ТЕМА 4. Итальянская каморра и мафия. Новые аспекты борьбы

Каморра, мафия, преступность в мире бизнеса. Каковы главные моменты, лежащие в основе связи между этими понятиями и их общих характеристик? Я мог бы назвать многие из них, но предпочитаю остановиться на пяти сторонах, которые мне представляются основными. В данном случае речь идет о совместной преступности; о преступности, где царит солидарность «преступного общества людей», оккультных связей между индивидами во имя целей, свойственных только данной заинтересованной группе; о совместной преступности, предполагающей развитие преступной организации, которая приобретает иногда весьма изощренные формы функциональной интеграции почти индустриального типа; о преступности, при которой почти всегда существует сговор с политической властью; о безжалостном преступном феномене поиска власти с помощью средств, полностью отвергающих механизм консенсуса.

Таковы пять моментов большой практической и политической важности. Специалисты-правоведы и судебные работники много размышляли над ними (я имею в виду углубленные дискуссии по поводу ассоциативной природы терроризма и мафии), однако необходимость иного подхода к проблеме, изменения методов предупреждения и контроля за преступным поведением изучена пока еще недостаточно. Вот почему я и хотел бы очень кратко проанализировать пять указанных моментов.

Во-первых, феномен мафии, каморры, деловой преступности — это феномен группового, коллективного поведения, это сложная общественная ассоциация. Было абсолютно справедливо замечено, что «подобно тому, как мафия или является ассоциацией или ее нет вообще, так и борьба с мафией—это или борьба с ее ассоциативной структурой или борьбы нет». Эти же слова применимы и к каморре и к крупной деловой преступности. Каморра очень схожа с мафией и даже опережает ее в плане разветвленности ассоциативных структур, если исходить из информации относительно характера «отрядов каморры», сражающихся в настоящее время во многих районах Кампании (административная область на юге Италии). И сама преступность делового мира, которая, как представляется, является делом рук нескольких малоизвестных, неразборчивых в средствах «персонажей», не могла бы существовать, если бы не принимала формы столь сложные и разнообразные, что это обязательно предполагает наличие более или менее оккультных, тайных ассоциаций, более или менее официального коллективного поведения.

Именно такой ассоциативный характер новых форм крупной преступности стал причиной кризиса итальянской системы правосудия. Многие издавна привыкли рассматривать все преступления каждое по отдельности и преступников — каждого по одному, а ассоциативный момент оставался в глазах правосудия чем-то второстепенным. Сегодня наоборот, крупная преступность, наиболее неуловимая с политической точки зрения и наносящая наибольший ущерб демократической жизни страны, — это ассоциированная преступность, проявляющаяся, в коллективных формах, сила которой в ее коллективности.

Недостаточно, следовательно, просто определить позицию относительно преступлений, являющихся основной деятельностью преступной организации (первоначально это была крупномасштабная торговля табачными изделиями, затем контрабанда наркотиков, рэкет, похищение людей, убийства, коррупция и т.д.), необходимо определить отношение именно к тем преступлениям, которые совершаются созданной для этого ассоциацией (неким сообществом). Это новый момент, с учетом его и должна определяться ответственность государства по предупреждению и ликвидации организованной преступности. При этом необходимо иметь в виду политические последствия борьбы с данной категорией преступлений, в частности, обеспечение индивидуальных прав и свобод, связанных с презумпцией невиновности (типично индивидуальной категорией), в то время как публичное действие против преступлений, совершаемых некоей ассоциацией, как правило, полностью пренебрегает защитой прав личности либо по крайней мере ограничивает эти права.

В последние годы, как теоретики, так и практические работники юриспруденции в своих дискуссиях согласились с тем, что крупная преступность по своей природе все более опирается на ассоциацию, но при этом придерживались уголовно-правовых концепций, рассчитанных на индивидуальные преступления. Тем не менее, следует помнить, что всякая крупная преступность — это не только преступность некой ассоциации, но и действия, влекущие персональную ответственность.

Существует мнение, что в последние годы устои демократических государств подтачивались преимущественно ростом «преступных сообществ», т.е. таких групп, которые основаны не на функциональных связях (объединение с целью достижения конкретных, коллективных интересов), а исключительно на личной солидарности, преданности, подчинении, иногда взаимном страхе. Эта солидарность, которую в другие времена мы назвали бы мафиозной, сегодня показательна для всех форм крупной преступности. Действительно, характер связей, объединяющих преступные группы и ассоциации (в том числе террористические и рэкетирские), показывает, что в подобных группах главное — не объединяющая ее цель (революционная либо чисто экономическая), а сложившаяся в этой группе атмосфера, система подчинения и взаимоподдержки. Надо, однако, напомнить, что помимо личной солидарности возникшие в последние годы различные преступные ассоциации характеризовались еще одним общим моментом, внешне противоречащим принципам обычного объединения людей: исключительно высоким уровнем очень сложной организации, что превращало их по существу в настоящие предприятия.

