Священное писание

Построении новой системы правовых норм (законов, вторичных правовых норм, принципов), снимавшей и пе­рестраивавшей существующие законы,формировании но­вого понимания справедливости, становлении процедур

Становление и особенности западной традиции права

В целом можно говорить о трех основных процессах:

и института средневековой юриспруденции (канониче­ского и светского права).

Первый процесс можно охарактеризовать, анализи­руя знаменитый трактат монаха Грациана «Согласование разноречивых канонов» (написанный около 1140 г.). В этом трактате Грациан устанавливает иерархию разных видов права, помещая понятие естественного права меж­ду понятиями божественного и человеческого права. «Бо­жественное право - это воля Господа, выраженная в от­кровении, особенно в откровении Писания. Естественное право тоже отражает Божью волю, однако оно находится как в божественном откровении, так и в человеческом ра­зуме и совести. Из этого Грациан смог заключить, что "за­коны" (leges) князей (то есть светских властей) не долж­ны превалировать над естественным правом. Сходным образом церковные "законы" не должны противоречить естественному "закону". "Jus, - писал Грациан, - это род, a lex - его вид. Грациан пришел также к заключению, что, рассуждая с точки зрения естественного права, "князья связаны своими законами и должны жить по ним". Этот принцип уже провозглашался и Ивоном, и Бурхардом. Однако в своей строгой форме - короли "связаны" свои­ми законами - это положение не входило в римское и гер­манское право»²⁰².

Грациан подчеркивал, что обычаи (constitutiones) долж­ны уступать не только естественному праву, но и церковно­му, и светскому, тем самым было заложено основание для замены, так сказать, неправовых норм (сравни с законами XII таблиц). Те же, которые оставлялись, вводились в но­вый правовой контекст и для них разрабатывались допол­нительные критерии справедливости. Оставляемый обы­чай считался справедливым, если можно было говорить о длительности его использования, всеобщности, единооб­разии применения, его разумности.Новые, уже правовые, нормы создавались не на пус­том месте. Брались существующие нормы и комментарии к ним. Все это сопоставлялось на предмет противоречий и других несоответствий, а также осмыслялось с точки зрения христианского мировоззрения, как оно манифес­тировалось отцами церкви, теологами или философами. Взятые нормы и мнения о них осмысливались также с точки зрения существующих или желательных струк­тур власти и хозяйственной практики. Конструкция но­вой нормы заимствовалась из «Дигест» или изобреталась заново.

Например, «глоссаторы» (от греч. glossa - «язык» и «необычное слово»), комментировавшие «Дигесты», ис­пользовали метод дифференцированных определений, «который заключался в том, что отыскивали значение вза­имно один другому противоречащих терминов (использо­ванных автором в различных второстепенных понятиях Дигест) до тех пор, пока, наконец, не обнаруживали этот термин в другом месте текста. По этому термину они опре­деляли истинное значение непонятного термина и таким образом устраняли противоречие»²"³. С современной точки зрения речь в данном случае идет, конечно, не о выявлении противоречий в существующих понятиях, а фактически о построении новых юридических понятий на основе пре­дыдущих. При этом опять же глоссаторы имеют в виду уже новую средневековую хозяйственную практику и новую средневековую систему властных отношений. Приведем два примера построения новых юридических норм - один из Грациана, другой более поздний.

В своем трактате Грациан ставит вопрос, может ли священник читать профанную литературу. «После поста­новки проблемы Грациан цитирует высказывания цер­ковных соборов, отцов церкви и других, а также примеры Писания и церковной истории, все на тему о том, что свя­щенники не должны читать профанную литературу, а за-

²⁰³ Аннерс Э. История европейского права - М., 1994. С. 161.тем цитирует такие же авторитетные примеры и выска­зывания противоположной направленности. После при­ведения каждого авторитетного высказывания или при­мера Грациан дает собственную интерпретацию. Так он начинает с постановления Карфагенского собора: "Епис­коп не должен читать книги язычника". В своей глоссе он отмечает, что ничего не сказано о книгах еретиков, кото­рые можно читать "осторожно, по необходимости либо особой причине". Далее он комментирует слово "необхо­димость", толкуя его в том смысле, что священники мо­гут читать книги еретиков, чтобы "знать, как правильно говорить". Более важная глосса, сопровождающая само изложение вопроса, подводит итог толкованию высказы­ваний всех авторитетов против чтения нечестивой лите­ратуры: "по всей видимости, читать только лишь для удо­вольствия запрещается". В итоге Грациан предлагает свое заключение, "разрешая противоречие" путем ут­верждения, что всякий (не только священники) должен приобретать профанное знание не для удовольствия, а для наставления, чтобы обратить его на благо священ­ного учения»²⁰⁴.

