Человек и власть 5 страница

Еще одна эмигрантская политическая организация — «Братство народного права» («Братство борьбы с коммунизмом») выдвигала в качестве первоочередных задач:

1. Демократический строй.

2. Правовое закрепление всей земли сельскохозяйственного
назначения за трудящимися.

2. Земля и движимое имущество, добросовестно приобретен­ные при Советской власти, целиком должны были остаться за новыми владельцами, которым были обещаны гарантии защиты прав собственников. В то же время они обязаны были согласовать свои права со старыми собственниками земли и имущества.

3. Красная Армия должна быть сохранена (ликвидировать предполагалось политорганы).

4. Возрождение нормального денежного обращения, банков, кредитов и хозяйственной инициативы.

«Братство» предполагало возродить Россию только при сов­местном усилии крестьян, рабочих, интеллигенции и предприни­мателей.

ГПУ не смогло выяснить личный состав организации. Оно ссы­лалось на какие-то непроверенные агентурные сведения, согласно которым «Братство» было связано с известным политическим де­ятелем С.Н.Третьяковым².

Третьей силой, способной стать основой для создания анти­советской оппозиции за рубежом, а затем и в Советской России, считалась литературная группа, образовавшаяся вокруг газеты «Дни», которая считалась чуть ли не центром, объединявшим и

организовывавшим все радикально-демократические эмигрант­ские организации. В передовой статье № 1 «Дней» было сказано, что газета «Дни» была основана группой лиц, не связанных в деле ее издания никакими обязательствами ни с одной из существо­вавших в России и за границей политических партий, и объеди­ненных исключительно независимостью демократической мысли и сознанием необходимости борьбы за возрождение свободной России. Они не отрицали насущной необходимости создания по­литических группировок и партийных организаций. Их кредо — «Ни возврата к монархии, ни тем паче примирения с тиранией нынешних правителей России. Мы хотим преодоления партий­ных предубеждений и предрассудков во имя Родины»¹.

В состав сотрудников «Дней» входили умеренные социалисты В.Зензинов, П.Воронович, Е.Брешковская, Е.Кускова, С.Проко-пович, М.Осоргин, П.Сорокин. Агентурные донесения советской внешней разведки свидетельствовали, что между вышеназванными организациями, начиная с сентября 1922 г., в Париже имели место совместные совещания по вопросу создания республиканско-демок-ратической партии. От левых кадетов присутствовали Милюков, Демидов и Волков, от «Народного Союза» — Зелинский (Вакар), от правых эсеров—Авксентьев, Вишняк, Руднев.

Руководители организации «Народного Союза» Демидов, Чайков­ский и Вакар по поводу ведения переговоров о своем вступлении в состав создававшейся республиканско-демократической партии сообщали в своей записке, что ни от одного из инициаторов новой партии, кроме Н.Авксентьева, им не удалось получить совершенно категорического заверения в том, что эта партия не вступит на путь признания или соглашения с большевиками. Они выражали недо­вольство тем, что преобладающее влияние в партии могли иметь социалисты, и настаивали на равновесии сил между социалистичес­кими и несоциалистическими элементами. Требовали сохранения за ними организационной самостоятельности и возможности выхода из партии в случае расхождения с ее политической линией².

Социалистическое крыло эмиграции надеялось на успех нэпа и создание в России социал-демократического строя. Такая перс­пектива толкала интеллигенцию на вынужденное временное при­знание и даже сотрудничество с Советской властью.

Советское правительство расценило информацию о возмож­ности создания республиканско-демократической партии как

покушение на свою власть. В Москве считали, что имелись объ­ективные предпосылки для создания новой партии, способной объединить мелкие и средние радикальные элементы буржуазии. Мотивируя тем, что программа такой партии могла найти сочувс­твие антисоветски настроенной интеллигенции в России, ГПУ было дано указание пристально наблюдать за процессом образо­вания новой партии в эмиграции, не допустить попыток создания нового политического объединения на территории РСФСР. ГПУ получило конкретное задание: любой ценой остановить всякую деятельность республиканцев. Возглавить операцию против ор­ганизаторов партии было поручено заместителю председателя ГПУ И.С.Уншлихту. начальнику секретного оперативного управ­ления В.Р.Менжинскому, начальнику особого бюро Я.САгранову. Советское правительство держало под контролем монархические организации, действовавшие за рубежом. К 1922 г. распыленные монархические группы, сплотившись вокруг идеологического и организационного центра в лице Высшего монархического совета (ВМС), приобретали все большее влияние в эмигрантской диаспо­ре стран Европы. По данным ГПУ, в состав ВМС, возглавлявшего­ся Марковым 2-м, входили такие влиятельные в политических и общественных кругах лица, как Римский-Корсаков, Ширинский-Шахматов, Масленников, Тальберг.