Интересно подчеркнуть, что глубинная природа различных форм организованной преступности является типично предпринимательской. Роль денег, тенденция к самофинансированию (даже, например, у террористических организаций), разделение труда, ярко выраженные договорные отношения с политическими и неполитическими партнерами, четкая тенденция к реинвестированию прибылей от преступных операций - все эти черты заимствованы у делового мира. А это привело к тому, что новые формы организованной преступности стали неотъемлемой частью процесса социально-экономических преобразований последнего времени.

В прежние времена культурные корни организованной преступности искали в другом мире (мафия — из сельской местности, первый терроризм — от цивилизации военного типа). Ныне источником новой волны преступности считают мир промышленности и торговли. С этим можно согласиться. Отсюда возникают и новые требования к государству — изменить меры предупреждения, подавления и контроля за организованной преступностью.

Следующий общий момент, характерный для новых форм преступности, — сговор с политической властью. Речь, разумеется, идет о тайных связях на различных уровнях. Эти связи имеют, однако, определяющее значение, о чем свидетельствуют условия их возникновения и проявления.

Каморра и мафия первоначально вступали в сговор главным образом с местной административной властью (например, при получении подрядов, концессий и т.д.), но отношения были недостаточно тесными, о чем свидетельствуют многочисленные недавние преступления против местных властей.

Что же касается преступности в сфере бизнеса, то сговор происходит главным образом в верхах (махинации с экспортом оружия, подозрительные финансовые сделки), и мы лишь частично смогли приподнять завесу над этими операциями. Сговор существовал во всех случаях, и он становился определяющим или был важной составной частью преступного феномена.

Естественно, что такой, общий для всех форм организованной преступности признак создает большие трудности для правосудия, которому приходится иметь дело не только с преступной организацией, но и с организацией власти, к чему правосудие не было готово и потому, само того не зная, оно могло стать жертвой манипуляций властей. Правосудие превращалось в квазивласть среди других властей, а не было властью над всеми сторонами, занимающейся проблемами регулирования конфликтов и контроля за индивидуальным и коллективным поведением.

Сговор между организованной преступностью и политической властью позволяет видеть еще одну характерную черту этой преступности: поиск получаемой без консенсуса власти, дающей доступ к олигополии глобальной власти в стране.

Следует, как мне кажется, кратко объяснить это обобщающее и, может быть, даже не совсем понятное утверждение. Дело в том, что: а) в Италии власть полицентрична; б) законность большей части власти зависит от народного консенсуса; в) тот, кто хочет приобрести власть в обход народного консенсуса, должен войти в оппозицию (сделку) с созданными властями; г) организованная преступность стремится с помощью денег, шантажа и террора получить власть без общего согласия; д) на основе этой власти без консенсуса организованная преступность намерена добиться своего признания со стороны государства (как это произошло в случае с терроризмом), или потребовать себе определенную сферу (как это было с публичными торгами или с контрабандой наркотиков), или иметь возможность непосредственно влиять на исполнительную власть (например, коррупция в сфере преступного бизнеса); е) таким образом организованная преступность не стремится к свержению власти, а лишь требует от нее возможности договориться с ней о своем участии в наиболее общей сфере власти; ж) полученная таким образом власть необходима организованной преступности для того, чтобы она могла расширять собственную сферу деятельности и косвенным образом — свой собственный уровень власти (в виде спирали).

Если, с учетом сказанного, изучать феномен мафии, можно заметить, что она стремится с помощью денег и террора к политической власти во имя власти иной. Рассматривая феномен каморры, увидим, что ее логика развития связана с получением доступа к экономической и административной власти (связанной с публичными торгами, лицензиями, новыми инвестициями в строительство и т.д.). Анализируя характер крупной преступности в сфере бизнеса, можно констатировать, что стремление получить власть без консенсуса, точнее говоря, оккультную или масонскую власть тесно связано с потребностью занять более высокие ступени преимущественно функциональной власти в целях увеличения своего богатства и расширения деловой активности.

Можно, следовательно, сделать вывод, что ключевой момент организованной преступности — это власть, достигнутая при помощи механизма переплетения политики и бизнеса, не имеющая массового признания и осуществляемая тайно и бесконтрольно. Это порождает огромные трудности для отправления правосудия.

* * *

Мы, таким образом, увидели общие черты крупной организованной преступности, которые делают ее исключительно опасной для надлежащего функционирования нашей социально-политической системы. И можно было заметить, что среди кратко обрисованных мною пяти общих моментов некоторые настолько новы, что затрудняют или даже делают почти невозможной эффективную деятельность традиционного правосудия в области предупреждения организованной преступности и контроля над ней.

