Огрызком ». Довод номер один – данная боевая машина 1 страница

Убедительных доводов, согласно которым я не являюсь

Ответ отрицательный. Разрешите привести 38

Тому причиной ваша злонамеренная клевета.

Пьет – тот здоровеньким помрет»?

Неужели? Почему же тогда говорят: «Кто не курит и не

Соблюдать диету и ограничить свой рацион.

Огрызком». Последствия ранения тоже заставили вас

Должен заметить, сержант, вы являетесь таким же

Повторяю, таковая система на борту отсутствует.

– А, верно. Забыл, что это просто огрызок, – недовольно произнес пилот.

Действительно, платой за невероятную энерговооруженность и маневренность

«Лаэватейна», так же как и огромную наступательную мощь, стал демонтаж части

радиоэлектронного поискового оборудования. Теперь он уступал по этому параметру

даже первым сериям М9 – что, естественно, не слишком нравилось Соске.

– Только алкоголь и соленую пищу. С остальным – нет проблем.

– С удовольствием помру здоровым – эта ерунда меня не интересует. Кроме того,

ты что-то оборзел в последнее время.

– Заткнись.

оснащена генератором новейшего поколения PRX…

1 Теорема Байеса — одна из основных теорем элементарной теории вероятностей, которая определяет

вероятность наступления события в условиях, когда на основе наблюдений известна лишь некоторая

частичная информация о событиях.

– Я сам знаю, так что лучше – помолчи!

Через несколько часов подразделения Митрила очистили территорию затерянного

в пустыне лагеря и отступили. Все ценное оборудование и вооружение было погружено на

борт оснащенных системой ECS транспортных самолетов и вертолетов, которые без следа

растворились в небе – в западном или южном направлении. Остались только пустые

контейнеры, ненужные запчасти и горы бутылок из-под пива.

Рассматривая поле отгремевшего сражения и брошенную базу через камеру

ночного видения своего бронеробота – «Элигора» – Вильгельм Каспер недовольно

хмыкнул. Немногочисленные чумазые пехотинцы копались среди остатков контейнеров,

бараков, палаток и сгоревших бронемашин в поисках добычи. Результаты были весьма

скромными. Мало того…

Блеснула вспышка разрыва.

Солдата, неосторожно прикоснувшегося к портфелю, лежавшему среди обломков,

разнесло на куски. Мина-ловушка.

Его соратники запоздало попадали на землю, испуганно вертя головами.

– Без паники. Это просто прощальный подарок, – в раздавшемся из внешнего

динамика БР голосе Каспера слышалась усталость и раздражение.

Большинство солдат Амальгам было навербовано из местных жителей. Не стоило и

мечтать о качественном живом материале. Мало того, легко было предвидеть

недовольство, раздоры или даже столкновение. Впрочем, избегать его амальгамовский

пилот не собирался.

Противник был уже вне досягаемости – за тысячу километров отсюда.

Командир отряда, выполняющего зачистку – этих оборванцев самих неплохо было

бы почистить – подкупленный офицер марокканской армии, с искаженной злобой

физиономией крикнул, обернувшись к возвышающемуся, словно башня, бронероботу:

– Получилось совсем не то, что вы обещали!

Оплата была довольно щедрой, но неожиданная контратака митриловцев

причинила огромный урон – он потерял множество боевой техники. Мало того, в

развалинах захваченной, наконец, базы, не нашлось ничего ценного, что могло хотя бы

отчасти скрасить горечь неудачи. Недовольство наемников можно было понять.

Каспер, тем не менее, не собирался отступать от оговоренных заранее условий.

Даже не взглянув на жалких союзников, он отвел бронеробот на пару сотен метров в

сторону, топча невысокие барханы, опустил в парковочную позицию и открыл кокпит.

Умело выскользнув из люка, он встал в полный рост на красной броне сложно

сконфигурированного наплечника и осмотрелся. Солнце только что кануло за горизонт.

Раскаленная пустыня еще не начала отдавать тепло ночи, и горячий воздух тек над

барханами, еде слышно шурша и пересыпая бесчисленные песчинки. Западный горизонт

светился гаснущей короной фиолетового заката.