В середине 1922 г. ориентиры русских монархистов поменя­лись с началом президентского срока известного французско­го консерватора Пуанкаре. Начало было положено Парижским монархическим объединением, возглавлявшимся Треповым, которое имело в своих рядах монархистов-франкофилов (князь Урусов, Крупенский, Шебеко). По донесениям агентов, в среде монархистов шла борьба двух направлений: французского и гер­манского, в которой победило первое¹.

В ноябре 1922 г. на проходившем в Париже монархическом съезде императорской фамилии было предложено возглавить дви­жение. В качестве наиболее подходящего лица из дома Романовых на этот пост назывался Великий князь Николай Николаевич. Незадолго до этого Великий князь Кирилл Владимирович объ­явил себя блюстителем Всероссийского престола. Часть учас­тников Парижского съезда предлагали выдвинуть Кирилла Владимировича на пост главы Высшего монархического совета (ВМС), но оказались в меньшинстве. После съезда борьба между ВМС и сторонниками Великого князя Кирилла настолько обост­

рилась, что в организационном отношении они представляли со­бой две совершенно враждебные друг другу группы.

Агенты контрразведывательного отдела ГПУ отмечали, что кирилловцы являлись самой активной из монархических групп, как в отношении своей работы за рубежом, стремясь привлечь на свою сторону наиболее широкие круги русских монархистов, так и в отношении развития агитационной деятельности на тер­ритории Советской России. За границей интересы Кирилла Владимировича были представлены во всех крупных европей­ских странах. На его средства издавался журнал «Что делать». Готовилось издание газеты «Россия», редактором которой на­мечался бывший товарищ Председателя Государственной Думы князь Волконский. Сторонники Кирилла Владимировича име­ли возможность распространять свои печатные издания среди населения и в Красной Армии. За рубежом был сформирован штаб во главе с генералами В.В.Бискупским и П.В.Глазенапом. В распоряжение последних перешли остатки боевых частей гене­рала Н.Н.Юденича, интернированных в Эстонию.

Осведомители ГПУ сообщали, что в монархических группах была замечена склонность к террору, направленному против ответственных советских работников. Высказывалась мысль о возможной организации террористических групп из числа молодежи, что предполагало поддержку студенческих органи­заций, поскольку ряд студенческих союзов стояли на монархи­ческой платформе и были связаны с ВМС. Далее указывалось, что одно из постановлений съезда предлагало вступить в связь с Б.Муссолини. Среди монархистов существовали сильные тен­денции к созданию фашистских организаций, но точных сведе­ний о них у ГПУ не было.

Получив информацию об усилении деятельности монархис­тов, главным образом кирилловцев, советское руководство пору­чило ГПУ обратить самое серьезное внимание на эту политичес­кую группировку. По соображениям политического и экономичес­кого характера, монархисты являлись для большевиков одной из самых опасных и враждебных сил. Руководство операцией про­тив монархистов было возложено на С.И.Уншлихта, Г.Г.Ягоду и РА.Пиляра. Всем органам ГПУ предлагалось усилить наблюдение в частях Красной Армии. Постоянный контроль был установлен за бывшим крупным чиновничеством, аристократией и гвардейс­кими офицерами, среди которых было возможно возникновение монархических групп. Все это сопровождалось усилением цензу­ры, перехватом монархической литературы и корреспонденции,

слежкой за людьми, прибывшими из-за границы или переписыва­ющимися со своими родственниками-эмигрантами¹.