Это не означает, что нет никакой надежды найти путь контролирования наиболее опасных преступных процессов. Надо только по-новому ставить проблемы и организовывать работу судебной администрации. И делать это надо немедленно. Следует отказаться от иллюзии, что время ослабит эти преступные процессы. Наоборот, «промышленный и властный» характер, приобретаемый организованной преступностью, неизбежно приводит к постоянному повышению ее способности к учету меняющейся ситуации, ее приспосабливаемости, в том числе в глобальном масштабе. Тем не менее, мы не должны складывать оружие, а использовать против целенаправленного наступления свои наступательные методы.

Необходимо новое понимание отношений между отправлением правосудия и социальной реальностью. Следует отказаться от той точки зрения, что правосудие отражает социальную эволюцию или опирается на нее, не сознавая опасностей разрушения, существующих в самом обществе. Мы должны изучать эти опасности и оповещать о них еще до того, как их увидит все общество.

Чтобы лучше объяснить свою мысль, сошлюсь на пример терроризма. Бесспорно, что успехи в борьбе с терроризмом связаны не только со способностью государства (политических сил, судебных органов, полиции) преодолеть первоначальную растерянность и осуществить своего рода контратаку. Это также — и, прежде всего — связано со способностью общества отвергнуть «драматический терроризм», защитить простую повседневную жизнь, не принять как законную деятельность тех, кто хотел изменить правила демократической игры.

Однако мы не можем забыть и того, что на протяжении многих лет общество в целом почти не интересовалось явлениями, из которых вырос терроризм. Проявлялось своего рода снисходительное отношение к поведению, которое уже тогда, по мнению профессионалов права, выглядело взрывоопасным и отклоняющимся от нормы (достаточно вспомнить о той снисходительности, с какой многие относились к движению «красных бригад»).

Общество просмотрело первые шаги терроризма. Сегодня оно стоит перед организованной преступностью, и тот, кто всегда оставался начеку, должен напомнить обществу о необходимости быть бдительным, понять целенаправленную стратегию различных форм организованной преступности, всесторонне мобилизоваться и лишить эту стратегию легких путей реализации.

Следовательно, дело не в том, чтобы приспособить правосудие к социальной реальности, а в том, чтобы правосудие стимулировало коллективное мнение — никогда не оставлять места для распространения организованной преступности.

В особенности же необходимо, чтобы отправление правосудия было проникнуто новой логикой действия, располагало бы судебным и вспомогательным персоналом в достаточном количестве и могло противостоять качественному и количественному распространению преступности.

Я позволю себе сделать несколько замечаний, которые, как мне кажется, важны для обсуждения вопроса о том, что должны сделать профессионалы права в области новой организованной преступности.

Во-первых, и, прежде всего, следует продолжить изучение ее коллективистской природы. На конгрессах, посвященных проблемам мафии и каморры, уже приступили к разработке необходимых законодательных инструментов, позволяющих осуществить предупреждение и подавление деятельности мафии и каморры в соответствии с их организационной структурой. Думаю, что следует продолжать работу в этом направлении и в других секторах изучения организованной преступности, которыми мы занимаемся.

Во-вторых, следует разработать ряд судебных и административных инструментов, позволяющих нанести удар по ключевому механизму организованной преступности, а именно — по приобретению и реинвестированию денег. Без контроля над новыми богатствами, новой собственностью, над промышленным масштабом многочисленных незаконных видов деятельности и над незаконным характером многих видов промышленной деятельности, над приобретением контрактов и лицензий и т.д. — без такого контроля невозможно успешно вести систематическую борьбу против организованной преступности.

Необходимо, наконец, в новой форме рассмотреть вопрос о правосудии и его отношениях с государственной администрацией. Нет сомнения, что связь между бизнесом, преступностью и политикой проходит через специфическую административную деятельность и через специфические преступления против государственного управления. На местном уровне это происходит через механизм публичных торгов, лицензий, концессий, программ строительства, планов занятия земель и т.д. На общегосударственном уровне — через финансовые льготы, разрешения на экспорт, нефтяную торговлю, контроль за деятельностью банков и т.д. Если мы не приведем отправление уголовного правосудия в соответствие с нарушениями в сфере государственного управления и останемся на уровне логики преследования служащего за кражу карандашей и ручек, организованная преступность захлестнет значительную часть нашей местной и центральной государственной системы.

Естественно, что сказанное мною — это лишь основные тезисы анализа явлений, угрожающих нашей демократической системе и судебной политике. Мне, однако, кажется, что сегодня необходимо идти от единой общей схемы, применимой к явлениям, с которыми мы имеем дело. Работа порознь, с распылением сил никого не устраивает (ни политика, ни судебного работника, ни журналиста) и лишь способствует росту организованной преступности.

Дата добавления: 2014-01-04