Влияние черт национального характера на исторический процесс.

Воздействие национального характера на развитие страны.

Выше шла речь о взаимосвязи национального характера и особенностей развития страны. В частности, факторами его формирования были названы служебно-домашняя цивилизация и русская сельская община. Ниже будет сделана попытка описать механизм обратного влияния национального характера на развитие страны. Конкретнее, необходимо будет обосновать два утверждений: 1) отдельные, широко распространенные черты характера (нормы) могут оказывать как положительное, так и отрицательное влияние на ход событий в стране, особенно в переломные моменты ее развития, и 2) на ходе событий может сказываться деятельность определенных личностных типов, занимающих господствующее положении в управлении страной. При этом иногда будет дополнительно обосновываться, что та или иная черта действительно может быть присуща русскому национальному характеру.

Некоторые черты национального характера чаще всего сказывались положительным образом на судьбе народа и страны. Говоря об этом, следует вспомнить такие черты, как героизм, способность к самопожертвованию, склонность к повиновению, исключительное трудолюбие. Ясно, что без наличия их русский народ просто бы не сохранился как самобытный этнический феномен и не создал бы великое государство. Все они так или иначе связаны со сложными историческими и географическими условиями существования русского народа, но в первых трех особенно проявляется влияние служебной деятельности, занявшей доминирующее положение в российской цивилизации. Примеры проявления этих черт можно проводить до бесконечности, здесь мы ограничимся несколькими, более или менее известными.

Индивидуальный и массовый героизм, а также способность к самопожертвованию русские люди проявляли во все времена. Евпатий Коловрат (нашествие Батыя), инок Пересвет (Куликовская битва), Иван Сусанин (польская агрессия), Александр Матросов, Николай Кузнецов, Зоя Космодемьянская, Иван Кожедуб (Великая Отечественная война) – все они были готовы защищать Родину «мужественно и умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагом». Массовый же героизм русских лежал в основе их упорного сопротивления во время многочисленных осад, сражений (битв), блокад. Оборона Козельска (против татар), Ледовое побоище (битва с немцами), осада Пскова (войсками Батория во время правления Ивана Грозного), Бородинское сражение (Отечественная война 1812 г.), оборона Севастополя (Крымская война и Великая Отечественная война 1941-1945 гг.), Брестская крепость, Сталинградская битва, блокада Ленинграда (Великая Отечественная война 1941-1945 гг.) – лишь немногие напоминания о мужестве и героизме массы русских людей, встававших на борьбу с захватчиками.

Что же касается способности к самопожертвованию и склонности к повиновению в тяжелые для отечества времена, то русские дали весьма показательные примеры проявления этих качеств. В свое время Д.С.Лихачев писал, что «освободительная борьба начала ХУII века ясно обнаружила во всех слоях населения чувство гражданского долга, сознание личной ответственности каждого за судьбу всей Русской земли в целом. Жители городов и сельское население... с готовностью соглашались на всякие личные жертвы ради спасения родины. В своем знаменитом приговоре нижегородцы писали: «Стоять за истину всем безызменно, к начальникам быть во всем послушным и покорливым и не противиться им ни в чем, на жалованье ратным людям деньги давать, а денег недостанет – отбирать не только имущество, а и дворы, и жен, и детей закладывать, продавать, а ратным людям давать, чтобы ратным людям скудости не было». На том нижегородцы дали Богу души свои» [Лихачев. 1945, с.112].

Не правда ли, весьма характерное высказывание для поведения русских людей во все времена? Разве не оказывали они помощь «братьям-славянам»? Разве не были готовы во имя «светлого будущего всего человечества» начать «мировую революцию»? Разве не приносили они жертвы во имя обороноспособности страны в советское время в соответствии с вечной мольбой в душе – «только б не было войны»? Русские всегда с готовностью откликались на благородное по их представлениям дело, даже если это грозило им гибелью. Не случайно же прозвучало у Некрасова: «От ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови уведи меня в стан погибающих за великое дело любви!».

Говоря об исключительном трудолюбии русских, следует вспомнить о двух нечестных приемах, регулярно повторяющемся в СМИ и даже в «научной» литературе. Во-первых, речь идет об использовании слов великих людей России о народе и стране, сказанных ими в разное время, по разному поводу и в разном настроении. Эти слова превращаются в штампы, регулярное повторение которых призвано затемнить национальное самосознание и исказить самооценку (снизить ее). Во-вторых, об использовании с той же целью образов, содержащихся в русском фольклоре («Иван-дурак», «Емеля на печи» и пр.). Разберем эти приемы на конкретных примерах.

