Средневекового мировоззрения европейцев

ХРИСТИАНСТВО КАК ОСНОВА

ТЕМА 1.

РЕЛИГИЯ И ЦЕРКОВЬ.

ВОЗНИКНОВЕНИЕ РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАНИЯ. Основой всей европейской средневековой духовной культуры была единая, универсальная, религиозная идеология – христианство[3]. Оно было путеводной звездой и в исканиях философов, и в творчестве литераторов, художников и скульпторов, и в повседневной жизни людей. Оно определяло миропонимание как верхов общества, так и "простецов", "простых людей".

Известно, что христианство, как впрочем, и любая иная религиозная доктрина исходит из представления о постоянстве и неизменности мира, в котором человек – существо временное, подчиненное, бессильное что-либо изменить. В принципе, и современная наука признает, что мир, в котором мы живем, есть объективная реальность, существующая по своим законам, независимым от воли людей. Человечество должно учитывать эти законы, подстраиваться под них. Но научное понимание мира предполагает изучение этих законов и их применение для обновления, улучшения условий и стандартов жизни. Наука исходит из признания принципиальной познаваемости мира.

Религиозные же воззрения, возникшие в донаучную эпоху, когда знания об окружающем пространстве еще были крайне ограничены и примитивны. Поэтому мир воспринимался как непонятная, непознаваемая, раз и навсегда данная реальность. Поскольку же представления и даже фантазии до- и раннеисторического человека не выходили за рамки его жизненного опыта, внешний мир воспринимался как вместилище хотя и сверхъестественных, но человекоподобных существ, которые этим миром управляют своей сверхъестественной волей. Так появились боги. На определенном этапе развития человеческого общества возникло понимание всеобщности и взаимосвязанности всех мировых процессов, и появился единый Бог – по сути, персонифицированная мировая закономерность. Так возникли иудаизм, а из него – христианство и генетически связанный с ними ислам [4].

Особенностью первобытного, древнего и средневекового миропонимания было представление о статичности, неизменности жизни. Ибо примитивный ручной труд совершенствовался крайне медленно, практически незаметно для целых поколений. Аграрное хозяйство – основа тогдашней жизни – вообще консервативно по своей природе. Обмен был ограниченным, деньги вкладывать было не во что, запасы или копили, или проедали. Такая жизнь отразилась и в религиозных представлениях о неизменности всего сущего.

Конечно, законы материального мира действительно постоянны. Но развитие производства, которое началось уже в средневековой Западной Европе и существенно ускорилось в новое время, с началом промышленного переворота, породило идею прогресса как блага, улучшавшего, облегчавшего жизнь людей. Большинство современных людей с этой идеей свыклось и воспринимает ее как должное (завтра - лучше, чем вчера, а если это не так, то надо что-то менять в обществе, чтобы было так).

Религия же закрепила доиндустриальный подход. Мир – постоянен, стабилен, стремление его изменять – нарушение Божье воли, вмешательство в Его деяние, то есть – грех. Отсюда – склонность традиционного человека к подчинению, пассивности: "На все – воля Божья".

ХРИСТИАНСТВО И РЕАЛИИ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ. Таким образом, в христианстве закрепился постулат о ничтожности человека, если он обособлен от Бога (то есть слишком погружен в посюсторонний мир, в повседневные заботы). Иоанн Богослов писал: "Не любите мира, ни того, что в мире". Человек в отдаленности от Бога – ничто, без Бога он не может преодолеть свое ничтожество. Путь к Богу – через молитву. Отсюда – поощрение пассивности, созерцания[5]. Такие воззрения вели к стремлению видеть жизненные идеалы в аскетизме – учении о необходимости борьбы с чувственными влечениями тела для достижения нравственного совершенства и общения с Богом[6].

Идеал аскетизма – отшельничество. В христианстве аскеты впервые появились в наиболее угнетенной части Римской империи – на Востоке. Постепенно аскеты стали создавать свои общины – монастыри, распространившиеся на весь христианский мир как очаги и оплоты аскетизма (подробнее о них – ниже).

Философская основа аскетизма – догма о бренности, временности, преходящем характере всего земного и вечности небесного. Земная жизнь – воплощение греха и дается человеку как испытание перед загробной, вечной жизнью. Чтобы меньше грешить, надо меньше быть связанным с этой жизнью – таков аскетический образ мыслей и их реальное воплощение.

Популярности аскетических идей в широких массах способствовала сама реальная жизнь того времени. Крестьяне зависели от природы, погоды, господина. Господин – от своего сюзерена, сеньора, да и от погоды тоже. Горожане – от произвола и сеньора, и разбойников, и рынка. Все зависели от стихии и были беспомощны что-либо изменить. В результате, если идеал античности – атлет, победитель, то идеал средневековья – аскет, углубленный в себя созерцатель, лишь сосуществующий с окружавшим его миром. Мир этот воспринимался именно как нечто временное, непостоянное, гниющее, разлагающееся. Коль главное – вечность, она – цель души, земные радости не замечаются, а мерзости, наоборот, бросаются в глаза, ибо подтверждают аскетические идеи. Отсюда известный грубый натурализм средневекового искусства: изображения черепов, костей, трупов, обезображенных тел, рек крови и т.п. Вот, мол, она – земная жизнь. Зачем она?

Итак, всё в жизни – в руках Божьих. Человек – песчинка. Надо лишь надеяться и не грешить, а для этого – не стремиться к жизненным благам. Отсутствие их свойственно бедности – она и становится идеалом для христианина.

