Международные отношения в предвоенное десятилетие 18 страница

СОВЕТСКИЙ СОЮЗ И ЗАПАДНЫЕ ДЕРЖАВЫ: ХАРАКТЕР ВЗАИМООТНОШЕНИЙ В 1930-Е ГГ.

На развитие взаимоотношений СССР – Запад в предвоенное десятилетие воздействовали как факторы традиционного характера, так и существенные перемены, происшедшие в международной и внутриполитической обстановке.

Советское руководство при проведении политики мирного сосуществования с «капиталистическим окружением» должно был учитывать следующие внешние условия: раскол «мира капитализма» на две коалиции — фашистских и демократических государств; (с.220) определяющая роль антикоммунистических установок во внешнеполитическом курсе западных держав вне зависимости от господствовавшего там режима власти; возраставшая угроза безопасности СССР со стороны мирового фашизма; политика «умиротворения» западных демократий, подталкивавших агрессоров к военному столкновению с Советским Союзом; заинтересованность Запада в расширении экономических связей, а также в стратегическом партнерстве с СССР для создания благоприятного баланса сил в борьбе с потенциальными противниками.

Правительственные круги ведущих капиталистических держав строили свои отношения с Советским Союзом, принимая во внимание такие обстоятельства, как рост экономической и военной мощи СССР; укрепление его позиций на мировой арене; руководящая роль Москвы в международном коммунистическом движении; установление сталинской диктатуры и массовые репрессии, что усиливало антибольшевистские настроения на Западе.

Вышеперечисленные факторы показывают, насколько сложно и противоречиво складывались взаимоотношения двух социально-политических систем.

Важнейшая особенность внешнеполитического курса СССР в 1930-е гг. состояла в том, что при его разработке и проведении геостратегические установки окончательно возобладали над идейно-классовыми, революционными мотивами. Основополагающей целью советской внешней политики провозглашалось «создание благоприятных международных условий для построения социализма» путем использования «межимпериалистических противоречий», улучшения отношений с теми капиталистическими державами, которые объективно этому содействовали, безотносительно к существующей в них власти. В январе 1934 г. в своем докладе на XVII съезде ВКП(б) Сталин декларировал: «Конечно, мы далеки от того, чтобы восторгаться фашистским режимом в Германии. Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм, например, в Италии не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной». Развивая эту мысль, генеральный секретарь в присущем ему «интеллигентном» стиле сделал следующее заключение: «Кто хочет мира и добивается деловых связей с нами, тот всегда найдет у нас поддержку. А те, которые попытаются напасть на нашу страну, — получат сокрушительный отпор, чтобы впредь не повадно было им совать свое свиное рыло в наш советский огород».

Советское партийно-государственное руководство учитывало реальные условия и изменяло свой внешнеполитический курс (с.221) исходя из геополитических интересов страны. Когда гитлеровцы пришли к власти в Германии и над СССР нависла угроза фашизма, советское правительство в одностороннем порядке свело к минимуму товарооборот и разорвало военные контакты «третьим рейхом», выступило с целой серией конкретных предложений по пресечению фашистской агрессии. Когда западные державы в своем стремлении «умиротворить» агрессора и направить его на восток перешли все допустимые границы, только тогда Советский Союз избрал тактику лавирования между демократиями и фашизмом, а затем и пришел к «взаимопониманию» с Германией. Иными словами, при характеристике отношений СССР – Запад необходимо иметь в виду, что они развивались в рамках мирового треугольника фашизм – демократии – Советский Союз. Эффективная борьба против блока фашистских государств была возможна лишь в случае совместных выступлений двух других политических центров мира. Западные державы предпочли объединению усилий с СССР на антифашистской основе политику «умиротворения» фашизма на основе антисоветской. Именно эта расстановка сил и определяла главные тенденции в дипломатической истории предвоенного десятилетия.