В частности, едва ли не каждый день можно прочитать или услышать слова Пушкина, что мы (подразумевается, русские – П.С.), «ленивы и нелюбопытны». Думается, люди, использующие слова Пушкина для характеристики народа в целом, сознательно применяют нечестный прием. Ведь пушкинские слова сказаны по конкретному поводу и относятся к узкому кругу лиц. В «Путешествии в Арзрум» поэт заметил по поводу смерти Грибоедова, что «написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следа. Мы ленивы и нелюбопытны...» [Пушкин. 1994, с.219]. Пушкин делает упрек друзьям Грибоедова, к которым, очевидно, причисляет и себя. Едва ли он позволил бы себе (да и другим) использовать эти слова для оценки всего русского народа.

Поэтому нам стоит вынести свое собственное суждение, исходя из хорошо известных исторических фактов.

Наверное, каждый в России знает, что «Ломоносов пришел в Москву учиться с рыбным обозом» (уж, по крайней мере, об этом юноше нельзя сказать, что он был «нелюбопытен»!). Но дело сейчас не в Ломоносове, посмотрим, как согласуются «путешествие с рыбным обозом» и пресловутая леность русских.

От Архангельска до Москвы по прямой примерно тысяча верст. Учитывая неизбежные извивы дороги, длину пути можно оценить от полутора до двух тысяч верст. Едва ли санный обоз мог делать в сутки больше 40-50 верст. Значит, люди, везущие рыбу, должны были провести в пути месяц-полтора. В Москве им нужно было продать рыбу, закупить нужные товары (не гонять же лошадей порожняком!) и вернуться домой. Это еще месяц-полтора зимнего пути, в пургу и мороз. Надо полагать, рыбные обозы отправлялись не только в Москву, но и в другие крупные и мелкие российские города. Следовательно, подобным промыслом занимались не десятки, не сотни, а тысячи, если не десятки тысяч, людей. А ведь рыбу, которую везли зимой на продажу, летом еще надо было наловить и обработать, приготовить для долгого пути. Может ли кто-то, не солгав, назвать поморов и поморских купцов «ленивыми»?

Не стоит также забывать, что Россия самая холодная страна в мире, не считая Антарктиды. И чтобы просто выжить в ней, нужно приложить намного больше усилий, нежели в любом другом месте планеты. Только для обогрева своей «бедной избушки» (Пушкин) и обеспечения домашней живности кормом в течение длинной русской зимы нужно было сделать столько, сколько и не снилось европейцу или азиату. А ведь нужен был труд и для восстановления жилья и хозяйства после многочисленных войн, да и для обеспечения «ратных людей, чтобы у них ни в чем недостатка не было», приходилось трудиться изо всех сил. Кто может подсчитать, сколько нужно было вложить труда, чтобы дважды восстановить страну из руин после Гражданской и Великой Отечественной войн? Какой народ смог бы, имея почти на порядок более слабое в промышленном отношении хозяйство по сравнению с хозяйством фашистской Германии, поставлять равное с германским количество танков, пушек и самолетов на фронт (см. работу Вознесенского «Экономика СССР в годы Великой Отечественной войны)? Ведь только уравняв поставки военной продукции (примерно к Курской битве), СССР смог перейти к планомерному контрнаступлению на всех фронтах. «Урал сломал хребет Руру», это верно, но за счет чего? Да за счет героического, самоотверженного труда русских людей от мала до велика. Известно, что прошло всего лишь сорок пять суток с момента выгрузки в «чистом поле» оборудования харьковского завода на Урале, когда из его ворот вышла первая «тридцатьчетверка».

Последний пример. Как известно, русские за полторы-две сотни лет прошли по бездорожью, по незнакомой тайге и «диким степям Забайкалья» от Урала до Тихого океана, и добрались до Аляски и Калифорнии. Расстояние – от семи до двенадцати тысяч километров. Известно также, что японцы за две тысячи лет не смогли освоить Сахалин (фактически просто добраться до него), хотя до этого острова от Японии всего лишь около сорока (!) километров по морю. Боже упаси считать японцев «ленивыми и нелюбопытными». Но неужели так можно называть русских, которые освоили шестую часть суши и дали миру Королева и Гагарина?

