Тема 2. Историческая периодизация развития техники и закономерности техники. 2 страница

«что в конструкциях железных мостов, особенно железнодорожных, применяются известные правила архитектуры, для которых физиология и математика открыли ранее неизвестный образец в строении вещества костей животного тела».

А выражаясь более определенно, он полностью соглашается с Отто Либманом в том, что

«локомотив, как животное, нуждается в питании, чтобы возникшую из химического процесса окисления теплоту превратить в систему движений. Оба выделяют отбросы, продукты сгорания, в виде различных агрегатов. Там и здесь происходит потребление и изнашивание машинных частей или органов. Там и здесь наступает остановка всех функций и смерть, если прекращается доставка материалов питания и горения, если разрушена важная часть машины или органа».

Подобную параллель или аналогию можно провести между живым организмом и любой другой паровой машиной. В подтверждение данной установки Э.Капп также ссылается на авторитет таких крупных ученых, как Юлиус Роберт Майер (1814-1878) и Герман Людвиг Фердинанд Гельмгольц (1821-1894), которые проводили сравнение и описывали сходство между машиной и животным. Вместе с тем, он (как, впрочем, и эти последние) предостерег от абсолютизации сходства в данном случае и превращения его в абстрактное тождество. Он полностью солидаризируется с Ю.Р. Майером в том, что животное вовсе не простая машина и что оно гораздо выше даже растения, поскольку обладает волей. Существенное различие между организмом и «механизмом» он усматривает и в том, что

«организм, как и весь мир, есть природа, вечно становящееся; механизм - готовое и сделанное; там - развитие и жизнь, здесь - конструкция и безжизненность».

Однако все это не помешало Э.Каппу рассматривать даже такой сложнейший социальный институт как государство в качестве некоего внешнего обнаружения и продолжения человеческой природы, оставаясь тем самым верным последователем фейрбаховского антропологизма и в понимании общественно-исторической реальности вообще. Подытоживая вышесказанное, можно с полной определенностью охарактеризовать размышления Э. Каппа о технике как одну из первых серьезных попыток превратить технику в объект философского анализа.

3. Техника как освобождение человека от сил природы в философии К. Ясперса.

Несомненно, что в своих философских размышлениях о технике Карл Ясперс (1883-1969) находился, подобно другому основоположнику немецкого экзистенциализма М. Хайдеггеру, под определенным влиянием идей Ф. Дессауэра. Правда, в отличие от этих двух философов он предложил более конкретную, более «заземленную» технофилософскую концепцию, изложенную им, главным образом, в работе «Современная техника».

Данную свою работу К.Ясперс начинает с того, что подвергает принципиальной критике взгляд представителей классического немецкого идеализма - Фихте, Гегеля и Шеллинга, согласно которому они охарактеризовали свою эпоху как глубочайший поворот в истории, как новое, христианское, «осевое время». Данная историческая эпоха, как раз напротив, резко контрастирует, согласно его мнению, с «осевым временем», поскольку отличается своей катастрофичной нищетой «в области духовной жизни, человечности, любви и творческой энергии». И, тем не менее, современности есть чем гордиться. Ее величие как раз и заключается в успехах науки и техники. Однако именно этот предмет гордости современной эпохи и производит то

«впечатление, будто самый дух втягивается в технический процесс, который подчиняет себе даже науку...».

В подтверждение этому можно, в частности, указать на явную ограниченность многих ученых-естественников и беспомощность стольких же техников, которые они демонстрируют вне своих специальных областей, а также и на скрытую неудовлетворенность, господствующую в «этом все более теряющем всякую человечность мире».

Техника рассматривается К.Ясперсом как совокупность тех действий, которые знающий человек совершает с целью господства над природой, т.е. ради того, чтобы придать своей жизни

«такой облик, который позволил бы ему снять с себя бремя нужды и обрести нужную форму окружающей среды».

