Лекція № 3 6 страница

Именно как покровителя воинов стали почитать Хатимана члены самурайского клана Минамото, которые впервые в качестве сёгунов узурпировали власть государя и основали третье по значению (после изначального Уса Хатиман-гу и основанного в Киото Ивасимидзу Хатиман-гу) святилище Цуругаока Хатиман-гу в своей новой столице Камакура в 1063 г. Именно с почетом, оказываемым этому божеству не только сёгунами, но и всем самурайским сословием, связан стремительный рост его популярности в средние века. К этому времени Хатимана стали отождествлять и с пятнадцатым по счету императором Оодзином, внуком знаменитого легендарного покорителя восточной Японии Ямато-такэру и сыном императрицы Дзингу, прославившейся своей агрессивной корейской кампанией, во время которой и родился Оодзин.

Кроме того, Хатиман почитается и как местный, японский покровитель буддизма. Ведь буддизм проник в Японию через Корею и именно в местности Уса оседали его первые почитатели, на первых порах главным образом иммигранты. Хатиман первым среди японских ками был удостоен звания Бодхисаттвы (но к этой теме мы еще вернемся, когда будем говорить о взаимоотношениях синто и буддизма).

Семь богов счастья (Ситифукудзин, 七福神)

К этой же категории «именитых» ками примыкают и некоторые божества, заимствованные из других религий благодаря своей «полезности». Наиболее популярными ками такого типа являются божества, объединенные в группу «семи богов счастья» (ситифукудзин). Трое из этих божеств имеют индийское происхождение, еще трое – китайское и только одно японское. Скорее всего, причиной введения в синтоистский пантеон иноземных божеств было отсутствие родных ками, эффективно помогающих в некоторых важных сферах, таких, как забота о финансовом благополучии, долголетии, быстром излечении недугов и т.д. Эти божества имеют свои имена и изображения, но, как правило, не имеют больших святилищ, а ограничиваются небольшими павильонами-часовенками, а то и просто скульптурными изображениями, расположенными на территории святилищ, посвященных другим божествам. И то, что они имеют определенный устоявшийся внешний облик, резко отличает их от «местных» ками.

В группу ситифукудзин входят:

1. Дайкокутэн (大黒天). Он изображается в виде толстяка, стоящего на мешке с рисом, который левой рукой держит огромный мешок, свисающий за плечом, а правой – погремушку-колотушку, выполняющую в японской традиции роль волшебной палочки. Его имя оканчивается на слог тэн (небо) – им переводится с санскрита слово дэва, что значит «божество» и, соответственно, указывает на его индийское происхождение. А Дайкоку является смысловым переводом имени Махакала - «Великий черный». В индуизме Махакала почитается как грозная манифестация бога Шивы в его разрушительной ипостаси. На вид он весьма страшен, трехликий и шестирукий. В буддийский пантеон Махаяны Махакала был включен как один из дхармапал – божеств-защитников Закона от происков злых сил. И с этого момента с ним начали происходить интересные превращения. В записях китайского монаха VII в. по имени Ицзин (635-713), который провел в Индии 24 года, говорится, что в буддийских храмах он видел черноликую, но уже двурукую фигурку Махакалы, который почитался в качестве бога-покровителя домашнего очага. Что подвигло буддийских монахов на такую трактовку грозного Махакалы, остается загадкой, но уже в Китае он становится неотъемлемой частью кухонного интерьера наряду со своим китайским аналогом – Цзао-ваном. Этот обычай перенял и посетивший в IX в. Китай знаменитый японский монах Сайтё, основатель школы Тэндай, который наряду со списками сутр и прочей буддийской утварью привез и статую Махакалы, который стал именоваться Дайкоку.

И тут с ним произошла еще одна интересная метаморфоза, в основе которой лежала любимая японцами игра слов. Дело в том, что в японском языке иероглифы «черный» и «страна» имеют одинаковое «верхнее» чтение – коку. И если в имени Дайкоку заменить знак «черный» на знак «страна», а потом прочитать их по «нижнему чтению», то мы получим имя Оокуни, т.е. Оокунинуси – ками -повелителя Идзумо. Этого созвучия хватило для того, чтобы признать Дайкоку и Оокунинуси одним божеством. Так повелитель Идзумо неожиданно обрел внешний облик индийского дэва (а точнее буддийского дхармапалы), но уже существенно подобревшего и раздобревшего, а также лишившегося избыточных конечностей и ликов.