Сняв наушники, он пристально всмотрелся в сумерки, сузив глаза.

Бесцветные, почти прозрачные глаза, заставляющие вспомнить сову, поблескивали

на угловатом лице настоящего арийца. Тонкие губы кривились в ухмылке, несущей в себе

странный шарм заправского людоеда, а стриженые ежиком светлые волосы потемнели,

надо полагать, потому, что большую часть жизни этот человек провел под открытым

небом1. Определить его возраст с первого взгляда было затруднительно – ему можно было

дать и тридцать лет, и пятьдесят. Он пронзил сумерки острым взглядом, в котором

безошибочно читалась жестокость прирожденного охотника.

1 А я всегда думал, что блондины выгорают на солнце. Или у японцев не так? - Т. К.

Вильгельм Каспер внимательно осматривался – так методично и пристально

изучают местность опытные снайперы.

Спрыгнув на землю с плеча коленопреклоненного «Элигора», он нагнулся,

рассматривая свидетельства пребывания здесь бронеробота противника. Следы на песке,

оставленные М9, говорившие о том, как тот перемещался и выбирал огневую позицию,

стреляные гильзы – все это было для него раскрытой книгой.

– Неплохо… – пробормотал Каспер, вспоминая лицо пилота этого «Гернсбека».

Судя по кучному расположению гильз, он вел огонь с одной позиции. Быстрый и

эффективный огонь с большим процентом попаданий – свидетельством ему были

замершие вдали обгорелые силуэты танков. Но в темпе его стрельбы чувствовалась некая

лихорадочная спешка, несдерживаемое желание уничтожить как можно больше врагов –

школярское усердие – как это назвал бы следопыт. Дистанция до противника тоже была

выбрана с некоторым пренебрежением безопасностью стрелка. Иными словами, этот

снайпер был молод и излишне самоуверен.

– Тебе еще нужно бы поучиться, малыш.

С другой стороны, именно он предупредил белый БР, оснащенный лямбда

драйвером, о потенциальной опасности – это заслуживало уважения. Смертоносно точный

снаряд не попал в цель только благодаря ему. Все же, даже летящей с начальной

скоростью в 1500 метров в секунду оперенной стреле с урановым сердечником требуется

три секунды, чтобы преодолеть дистанцию в четыре километра. У насторожившегося

противника оставался шанс увернуться.

Заморгал вызов по спутниковому каналу связи. Пилот ответил, вернув на голову

радиогарнитуру.

– Есть результаты, мистер Станнум1?

На другой стороне канала был один из функционеров Амальгам, мистер Калиум.

Он же – Андрей Сергеевич Калинин. Русский офицер замещал Леонарда Тестаросса, в

настоящий момент оправляющегося от ранения, и действовал в соответствии с его

указаниями.

– Нет. Я пытался снять его первым выстрелом, но он умело уклонился. Ваш ученик

весьма неплох.

– Как знать. Возможно, дело было в вашем ученике.

– Согласен с вами – и это не исключено, – хохотнул Каспер.

– Вебер был неплохим снайпером.

– Он все еще жив – откуда прошедшее время?

– Рано или поздно он перейдет в этот разряд, – небрежно проговорил Калинин.

В этот момент среди развалин началось какое-то столпотворение. Собравшись в

толпу, недовольные наемники, понесшие тяжелые потери и не нашедшие никакой добычи,

которая могла бы их компенсировать, яростно орали, размахивая руками. Их главарь,

сейчас не слишком-то похожий на армейского офицера, шептался со своими подручными,

указывая в сторону «Элигора». В сторону бронеробота нацелилось несколько стволов. Все

выглядело так, словно наемники решили, что смогут дополнительно поживиться.

– Минутку.

Проговорив это в микрофон, Каспер взобрался по спине бронеробота к люку.

Открыв крышку небольшого ящика, расположенную рядом с ним, он вынул длинный

сверток из плотного брезента. На свет появилась винтовка калибра.308 винчестер.