Ее состояние оставалось в течение тысячелетий стабильным, пока в конце XVIII столетия в ней, а через нее и во всей человеческой жизни, не произошел тот переворот, суть которого впервые был во всей полноте понят К. Марксом. Современная техника в корне меняет связь человека с природой: вместе с усилением господства человека над природой

«возникает угроза того, что природа в свою очередь в неведомой ранее степени подчиняет себе человека».

Дело в том, что

«под влиянием природы действующего в технических условиях человека природа становится подлинным его тираном».

Современная техника настолько изменила жизнь человека и окружающую его действительность, что превратила всю нашу планету «в единую фабрику». Она оторвала человека от его корней, обратила его в жителя Земли без родины, без традиций. При ее господстве сам дух оказывается сведенным к простой способности «обучаться и выполнять полезные функции». В результате всего этого наша эпоха преобразований, которая «носит прежде всего разрушительный характер», вынуждает человека либо пребывать «в состоянии глубокой неудовлетворенности собой», либо же отказаться «от самого себя, чтобы превратиться в функционирующую деталь машины...».

В обоих этих случаях он теряет свою индивидуальность, лишается своей подлинной сущности и, пребывая в постоянном внутреннем разладе с самим собой, вынужден поэтому всегда носить маску, которую должен менять «в зависимости от ситуации и от людей, с которыми он общается»,

В дальнейшем К.Ясперс конкретизирует свое понимание техники, определяя ее как средство, поскольку она возникает именно тогда, «когда для достижения цели вводятся промежуточные средства...». Она характеризуется как рассудком, так и властью. Техника покоится на деятельности рассудка и поэтому «является частью общей рационализации как таковой...». Но, с другой стороны, техника - это умение или «способность делать и обладать». И в качестве такового она есть применение силы природы против самой природы или, говоря иначе, она есть господство над природой, осуществляемое посредством самой природы.

«Это господство основано на знании. В этом смысле и говорят: знание - это власть».

Однако власть над природой приобретает позитивный смысл только тогда, когда человек ставит перед собой определенные цели, такие, например, как «облегчение жизни» и стремится их удовлетворить.

Исходя из этого, К.Ясперс приходит к своему выводу о том, что

«смысл техники состоит в освобождении от власти природы. Ее назначение — освободить человека как животное существо от подчинения природе с ее бедствиями, угрозами и оковами».

В соответствии с этим он формирует «принцип техники» как целенаправленное манипулирование «материалами и силами природы для реализации назначения человека». Все дело в том, что человека далеко не удовлетворяют преднаходимые естественные условия его жизни, поэтому он решает их переделывать, т.е. конкретно изменить «под углом зрения их ценностей» для реализации его же целей. Следовательно, человек, в отличие от простого животного, который находит свою среду уже готовой, обречен, отчасти, создавать свою среду обитания и существования. Поэтому можно сказать, что

«жизнь в среде, отчасти созданной им самим, является признаком самой сущности человека».

Техника подразделяется К. Ясперсом на два главных вида: на технику, производящую энергию, и технику, производящую продукты. При этом он полностью соглашается с Ф. Дессауэром в том, что техника не только создает средства для реализации ранее поставленных целей, но

«и сама приводит к таким открытиям, результаты которых вначале никем не осознаются...».

Далее он отмечает, что техника как умение применять орудия труда существует с тех самых пор, когда появились люди. Она с самого начала своего существования пребывала в постоянном изменении и развитии. Однако не верно было бы полагать, что она всегда изменялась постепенно и плавно, и что в ее развитии никогда не было скачков. Великий исторический перелом, а, стало быть, и скачок в развитии техники как раз и произошел в конце XVIII столетия, когда

«были открыты машины — машины, автоматически производящие продукты потребления. То, что раньше делал ремесленник, теперь делает машина...».

Этот поворотный пункт в историческом развитии техники, который наметился уже в изобретении парового двигателя в 1776 г., был бы невозможным без современного естествознания.