Странно, что после этого еще находятся люди, позволяющие себе фразы об «извечной лености русских» и «научно» обосновывающие представление о том, что русские искони лежебоки и мечтатели, ссылкой на их якобы любимого героя – Емелю, лежащего на печи и добивающегося всего по щучьему велению. Не иначе, по логике этих людей, русские добрались до Калифорнии и первые вырвались в космос, лежа на печи и по щучьему велению! Те, кто пускает в оборот подобные байки, либо недоумки, начисто лишенные чувства юмора (в котором русскому народу не откажешь), либо низкие и злые клеветники, сознательно стремящиеся внедрить искаженный образ русского человека. Ведь образ Емели куда проще объяснить «внутренней веселостью» русского человека (о которой писал Шубарт). Мужики, наломавшиеся и промерзшие на рубке леса в зимнем лесу, просто отдыхали, забавляя себя в теплой избе разными веселыми историями и сказками, в том числе, и про Емелю. При этом они прекрасно помнили о предстоящем трудовом дне и знали, что «без труда не выловишь и рыбки из пруда». Другое дело, что ни одно качество не дается народу раз и навсегда. Можно испортить (или воспитать) любой народ, создав для этого случайно или преднамеренно соответствующие условия.

Упомянутые выше качества – массовый и индивидуальный героизм, трудолюбие и др. – позволяли русск4ому народу сохраниться в трудных исторических и природно-географических условиях. К сожалению, можно использовать даже самые положительные качества народа во вред ему самому, если направить его деятельность в ложном направлении (на достижение иллюзорных или недостижимых целей). А это случается, если народ либо лишен национально ориентированного руководства, либо его руководство не понимает, в чем заключается реальный национальный интерес вообще и в конкретной ситуации, в частности.

В свое время И.Ильин справедливо обвинил коммунистов в том, что они делают все, «чтобы лишить народ русского национально-государственного кругозора и подменить его революционным угаром, заносчивостью, самоуверенностью международного авантюризма. … Четвертый десяток лет коммунисты истощают без всякого национального смысла жертвенность, чувство долга и силу служения (выделено в тексте – П.С.), присущие русскому народу, как редко какому другому; проматывается русский патриотизм; разочаровывается русское самоотвержение; русский гражданин проходит величайшую принудительную школу политического разврата» [Ильин И.А.Т.1. 1992, с.141].

В нынешней, «демократической», России ситуация не улучшилась. Людям опять предлагают то «общечеловеческие ценности», то «правовое государство», то «рыночную экономику», то «гражданское общество» в качестве неких целей, ради которых стоит «потерпеть». В результате истощаются жизненные силы русского народа, уже подорванные «строительством коммунизма». А примененные Гайдаром и Чубайсом методы «радикальных реформ» и приватизации имели целью не только лишить русский народ собственности, но и заглушить в нем остатки русской народной нравственности, истребить привычку «жить по правде», узаконить воровство как норму общественной жизни.

Почему же такой ход дел возможен в России? Почему народ терпит антинациональное руководство? Причин этому, конечно же, много. Но не последнюю роль здесь сыграла одна из фундаментальных черт русского народа, а именно, доверчивость, о чем следует поговорить подробнее.

Начнем с изложения смысла разговора, произошедшего между ленинградским (дело было в советское время) этнографом и уроженцем Кавказа («лицом кавказской национальности»). Этнограф спросил упомянутого уроженца, как тот вообще оценивает русских. В ответ кавказец весьма нелестно отозвался о русских мужчинах и женщинах. Оценку им русских женщин (крайне неуважительную) можно опустить, она имеет весьма косвенное отношение к вопросу о доверчивости. А относительно русских мужчин кавказец заявил, что «все они дураки». Этнограф, как подлинный исследователь, не стал обижаться на эту оценку и спросил своего собеседника, почему тот так думает? Позвучал незамедлительный ответ: «Потому, что их легко обмануть» (курсив мой – П.С.).