Деревянное ложе, потемневшее от времени и частого использования, вытершееся

воронение толстого ствола, ностальгический запах старого ружейного масла – поистине

странно было видеть старомодную магазинную охотничью винтовку рядом с

наисовременнейшим, могучим боевым роботом.

1 Станнум – олово (Sn).

Каспер не потрудился подкрутить барабанчики прицела – дистанция составляла

всего двести метров.

Достав патрон в патронник отработанным движением рукоятки, он плавно опустил

ее, заперев затвор.

Приложившись, мгновенно выстрелил.

Стоявший в двухстах метрах от Каспера предводитель наемного отряда

неожиданно скорчился, ухватившись обеими руками за промежность и пронзительно, по-

поросячьему, взвыл. Его бандиты шарахнулись в разные стороны, с ужасом глядя в

сторону бронеробота, разинув рты и всплескивая руками.

– Потише. Иначе отстрелю второе яйцо, – сообщил Каспер, не повышая голоса – он

подключился к внешнему динамику БР.

– Проблемы? – донеслось из наушников.

– Ничуть. Воспитываю местных идиотов, – ответил Каспер, аккуратно упаковывая

обратно винтовку, из ствола которой медленно вился дымок. – Иных результатов нет.

Возвращаюсь.

Забравшись обратно в кокпит, Каспер быстро повел «Элигор» к точке эвакуации,

где ждал транспортный вертолет.

Оставаться здесь дольше не имело смысла. Операция по уничтожению

первоочередной цели – «Лаэватейна» – провалилась. Но упрямые маленькие наглецы,

осмелившиеся выступить против могущественной Амальгам, не протянут долго. Все

равно осуществление генерального проекта так или иначе положит конец существованию

Митрила. И его бывшему ученику – тоже…

Впрочем, нет. Он был уверен в том, что они рано или поздно сойдутся в поединке.

Предвкушение великолепной охоты на подобного себе заставило его губы растянуться в

усмешке.

Добро пожаловать, славная смерть.

Условия домашнего ареста стали гораздо более строгими.

Вывезенной из поместья в Никаро Чидори Канаме пришлось побывать во

множестве разных мест. Сначала ее две недели продержали на ферме в Техасе, потом

перебросили в Швейцарию, где заперли на неделю на старой вилле, уединенно

расположенной в горах. Условия содержания и там, и там не шли ни в какое сравнение с

великолепным поместьем – почти никаких удобств. Еда тоже была плохой – только

консервы и военные сухие пайки.

Несколькими днями позже завертелся калейдоскоп.

Бельгия, Дания, северная Италия.

Затем ее через Турцию доставили в Ливию и поселили в дешевой гостинице.

Канаме перевозили в основном на автомобилях и лишь изредка транспортными

вертолетами, поэтому путешествие заняло долгое время. Отвратительное питание и

жесткие непривычные койки, где она не могла, как следует, заснуть, выматывали ее день

за днем, исподволь отнимая силы.

За полтора месяца перед ней прошла Европа, Ближний Восток и северная Африка,

а потом ее снова доставили в северную Америку.

Ее продержали целую неделю в великолепном пятизвездочном отеле в Лас-Вегасе,

не давая и шагу ступить за пределы спальни. Но даже так Канаме от всего сердца

радовалась мягкой кровати, ресторанной еде и возможности в любой момент принять

душ.

До тех, пока ее неожиданно не отправили самолетом на Шри Ланку. Или, по

старому – на Цейлон.

Контраст оказался чудовищным. Попав из отеля высшего класса в неоготическом

стиле с кондиционированным воздухом в барак расположенного в тропиках

тренировочного лагеря террористов, где не было ничего, кроме допотопного

электрического вентилятора, Канаме, наконец, утратила остатки боевого духа. Ее

физическое состояние стало быстро ухудшаться.

Страшная жара не спадала, а ей пришлось практически все время оставаться в

крошечной комнатке затерянной в джунглях казармы, где помещалась только железная

койка и тумбочка.