С XIV в. Дайкоку уже прочно завоевывает место в группе «семи богов счастья» в качестве «кухонного» бога, обеспечивающего почитающих его съестными припасами из своего заплечного мешка. Напоминая своим видом дородного торговца с товаром, Дайкоку пользовался большой популярностью и среди купеческого сословия как божество, гарантирующее успешный бизнес, а проникнув в деревню, стал почитаться в Западной Японии в качестве зримого воплощения «ками полей». Во многих районах его почитают и как бога-охранителя дома, воплощенного предметно в центральном, самом «толстом» столбе жилища.

Так же как и у Инари, у Дайкоку есть свое особое животное-посланец – это мышь, традиционный обитатель кухни. Кстати, согласно легенде «Кодзики», именно мышь выручает Оокунинуси из огненной ловушки, которую подстраивает ему Сусаноо при испытаниях на право взять в жены его дочь. И это в глазах средневековых японцев служило еще одним неоспоримым доказательством единосущности этих двух божеств.

2. Эбису ( 恵比寿 ). Божество-покровитель рыболовства. Это единственное божество «семерки», имеющее японское происхождение. Его изображают одетым в средневековый костюм придворного, собравшегося на охоту. В правой руке он держит удилище, а в левой – огромную рыбу. Но круг «обязанностей» Эбису не ограничивается лишь рыболовством. Иногда его, наряду с Дайкоку, почитают и как ками очага (он рыбу в дом приносит), и как покровителя купечества (прежде всего, торговцев рыбой), но самое удивительное, что в Восточной Японии его почитают даже как ками полей. В целом он приносит в дом удачу и богатство.

Однако происхождение этого божества далеко не ясно. Судя по имени, Эбису тоже не коренное японское божество, ведь словом эбису или эмису обитатели Ямато называли племена айну, которых они постепенно вытеснили на север. Но ничего определенного об этом сказать нельзя, хотя версий существует множество. В святилище Нисиномия, главном среди всех мест почитания этого божества, передается легенда, что Эбису – это как раз первый неудавшийся отпрыск богов Идзанаги и Идзанами, которого они посадили в лодку и пустили по воле волн. И эту лодку прибило к морскому берегу в районе нынешнего святилища. Отсюда и другое прозвище Эбису – Хируко, что значит «ребенок-пиявка». Народная легенда добавляет, что Идзанаги и Идзанами не сразу расстались со своим первенцем, а только когда ему исполнилось 3 года, но он так и не начал ходить. Поэтому Эбису всегда изображают сидящим. С этим связано еще одно забавное народное объяснение того, почему этот увечный ками стал почитаться приносящим в дом достаток. Ведь у него, как говорят жители Нисиномия, «ноги не торчат» (аси га дэнай), тогда как обратное утверждение (аси га дэру) является устоявшимся выражением, означающим нехватку денег. Например, фраза «У меня на тысячу йен ноги торчат» означает, что говорящему для полного счастья как раз не хватает указанной суммы.

По мнению большинства ученых, Эбису является типичным представителем божеств полинезийской разновидности. В отличие от божеств алтайской группы, которые спускаются с неба на землю, боги полинезийцев приходят к ним из-за моря, так как Эбису.

3. Бэндзайтэн ( 弁財天 ). Следующим за Дайкоку и Эбису по популярности следует еще одно божество индийского происхождения. Это богиня Сарасвати-дэви (яп. Бэндзайтэн), которая в Ведах почитается как богиня рек, а затем стала почитаться в качестве дочери и супруги бога Брахмы и в качестве богини мудрости, учености и искусства. Образ Сарасвати проник в Японию вместе с буддизмом и очень быстро эта богиня стала всенародной любимицей. В Японии ее чтут прежде всего как божество воды – «ками, распределяющего воду» (мидзукубари-но ками). Почти в каждом пруде, озере или водоеме можно увидеть островок с небольшим святилищем – обычно оно посвящено Бэндзайтэн, или сокращенно Бэнтэн. Святилища в ее честь устанавливаются и на вершинах гор, там, откуда берут начало речные потоки. Главное святилище Бэндзайтэн находится на о-ве Эносима, расположенного рядом с берегом в окрестностях Камакуры.