Заявление кавказца вызывает некоторые сомнения. Разве легко обмануть только глупых и именно глупых? И разве умение обмануть свидетельствует именно об уме обманщика? Неужели талантливый полководец Отелло глупее обманщика Яго? Неужто ошибался Толстой, когда писал, что управляющий Пьера Безухова, «весьма глупый и хитрый человек» играл, как игрушкой, «умным и наивным графом»? Пушкин не считал Отелло глупым (и даже ревнивым). Он полагал, что обман Яго удался потому, что Отелло доверчив. А Толстой видел причину успеха управляющего в обмане Пьера в том, что Пьер очень многого «не знал» в реальной жизни и поэтому поддался впечатлениям от разыгранных перед ним сцен. В целом же, можно сказать, что людей легче всего обмануть в том случае, если они доверчивы и чего-то не знают. Причем доверчивость даже важнее, поскольку поверить в ложную информацию можно тогда, когда доверяешь ее источнику.

Доверчивость, как особенно присущая русским черта, неоднократно указывалась внимательными наблюдателями.

Например, В.Шубарт, считал русских носителями черт человека, которого он назвал «мессианским». Человека этого типа «вдохновляет не воля к власти, а настроенность к примирению противоречий и к любви. … Им движет не чувство подозрения и ненависти, а чувство глубокого доверия к сущности вещей. Он видит в людях не врагов, а братьев; в мире – не добычу, на которую надо набрасываться, а хрупкую материю, которую надо спасти и освятить» [Шубарт. 1997, с.11]. Русского «поддерживает живое вселенское чувство всеобщности … Его преобладающее чувство – изначальное доверие (курсив мой – П.С.).... Русский – метафизический оптимист» [Шубарт. 1997, с.87].

Ф.И.Тютчев также отмечал в период, предшествующий отмене крепостного права, что спокойствие, царящее в стране, основано на недоразумении, «на безграничном доверии народа к власти – вере в ее благожелательность и действительность намерений этой власти в пользу народа» (курсив мой – П.С.) [Тютчев Ф.И. Письмо к Э.Ф.Тютчевой. 1935, с.319].

Но действительно ли русские особенно доверчивы по сравнению с другими народами? Ведь любой народ в массе своей довольно доверчив. Неужто русские представляют здесь исключение?

Трудно не согласиться с утверждением, что массы, составляющие основу любого народа, достаточно доверчивы. Тем не менее есть некоторые обстоятельства, повышающие степень доверчивости русских по сравнению с представителями других народов. Это касается как изначального доверия к миру (мысль Шубарта), так и доверия к власти (замечание Тютчева), причем доверие к миру хорошо согласуется с доверием к власти.

Откуда же берется это изначальное доверие русских к миру? Шубарт объясняет его наличие тем, что русские якобы воплощают в себе особый, мессианский тип человека, а этому типу доверие к миру присуще как изначальная черта. Трудно оценить истинность шубартовских утверждений, поскольку неясно, действительно ли воплощен в русских мессианский человек. Но можно предложить более правдоподобную гипотезу, объясняющую повышенное доверие миру у русских по сравнению с европейцами, в частности и особенно, с англосаксами.

Гипотеза эта связана с особенностями русского языка, которые накладывают незримую и неизгладимую печать на весь духовный склад русского человека, а также на все его мировоззрение (мировосприятие, мироощущение и отношение к миру. Русский язык сохранил три рода для имен существительных (мужской, женский и средний), а также ласкательно-уменьшительные и устрашающе-увеличительные суффиксы существительных и прилагательных, поэтому он очень теплый и субъективный. Мы говорим «белая березонька» или «Идолище поганое», и тем самым осваиваем мир по собственной мере. Русский способен сотворить невероятно трогательную песню о женской и мужской судьбе с помощью образов деревьев («тонкая рябина», дуб высокий», «как бы мне рябине к дубу перебраться») или глубочайшее лирическое стихотворение, позаимствовав образы даже у неживой природы («Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана). Подобные стихи в принципе не могут быть адекватно переведены на английский язык. Зачем этому “It” (рябине) перебираться к другому “It” (дубу) и прижиматься к нему ветвями? И почему плачет какое-то большое “It” (утес-великан), если у него на груди (а может у него вообще быть грудь?) ночевало какое-то маленькое “It”? Мир не страшен русскому, поскольку он с помощью языка уподобил мир человеку, сделал его живым, чувствующим, теплым. Мир для русского может грозным, но не чужим и, в каком-то смысле, не страшным, ибо по-настоящему страшна только неподвижность смерти.