Это было ужасное место. Худшее из всех. Жару еще можно было перетерпеть, но

ее добивала душная и липкая влажность. В запертую каморку снаружи без всякого труда

проникали отвратительные запахи недалекого нужника и гниющего мусора. Застарелая

вонь из внутренней части барака, где квартировали кадеты-террористы – потные

портянки, запахи дешевого вина и блевотины, смешанные с кислым пороховым дымом и

запахом ружейной смазки – поначалу не давали ей вдохнуть через нос.

Слух днем и ночью терзали раздающиеся неподалеку оглушительные выстрелы и

взрывы, грохот турбин и свист вертолетных винтов, вой двигателей бронероботов и

сотрясающий хлипкие стены топот. Ругань, дикие боевые кличи и грубый хохот

тренирующихся наемников не давали ни минуты покоя.

А еще там были насекомые.

Запросто пробираясь через окно, которое никто не позаботился затянуть москитной

сеткой, и через щели в стенах и под крышей, в комнатку набивалось несчетное множество

летучей и ползучей нечисти. Противные создания, названий которых она не знала,

ползали по стенам, по полу и по постели, жужжали, толкались и кружились вокруг голой

тусклой лампочки. Они были невообразимо огромными. Древесный клоп, раза в три

крупнее, чем свои японские родичи, описывал круги перед ее глазами со звуком, от

которого по спине ползли мурашки. Не успела она оглянуться, как сколопендра длиной

чуть не в полметра попыталась забраться ей в карман.

Канаме с великим трудом подавляла желание завизжать так, чтобы затрясся

потолок.

Потому что она все еще не собиралась сдаваться. Не хотела показывать свою

слабость на радость тюремщикам. Не собиралась позволять, чтобы ее считали нежной

принцессой, падающей в обморок при виде таракана.

«Они пытаются сделать меня слабой».

Канаме не знала точно, но все выглядело так, словно эти люди собирались измотать

ее, взять измором, и, наконец, сломать совсем, привести к покорности. Именно для этого

они так обращались с пленницей, именно поэтому создали для нее практически

невыносимые условия. Грубая постель, отвратительная пища, антисанитария – серьезные

испытания для девочки, которая привыкла к цивилизации и нормальным условиям жизни.

Швырять ее из одного гнусного места в другое, мучить духотой, бессонницей и

расстройством желудка, довести до изнеможения – верный путь к цели. Сколь ни сильна

была бы воля к сопротивлению, когда человек физически истощен и превращается в

собственную тень, ему в итоге почти всегда приходится смириться и делать то, чего от

него хотят. Даже неделя в отеле Лас-Вегаса, скорее всего, была частью этого

издевательства, плана, рассчитанного на то, чтобы подчинить ее.

Кажется, Леонард остался жив.

Но он ни разу не появился перед ней с тех пор.

Она не знала, кто был автором этого плана, приказывал ли Леонард обращаться с

ней именно так. Та девушка, полька по имени Сабина Левония, неотлучно находилась при

Канаме, но ни разу ничего не сказала о состоянии Леонарда ничего, кроме того, что он

выжил.

С другой стороны, она несколько раз встречалась с Калининым. Первый раз на

ферме в Техасе, потом при перелете в Бельгию на каком-то маленьком аэродроме и еще

раз в отеле в Лас-Вегасе. Он ни разу не сказал ничего существенного. Вероятнее всего, он

просто выяснял, в каком состоянии она находится, словно надзиратель, проводящий

осмотр заключенного. Пристально вглядевшись в лицо, он окидывал взглядом ее руки и

ноги, чтобы удостовериться, не слишком ли она исхудала, нет ли следов синяков или

ожогов. Канаме тоже ни разу не спрашивала майора ни о чем, и даже не бросила ему в

лицо ни одного оскорбления – это было совершенно бесполезно, он был холоден и тверд,

как скала.

Потом ее свалила лихорадка, и начали мучить кошмары.

Раннее утро. Канаме входит в школьные ворота, как всегда. Но теперь перед ней

возникает серебряный бронеробот, словно демон, восставший из ада. Он стреляет.