Исходным рубежом формирования нового внешнеполитического курса СССР стал 1933 г. В конце этого года в соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) народный комиссариат по иностранным делам разработал план по созданию системы коллективной безопасности, который 20 декабря был одобрен Политбюро. Необычайно высокий уровень обсуждения вопросов внешней политики свидетельствовал о том, насколько серьезное внимание уделялось предложенным нововведениям. В партийно-государственных документах выделялись следующие позиции: «во главу угла внешней политики СССР» была поставлена задача «развертывания борьбы за коллективную безопасность против агрессоров»; предполагалось заключение «регионального соглашения о взаимопомощи большого числа европейских государств»; признавалось возможным вступление Советского Союза в Лигу наций. Иначе говоря, руководство СССР, отказавшись от обанкротившейся тактики «разжигания мировой революции», выдвинуло реальную программу сохранения мира на европейском континенте, которая органично вписывалась в Версальский международный порядок и творчески развивала применительно к новым условиям принципы мирного сосуществования. Особое значение концепции коллективной безопасности состояло в том, что она предлагала не только многостороннюю (с.222) защиту государств от агрессии, но и предотвращение самой возможности ее совершения, чему и должны были служить региональные пакты о взаимопомощи.

Решительные перемены во внешней политике Советского Союза далеко не случайно совпали с 1933 г. Они объяснялись двумя главными причинами: утверждением в Германии власти фашизма, против которого и были направлены проектируемые меры безопасности, а также завершением мирового экономического кризиса, что доказывало нереальность коминтерновских надежд на «революционную развязку в странах капитала».

Практическое осуществление провозглашенной Советским Союзом программы включало в себя несколько направлений дипломатической деятельности как унаследованных от предыдущего периода, так и принципиально новых.

В 1932–1934 гг. Советскому Союзу удалось заключить или продлить договоры о ненападении с Францией, Польшей, Финляндией, Италией и прибалтийскими республиками. В этот же период СССР признали де-юре еще 11 государств. Особое значение имело установление 16 ноября 1933 г. дипломатических отношений между СССР и США. За год до этого события государственный секретарь в администрации Гувера Г. Стимсон оповещал мировую общественность: «Пройдут столетия, но Америка не признает Советского Союза». В итоге переговоров президента Рузвельта и наркоминдел Литвинова были подписаны документы, содержавшие многозначительные обязательства: воздерживаться от любого вмешательства во внутренние дела друг друга; препятствовать липам и организациям, находящимся под контролем данного правительства, совершать враждебные акты, наносящие ущерб другой стороне, в том числе вести пропаганду против территориальной целостности и за насильственное изменение политического строя. Текст соглашения, составленный американскими и советскими дипломатами, можно назвать образцом правового оформления политики мирного сосуществования. Устанавливая дипломатические отношения с Советским Союзом, администрация Рузвельта руководствовалась прежде всего реальной оценкой баланса сил, рассматривая СССР как противовес Германии и Японии (не случайно, что первым советским послом в США стал полпред в Токио А.А. Трояновский). Одним из значимых результатов нормализации советско-американских отношений стало расширение двусторонних торговых связей: общий объем товарооборота увеличился с 1933 по 1938 г. в 3,5 раза.

В 1933–1936 гг. Советский Союз в развитие концепции коллективной безопасности выступил с целым рядом крупных (с.223) внешнеполитических инициатив: проект «Декларации относительно определения агрессии» (февраль 1933 г.), предложение заключить многостороннее Соглашение об экономическом ненападении и отказе от всех видов торговой дискриминации (июнь 1933 г.), идея превращения Конференции по разоружению в «перманентную периодически собирающуюся конференцию мира» (май 1934 г.), проект Конвенции о статусе черноморских проливов (июль 1936 г.) и др. Большая часть советских предложений не была поддержана западными державами.

Событием важного международного значения стало вступление СССР в Лигу наций. Этот вопрос обсуждался на Ассамблее Лиги 18 сентября 1934 г. Советский Союз был принят в организацию абсолютным большинством голосов, а его полномочного представителя избрали постоянным членом Совета Лиги наций. Против этого решения выступили лишь делегаты Финляндии и Аргентины (аргентинец объяснял свою принципиальную позицию «дикими нравами в России»: когда он в октябре 1917 г. находился на дипломатической службе в Петрограде, у него украли чемодан). Деятельность советской дипломатии в Лиге наций отличалась активностью и последовательностью в постановке проблем. Достаточно сказать, что Советский Союз в период с 1935 по 1938 г. 6 раз предлагал применить санкции против стран-агрессоров. Однако как в самой Лиге Наций, так и за ее пределами в большинстве случаев он не встречал поддержки со стороны держав-«умиротворительниц».

