● Как выделить объект, с которым работает исследователь? Например, по каким признакам можно выделить достаточные для анализа текстовые фрагменты при синтаксическом анализе текста, с одной стороны, при анализе лексической структуры текста – с другой, при исследовании прагматических свойств текста – с третьей и т.д.

● Как оценить и выбрать допустимые (или отбросить недопустимые) методы изучения объекта? Например, имеет ли право ученый опираться на интуицию, в частности, можно ли базовый словарь агнонимов составить на основе индивидуальной интроспекции исследователя; каковы границы и каков смысл применения количественных методов в лингвистике и т.д.

● Каковы методы проверки правильности выдвинутой гипотезы или результатов исследования? Например, могут ли факты, не вписывающиеся в предложенную классификацию, служить ее безусловным опровержением; какое число информантов достаточно для экспериментального подтверждения того или иного теоретического положения; каковы эвристические возможности тестирования и т.д.

В этой связи уместно вспомнить один совет Фрумкиной: «правильность утверждения проверяется путем поиска достаточно веских противоречащих примеров» [Указ. соч.: 78]. С этим утверждением перекликается мысль видного французского лингвиста ХХ в. Г. Гийома, который достаточно много внимания уделял вопросам эпистемологии науки: проверяя гипотезу, «идти навстречу фактам, находящимся в положении антагониста» [Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М., 1992: 26]. На первый взгляд, это кажется парадоксом, хотя именно парадоксы – двигатели познания (вспомним Пушкина: «И гений – парадоксов друг»).

Нам уже случалось говорить о п р и н ц и п и а л ьн о й о г р а н и ч е н н о с т и люб о й л и н г в и с т и ч е с к о й к л а с с ифи к а ц и и, поскольку живой язык полон противоречий. Полезно помнить слова Л.В. Щербы: «Неясное и колеблющееся и должно прежде всего привлекать внимание лингвиста» [Щерба 1915:?]. Следовательно, если собранные нами факты идеально уложились в избранную нами в качестве базовой (или даже самостоятельно созданную) классификацию, это может означать только одно: мы собирали факты, отбирая их в соответствии с этой классификацией, добросовестно «не замечая» других, которые в нее не укладываются. Но тогда что нового мы можем сказать в науке, кроме введения в научный обиход еще не описанного под тем или иным углом зрения материала? Считается, что для магистерской и даже для кандидатской диссертации этого достаточно. Но вряд ли это может устраивать с е р ь е з н о г о исследователя.

● Как систематизировать основные понятия науки, чтобы обеспечить

взаимопонимание в п р е д е л а х д а н н о й н а у ч н о й п а р а д и гмы? (Обратим внимание на это ограничение: надежды на межпарадигмальное взаимопонимание у автора нет). В качестве примера приводится бесконечная научная дискуссия Московской и Петербургской фонологических школ.

● Каковы границы задач, решаемых в пределах данной науки? Например, отказ от теоретических обобщений, выходящих за рамки непосредственно воспринимаемых фактов у дескриптивистов.

● Какими способами транслируются достижения науки в научном сообществе (и, добавим, личные научные достижения исследователя)? Работая в современной науке, «мы обязаны зафиксировать, оформить наши знания согласно определенным образцам, а не произвольным способом» [Указ. соч.: 95].

Одно из правил: «Результаты должны излагаться так, чтобы их можно было проверить» [Указ. соч.: 79].

Отсюда распространенность такого композиционного компонента диссертаций, как п р и л оже н и е, где весь материал (не попавший в корпус текста) представлен списком, в форме таблиц или в виде текстовых фрагментов. «Приложение», не являясь обязательной частью магистерской диссертации и не входя в ее объем, тем не менее ч и т а е т с я с е р ь е з н ыми р е ц е н з е н т а ми и о п п о н е н т а ми и нередко действительно позволяет удостовериться или не удостовериться в правильности сделанных выводов. Наконец, научная работа должна быть элементарно читаема, желательно не только узкими специалистами, а это связано с избранным м е т а я з ык о м. Еще один момент, на котором специально останавливается Р.М. Фрумкина, – цитирование в научном тексте. Любой современный научный текст, тем более текст квалификационной работы, изобилует отсылками к предшественникам и современникам и строго документированными цитатами (предположим, что с этим все в порядке). Но задумывались ли вы, з а ч ем и к о г д а цитируете? Полагаем, не только для того, чтобы продемонстрировать свою осведомленность в литературе вопроса.

По нашим наблюдениям, в работах начинающих исследователей нередки целые фрагменты текста, представляющие собой или «парад цитат», или – в случае представления различных точек зрения – «дуэль цитат», причем комментарий самого автора работы отсутствует. Однако современное изложение своей научной позиции на фоне идей предшественников не требует обязательной развернутой части работы, которая ранее именовалась «историей вопроса». Желательно р а с с р е д о т о ч е н и е о т сыл о к и ц и т ат п о в с е м у т е к с т у, б о л е е о р г а н и ч е с к о е и х в п л е т е н и е в н е п о с р е д с т в е н н о е о п и с а н и е и интерпретацию материала.

Одной из проблем является т о ч н о с т ь ц и т и р о в а н и я, особенно в цитатах с купюрами. Существует нелегко преодолеваемый соблазн «подогнать» цитату «под себя».

Однако Р.М. Фрумкину интересуют не правила цитирования (это проблема компетентности в области научного стиля и научных жанров) и даже не корректность представления чужой мысли (это вопросы научной этики, а не методологии). Она предлагает читателю задуматься над тем, кого, когда и зачем мы цитируем в своих научных работах.

Что такое цитата в научном тексте? Она «лишь найденный кем-то до меня способ формулировки, – возможно, заведомо более удачный, чем тот, на который сам я способен» [Указ. соч.: 95] и который именно в этом – и только в этом – качестве может использоваться.

Хотя сегодня и отпала необходимость цитировать классиков марксизма как доказательство своей правоты (а точнее, лояльности), но, как отмечает Р.М. Фрумкина, «общая тенденция к авторитаризму и догматичности мышления», особенно опасная в науках гуманитарных, «где нет строгих методов доказательства и эксперимента» сохранилась. Если некий ученый (допустим, Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, Н.Ю. Шведова, Ю.Н. Караулов и т.п.) является в данный период “культовой фигурой”, «то принадлежащие ему высказывания меняют модус и приравниваются к сакральным текстам» [Там же]. Однако нет такого тезиса в науке, даже если они принадлежат Гумбольдту, Выготскому или Бахтину, который ученый не имел бы права подвергнуть сомнению, но это сомнение должно быть обосновано его собственными доказательствами, а не цитатой (или: не только цитатой) научного авторитета: «цитата не может претендовать на (единственный – И.К.) аргумент в споре» [Там же]. Как писал А. Мейе, «наука живет не истинами, а доказательствами» [Цит. по: Гийом 1992: 27].

Естественно, что чьи-то взгляды, идеи и методы оказываются вам как исследователю ближе. Иначе и быть не может в полипарадигмальной научной среде. В связи с этим возникает следующая методологическая проблема.

Дата добавления: 2017-01-14