Бывшим офицерам царской армии выражалось особое недове­рие. 17 сентября 1923 г. Пленум Верховного суда РСФСР утвердил циркуляр за № 61 «Об ответственности белых офицеров за сокры­тие своего звания». Всем судебным структурам было разъяснено, что при привлечении белых офицеров к уголовной ответствен­ности за сокрытие своего офицерского звания или чина надлежа­ло различать:

1. Когда бывший белый офицер совершенно уклонялся от уче­та лиц командного и административного состава;

2. Когда он уклонялся от учета, но служил в Красной Армии на должности, не соответствовавшей его военной квалификации;

3. Когда офицер, независимо от возраста добровольно прибыв­ший из эмиграции в Советскую Россию по прекращении граждан­ской войны, уклонился от регистрации в военном ведомстве и от обязательной регистрации, производившейся органами ГПУ.

В первом случае виновнику предъявлялось обвинение по ст. 81 УК РСФСР как лицу, уклонившемуся вообще от военной службы.

Во втором случае предъявлялось обвинение по ст. 90 УК, т.е. за дачу заведомо ложных о себе сведений. По этой же статье кара­лось и сокрытие своего офицерского звания при явке на общий учет военнообязанных Красной Армии.

В третьем случае предъявлялось обвинение по ст. 219 УК как за неисполнение законных распоряжений органов Советской власти, призванных охранять общественную безопасность и спокойствие².

¹ Там же. Л. 114-115. ² Там же. Л. 144. ⁸ Там же.

Как видим, интеллигенция не пользовалась доверием совет­ского государства и постоянно находилась под пристальным оком спецслужб. Совет народных комиссаров руками ГПУ в корне пре­секал всякие попытки политической и идеологической оппозиции Советской власти. По личному указанию Ленина была развернута кампания преследования и высылки за границу виднейших пред­ставителей российской науки. Постановление Политбюро ЦК РКП(б) «Об антисоветских группировках среди интеллигенции» от 2 июня 1922 г. предложило ВЦИК издать постановление о со­здании Особого совещания, куда вошли представители Наркомата иностранных дел и Наркомата юстиции, которому предоставля­лось право заменять высшую меру наказания высылкой за границу или в отдаленные местности РСФСР³.

Глава вторая

от ликвидации нэпа — к насильственной коллективизации

1. Усиление роли ГПУ-ОГПУ-НКВД при Сталине

1923-1924 гг. были переломными в истории Советского госу­дарства в связи с болезнью и смертью В.И.Ленина. Кто его заме­нит на посту руководителя —Л.Д.Троцкий, И.В.Сталин, А.И.Рыков или Н.И.Бухарин? В борьбе конкурентов принимали участие и вы­сшие чины советских спецслужб.

23 января 1924 г. заместитель председателя Грузинской ЧК Л.П.Берия направил в Москву телеграмму Г.Г.Ягоде о своем по­сещении Л.Д.Троцкого, находившегося в то время на лечении в Грузии. В беседе с Берией Троцкий заявил, что он не верил в воз­можность какого бы то ни было раскола в партии. Он считал, что необходима сплоченность руководящих рядов, так как Ленина мог заменить только коллектив. Берия просил Ягоду срочно передать содержание своей телеграммы Сталину или Орджоникидзе¹.

Г.Ягода выполнил просьбу Берии, со Сталиным у него склады­вались хорошие отношения. Ягода не был новичком в ГПУ, он начал работать в «органах» с 1919 г., заняв через год пост члена Президиума ВЧК². В 1921 г. он исполнял обязанности управляю­щего делами ВЧК и совместно с начальником секретного отдела Т.Самсоновым руководил подготовкой циркулярных шифро­ванных писем ВЧК, характеризовавших политическую ситуа­цию в стране. В 1923 г. Ягода — заместитель начальника секрет­но-оперативного управления, а в 1924 г. — один из заместителей Дзержинского. Его карьерный взлет совпал с введением нэпа.

¹ Генрих Ягода. Нарком внутренних дел СССР. С. 307. ² ЦА ФСБ РФ. Ф. 100. On. 1. Д. 5. Л. 1. 23 декабря 1920 г. Ягода подпи­сал за председателя ВЧК приказ № 173 о том, что ни одно постановление Коллегии органов ВЧК на местах о применении высшей меры наказания над коммунистами не может быть приведено в исполнение без их санк­ции.

В стране далеко не все верили новой экономической полити­ке большевиков, но «освобождение» торговли способствовало

восстановлению экономики. В деревне замена продразверстки продналогом дала крестьянам возможность продавать государству по низким ценам намного больше сельхозпродукции. 1924 г. был неурожайным, и государственные заготовки зерна относительно 1923 г. снизились в среднем на 35%¹.