Важнейшим направлением внешней политики СССР в эти годы стала реализация программы по заключению региональных пактов взаимопомощи, которые и должны были создать основу системы коллективной безопасности. Наибольшую заинтересованность в советских предложениях проявили правительственные круги Франции. Еще в октябре 1933 г. французский министр иностранных дел Ж. Поль-Бонкур обсуждал с Литвиновым возможность подписания двустороннего франко-советского договора по сдерживанию агрессивных устремлений Германии. В декабре того же года советское правительство выдвинуло идею регионального пакта с участием СССР, Франции, Польши, Чехословакии, Бельгии, Финляндии и прибалтийских стран. В мае 1934 г. в Париже прошли переговоры нового министра иностранных дел Франции Л. Барту и народного комиссара Литвинова. Жан Луи Барту, потерявший на войне сына и реально оценивавший германский фашизм как «смертельную угрозу для Французской республики», предпринимал энергичные попытки по сохранению мира на основе сотрудничества со всеми (с.224) фашистскими силами, включая СССР. Он называл себя французом иной эпохи, эпохи здравого смысла». М.М. Литвинов, который никак себя не называл, но подвергался критике со стороны большевистских руководителей за «излишнюю англо-французскую ориентацию», изложил на встрече с Барту широкомасштабную программу коллективной безопасности. Она предусматривала «образование трех замкнутых кругов» — европейского, тихоокеанского и средиземноморского — районов региональных соглашений всех заинтересованных стран против агрессии. Одобрив в целом эту программу, Барту предложил начать с создания Восточного пакта, или «Восточного Локарно», куда бы вошли СССР, Германия, Чехословакия, Польша, Финляндия и республики Прибалтики. Французский проект снимал известную антисоветскую направленность Локарнского договорного комплекса и одновременно укреплял «тыловые союзы» Франции. При этом Франция присоединялась к Восточному пакту в качестве его гаранта, а СССР становился гарантом Локарнского договора. Тем самым сохранялся Версальский международный порядок и усиливался контроль над внешней политикой Германии. Франко-советский план не был реализован: категорически отказались участвовать в проектируемом соглашении Германия и Польша, вслед за ними прибалтийские страны, а правительство Финляндии сделало вид, что никакого приглашения не получало. Самый жесткий ответ ожидал инициаторов пакта в Варшаве. В беседе с Барту министр иностранных дел Бек заявил: «Вы знаете, франко-польский союз больше не интересует Польшу... Что касается России, то я не нахожу достаточно эпитетов, чтобы охарактеризовать ненависть, какую у нас питают по отношению к ней!».

После убийства Барту интерес французского правительства к совместным с СССР миротворческим выступлениям заметно снизился. Во многом это было связано с тем, что новый премьер и министр иностранных дел Франции П. Лаваль открыто заявлял о своих антисоветских настроениях и прогерманских симпатиях. Пьер Лаваль, которого английская пресса характеризовала как «человека, не обладающего хорошими манерами и крайне невежественного», являлся горячим сторонником политики «умиротворения» агрессора вплоть до тесного сотрудничества с фашистской Германией (что в конце концов и привело его к эшафоту). Несмотря на возникшие трудности, Советский Союз настойчиво и целеустремленно продолжал переговоры с Францией, предлагая новые компромиссные решения проблем коллективной безопасности. Когда идея Восточного пакта была отвергнута, (с.225) правительство СССР поставило перед французским правительством вопрос о заключении трехстороннего франко-советско-чехословацкого договора о взаимопомощи. Лаваль отказался его рассматривать. Тогда Литвинов предложил премьер-министру Франции подписать двустороннее соглашение, напомнив, что с подобной инициативой выступало и предыдущее французское правительство. Под давлением общественности Лаваль дал согласие.