Бэндзайтэн иногда изображают в виде пышнотелой обнаженной красавицы с лютней в руках, и именно этот образ используется в качестве видимого воплощения богини Идзанами в святилище Оагата близ города Инуяма, куда обращаются женщины со своими специфическими проблемами. А лютня в руках Бэндзайтэн – символ покровительства музыкантам и вообще всем изящным искусствам. И в этой связи особой славой пользуется святилище богини Тэнкава («Небесная Река»), расположенное глубоко в горах Кумано. Это место мистическое, и в поисках вдохновения его посещают даже самые знаменитые звезды японской эстрады.

Но существует и воинственная манифестация Бэндзайтэн. В этом случае она изображается восьмирукой и в каждой руке держит оружие – мечи, луки и стрелы, булавы, топоры и т.д. В таком виде украшением ей служит белая змея, обвитая вокруг в виде диадемы – она выступает и в роли животного-посланца Бэндзайтэн. И все же с XIV в. каноническим для Бэндзайтэн становится ее соблазнительно-женственный образ.

4. Бисямонтэн ( 毘沙門天 ). Полной противоположностью образу нежной Сараствати является другое индийское божество – Вайшравана ("Яснослышащий"). Вайшравана изображается как воин, закованный в латы с головы до ног; он воплощает собой отвагу и мужество. Вайшравана, или Бисямонтэн, как стали его называть в Японии, - один из действующих персонажей «Махабхараты» (он - старший брат повелителя ракшасов Раваны, мифического владыки острова Ланка). В течение многих лет Вайшравана предавался суровой аскезе, и в награду за благочестие и подвижничество Брахма даровал ему бессмертие и сделал одним из локапал - Небесных царей четырех сторон света, охраняющим север, а также стражем сокрытых в земле сокровищ. Брахма также передал Вайшраване в управление остров Ланка (Цейлон). Но когда Равана захватил Ланку и изгнал оттуда Вайшравану, тот перенес свою резиденцию в Алакапури, близ горы Кайлас в Гималаях. Его столица – Алака, была построенна божественным строителем Вишвакарманом. Вайшраване также принадлежит заповедный сад Чайтраратха, расположенный на северном склоне горы Меру и летающая небесная колесница Вимала, подаренная ему Брахмой. Жена Вайшраваны Риддхи, олицетворяет процветание, а его слуга Манибхадра является покровителем торговли. Близким другом и покровителем Вайшраваны является Шива.

В качестве локапалы, охраняющего север, Вайшравана вошел и в буддийский пантеон (остальные три: Дхритараштра - восток; Вирудхака – юг; и Вирупакша – запад;). В буддийской мифологии локапалы стоят на вершине горы Меру (Сумеру) и охраняют со всех четырех сторон света небеса, возвышающиеся над этим центром мироздания, чтобы туда не могли проникнуть злые силы. Это главные защитники Будды и всех его последователей. Статуи локапал являются неотъемлемым атрибутом всех буддийских храмов. Как правило, их располагают либо в боковых нишах храмовых ворот (справа и слева), либо вокруг изображений главной святыни, а иногда и в четырех углах главного помещения для совершения обрядов, чтобы под их защиту попали и все молящиеся. Вайшравану также почитают как правителя "Неба, оберегающего простых людей от травм" – в нем перерождаются герои войны, защищавшие людей своей страны, и врачи, избавлявшие людей от физических страданий. Образ Вайшраваны играет важную роль и в медитативной практике: он считается бодхисаттвой, достигшим восьмого уровня совершенства (бхуми), который называется «недвижимый», «непоколебимый» (ачала); на этом уровне бодхисаттва овладевает «мыслями, не имеющими знаков», т.е. достигает независимого существования, когда импульсы всех заблуждений и страстей не способны привести его мысли в движение. В функции хранителя подземных сокровищ Вайшравану почитают как бога богатства Куберу, который изображается восседающим на белом льве с большим округлым телом желто-золотого цвета и с гневным выражением лица. Как божество-податель богатства (дханада) Вайшравана также известен под именем Джамбхала (Джамбхала выступает как дхармапала из разряда «кармовых», т.е. помогающих в течение одного или нескольких перерождений).