Школа разрушена и сожжена дотла на ее глазах. Во дворе громоздится гекатомба

трупов ее одноклассников и друзей. Они все еще тлеют. Канаме хочет отвести

остекленевшие от ужаса глаза – и не может. Только когда ее взгляд падает на

обугленное тело Токивы Киоко, по щеке скатывается слеза.

Новое утро. Канаме просыпается в своей роскошной спальне в поместье. Вокруг

постели стоят незнакомые люди, рассматривая ее с плотоядными ухмылками. Она

дергается – вскочить и бежать – но ноги не двигаются. Ее хватают, прижимают и

срывают одежду. Липкие руки, точно бесчисленные сороконожки, ползают по

обнаженной коже. «Спаси меня, Соске»! Отчаянный, пронзительный крик. Но он не

придет. «Он давно мертв, мертв, мертв!» – злорадно скрипят оплетающие все тело

сороконожки. Они смеются, клацая острыми хелицерами.

Снова утро в школе. Враждебные взгляды. Жестокие усмешки – их даже не

пытаются скрывать. Снова куда-то пропали учебники. На страницах тетрадки –

жирные красные надписи. Они кричат:

«Сдохни»! «Вонючка». «Ты всех достала»!

Страшная тошнота. Не в силах терпеть, она бросается вон из класса. Туалет.

Через верх закрытой дверцы кабинки на голову обрушивается ведро холодной грязной

воды. Смеется ученица – предводительница травящей ее банды. Она стоит рука об руку

с Соске. «Как же так?! Он – мой!» Канаме в бешенстве крушит все вокруг и кричит.

«Ненавижу! Ненавижу вас всех!!! Чтоб вы сдохли»!!!

Жуткие видения терзали ее, не прекращаясь.

Канаме открыла глаза и снова зажмурилась со стоном. Ослепительный свет

вонзился в глазные яблоки, словно раскаленная спица. Солнце било в лицо через

треснутое стекло маленького оконца. Она лежала на железной койке, влажные простыни и

белье липли к коже, точно горячий компресс. Пот тек ручьем, волосы слиплись,

превратившись в колтун.

Который же час?.. Наверное, полдень.

Она не помнила, сколько дней прошло с того момента, как ее привезли в этот

лагерь. Кажется, лихорадка немного разжала когти и температура спала.

Она попыталась встать с койки, но ноги были словно чужие – потеряв равновесие,

Канаме упала на грязный пол. Цепляясь за столик в напрасной попытке подняться, она

уронила пустую кружку, лежавшую на кровати. Жестяной грохот заставил ее болезненно

сморщиться. За дверью тоже кто-то услышал, и в замке скрежетнул ключ. Вошла Сабина

Левония. Теперь на ней не было примелькавшегося брючного костюма – простая черная

майка и армейские шаровары. Несмотря на липкую духоту и влажность, она даже не

вспотела.

– Вы проснулись, – смерив ее непроницаемым взглядом, проговорила Сабина. –

Кажется, вам снились кошмары.

– Пить… воды...

– Позже. Сначала измерим температуру.

– Горло… пересохло.

Игнорируя слова Канаме, Сабина вынула из стоящей на столике аптечки цифровой

термометр. Полька вложила его в ухо подопечной, и термометр тихонько и успокаивающе

пискнул – электронный звук странно контрастировал с этим затерянной в горных

джунглях хибарой.

– Воды… пожалуйста…

– Хм. Немного снизилась, – Сабина взглянула на жидкокристаллический дисплей.

Тридцать семь и три.

– Сабина, я давно хотела спросить… кажется, ты ненавидишь меня?

– Не знаю, какой ответ вы хотите услышать, – нисколько не изменив отстраненно-

холодного выражения лица, Сабина вышла в коридорчик, налила воды в немытый стакан,

вернулась и протянула Канаме.

– Не виляй… я все понимаю, – Канаме жадно глотала мутную тепловатую воду. –

Это ведь Леонард приказал?

– Что именно?

– Таскать меня по этим гнусным местам. Запереть здесь. Вымотать и измучить.