Вообще говоря, современная техника своим происхождением и существованием обязана троякого рода факторам: естественным наукам, духу изобретательства и организации труда. Правда, естественные науки обычно «создают свой мир, совершенно не помышляя о технике». Поэтому для того, чтобы они могли принести практическую пользу, «необходимо еще техническое прозрение».

Что же касается духа изобретательства, то только он «может сотворить необычайное и вне рамок специфики современной науки». Наибольшая часть изобретательства, несомненно, относится к усовершенствованию уже существующих изобретений. И, тем не менее, дух изобретательства призван преодолеть традиционную инертность

«в повседневной жизни и терпеливое отношение к неудобному и нецелесообразному...».

Более того, современное изобретательство, отличаясь систематичностью, привело к тому, что технические открытия теперь уже не совершаются случайно отдельными людьми, а становятся частью того единого процесса, который совершается бесчисленным количеством людей. Поэтому

«все становится анонимным. Достижения одного человека тонут в достижениях коллектива».

И, наконец, организация труда в качестве третьего фактора современной техники принимает ту свою форму, при которой она превращается «в проблему человеческого бытия». Дело в том, что при производстве, осуществляемом машинным способом, большинство людей оказываются втянутым в процесс труда в качестве части или «звена машинного оборудования». Однако

«поскольку главное для человека не техника, а человек и техника должна служить человеку, а не человек технике, — заключает К.Ясперс, — постольку на основе современной техники возник социально-политический процесс, который состоит в том, что прежнее подчинение человека в качестве рабочей силы любым техническим и хозяйственным целям сменилось страстным желанием перевернуть это отношение, придать ему обратный характер».

Для того чтобы понять данный процесс и определить те требования, которые он выдвигает, необходимо раскрыть сущность труда. Труд очевидно взаимосвязан с техникой. Он не может осуществляться без применения техники, а техника, в свою очередь, не может быть применена без приложения труда. Более того, тип техники всегда определяет собой характер самого труда, и поэтому с изменением техники непременно меняется и труд.

Труд определяется К. Ясперсом трояким образом: как затрата физических сил, как планомерная деятельность и как существенное свойство человека. Труд как затрата физических сил есть результат мускульных напряжений и усилий, поэтому он одинаково присущ и человеку, и животному. Напротив, труд как планомерная деятельность, будучи реализацией определенной сознательной цели, определенного преднамеренного плана, присущ одному только человеку. И все же только «труд как основной аспект человеческого бытия» имеет своей целью преобразование преднаходимой природы в собственный мир человека. Вот почему, именно в данном преобразовании и проявляется «решающее отличие человека от животного».

Собственный мир человека, созданная им искусственная среда обитания и существования есть результат не индивидуального, а совместного (коллективного) человеческого труда. Дело в том, что отдельный человек не может все уметь и все делать. Для каждого конкретного трудового процесса требуется особое умение. Поэтому человеческий труд носит совместный, коллективный характер, а разделение труда становится необходимым принципом существования человеческого общества. На базе разделения труда и в зависимости от характера этого последнего не только формируются различные трудящиеся слои общества, но и создается его структура вообще.

«В наши дни стало совершенно очевидным, — как бы подытоживая сказанное, утверждает К.Ясперс, — что от характера труда и его разделения зависит структура общества и жизнь людей во всех ее разветвлениях. Это понимал уже Гегель, а Маркс и Энгельс разработали это положение в своей теории, имеющей эпохальное значение».

Социальная оценка труда существенно изменилась вместе с ходом исторического развития. Древние греки, как известно,

«презирали физический труд, считая его уделом невежественной массы».