В Японии Бисямон пользовался особой народной любовью, поскольку люди верили, что он не только охраняет добро, но и способствует увеличению нажитого. Соответственно, и почестей ему воздавали намного больше. Особо выделенный из остальных локапал, Бисямон вошел в пантеон синтоистских божеств и стал полноправным членом семерки «богов счастья», которых часто изображают плывущими вместе на «корабле сокровищ» (такарабунэ), явно по образу и подобию китайских «восьми бессмертных» (ба сянь).

5. Хотэй ( 布袋 ). Еще одним божеством, попавшим в «семерку» из буддийского пантеона, но имеющим уже китайское происхождение, является Хотэй. Прообразом этого божества был реальный исторический персонаж – китайский монах по имени Цици (яп. Кайси, ум. в 917). Был он фигурой весьма колоритной. Монастырскому уединению он предпочитал шумную толкотню базаров, он скитался по городам и весям Китая, зарабатывая себе на хлеб гаданием и предсказанием погоды. Из всех пожитков у него был только посох и полотняный мешок для подаяний – хотэй (кит. будай или путай), за что он и получил прозвище Будай-хэшан («Монах с мешком»). Закреплению за ним такого, на первый взгляд, странного прозвища способствовала еще одна весьма примечательная деталь его облика – огромный живот, выставленный на всеобщее обозрение, так как не было такого монашеского халата, полы которого могли бы сойтись на этом выдающемся средоточии мысли и жизненной энергии. Это вовсе не насмешка – именно в этой части человеческого тела, по убеждению китайцев, находится сосредоточение тонкой энергии ци, основы всех физических и психических процессов. Кстати, именно поэтому японские самураи в ритуальном самоубистве (сэппуку, или харакири) взрезали себе живот, а не что-нибудь другое. Да и вообще связь жизни с животом – убеждение отнюдь не только китайское (вспомним, что по-старославянски «жизнь» будет «живот»), но именно у многих китайских божеств она находит столь наглядное воплощение. Способности Цици безошибочно предсказывать будущее стали причиной того, что вскоре его стали почитать как земное воплощение будды грядущего Майтреи и с 14 в. изображения Майтреи сливаются с изображениями Будай-хэшана. Эти изображения, получившие название «Да дуцзы Милэ» («толстобрюхий Майтрея), можно встретить в каждом китайском храме. В народе Будай стал почитаться как божество радости, благополучия и довольства. Китайцы верят, что если погладить статую Будая по животу, это обязательно принесет счастье и удачу, а народные ассоциации по поводу его толстого живота дали толчок к тому, что к нему стали обращаться женщины за помощью в деторождении. В таком же качестве Будай вошел и в синтоистский пантеон. Обычно его изображают в виде жизнерадостного толстяка с огромным обнаженным животом; левой рукой он держит мешок, свисающий за спиной, а правой опахало. На «корабле сокровищ» он изображается в полулежачей позе, а рядом, почти отдельно, покоится его огромный живот.