2 мая 1935 г. Франция и СССР подписали пакт о взаимопомощи — первое такого рода соглашение между странами с различным социально-политическим строем. Через две недели 16 мая, был заключен аналогичный по содержанию договор межу Советским Союзом и Чехословакией. Подписание пактов о взаимопомощи стало самой крупной дипломатической победой СССР в его борьбе за создание системы коллективной безопасности. Вместе с тем их значение умалялось рядом важных обстоятельств: отказом французского правительства заключить одновременно с политическим соглашением военную конвенцию; отсутствием статей о немедленной вооруженной поддержке в случае агрессии на одну из сторон; положением об обязательности одобрения пактов со стороны Лиги наций и остальных участников Локарнского договора; оговорками, ставившими предоставление советской военной помощи Чехословакии в зависимость от аналогичных действий Франции. Однако главный недостаток достигнутых договоренностей состоял в другом — в отсутствии у партнеров СССР решимости претворять их в жизнь. Французское правительство, сочетая обязательства по взаимопомощи с Советским Союзом и политику «умиротворения» фашистских агрессоров, оставляло ничтожные шансы для осуществления заявленных в пакте целей. Весьма показательно, что сразу же после того как Лаваль поставил свою подпись под соглашением, он встретился с послом Германии в Париже и заявил ему: «Доведите до сведения нашего правительства, что я в любое время готов отказаться от франко-советского пакта, с тем, чтобы заключить франко-германский договор большого масштаба».

Обеспечение стабильного и безопасного порядка в Европе во многом зависело от развития отношений и взаимопонимания между Советским Союзом и Великобританией, по праву считавшейся лидером западноевропейских демократий. Однако ни коалиционное правительство Макдональда, ни сменивший его в 1935 г. консервативный кабинет Болдуина не проявили заинтересованности в планах СССР по сдерживанию фашистской угрозы. (с.226) В отличие от Франции, которая, несмотря на свою приверженность к политике «умиротворения», решалась заключить с Советским Союзом пакт о взаимопомощи, Англия ограничилась эпизодическими официальными контактами с большевистским руководством без каких-либо серьезных практических результатов в условиях наступления фашизма и открытых заигрываний с нацистской Германией такого рода «дипломатическая пассивность» по отношению к СССР красноречиво свидетельствовала об истинных приоритетах британской внешней политики и о том скромном месте, которое в ней отводилось советскому фактору.

Одним из самых выразительных примеров проведения подобного политического курса стал визит в Москву в марте 1935 г. лорда-хранителя печати Антони Идена. ставшего вскоре министром иностранных дел. Отправляясь в эту, по его же определению, «прокаженную поездку», Иден преследовал «ознакомительные цели». Вопрос о каких-либо совместных антифашистских выступлениях высокопоставленным эмиссаром из Лондона даже не затрагивался. Более того, на встречах со Сталиным и Литвиновым Иден пытался убедить своих собеседников в том, что они чрезмерно преувеличивают стремление Германии к агрессии. Последовало обоснованное возражение: не может быть никаких сомнений в агрессивных намерениях нацизма, ибо германская внешняя политика вдохновляется двумя основными идеями — реванша и господства в Европе. Это возражение Сталин дополнил многозначительным замечанием: «Учтите, что пушки могут начать стрелять совсем в другом направлении!» Оправдывая политику «умиротворения» и стремясь придать беседе ни к чему не обязывающий светский характер, Иден отметил, что нельзя многого требовать от Англии, так как в сравнении с Советским Союзом она — «всего лишь маленький остров». Сталин, на которого безукоризненно элегантные манеры англичанина не произвели никакого впечатления, ответил в не менее безукоризненной партийно-директивной манере: «Да, маленький остров, но от него многое зависит. Вот если бы этот маленький остров сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла — мир в Европе был бы обеспечен». Единственным положительным итогом миссии Идена стал обмен мнениями, которые, как выяснилось, принципиально отличались и противоречили друг другу. В Москве убедились в нежелании британского правительства идти навстречу советским предложениям по созданию системы европейской безопасности. (с.227)