В иудейско-христианской традиции его приравняли к наказанию за грехопадение. Человек после изгнания из рая за содеянный им великий грех «должен в поте лица своего есть свой хлеб». Исключением являются одни только протестанты, которые видят в труде благословение, а кальвинисты среди них объявляют успех в трудовой деятельности даже доказательством избранности, т.е. богоугодным делом. В современном мире труд становится общепризнанной ценностью.

Оценка же современной техники выглядит далеко не столь однозначной и благостной.

«В течение ста последних лет, — говорит К.Ясперс, — технику либо прославляли, либо презирали, либо взирали на нее с ужасом».

В общей сложности он выделяет три различных оценки современной техники, которые можно было бы называть позитивной, негативной и нейтральной. Согласно первой, развиваемой Ф. Дессауэром и другими, оценке техника рассматривается как творческая способность человека,

«который, подобно богу, открыл вечные идеи творения и осуществил их в виде второй природы...».

Поэтому техника по определению оказывается добрым началом, освобождающим человека из-под власти природы и превращающим его в ее властелина. Данной точке зрения противостоит вторая оценка техники, объявляющая ее порабощающей человека демонической силой. Так техника обращается в однозначное зло, которое со временем непременно приведет к разрушению не только природы, но и самого человека. И, наконец, третья оценка техники, в отличие от указанных двух крайних точек зрения, провозглашает ее нейтральной. Следовательно, техника сама по себе не является ни добром, ни злом. Хотя, конечно, она может быть использована как во благо, так и во вред. Все зависит от человека, который как раз и передает технике ее смысл.

Из всех трех указанных оценок техники К. Ясперс склоняется к третьей. Он пишет:

«Одно, во всяком случае, очевидно: техника только средство, сама по себе она ни хороша и ни дурна. Все зависит от того, что может быть ею достигнуто; в качестве самостоятельной сущности — это пустая сила, парализующий по своим конечным результатам триумф средств над целью. Может ли случиться, что техника, оторвавшись от смысла человеческой жизни, превратится в средство неистового безумия нелюдей..? Рассудок может сконструировать такую возможность, однако сознание нашей человеческой сущности будет вечно твердить: в целом это невозможно».

Так, К.Ясперс всецело уповает и полагается именно на осознание человеком своей собственной сущности, которое должно преградить путь «безумию нелюдей», могущих применять технику во зло и в конечном итоге победить его.

4.4. Техника как результат духа и природы человека в персонализме Николая Бердяева.

Свои взгляды на предмет техники и на техническую цивилизацию Николай Александрович Бердяев (1874-1948) системно или концептуально излагает в своей статье «Человек и машина (Проблема социологиии и метафизики техники)», впервые опубликованной в 38-м номере журнала «Путь» (Париж, май 1933). В данной работе, утверждая, что «вопрос о технике стал вопросом о судьбе человека и судьбе культуры», он считает, что в XX веке «маловерия» (поскольку он отмечен ослаблением не только традиционной религиозной веры, но и даже «гуманистической веры XIX века») единственно сильной верой «остается вера в технику, в ее мощь и ее бесконечное развитие». Поэтому неслучайно, что проблема техники не просто привлекает внимание, но и сильно тревожит христианское сознание.

У христиан, которые еще не осмыслили данной проблемы и не поняли ее истинного содержания, Н.А.Бердяев различает два типа отношения к технике, «и оба недостаточны». Первый из них наблюдается у большинства христиан, которые рассматривают технику как нечто религиозно нейтральное и безразличное, объявляя ее делом инженеров, преследующих цель «усовершенствования жизни» и умножения ее благ, которыми пользуются, кстати, и сами христиане.

В противоположность этому христианское меньшинство

«переживает технику апокалиптически, испытывая ужас перед ее возрастающей мощью над человеческой жизнью, готово видеть в ней торжество духа антихриста, зверя, выходящего из бездны».