Летом 1924 г. Ягода направил полномочным представительс­твам и отделам на местах циркулярное письмо. В нем содержалась озабоченность паническим настроением крестьян ряда губерний, пострадавших от неурожая. Документ предостерегал, что «ухудше­ние экономического положения в деревне» может вызвать в ней «нежелательные для власти процессы», так как «от политической пассивности крестьянства почти не осталось и следа»². Опасения не оправдались. На селе беспорядков не было. Крестьяне продол­жали упорно трудиться, используя либерализацию экономики.

¹ РГАЭ. Ф. 8040. Оп. 8. Д. 360. Л. 1-2. ² «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.) Т. I. 1922-1923. Ч. 1. М„ 2001. С. 65. ³ ЦА ФСБ. Ф. 100. On. 1. Д. 5. Л. 150.

Во время краткого действия нэпа несколько ослабли репрес­сии по отношению к чуждым большевикам представителям цер­кви и бывшей аристократии. 16 августа 1924 г. Г.Ягода подписал приказ №317, в котором местным органам ОГПУ запрещалось производить самостоятельно высылки и ссылки граждан из погра­ничных городов с нарушением порядка предписанного центром³. По ходатайству родственников и общественности освобожда­лись люди, необоснованно арестованные. 29 ноября того же года Ягода утвердил заключение по делу № 25505 священнослужителя А.С.Михайловского, арестованного и обвиненного на основании сведений, поступивших в VI отделение секретного отдела ОГПУ о том, что он проводил среди верующих антисоветскую агитацию. Произведенным по делу следствием наличие инкриминируемо­го гражданину Михайловскому обвинения не было установлено, поэтому его дело следствием было прекращено и сдано в архив, а подписка о невыезде Михайловского из Москвы аннулирована. Столь краткому заключению со счастливым концом предшест­вовали арест и обыск, а также месячное следствие и содержа­ние в Бутырской тюрьме больного хроническим туберкулезом Михайловского. По мнению чекистов, на основании имевшего­ся у них материала Михайловский был достаточно изобличен не только в антисоветской агитации, но и в антисоветской деятель­ности. На основании ст. 131 УК РСФСР ему грозило суровое на­

казание. Своевременные и настойчивые действия по освобожде­нию священника Михайловского были предприняты его женой, которая вместе с заявлением на имя начальника VI отделения секретного отдела ОГПУ Е.А.Тучкова представила справки о бо­лезни мужа, заверенные известными московскими врачами проф. М.П.Кончаловским и С.Духовским. Другое заявление она направи­ла на имя уполномоченного секретного отдела ОГПУ Казанского, в котором просила освободить мужа от содержания в тюрьме до суда по причине его тяжелой болезни. Заявление М.П.Михайловской было поддержано ходатайством и.о. председателя Московского епархиального совета В.Виноградовым и Церковно-приходским советом общины храма Дмитрия Солунского.

Названные ходатайства возымели действие на ход следствия. 18 июня 1924 г. дело А.С.Михайловского было заслушано на судеб­ном заседании, на котором было принято постановление об осво­бождении священника под подписку о невыезде. Однако следствие было продолжено, и только 1 декабря 1924 г. дело Михайловского было заслушано повторно и он получил выписку из протокола с постановлением о прекращении его дела и аннулировании иод-писки о невыезде¹.

¹ Там же. Д. Р 25091 Михайловского Александра Сергеевича за 1924 г. Поданным из другого архива, священник бывшей церкви Дмитрия Солунского А.С.Михайловский в 1933 г. был выслан из Москвы распоря­жением ОГПУ в Темниковский концлагерь. Его супруга настойчиво хода­тайствовала об освобождении мужа. Ее заявление в начале января 1934 г. дошло до М.И.Калинина, который в резолюции написал: «Освободить» и затребовал срочно выслать заключение по делу Михайловского. Секретариат Председателя ЦИК дважды давал запрос в ОГПУ. В конце февраля того же года был получен ответ от особоуполномоченного ОГПУ по Московской области Ипполитова, что постановлением «тройки» дело осужденного Михайловского было пересмотрено. Исправительно-трудо­вой лагерь был ему заменен ссылкой в Северный край на оставшийся срок. (ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 66а. Д. 126. Л. 22-23). Дальнейшая судьба священника А.С.Михайловского нам не известна. ² Из ответа начальника Управления регистрации и архивных фон­дов ФСБ России на наш запрос личного архивно-следственного дела Ю.А.Олсуфьева. Последний арест Олсуфьева был произведен 24 янва­ря 1938 г. Тройкой при УНКВД СССР по Московской области от 7 марта 1938 г. по обвинению в распространении антисоветских слухов ему была назначена ВМН. 19 марта того же года в возрасте 69 лет он был расстре-