В последующие годы Советский Союз предпринимал однократные попытки организовать коллективное противодействие фашистской агрессии. Однако его внешнеполитический курс вступал в очевидное противоречие не только с экспансионистскими устремлениями фашизма, но и с политикой «умиротворения» западных демократий. Основная программная задача, поставленная перед советской дипломатией, оказалась нереальной и невыполнимой. Это и привело к новым радикальным изменениям во внешнеполитических установках СССР, происшедшим в конце 1930-х гг.

НОВЫЕ АКТЫ ФАШИСТСКОЙ АГРЕССИИ. ПОЛИТИКА «НЕВМЕШАТЕЛЬСТВА» ЗАПАДНЫХ ДЕМОКРАТИЙ И ЕЕ СУЩНОСТЬ

Во второй половине 1930-х гг. соотношение сил между тремя мировыми центрами все более отчетливо изменялось в пользу агрессивных держав. Столь неблагоприятное развитие международной обстановки имело свои объяснения. Во-первых, политика «умиротворения» западных демократий, продолжавших надеяться на неминуемую схватку фашизма с большевизмом, приобрела необратимый характер. Во-вторых, Советский Союз не обладал достаточными возможностями, чтобы в одиночку противостоять фашистской угрозе, и в этом смысле оказался в зависимом положении от внешнеполитического курса Запада. К тому же серьезные просчеты в «оборонном строительстве» и прежде всего массовые репрессии, затронувшие высший офицерский состав, ослабляли международные позиции СССР. Правительственные круги западных держав помимо антикоммунистической мотивации получили еще один довод не только для враждебного, но и пренебрежительного отношения к Советскому Союзу, считая его (как выяснится позже, безосновательно) неприемлемым и ненадежным союзником. И хотя «советский фактор» оставался весьма значимым в мировой политике, он не мог оказать решающего влияния на происходившие в мире процессы. В-третьих, что касается государств агрессивного блока, то они, используя слабости потенциальных противников, целенаправленно создавали и закрепляли свои преимущества прежде всего в «материальной сфере» — в наращивании военной мощи. Показательно, что Германия в 1936–1938 гг. израсходовала на вооружения в 2,5 раза больше средств, чем Англия и Франция, вместе взятые. Другой пример: на очередной Морской конференции, проходившей в Лондоне с (с.228) декабря 1935 по март 1936 г., Япония и Италия категорически отказались от обсуждения программы «качественного ограничения военно-морских вооружений» (по тоннажу кораблей и калибру орудий) (Япония потребовала полного равенства своего военно-морского флота с флотами англо-саксонских держав и. получив отказ, покинула конференцию. Итальянское правительство проигнорировало приглашение под предлогом несогласия с санкциями Лиги наций, примененных к Италии в связи с ее агрессивными действиями против Эфиопии. Соглашение трех держав предусматривало следующие ограничения в отношении четырех классов военных кораблей: для линкоров устанавливался максимальный предел по водоизмещению в 35 тыс. т. и по калибру орудий – 14 дюймов; для авианосцев соответственно — 23 тыс. т. и 6,1 дюйма; для крейсеров — 8 тыс. т. и 6,1 дюйма; для подводных лодок — 2 тыс. т. и 5,1 дюйма. – В.Г.). Новый Морской договор, подписанный США, Англией и Францией, можно рассматривать как определенный шаг на пути разоружения, но не всеобщего, а одностороннего.

Укрепление военно-промышленной базы являлось не самоцелью, а необходимым условием для реализации экспансионистских планов. С 1935 г. фашистские державы перешли от разработки к практическому осуществлению своих завоевательных программ. Нельзя не отметить следующие характерные особенности их агрессивных акций во второй половине 1930-х гг.: быстрота, охват все новых территорий, согласованность в действиях.