Подобное отношение к технике исходит из того простого принципа, согласно которому

«все, что не нравится, все, что разрушает привычное, легко объявляется торжеством антихриста и приближением конца мира»,

поэтому Н.А.Бердяев называет его ленивым решением вопроса. Впрочем, таковым, по его мнению, является и первое отношение к технике, признающее ее религиозную нейтральность, поскольку «оно просто не видит проблемы». Нетрудно заметить, что в данном аспекте своих рассуждений о технике он просто пытается «проецировать» на христианскую «почву» две из доминирующих в истории культуры оценки техники, а именно негативную и ту, которая объявляет ее морально нейтральной.

Технику, как полагает Н.А.Бердяев, «можно понимать в более широком и в более узком смысле». В более узком смысле техника, очевидно, означает «фабриковать, создавать с искусством». А в своем более широком значении она, по всей видимости, является чем-то пронизывающим всю жизнь общества с ее материальной и духовной составляющими. Во всяком случае, Н.А.Бердяев считает не просто возможным, но и необходимым говорить

«не только о технике экономической, промышленной, военной..., но и о технике мышления, стихосложения, живописи, танца, права, даже о технике духовной жизни, мистического пути. Так, например, йога есть своеобразная духовная техника».

Однако, в каком бы смысле мы ни говорили о технике, она

«повсюду учит достигать наибольшего результата при наименьшей трате сил...».

Именно поэтому ее можно рассматривать и охарактеризовать как средство или орудие.

«...Бесспорно, — как бы полемизируя с О.Шпенглером, говорит Н.А.Бердяев, — техника всегда есть средство, орудие, а не цель».

Дело в том, что цели жизни, с его точки зрения, не имеют технического содержания и, следовательно, не являются чем-то техническим. Они, напротив, лежат в совершенно иной области — «в области духа». Общая же подмена целей жизни техническими средствами не может означать ничего, кроме опустошения самого духа, его угашение. Подобная подмена и обусловленное ею обнищание человеческого духа происходят именно тогда, когда человека рассматривают и определяют как homo faber. Нет, конечно, сомнений в том, что человек — это инженер, техник. Однако при этом не следует забывать того, что его инженерное или техническое искусство всегда нацелено и обращено на осуществление тех целей, которые полностью лежат за пределами этого искусства.

В полном соответствии с выдвинутым Николаем Гартманом (1882-1950) в работе «Этика» (1926) тезисом о том, что высшие ценности являются наименее сильными, Н.А.Бердяев полагает, что техника имеет сильные позиции «в нашем грешном мире» совсем не от того, что является «верховной ценностью». Как раз наоборот, то, что является в мире наиболее сильным (например, «грубая материя») оказывается вместе с тем и наименее ценным. В связи с этим он видит основной парадокс взаимоотношения между техникой и культурой в следующем:

«Без техники невозможна культура, с нею связано само возникновение культуры, и окончательная победа техники в культуре, вступление в техническую эпоху влечет культуру к гибели».

Дело в том, что в любой культуре всегда, по его мнению, существуют два элемента: технический и природно-органический. И если первый из них берет верх над вторым, то это непременно приведет к перерождению культуры и ее гибели. Вот, собственно, почему

«возврат к природе есть вечный мотив в истории культуры, в нем чувствуется страх гибели культуры от власти техники, гибели целостной человеческой природы».

И в самом деле, техническая эпоха низводит человека до уровня простого средства, превращая его в орудие производства продуктов и, таким образом, ставит вещь выше самого человека.

В свете сказанного Н.А.Бердяев считает возможным выделить

«три стадии в истории человечества — природно-органическую, культурную в собственном смысле и технико-машинную».

В основе данной периодизации человеческой истории в конечном итоге лежит, как он думает, различное отношение духа к природе. Так, на первой из указанных стадий дух еще полностью погружен в природу; на второй стадии он, выделяясь из природы, полностью обособляется и образует особую сферу духовности; и, наконец, на третьей стадии он активно овладевает природой и господствует над ней.