Анализ этого примера показывает, что глоссаторы, ори­ентированные на примирение разных норм и законов, на со­существование под зонтиком канонического права разных социальных субъектов и позиций, стремились создавать та­кую новую норму, которая бы содержала в себе в качестве составляющих и подслучаев переосмысленные содержания существующих норм. Другое следствие - новая норма за­крепляла желательные структуры власти, в данном случае авторитет церкви, а также складывающуюся практику жиз­ни (как бы ни хотели некоторые представители церкви за­претить чтение профанной литературы, реально это сделать было невозможно, уж лучше направить это занятие в русло, полезное для веры и добродетели).Второй пример. «И Ветхий, и Новый заветы запреща­ют убийство, при этом оба приводят примеры, когда одо­бряется применение силы. Римское же право, напротив, не претендуя на установление моральных стандартов со­держало такую норму: "Vim vi repellere licet" ("Силу мож­но употребить для отражения силы"). Как римские право­вые нормы вообще, эта тоже не изобреталась как вопло­щение общего принципа или понятия, а ограничивалась конкретными типами ситуаций, в связи с которыми она встречалась (в основном Lex Aquilia о том, что человек может использовать физическую силу для защиты своей собственности от захвата). Европейские юристы XII-XIII веков переделали эту норму в общий принцип, который сопоставили с так называемыми пацифистскими высказываниями Христа ("подставь другую щеку"), а за­тем из двух противоположных максим выработали общее понятие оправдания ограниченного применения силы. Это понятие было приложимо к целому ряду взаимосвя­занных систематически выдвинутых категорий: сила, не­обходимая для исполнения закона; для самозащиты;

для защиты другого; для защиты своей собственности;

для защиты собственности другого. Эти принципы при­менялись не только к гражданскому и уголовному праву, но и к политическим и богословским вопросам о "спра­ведливой войне"»²⁰⁵.

Еще один способ построения новых юридических по­нятий разработали через три столетия поздние глоссато­ры, которых называли «консилизаторы». Они, например, научились на основе двух взаимно исключающих поня­тий создавать новое компромиссное понятие. Например, римское понятие «право владения» было по смыслу про­тивоположным средневековому понятию «ленное право» (дело в том, что феодал не был в прямом смысле собст­венником земли, а имел ее в качестве лена, полученного

от короля²⁰⁶. Но консилизаторы создают два новых юри­дических понятия - «dominium directum» (преобладаю­щее право владения) и «dominium utile» (подчиненное право владения или наследственное право разумного пользования), которые позволили модернизировать лен­ное право, включив в него определенный смысл идеи римского права.

Дополнение. Поскольку схоластический метод являл­ся частью теологического и этически ориентированного средневекового мышления, полученные с его помощью юридические понятия и знания тоже несли на себе соот­ветствующую печать. «Схоластическая диалектика, - пи­шет Берман, - была больше чем методом рассуждения и больше чем способом организации мысли. Ее критерии были как интеллектуальными, так и моральными, это был способ проверки не только истины, но и справедливости. Так, схоластические антитезы включали не только общее против особого, объект против субъекта, аргумент против ответа, но также и строгий закон против отступления от норм в исключительных случаях, предписание против ад­воката, абсолютная норма против относительной, право­судие против милосердия, божественное право против че­ловеческого. Эти и аналогичные "оппозиции" использо­вались для логического примирения противоречивых текстов, но они также использовались для формирования правовых институтов и церкви, и светского государства таким образом, чтобы дать место альтернативным ценно­стям. Ибо сам Бог понимался как Бог и правосудия, и ми­лосердия, и строгого закона, и справедливости. Впервые парадоксы божественной справедливости были система­тически приложены к человеческим законам. Так схолас­тика оказалась не только методом, но и юриспруденцией и теологией»²⁰⁷.

²⁰⁶ Аннерс Э. История европейского права - М., 1994. С. 170-171.

²⁰⁷ Берман Г. Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. - М., 1998. С. 145.Если обобщить рассмотренный здесь материал, то структуру факторов, определявших средневековое по­нятие права, можно схематично изобразить так:

Дата добавления: 2013-12-12