25 января 1925 г., в г. Сергиев Посад был арестован проживавший и работавший там граф Ю.А.Олсуфьев. Однако ввиду того, что изоб­личавших его данных в антисоветской работе не было, то 19 марта 1926 г. года он был освобожден из Бутырской тюрьмы².

Во время нэпа Объединенное государственное политическое управление имело некоторые ограничения карательных функций. Тем не менее советские спецслужбы продолжали укреплять свои структуры, кадровый состав, расширять и совершенствовать сис­тему осведомительства и доносительства. В 1925 г. обнаружились тенденции к самостоятельности у крупных представительств и местных органов ОГПУ, что выражалось в попытках действовать независимо от гражданской администрации. Приказы заместите­лей председателя ОГПУ Менжинского, Ягоды и начальника ад­министративно-организационного управления Воронцова не ос­тавляли никаких надежд на провинциальную инициативу. 6 июля 1925 г. Г.Ягода своим приказом требовал, чтобы судебные поста­новления коллегии или Особого совещания ОГПУ приводились в исполнение либо по получении подлинной выписки из соответс­твующего протокола с подписями и печатью, либо по шифрован­ным телеграммам. 11 ноября того же года В.Менжинский в ответ на наблюдавшиеся частые случаи несвоевременного сообщения местными органами ОГПУ об исполнении постановлений центра требовал докладывать об этом не позднее чем через семь суток со дня получения постановления. В случаях невозможности выпол­нить постановление в указанный срок — ставить о том в извест­ность руководство ОГПУ и указывать причины невыполнения¹.

¹ЦАФСБ. Ф. 100. Оп. 1.Д. 5. Л. 151-152. ² Там же. Л. 153.

В 1926 г. в отделах ОГПУ на Лубянке стали скапливаться дела подследственных и заключенных, арестованных по политичес­ким мотивам, которые местные органы направляли в Москву на рассмотрение коллегии и Особого совещания ОГПУ. Причиной было то, что дела, попадая на оформление и подготовку в соот­ветствовавшие отделы, в них долго задерживались. В ожидании возврата дел подследственные находились в длительном предва­рительном заключении, что приводило к переполнению тюрем, голодовкам заключенных, их обращениям в прокуратуру и другие инстанции с требованием вмешательства, влекущим за собой ос­вобождение подследственных заключенных до решения их дел. По проверенным данным случаи задержания таких дел доходили до нескольких месяцев. По распоряжению Ягоды от 15 мая 1926 г. года, дела, прибывавшие в коллегию pi особое совещание ОГПУ из отдаленных мест, подлежали немедленному оформлению и подготовке для рассмотрения в срочном порядке².

В 1927 г. в СССР праздновалось 10-летие Октября. По такому слу­чаю 15 октября в Ленинграде, где происходили события октября 1917 г., Центральным исполнительным комитетом СССР был при­нят манифест об амнистии, подписанный председателем ЦИК СССР М.Калининым и секретарем ЦИК СССР А.Енукидзе. Статья 9 мани­феста исключала из действовавших уголовных кодексов союзных республик применение смертной казни в качестве меры социальной защиты по всем делам, кроме дел по государственным, воинским преступлениям и вооруженному разбою. 2 ноября 1927 г. в Москве было принято постановление «Об амнистии», которое подробно в 14 пунктах давало порядок практической реализации манифеста: всем осужденным к высшей мере наказания, за исключением лиц, изъятых статьей 10-й из манифеста, по которым приговоры еще не были приведены в исполнение, расстрел был заменен десятилетним лишением свободы со строгой изоляцией и конфискацией имущест­ва; лица, осужденные судами к лишению свободы на срок до 6 меся­цев включительно, были освобождены из-под стражи; трудящихся, красноармейцев и краснофлотцев, осужденных судами впервые к ли­шению свободы на сроки до одного года включительно, также осво­бождали; тех, кто был осужден к лишению свободы впервые на дли­тельные более трех лет сроки, освобождали, если они уже отбыли половину срока, назначенного судебным приговором; а тех из них, кто не отбыл половину срока, предполагалось освободить по истече­нии половины срока. Всех остальных лиц, осужденных к лишению свободы на более длительные сроки, предписывалось освободить по отбытии 2/3 установленного срока наказания.