Вслед за О.Шпенглером и другими Н.А.Бердяев различает органическое и организованное существование. Организм от организации отличается, прежде всего, тем, что он

«рождается из природной космической жизни и... сам рождает».

Соглашаясь с одним из представителей неовитализма, немецким биологом и философом Гансом Дришом (1867-1941), он считает организм целостным образованием, в котором целое предшествует частям и, присутствуя в каждой из них, господствует над ними. Как раз этим и характеризуется имманентно присущая организму целесообразность, которая «вкладывается в него Творцом или природой». Однако ничего подобного мы не обнаруживаем в организации, которая «совсем не рождается и не рождает», в которой имеет место иного рода целесообразность, вкладываемая «в нее организатором извне» и поэтому она является продуктом творческой активности человека. И именно с организацией, а не с организмом Н.А.Бердяев связывает современную технику, поскольку через нее создается новая действительность, которая является результатом не эволюции, а человеческого изобретательства, т.е. продуктом не органического, а организованного процесса. Вот, собственно, почему господство техники и машин следует рассматривать как

«переход от органической жизни к организованной жизни, от растительности к конструктивности».

Поэтому можно сказать, что техника порождает новые, так называемые, «организованные тела», которые образуют собой некий «новый космос».

По-видимому, именно это имеет в виду Н.А.Бердяев, когда говорит о «космогоническом значении» техники. Так, ссылаясь в данном отношении на книгу французского инженера Жака Лаффита «Reflexions sur La science des machines» («Размышления о теории машин») (1932), где как раз и выдвигается тезис о том, что наряду с неорганическими и органическими телами существуют еще тела организованные - царство машин, он, далее, отмечает:

«Это есть новая категория бытия. Машина действительно не есть ни неорганическое, ни органическое тело... В природе неорганической машин не существует, они существуют лишь в мире социальном. Эти организованные тела появляются... после человека и через человека».

Однако эта новая, вызванная к жизни самим человеком, действительность есть показатель не только его «страшной мощи», но и «его слабости, его склонности к рабству». Дело в том, что техника не просто перестает повиноваться своему творцу — человеку, но стремится подчинить его себе, поработить его.

«...Трагедия в том, — подчеркивает Н.А.Бердяев вслед за О.Шпенглером, — что творение восстает против творца...».

Правда, в отличие от этого последнего, который, как мы уже видели, проводил некую аналогию между «бунтом» машины против человека и «бунтом» самого человека против природы, он рассматривает неповиновение техники человеку как повторение «тайны грехопадения», заключающейся «в восстании твари против творца», в «бунте» человека против Бога.

Итак, человек технической эпохи уже не в состоянии овладевать созданной им техникой. Более того, он сам падает жертвой и становится рабом своего собственного творения. Данное обстоятельство, в частности, объясняется тем, что техника, заменяя «органически-иррациональное организованно-рациональным», тем самым порождает новые, социально-иррациональные, последствия, как, например, безработицу - это «величайшее бедствие нашего времени». В ряду подобных последствий можно указать и на систему Тейлера, которая, будучи крайней формой рационализации труда, на самом деле превращает человека в некую усовершенствованную машину.

«Машина хочет, — делает в связи с этим обобщение Н.А.Бердяев, — чтобы человек принял се образ и подобие. Но человек есть образ и подобие Бога и не может стать образом и подобием машины, не перестав существовать».

Именно так техника пытается «овладеть духом» и «поработить его».

Религиозный смысл техники выражается и в том, что с наступлением технической эпохи завершается

«теллурический период в истории человечества, когда человек определялся землей не в физическом только, но в метафизическом смысле слова».

Человек технической эпохи больше не пребывает «в материальном лоне, в лоне материи-земли, Magna Mater». И поскольку отрыв от этого лона делает борьбу более суровой, то отсюда Н.А. Бердяев заключает, что в технике имеют место всегда две стороны:

«с одной стороны, она несет в себе удобства, комфорт жизни..., с другой стороны, она требует большей суровости и бесстрашия».