– За вами охотится много людей. – Сабина явно не желала отвечать на вопрос

прямо. – В интересах вашей безопасности мы не можем долго оставаться в

комфортабельных условиях. Лагерь намного безопаснее, чем отель в Лас-Вегасе.

– Да неужели?

– Это единственная причина. Вам придется привыкать – другого выхода нет.

– Но какой все же Леонард бессердечный. Если он выздоровел, мог бы заглянуть

хоть разок.

– Вы хотите его видеть?

– Я – нет. Но на твоем лице написано, что ты бы этого хотела.

Сабина на мгновение замерла, перестав дышать. Канаме продолжала слабым

голосом:

– Разве ты не любишь его?

– Не понимаю, о чем вы.

– Должно быть, это раздражает. Заботиться о девчонке, которая чуть не застрелила

любимого человека – да еще и по его собственному приказу. А он даже и не потрудился

заглянуть в эту глухомань. Наверное, ты готова взорваться от злости.

– Вы не понимаете, – голос Сабины оставался раздражающе ровным. – Мастер

Леонард поправился совсем недавно. До тех пор мы не получали никаких указаний.

Сейчас приказы, которые я выполняю, не изменились. Я буду стеречь вас, как и раньше.

– Конечно. Верная цепная собака.

В слабом голосе Канаме звучал вызов. Ее словно что-то толкало в спину, она изо

всех сил напрягла ватную, не желающую соображать голову. Уколоть Сабину, заставить

ее взбеситься, разбить неприступный панцирь, которым она прикрывается – сейчас

Канаме думала только об этом. Она продолжала:

– До чего же он жалкий, твой Леонард. Забыл про сохнущую по нему подружку и

кривлялся передо мной. Выпендривался даже под дулом револьвера, строил из себя

бессмертного властителя душ. Вот и дождался – выпросил пулю в лоб. Надо же быть

таким придурком!

Канаме выплевывала презрительные слова, ничуть не беспокоясь тем, что они не

годятся для воспитанной молодой девушки. Единственное, чего ей хотелось – уязвить

свою тюремщицу, спровоцировать, заставить выругаться в ответ, стереть с ее лица это

ледяное выражение.

– Ага, знаю! Потому-то он и не показывает свое смазливое личико – то есть уже не

совсем смазливое. Что бы ты ни выдумывала в его оправдание, он просто переживает, ему

стыдно за раскуроченную морду…

Стакан в руке Сабины неожиданно треснул. Побелевшие пальцы стиснули стекло

так, что оно не выдержало. Ее глаза жутко вспыхнули, она схватила Канаме за горло и

яростно ударила затылком о край койки. Швырнув пленницу на пол, она уселась ей на

грудь.

– Я не позволю оскорблять его…

Сдавленный голос Сабины с трудом пробивался сквозь стиснутые и оскаленные

зубы, его перехватывало страшное горловое рычание. Кровь с правой руки, сжимающей

остро зазубренную «розочку», капала на лицо Канаме.

– …Особенно тебе, Чидори Канаме.

Канаме не смогла выдавить ни слова в ответ. Телосложение усевшейся на нее

верхом Сабины не слишком отличалось от ее собственного, но хватке польки мог бы

позавидовать стокилограммовый рестлер.

– Я не жила, я барахталась на грязных улицах Лодзи, полных человеческого

мусора. Первым, кого я убила, был полицейский офицер – большой любитель садо-мазо.

Второй – моя мать, которая продала меня ему. На следующий же день я угодила в лапы

варшавской мафии – и стала киллером. Работы было много – я уже не помню, скольких я

прикончила. Мне и в голову не пришло бы, что кто-то еще сможет отнестись ко мне как к

человеку. Но он подобрал меня, взял под свое крыло. Все было списано со счета. Ради

него я готова сделать все, что угодно, для меня не существует никого, кроме него.

Неважно, если он не любит меня. Пока я могу выполнять его желания – все хорошо.

Из горла Канаме вырвался слабый хрип. Не обращая внимания, Сабина

продолжала:

– Ты все время грубила охранникам, хотя ничего не знаешь о том, как по-

настоящему устроен этот мир. Мне уже давно хотелось сломать тебе переносицу, чтобы

ты не задирала нос – нос, дальше которого не видишь. Но я не могла. Потому что ему бы

это не понравилось. И ты еще осмеливаешься критиковать его «плохое отношение»?!