В постановлении подчеркивалось, что указанные льготы не рас­пространялись на членов антисоветских партий, а равно на лиц, осужденных за злостное взяточничество и злостные растраты. Предполагалось освободить от дальнейшего содержания под стра­жей лишь граждан, осужденных по приговорам судов или админис­тративных органов за контрреволюционную деятельность еще во время Гражданской войны. Люди, осужденные органами ОГПУ, кро­ме изъятых из амнистии статьей 10-й манифеста, должны были от­бывать 2/3 установленного срока. Под амнистию попали даже люди, осужденные органами ОПТУ за государственные преступления и вооруженный разбой. Они освобождались по отбытии 3/4 установ­ленного приговорами срока. На основании того же манифеста и пос­тановления об амнистии предполагалось снять с особого учета всех бывших офицеров и военных чиновников белых армий¹.

Юбилейный год прошел, и власти еще больше стали преследовать нелояльных граждан непролетарского происхождения, так называ­емых «бывших людей». По всей стране осуществлялась тотальная слежка за людьми образованными, имевшими свои взгляды и позво­лявшими себе откровенные суждения об окружавшей их действитель­ности. Аресты осуществлялись по ложным доносам. В этом смысле по­казательна судьба сына бывшего тверского губернатора О.В.Волкова, узника советских лагерей с 26-летним стажем. Впервые он попал в застенки Лубянки в 1928 г. молодым человеком, когда по Москве про­катилась волна арестов. Никаких компрометирующих данных на него не было, но он работал переводчиком в греческом посольстве, поэ­тому ему предлагали стать секретным осведомителем; получив отказ, чекисты пообещали сгноить его в лагерях. ССоловков, где Волков отбывал свой первый срок, его выручил родной брат, ходатайство­вавший за него у М.И.Калинина. Несмотря на давнее знакомство се­мьи Волковых с Калининым, чекисты не простили О.В.Волкову отказ стать сексотом и периодически упрятывали его в лагеря с последую­щими ссылками¹. Для того, чтобы в очередной раз вызволить Волкова из тюрьмы, Калинину пришлось лично обращаться к заместителю председателя ОГПУ: «Тов. Ягода. Можно было бы сделать облегчение, ну хотя бы освободить из-под стражи с оставлением принудительных работ на месте. С коммунистическим приветом М.Калинин»².

Сворачивание нэпа привело к обострению политической ситу­ации в стране, и прежде всего в Москве. 7 мая 1929 г. Г.Ягода на­правил письмо своим подчиненным Т.Д.Дерибасу, А.ХАртузову, Г.Е.Прокофьеву, Я.К.Ольскому, Г.И.Благонравову, Н.Н.Алексееву, К.В.Паукеру и другим о мерах по борьбе с антисоветской агитаци­ей в Москве: «Злостная агитация в Москве принимает довольно большие размеры... Необходимо ударить по всей этой публике, особенно важно сейчас, ибо здесь пройдут целый ряд кампаний: чистка сов. аппарата, выселение из домов нэпмановского элемен­та, лишенцев и др....Необходимо провести широкие аресты зло­стных агитаторов, антисемитов, высылая их в Сибирь... Даже с семьями, особенно, если это «бывшие» люди»³.

¹ Волков О. Погружение во тьму. Из пережитого. М., 2002. С. 17-20. ² ГАРФ. Ф. 1235. Оп. 66а. Д. 66. Л. 138. ³ Генрих Ягода. Нарком вьгутренних дел СССР. С. 338-339.