6. Дзюродзин ( 寿老人 ). Дзюродзин (Долголетний Старец) – божество китайского происхождения. Считается, что прототипом ему послужил некий даос-отшельник XI в., искавший и нашедший эликсир бессмертия. Можно сказать, что в его образе запечатлены типичные представления китайцев о знаменитых сянь – даосских мудрецах, небожителях и бессмертных. В результате духовных практик Дзюродзин накопил огромное количество благотворной энергии ци, что отражается не только на размерах его живота (вспомним Хотэя), но и головы, которая имеет подчеркнуто удлиненную форму. И хотя он лыс, но бородат, причем длина этого не очень густого волосяного покрова соответствует количеству прожитых лет. В руке он держит посох, в верхушку которого продет свиток, содержащий в себе всю мудрость мира. Иногда к нему привязана фляжка для сакэ из сушеной тыквы (сразу вспоминается знаменитое «in vino veritas»). Дзюродзина сопровождают в странствиях журавль, черепаха и олень. Причем последний не только символ долголетия, подобно журавлю и черепахе, но и намек, что почитающие этого святого проведут свой век в достатке, т.к. слова «олень» и «доход» звучат по-китайски одинаково – лу.

7. Фукурокудзю ( 福禄寿 ). Последний в «семерке» богов счастья – Фукурокудзю, которого также изображают в облике даосского святого, что зачастую вносит путаницу в описание этих двух последних персонажей. Но в случае с Фукурокудзю мы уже имеем дело с настоящим божеством, повелителем Полярной звезды, живущим в собственном дворце, окруженном благоухающим садом, где произрастает трава бессмертия. От обычного отшельника (сянь) его отличает необычайно удлиненная голова, размеры которой наводят некоторых толкователей эзотерической символики на фаллические ассоциации. Иногда в его руке наряду с обычным посохом оказывается еще и веер. Причина этого тоже в созвучии – «веер» по-китайски звучит почти так же, как «добро» (шэнцзы - шэн). Предметно он используется для изгнания сил зла, а иногда для возвращения к жизни умерших. Но главное в этом боге – его имя, в котором «зашифрованы» три заветные для китайцев цели: фу (фуку) – счастье, ли (року) – богатство и шоу (дзю) – долголетие, а желательно и бессмертие. Именно обретению этих трех благ и служат, по мнению большинства китайцев, все тонкости духовных знаний.

Корабль «семи богов счастья» - весьма наглядный образ не только японской религиозности, но и японской культуры с ее разнородным содержанием, действительно во многом иноземного происхождения. Но при этом зарубежный материал вмещается в чисто японскую форму и лепится по ней. И действительно, среди «семи богов счастья» мы видим соседство индусов и китайцев с затесавшимся среди них одним полуяпонцем. Но ведь плывут-то они на одном корабле, и этот корабль – синто. И все, что недостаточно мягко и гибко для следования причудливым изгибам этой японской формы, безжалостно выдавливается и отсекается. Все, что угрожает самому ее существованию своей несгибаемостью и жесткостью, - летит за борт. Синто же – по меньшей мере остов этого большого корабля-формы японской культуры.

Таким образом, всех ками можно подразделить на две большие группы – «именитых» ками и всех остальных – «безымянных». Однако в результате внутреннего развития традиции и под влиянием иноземных представлений, прослеживается тенденция к отождествлению безымянных духов природы с «именитыми» божествами. Например, в одних провинциях безымянного ками поля склонны отождествлять с одним из «семи богов счастья» - Дайкоку, в других же предпочитают Инари. Иногда это результат естественного процесса – тенденции к «очеловечиванию» ками или придания аморфным божествам более четких форм, но порою это следствие преднамеренных усилий.

Очень часто отождествление с персонажами «официальной» мифологии «Кодзики» и «Нихон сёки» служило поднятию «престижа» не упомянутых в мифах местных ками. И зачастую это делалось в рамках усилий центра по приведению разрозненных верований в систему и объединению богов в единой иерархии, как это было, например, в эпоху Мэйдзи. Однако этим же приемом пользовались и локальные жреческие роды для создания собственных интерпретаций синто, где главную роль должны были играть почитаемые ими ками. Наглядным примером может служить богиня Внешнего святилища в Исэ-Гэку по имени Тоёукэ, которая всегда исполняла лишь роль кухарки при Аматэрасу (в этом святилище находится место для приготовления «чистой» еды Аматэрасу), но стараниями жреческого рода Ватараи, обслуживающем это святилище, через весьма сложную цепочку отождествлений, преимущественно основанную на разного рода словесных играх, превращается в Амэ-но Минакануси. А это первый ками, который появился после разделения на небо и землю, а значит, как настаивали Ватараи, ему, а не Аматэрасу должна быть отведена главенствующая роль!