Подобное отношение к миру найдет, возможно, отклик у немца, язык которого сохранил отчасти черты, свойственные русскому языку (может быть, Гитлер не совсем случайно говорит в «Майн Кампф» о доверчивости немцев). Но оно принципиально отлично от отношения к миру англичанина (или американца), для которого мир предстает как некое безликое «It», «Оно», с которым можно сделать все что угодно, используя его в своих целях. Весьма вероятно, что эти глубинные установки на мир (вкупе с дополнительными обстоятельствами) послужили причиной того, что Российская империя сохранила, как драгоценные зернышки, все народы, вошедшие в ее состав, тогда как англосаксы истребили практически всех индейцев в период «освоения» североамериканского континента.

Что касается доверия русских к верховной власти, то оно отражено в пословицах или поговорках, а также в стихотворных строчках («начальству виднее», «про то ведает Бог и Великий государь», «вот приедет барин, барин нас рассудит», «Сталин думает о нас» и т.п.). Наличие его можно объяснить, по крайней мере, двумя обстоятельствами.

Во-первых, это доминирование служебной деятельности в России. Ясно, что нормальное течение этой деятельности невозможно без доверия подчиненного руководителю. В противном случае, начинается саботаж или даже бунт. Мы помним еще с советских времен выражение «Так надо», которое побуждало людей к действию, и выражение «Надо, значит, надо», означавшее согласие их на действие*.

Во-вторых, при слабом развитии рыночного способа социального признания, в служебно-домашней цивилизации широкие масштабы приобретает личная экспертиза, имеющая целью оценить вклад каждого человека в общее дело и удовлетворить людские нужды с учетом индивидуальных заслуг. Эту экспертизу выполняет различного «начальство», причем государь или Генеральный секретарь становятся носителями «высшей справедливости». Нельзя сомневаться ни в них, ни в справедливости решений, исходящих от них. В противном случае, возникают разного рода «крамолы», нарушающие нормальный ход событий. Таким образом, естественная доверчивость русских получает мощное социальное подкрепление в условиях служебно-домашней цивилизации.

К сожалению, излишняя доверчивость простых людей по отношению к руководству страны может сыграть с народом злую шутку. Хорошо, если руководство действительно озабочено народными нуждами или хотя бы нуждами общества в целом. Тогда доверчивость народа идет, в конечном счете, на пользу ему самому. Но если властители заняты только собственными интересами, а это неоднократно случалось в России, народ превращается в объект беззастенчивой эксплуатации, что ведет к так называемым «выморочным циклам» в нашей истории. Постепенно чрезмерная эксплуатация подрывает доверие к власти, и тогда общество вступает в период кризиса. Наступает или смутное время, или происходит революция («революционная перестройка»), причем прежний порядок рушится с удивительной быстротой. Правда, чтобы это доверие исчезло, нужен чрезмерно горький опыт, чрезмерно тяжкие испытания. И в любом случае, народ проигрывает.

Наиболее пагубно излишняя доверчивость русского народа сказалась на его судьбе в процессе строительства «самого справедливого общества на земле». Миллионы русских (хотя, конечно, не все) поверили в марксистское учение (эту «духовную чуму двадцатого века», по выражению И.Ильина), и народ, можно сказать, надорвался, строя коммунизм. Ясно при этом, что доверчивость была не единственной причиной увлечения коммунистическими идеями массы русских людей. Глубинной основой распространения марксизма в России было сходство фундаментальных ценностей русской общины с ценностями, декларируемыми этим учением.

Вкупе с доверчивостью отмечалась и другая черта национального характера – склонность к личному самоосуждению. Эта христианская норма, укрепляемая за счет обязательной исповеди перед причастием, органично вошла в русский характер, а в общественном плане вылилась в критическое направление русской художественной и социальной литературы. Однако оторвавшись от религиозной основы, это направление превратилось в негативную силу разрушающую общество. В частности, русским вредило доверчивое отношение всякого рода очернений своего народа от внешних сил [см.:Громыко. 1997, с.668-669]. Заниженная и искаженная самооценка негативно влияет на способность

* В «Приключениях Шурика» есть эпизод, когда Студент собирается сечь Хулигана. Тот робко спрашивает: «Может быть, не надо?». На что Студент отвечает: «Надо, Федя, надо!». Старшее поколение прекрасно помнит анекдот, из которого взята эта фраза. Беседуют Н.Хрущев и Фидель Кастро, который якобы является русским агентом. Хрущев спрашивает: «Как дела, Федя?» – «Трудно, Никита Сергеевич, ох, трудно!» – «Надо, Федя, надо!» – завершает Хрущев.