Конец 1920-х гг. характеризовался «беспрерывными и бесчис­ленными арестами». Под «железную» метлу снова попадали пред­ставители потомственной интеллигенции. Причина арестов — подозрение в антиправительственной деятельности и агитации. ОГПУ продолжало расправу с «социально-опасными» людьми. От

них освобождали Москву, Ленинград и другие крупные города. Высылались коренные горожане. Люди преклонного возраста не переносили тяжелых условий содержания и умирали в концлаге­рях и отдаленных местах поселения. Фактически это было физи­ческое уничтожение высшего слоя интеллигенции.

В их защиту выступили влиятельные деятели науки, искусства и культуры. Дело вылилось в открытое противодействие властям со стороны известных ученых, писателей и поэтов, которые, рис­куя своим благополучием и даже жизнью, спасали репрессирован­ных. В первых рядах был И.П.Павлов, физиолог с мировым име­нем. В своем письме-протесте от 20 августа 1930 г., адресованном в Совет народных комиссаров, он пишет: «Я поражен недавними арестами в Москве профессора Прянишникова, а в Ленинграде (в Институте экспериментальной медицины) профессора Влади­мирова. Первый, насколько я знаю, никогда политическим деяте­лем не был и представляет тип ученого (притом крупнейшего, вы­дающегося), целиком ушедшего в свое дело. А второй (я знаю его близко)... совершенно неспособен к какому-нибудь противодейс­твию настоящему режиму...»¹

В сети ОГПУ попадают потомки радикально настроенных писателей XIX в. Родной племянник Достоевского, 68-летний Андрей Андреевич Достоевский тройкой ОГПУ был приговорен к пяти годам концлагерей с конфискацией имущества. Другой — тоже немолодой уже человек — Н.А.Пыпин, сын двоюродного брата Н.Г.Чернышевского, был посажен в концлагерь на 10 лет. Оба проходили по одному «контрреволюционному» делу, так как работали в Пушкинском доме Академии наук СССР.

Родственники арестованных взялись за их вызволение. Заявление родственников арестованного Достоевского с крат­кой запиской на своем личном бланке переслал Калинину А.В.Луначарский. За племянника Чернышевского Пыпина хода­тайствовал В.Д.Бонч-Бруевич. От него поступило обращение к председателю Комиссии по частным амнистиям П.Г.Смидовичу.

¹ ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 87. Д. 16. Л. 129. ² Там же. Ф. 1235. Оп. 66а. Д. 72. Л. 16-20.

Приведем отрывок из ходатайства В.Д.Бонч-Бруевича от 18 мая 1931 г.: «Может быть, этому совершенно умирающему ста­рику будет дана возможность реабилитировать себя и тем самым снять позорное пятно, которое пало на семью таких крупных ли­тературных и общественных деятелей, которые в прошлом, не­сомненно, связаны с истоками социалистического движения...»²

На заявлении родственников Достоевского М.И.Калинин напи­сал: «Я думаю, можно освободить». Смидович просил Комиссию по частным амнистиям ЦИК Союза поставить дело Пыпина на рассмотрение «...в возможно короткий срок»¹.

На имя Смидовича часто приходили подобного рода прошения, поэтому на заявлении необоснованно арестованных профессоров М.А.Севитова и В.В.Нагорного он вывел следующую резолюцию: «Мы так бедны культурными силами, так нам нужны такого рода специалисты, что, по моему мнению, от нормально поставленной работы специалистов с такой политической ориентацией, ЦИК СССР отказаться не может...»²

Нужна была четкая «политическая ориентация», т.е. постоянная и безоговорочная поддержка всех действий власти. В противном случае десятки и сотни ученых продолжали подвергаться арестам, ссылкам и расстрелам. Даже когда родственники настойчиво до­бивались пересмотра дела и Калинин просил ОГПУ еще раз разо­браться, это не значило, что человека могли освободить.

Власть не доверяла никому. Всемирно известный ученый, ди­ректор Радиевого института АН СССР, академик В.И.Вернадский, чтобы выехать в научную командировку за рубеж, вынужден был неоднократно обращаться за поддержкой к председателю прави­тельства В.М.Молотову. В своем письме от 2 мая 1933 г. на имя Молотова он писал: «26 марта я писал Вам — в предупреждение возможных недоразумений — о своей заграничной командировке от Академии наук. Ответа Академия не получает, и я боюсь, что какие-то недоразумения или волокита уже происходят и я могу вовремя не получить командировку.

Дата добавления: 2015-07-13