То, что у ками может быть множество имен, мы помним на примере божественных братьев Хоори и Ходэри (охотнике и рыболове), которые получают все новые и новые имена. А если добавить к этому изначальному изобилию еще и многослойные ассоциации, накопившиеся по разным поводам за многие сотни лет, то можно представить, насколько бывает сложно исследователю, попадающему в эту паутину сюжетов и смыслов, точно установить, с каким ками он имеет дело.

Поэтому в народе установился обычай именовать ками по месту нахождения его святилища. Например, все японцы знают «ками из Кумано», но вряд ли кто-либо, за исключением специалистов и знатоков синто, знает, что его настоящее имя Кэцумико, а по другим версиям – Сусаноо. Точно так же всем известен «ками горы Юдоно», но если вы спросите, кто такой Ооямацуми, без поиска по справочникам вам никто не ответит.

Можно с большой долей уверенности утверждать, что именно эти «народные» названия, данные по месту почитания того или иного ками, и являются изначальными. А их отождествление с персонажами официальной мифологии, которое проводили либо специалисты из центра, стремившиеся из идеологических соображений создать единую иерархию, либо наоборот, местные архивисты с целью поднять престиж «своего» божества, было сделано значительно позднее.

Но это произошло далеко не со всеми божествами, и в синто мы до сих пор преимущественно сталкиваемся с бесчисленным количеством безымянных ками, которые покровительствуют такому же безымянному полю или пролившемуся над ним дождю. Пожалуй, только ками Солнца получил свою повсеместную идентификацию в качестве божества правящего рода Аматэрасу. Но опять же, это явление сравнительно позднее, и связано оно с распространением культа Аматэрасу по всей стране, которое началось лишь с XVII в.

Так что безымянные «народные» ками -духи по-прежнему составляют отдельный класс божеств, сохраняющих свою особенность. Это как бы другой полюс по отношению к индивидуальным ками официальной мифологии.

В целом же всех ками можно разделить на четыре группы:

Группы по степени индивидуали- зации	Классы по происхожде- нию	Степень индивидуали- зации	Место почитания	Характерные представители
I	Народные ками -духи, как природные, так и души умерших предков	Самая низшая. Нет собствен- Ных имен. Нет визуапльного образа (если не отождест- вляются с ками одной из последующих категорий)	Временные соо- ружения на пе- риод празд-неств или сим-волические изображения, а также часовен- ки- хокора и до- машние алтари (камидана)	Ками полей, ками гор, души предков
II	Иностранные ками, заимство-ванные из других религиозных традиций	Средняя. Соб- ственные имена. Устояв- шаяся тради- ция изображе- ния	Часовни- хокора небольшие хра мы (обычно при большом святи- лище другого ками), отдель- ные скульптур- ные изображе- ния	«Семь богов счастья»
III	Исторические, особо выдающиеся природные ками или ками -души предков, полу- чившие собствен- ное имя, но не упомянутые в официальных мифологических сводах	Промежуточная между средней и высокой. Традиция изо- бражения не развита	Собственные святилища, часто с множе- ством филиалов по всей стране	Инари, Хатиман, Тэндзин и т.д.
IV	Мифологические ками, т.е. вклю-ченные в офици- альную мифоло-гию, и их потом- ки (г.о. почив- шие лица импе- раторской фами-лии	У большинства высокая. Традиция изо- бражения не развита	Собственные святилища, Иногда с много- численными филиалами по всей стране, но часто уступают по популярнос- ти ками преды- дущих категорий	Аматэрасу, Сусаноо, Окуни-нуси и т.д.

При этом существует множество «пограничных» случаев, когда крайне сложно определить, куда отнести того или иного ками, или, наоборот, он будет подходить под критерии сразу нескольких категорий. Но в любом случае, данная классификация вносит большую ясность, чем официально зафиксированное в «Уложениях годов Энги» деление ками на тех, кому еду приносят на специальном столике, и тех, кому ее выставляют прямо на циновке- татами.