3 октября 1935 г. фашистская Италия начала военные операции по захвату Эфиопии — одной из двух (наряду с Либерией) независимых стран Африки. Цели агрессии объявлялись открыто и по-итальянски эмоционально: укрепить стратегические позиции Италии в Средиземном море с последующим превращение его в «итальянское озеро»; создать колониальную империю из Эфиопии, Эритреи и Итальянского Сомали и покончить тем самым с «унизительным неравенством» в правах на колонии; овладеть природными ресурсами эфиопской территории, что должно было обеспечить «достойное развитие» экономики Италии. Итальянская пресса доказывала общественности и самой себе, что без новых колониальных владений «Италия будет конченной страной» и что Эфиопия — это «пистолет, направленный в сердце Италии».

Пропагандистская кампания сопровождалась дипломатической подготовкой войны. Уповая на известную уступчивость западных демократий и их желание оторвать Италию от Германии, Муссолини вступил в переговоры с французским премьер-министром П. Лавалем. В результате 7 января 1935 г. был подписан «Римский пакт», по которому Франция уступала Италии часть своих африканских колоний на подступах к Эфиопии и передавала итальянскому правительству 20% акций единственной в этом (с.229) регионе железной дороги Джибути — Аддис-Абеба. В секретном протоколе к соглашению была зафиксирована устная договоренность о «свободе действий Италии в отношении Эфиопии». Взамен Муссолини обещал прекратить антифранцузскую пропаганду в Тунисе, сохранить версальский статус-кво в Дунайском бассейне и гарантировать вместе с Францией неприкосновенность австрийских границ. Совершенный в Риме «дипломатический обмен» позволяет охарактеризовать его не просто как уступку, а как поощрение Францией запланированной итальянским фашизмом агрессии. Впоследствии Лаваль признавал, что он «подарил Эфиопию Муссолини», аргументируя свой шаг не по-дипломатически просто и доступно: «Лучше направить Италию в пустыни Африки, чем пустить ее на Балканы».

Два других «подарка» дуче получил от Англии и США. Летом 1935 г. британское правительство, которое Муссолини называл «кабинетом утомленных потомков многих поколений богачей», ввело эмбарго на экспорт оружия в Италию и Эфиопию. 31 августа того же года в Соединенных Штатах был принят Закон о нейтралитете, который запрещал поставки вооружений и военных материалов, а также их перевозку на американских судах в воюющие страны. Так зарождалась политика «невмешательства», или «нейтралитета», которая представляла собой не что иное, как разновидность политики «умиротворения», но уже в условиях открытой агрессии фашизма. Поставив на одну доску агрессивные государства и их жертвы, западные демократии объективно способствовали фашистской экспансии, уклоняясь от более действенных мер в отношении первых и от оказания реальной помощи вторым. Когда император Эфиопии Хайле Селассие I накануне итальянского вторжения обратился к США с просьбой о посредничестве в назревающем конфликте с Италией, из государственного департамента пришел ответ: «Посредничество практически неосуществимо».

Если правительства западных держав провозгласили вполне устраивавший Муссолини строгий нейтралитет, то нацистское руководство «третьего рейха» пообещало нейтралитет «благожелательный». В сентябре 1935 г. Гитлер публично заявил: «Германия не будет принимать участия ни в каких санкциях против Италии, более того, я желаю Муссолини полного успеха». Проитальянские симпатии фюрера были тесно связаны с прагматическими соображениями — стремлением обеспечить ответную доброжелательность Италии к аншлюсу.