к сопротивлению внешним влияниям и борьбе за достойную жизнь, о чем речь шла выше.

Выше упоминалась «загадка», отмеченная С.Л.Франком, об овладении русского духа «революционной мятежностью еврейского ума». Теперь отчасти ее можно прояснить и понять, почему «теория Маркса о классовой борьбе и восстании пролетариата, его призыв к низвержению старого европейского государства и буржуазного общества ответили какой-то давно назревшей, затаенной мечте безграмотного русского мужика». Настрой крестьян на общинные ценности – общество, человек (как живое существо и труженик), справедливость, долг, равенство и т.д., - оказался созвучным марксистской теории, которая ориентировалась на аналогичные ценности. «Русский народ пошел за большевиками в … поисках справедливости» [Ильин. Т.1.1992, с.185].

В то же время ударной силой революции был российский пролетариат. Как выразилась одна из видных деятельниц революции, революцию делали «плохо орабоченные мужики». «Плохо орабоченные», надо полагать, означает то, что «мужики» не успели еще перевариться в фабричном котле, не усвоили еще взглядов и мировоззрения истинных рабочих. Поэтому русским рабочим и пришлась по вкусу марксистская теория (кстати, тоже складывавшаяся в период становления рабочего класса в Европе и во многом опиравшаяся на интересы еще «плохо орабоченных» европейских пролетариев), проповедующая привычные ценности и способная опереться на вековые привычки по распоряжению землей.

Привычка к переделу земли и взгляд на нее как на общую собственность оказались в этом смысле особенно важными. Ведь «живя в общине, где земля время от времени переделялась на прибыльные души, то есть на прирост населения, крестьянство легко поддавалось революционной пропаганде, мечтам о «черном переделе» всех земель, в том числе и помещичьих» [Тхоржевский И. 199, с.191]. Но разве не мог пришедший в город мужик в первом, да и во втором поколении сохранить общинный взгляд на землю как на общую собственность? Наверняка, мог. Поэтому в душе он был готов смотреть и на другие средства производства – фабрики и заводы – как на то, что принадлежит всем. Для русского рабочего они не стали «священной и неприкосновенной частной собственностью». Он был убежден (хотя едва ли был способен выразить это в четкой афористичной форме, как Прудон), что «собственность – это кража». Тем более, что честным трудом (под ним мужик понимал, как и граф Толстой, простой физический труд) фабрику или завод нажить нельзя. Учитывая же относительно слабое развитие «инстинкта частной собственности» у русских вообще в связи с непрочностью ее в России, что было обусловлено вотчинным типом государства и доминированием служебной деятельности, не только фабрично-заводские рабочие легко восприняли идею о национализации всех средств производства.

Доверие народа к власти и слабое развитие инстинкта частной собственности, по крайней мере, еще дважды пагубным образом сказались на судьбе русского народа. Речь идет о таких судьбоносных событиях как национализация (точнее, «огосударствление») земли и всех средств производства большевиками и ельцинско-чубайская «приватизация».

В первом случае, русские крестьяне поверили большевикам, обещавшим «землю тем, кто ее обрабатывает», поддержали их в гражданской войне и обеспечили им победу в ней. При этом крестьяне явно не хотели передачи земли в частную собственность. Большевики же, укрепившись у власти и опять-таки играя на общинных струнах народной души, позднее загнали крестьян в колхозы, практически полностью лишив их частной собственности. В целом, русский народ прошел «великую школу» отучения от частной собственности, почти полностью утратив желание и умение владеть и управлять ею.

Во втором случае, масса советских людей поверила «демократам», обещавшим быстрое процветание после приватизации и появления «эффективного собственника», но в большинстве своем эта масса (состоящая по преимуществу из русских) оказалась неспособна активно участвовать в захвате собственности («прихватизации»), поскольку за годы «коммунистического строительства» почти совсем утратила остатки и прежде непрочного инстинкта частной собственности.

Итак, черты национального характера, сформировавшиеся в течение веков и широко распространенные в народной среде, могут как положительно, так и отрицательно сказываться на судьбе народа. Однако существует еще одни способ воздействия черт национального характера на историческую жизнь народа, а именно, через деятельность личностных типов, носителей устойчивых комплексов взаимосвязанных черт характера. Попытаемся описать этот способ.

Дата добавления: 2014-01-06