Мифологические («официальные») ками

В одном из древнейших молитвословий (норито) «Слова великого очищения» (Оохараэ котоба»), дошедшем до нас в средневековой записи 927 г., говорится так:

…божества небесные,

двери в небесных скалах толкнув, распахнут

восьмислойные облака небесные –

многими тысячами разделов тысячекратно разделят

и слова те услышат;

божества земные на гребень высокой горы,

на гребень низкой горы поднявшись,

туман высоких гор, туман низких гор раздвинут

и слова те услышат.

Из этого отрывка явствует, что небесные боги живут на облаках, а земные – на горных вершинах за пеленой тумана. Подземные боги в особый разряд не выделяются, поскольку туда они попадают из состава богов земных.

Это разделение на небесные и земные божества было официально зафиксировано при появлении в середине VII в. первого японского бюрократически-правового государства, созданного по образцу эффективной государственной чиновничьей системы Китая. И вместе с системой бюрократического управления, которая, кстати, тогда так и не прижилась, были заимствованы и многие понятия высокоразвитой китайской цивилизации, не имеющие прямого отношения к государственной системе.

В их числе был и введенный официальным законоуложением от 645 г. китайский термин тэндзин тиги – «боги неба и духи земли». Как вы помните, в Китае небесными божествами назывались все те, кто непосредственно обитал на небе или олицетворял небесные стихии. Это, прежде всего, Небесный император и боги Солнца, Луны, звезд, ветра, дождя и т.д. Они занимают главенствующее положение и распоряжаются людскими судьбами. Земных же божеств скорее можно назвать духами, которых надо ублажать лишь в той мере, чтобы избежать разных злых козней с их стороны. В честь небесных богов возводят специальные храмы, земные же обходятся скромными алтарями.

Но в Японии деление на небесных и земных богов оказалось совсем иным. И те и другие равно почитаются во множестве святилищ, разбросанных по всей стране. При этом если главное небесное божество Аматэрасу и посвященный ей храмовый комплекс в Исэ занимают пусть и неформальное, но первое место, то святилище Идзумо, где почитают «земного» бога Оокунинуси, в этой же условной табели о рангах прочно занимает второе место. Более того, небесные боги не обязательно обитают на небе, а земные порой олицетворяют небесные стихии. Самый яркий пример – брат и сестра Сусаноо и Аматэрасу, которые родились на земле. Но если Аматэрасу относится к разряду «небесных» богов, то Сусаноо считается «земным» божеством, а потом вообще отказывается повелителем японской преисподней. С другой стороны, все боги, рожденные небесной четой идзанаги и Идзанами и непосредственно ведающие земными делами, относятся к разряду «небесных». Например, бог моря Ооватацуми или горный бог Ооямацуми. В чем же причина?

А дело в том, что в основу деления божеств на эти две группы положен не тот исконный китайский принцип разделения божеств на две категории по месту обитания богов и степени их влиятельности, а совсем иной, оказывающийся при ближайшем рассмотрении все тем же политическим принципом, которым руководствовались составители «Кодзики» и «Нихон сёки». Все божества, восходящие к богине Солнца Аматэрасу родственно, но при этом еще и лояльные ей и ее отпрыскам политически, относятся к «небесным» божествам. Например, все родовые божества кланов, помогавших потомкам Аматэрасу, начиная с легендарного Ниниги, в расширении владений на Японских островах, относятся к «небесным», а вот родной брат Аматэрасу Сусаноо, творивший ей всякие пакости, со всеми своими потомками отнесен к «земным» божествам. К ним же относятся и все божества соперника – племенного союза Идзумо, начиная, конечно, с бога Оокунинуси. В «Кодзики» и «Нихон сёки» их всех еще поначалу именуют арабуру-но ками, т.е. «непокорный, буйный, злой ками». Но это вовсе не означает, что именуемые так ками являются олицетворениями исключительно разрушительных стихий и злы по своей природе.

Дата добавления: 2014-01-04