Сочувствие к бедным и осуждение их притеснителей в значительной мере вытекало из социального учения церкви, зародившегося в среде обездоленных. Осуждение богатства, столь решительное в произведениях "отцов церкви" – богословов III-V вв., было, однако, несколько приглушено позднее, когда сама церковь стала крупнейшей собственницей. Прославление же бедности сохранилось, особенно в раннем средневековье. В бедняках видели божьих избранников. Эта избранность служила им как бы моральной компенсацией за земные невзгоды[7].

Однако духовенство никогда не настаивало на буквальном восприятии слов Нового Завета об отказе от богатств. В реальности требовалась лишь милостыня в пользу бедняков. О способах прекращения бедности и не помышляли. Наоборот, милостыня закрепляла бедность, склоняя к иждивенчеству. Более того, бедняков считали не столько несчастными, сколько спасителями богатых. Бедные существовали для того, чтобы богатые могли подаяниями искупить свои грехи. Богатые же нужны бедным, чтобы тем было от кого кормиться. Подаваемая бедняку милостыня позволяет дающему попасть в Рай (Алкуин). То есть церковь в итоге встала на стражу сложившихся порядков и учила быть довольными своим положением. Тем самым проповедь бедности, аскетизма приобрела социальную окраску.

Вообще, для средневекового христианства владение, частное имущество, собственность – щекотливая проблема. Выработанный в обездоленной среде новозаветный идеал плохо согласуется с собственностью. В него включены позднеантичные представления о равенстве людей в изначальном, природном состоянии. Институт частной собственности третировался как результат грехопадения, насилия одних над другими. Именно наличие собственности, как считалось, и было причиной зла на земле[8]. Но постепенно, с развитием хозяйства, особенно в городах, частная собственность начинает реабилитироваться (особенно юристами со второй половины ХII в.). От Аристотеля брали доводы о пользе раздельного владения имуществом. Так идея из античного законодательства перекочевала в естественное и гражданское право: частная собственность соответствует природе человека. Она – в законах природы и, следовательно, выше человеческих законов (папа Лев ХIII). Ее нельзя экспроприировать. Она – не из божественных, а из человеческих законов (Дунс Скотт). С ХIII в. каноническое право стало признавать собственность как объект естественного права. С правом частной собственности соглашался уже Фома Аквинский, писавший, что на основе естественного права все вещи – общие. Но это право действовало до грехопадения, покончившего с первобытностью. То есть грехопадение сделало частную собственность естественной в человеческом обществе. Аквинский признавал, что греховный человек более прилежен тогда, когда работает на себя, чем на общину. Так католическая доктрина отразила изменявшиеся жизненные реалии. Изменение позиции официальной церкви было, однако, отвергнуто ортодоксальной частью верующих, и отрицание частной собственности стало основой многих еретических движений (о них – далее).

С признанием прав собственности как естественных жизненных реалий аскетизм остался, прежде всего, как идея искупления. Она имела более личный, интимный характер. Грехи искупались дарениями (отказом имущества в пользу церкви, то есть Бога), молитвами, постами, умерщвлением плоти. Причем идея искупления как бы уравнивала всех, и бедных, и богатых. Но если богатые часто попросту откупались, то для бедных единственным средством искупления оставался аскетический образ жизни, идеалом которого был уход в монастырь. Впрочем, и в феодальном сословии глубокая религиозность также порождала и уходы в монастырь, и даже нищенствование как форму искупления.

Из аскетизма в повседневность пришло и резко отрицательное отношение к чувственной сфере человеческой жизни, в том числе к сексуальным отношениям. Это, кстати, "изобретение" христианства. В иудаизме такого нет; половая этика иудеев – антиаскетична. Она отвергает безбрачие. Женщины у евреев не были столь ограничены в правах и поведении, как у греков, хотя и подчинялись мужчинами в рамках патриархальных традиций. Христос также нигде не осуждал половую жизнь, был терпим к ней из-за осознания биологических потребностей человека, в том числе и в излишествах (ведь он – дитя Востока). Но с распространением христианства в Риме, в условиях его кризиса, распущенность верхов привела к росту антисексуальных воззрений, подкрепленных идеями стоиков. В итоге сложилась концепция женоненавистничества, ибо именно женщины напоминали мужчинам об инстинктах. "Женщина – врата для дьявола" (Тертуллиан). Даже брак стал восприниматься как зло, которое надо, однако, терпеть, чтобы избежать блуда слабых душ. Но все равно идеал – тело для Господа. Эту идею воплотили и пропагандировали отшельники – прародители многочисленного средневекового монашества.

Борьба с биологией, однако, не может быть успешной и не сразу, но это начали признавать и христианские богословы. Так, француз Жан Жерсон, правда, более чем через тысячу лет, заметил, что целомудрие священника заключается в безбрачии, а не в воздержании, но делать это надо тайно. Так христианство превратило секс в тайное, нечистое, неприличное, что надолго вошло в традиции поведения европейцев и их бытовую культуру.

Еще одним элементом миропонимания было пришедшее из манихейства и развитое в христианстве представление о мире как средоточии находящихся в непрерывной борьбе друг с другом сил добра и зла. Добро – от Бога, зло – дьявола, сатаны, который как бы проверяет человека на прочность. Страх перед кознями дьявола сопровождал человека всю жизнь. Любые неудачи, случайности, ошибки приписывались козням дьявола. Защита от него в – руках церкви, что, наряду с верой, прочно привязывало средневекового человека к духовенству, делало его зависимым от церковной организации.

Дата добавления: 2014-01-04