О противоречивой природе техники можно говорить и в следующем отношении. С одной стороны, демократия является принципом техники. Техническая эпоха по Н.А. Бердяеву — это эпоха демократии и социализации, поскольку «в ней все становится коллективным...». Однако с другой стороны,

«массовая техническая организация жизни уничтожает всякую индивидуализацию»,

поэтому при ней «все делается безлично-массовым» и анонимным.

Вместе с тем необходимо отметить и то, что техническая цивилизация представляет собой серьезную угрозу и реальную опасность для души и наносит «страшные удары» по гуманизму. «Машина по природе своей антигуманистична» — достаточно категорично заявляет Н.А.Бердяев. Новая техника, по его мнению, сосредотачивает в руках человека «страшную силу», поэтому куча людей, овладев

«секретом технических изобретений, может тиранически держать в своей власти все человечество...».

При дальнейшем развитии техники можно представить себе еще более страшную и удручающую картину, когда будут созданы такие совершенные машины, с помощью которых человек мог бы управлять миром, но самого человека тогда уже не будет.

«Машины сами будут действовать в совершенстве и достигать максимальных результатов. Последние люди сами превратятся в машины, но затем и они исчезнут за ненадобностью...».

Такому страшному кошмару может успешно противодействовать только сила духа. Однако человеческий дух не в состоянии решить подобную грандиозную задачу в одиночку. Он может переломить ситуацию и окончательно победить в своем противоборстве с техникой лишь в том случае,

«если он будет соединен с Богом. Только тогда сохранится в человеке образ и подобие Божие, т.е. сохранится человек. В этом обнаруживается различие эсхатологии христианской и эсхатологии технической».

Вот так, судьбоносный для человечества вопрос о технике

«неизбежно делается духовным вопросом и, в конце концов, - религиозным вопросом».

При этом следует подчеркнуть и то обстоятельство, что власть техники непременно приведет к большему и, в конечном итоге, положительному изменению в типе религиозности. Дело в том, что человек технической эпохи менее подвержен влиянию традиционного, наследственного, бытового типа религиозности.

«Религиозная жизнь в технико-машинную эпоху, — пишет Н.А.Бердяев, — требует более напряженной духовности, христианство делается более внутренним и духовным, более свободным от социальных внушений... Религиозная жизнь делается более личной, более выстраданной, т.е. определяется духовно».

Очевидно, что не без влияния своего «марксистского» прошлого Н.А.Бердяев полагает, что власть техники «родилась в недрах капиталистического строя», и машина служила самым мощным орудием развития капитализма. Кроме того, он не сомневается в том, что техника, благодаря которой появился капитализм, может служить эффективным средством его преодоления и установления «иного, более справедливого социального строя».

Однако и коммунизм, принимая от капитализма «гипер-машинизм и техницизм», как говорил Н.А.Бердяев, перефразируя вышеприведенное высказывание О.Шпенглера, «создает настоящую религию машины, которой поклоняется как тотему». «Материалистический коммунизм» полностью подчиняет человека обществу, между тем как «в действительности правда в обратном»: именно человеку должен принадлежать примат перед обществом, именно он «должен организовать общество и мир...».

В своей исторической судьбе, которая, как отмечали еще Ф.Ницше и О.Шпенглер, всегда трагична, человек проходит, согласно Н.А.Бердяеву, ряд стадий, на первой из которых он выступал еще рабом природы, но все же нашел в себе силу и мужество вести героическую борьбу за свою независимость, за свое освобождение. Затем

«он создал культуру, государство, национальные единства, классы»,

но тут же впал в рабскую зависимость от всех этих структур. В настоящее время человек вступает в новый период своего существования, в котором он создает организованное общество и технику и пытается овладеть иррациональными социальными силами. Однако вместо этого он сам

Дата добавления: 2014-01-04