Это… непростительно.

Сабина занесла руку с зажатым в ней острым осколком. На ее искаженном,

оскаленном лице была написана жестокая радость, горящие глаза вперились в лицо

Канаме. Нет, не в лицо – куда-то ниже. Горло?

Это были глаза убийцы. Глаза существа, наслаждающегося своей работой, с

упоением вкладывающего в нее всю душу и умения. Нечеловеческие глаза.

– С меня хватит. Я убью тебя.

– …Не надо…

– Сама виновата.

Осколок стекла глубоко вонзился в горло.

Твердый. Острый.

Холодный чужеродный объект вошел, перерезав трахею. Из горла вместо крика –

жуткий свист и булькающий хрип. Горячая жидкость мгновенно переполнила рот и

хлынула наружу.

Сабина рванула свое варварское орудие в сторону, расширяя рану. Вырвала

окровавленное стекло и ударила снова.

Перерезанного горла жертвы ей показалось мало. Рыча, она принялась полосовать

лицо Канаме, раздирая и рассекая щеки. Отрезала нос, изуродовала губы и выколола глаза

– терзая и стирая ненавистные черты, превращая то, что было лицом Чидори Канаме, в

неузнаваемый кусок мяса. Руки и ноги жертвы беспорядочно дергались в предсмертных

конвульсиях, пальцы судорожно рвали залитые кровью простыни.

Глядя на кровь, хлещущую из жутко дергающегося тела, Сабина захохотала

безумным, диким смехом – тем самым, что звучал в прошлом сне, в устах учеников. Ее

лицо распалось, превратившись в скопище сороконожек и сколопендр. Сидящая верхом

на Канаме полька превратилась в совершенно другого человека. Девушку с длинными

черными волосами. С упоением внимающую стонам и слизывающую кровь, которая

фонтаном брызгала на ее лицо из перерезанных артерий.

Это была она сама.

– Поменяемся местами? – интимно прошептала новая Чидори Канаме,

наклонившись к бесформенному куску мяса, в который превратилась Чидори Канаме –

прежняя.

– Кажется, пришло время мне выйти на сцену? Ты позволишь?

С прорвавшимся, наконец, душераздирающим криком Канаме вскинулась и села на

кровати. Скрипнула панцирная сетка.

Лагерь на Шри Ланке. Тесная грязная камера. Жгучий свет тропического дня из

окошка.

Дыхание бешено рвалось из груди, голова раскалывалась. Тело подплыло липким

потом, простыни и белье промокли насквозь, словно горячий мокрый компресс.

Со скрипом отворилась единственная дверь, вошла Сабина Левония. Черная майка

и армейские шаровары цвета хаки. Душная жара почему-то не заставила ее даже вспотеть.

– Вы проснулись, – смерив ее непроницаемым взглядом, проговорила полька. –

Кажется, вам снились кошмары.

– Пить… воды...

– Позже. Сначала измерим температуру.

– Горло… пересохло.

Игнорируя слова Канаме, Сабина вынула из стоящей на столике аптечки цифровой

термометр. Полька вложила его в ухо подопечной. Знакомый электронный звук.

– Воды… пожалуйста…

– Хм. Немного снизилась.

Жидкокристаллический дисплей показал тридцать семь и три. Точно как во сне. По

спине Канаме пробежал холодок.

– Сабина.

– Что?

– Ты знаешь место… которое называется Лодзь?..

Рука Сабины, наливавшая воду в стакан, на секунду замерла.

– Я там жила. Давным-давно.

– Вот как…

– Но откуда вы узнали?..

– Ниоткуда.

Выхватив у нее стакан, Канаме жадно припала губами к cтеклу, давясь теплой

затхлой водой.

Турбовинтовые двигатели заходящего на посадку транспортного С-130

прогрохотали почти над самой головой. Взлетно-посадочная полоса, покрытая

Дата добавления: 2017-01-14