На этом благоприятном дипломатическом фоне итальянский фашизм, организовав в качестве предлога для нападения ряд (с.230) провокаций на границе между Эфиопией и Эритреей, развязал войну, исход которой был предрешен по причине фантастического превосходства одной из сторон в вооружениях и военной технике. Итальянцы имели в своем распоряжении 500 самолетов и 300 танков, эфиопы — соответственно 7 и 5. В сражения с итальянскими моторизированными отрядами вступала эфиопская кавалерия, воины которой были вооружены копьями, охотничьими ружьями и винтовками образца 1895 г., сохранившимися со времен итало-абиссинской войны конца XIX в. (Абиссиния — старое и неофициальное название Эфиопии). Тем не менее «доблестная» и до зубов вооруженная итальянская армия в январе 1936 г. потерпела два поражения на севере и юге страны. В ответ Италия предприняла массированные бомбардировки городов, а весной 1936 г. применила отравляющие вещества. Варварские методы ведения военных действий привели к гибели 760 тыс. мирных граждан. Тактика геноцида позволила сломить сопротивление эфиопской армии, и 5 мая 1936 г. итальянские войска вошли в Аддис-Абебу. 9 мая Муссолини с балкона палаццо Венеция торжественно провозгласил образование «Империи на судьбоносных холмах Рима», а 1 июня объявил о создании из Эфиопии, Эритреи и Сомали колониального владения — Итальянской Восточной Африки.

Реакция западных демократий и Лиги наций на итало-эфиопскую войну была по форме жесткой, а по существу малоэффективной. Она и не могла быть иной, так как правительственные круги ведущих держав Запада еще до фашистской агрессии заявили о своей приверженности к политике «невмешательства». 7 октября 1935 г. Совет Лиги наций признал Италию «государством-агрессором» и декларировал применение к ней санкций в соответствии со статьей 16-й Устава. Через два дня это решение было одобрено Чрезвычайной Ассамблеей, которая постановила создать Координационный комитет для разработки и проведения санкций под председательством известного испанского писателя и дипломата С. де Мадарьяга. Казалось, что Лига наций впервые в своей истории приступила к активным наступательным действиям против нарушителей международного порядка. Однако вскоре под давлением Англии и Франции начались отступательные маневры. Координационный комитет существенно ограничил объем планируемых мер: принял постановление не применять военные санкции, а экономические и финансовые — «проводить постепенно» (вопреки статье 16-й). В список запрещенных для поставок Италии стратегических видов сырья не попали нефть, уголь, сталь и ряд других важных сырьевых (с.231) материалов. Поэтому, например, в нефтяных санкциях из 52 стран, поддержавших запретительные решения Лиги наций, участвовало лишь 10 государств, включая СССР. К тому же такие державы, как Германия и США, не являвшиеся членами Лиги, увеличили свой товарооборот с Италией. Так, Соединенные Штаты в 1935–1936 гг. удвоили поставки нефти агрессору. Великобритания отклонила предложение о морской блокаде Италии и закрытии для ее судов Суэцкого канала, что могло стать существенным средством давления. В целом примененные к фашистской Италии финансово-экономические санкции в известной мере осложнили ее положение (в период конфликта итальянский экспорт сократился в 4,5, а импорт — в 3,5 раза) но их было явно недостаточно для прекращения войны. 4 июля 1936 г. Совет Лиги наций отменил санкции, косвенно признав превращение в итальянскую колонию независимого государства и полноправного члена этой международной организации. Эфиопия была принесена в жертву фашистской Италии.

Англия и Франция не ограничивали свою «миротворческую» деятельность рамками Лиги наций. Всеобщее возмущение вызвала их инициатива по «мирному урегулированию» итало-эфиопского конфликта, зафиксированная в соглашении французского премьера Лаваля и английского министра иностранных дел С. Хора от 9 декабря 1935 г. «Пакт Лаваля – Хора» предлагал эфиопскому императору передать Италии треть территории подвластной ему страны в обмен на прекращение военных действий. Некоторые политические обозреватели предположили, что черновой вариант англо-французского соглашения «написан самим Муссолини». Новая акция «умиротворителей» носила столь неприглядный характер, что под давлением общественности и Лаваль, и Хор вынуждены были уйти в отставку. Однако, как показали дальнейшие события, «пакт», вызвавший такой взрыв негодования, не стал кульминацией политики «умиротворения», которая сохранила большие резервы для дальнейшего поощрения фашистской агрессии.

Итало-эфиопская война имела исключительно важные международные последствия. Во-первых, откровенно захватнические действия фашизма остались безнаказанными. А это означало, как справедливо отмечал Д. Ллойд Джордж, что Запад «не создал прецедента по пресечению фашистской экспансии». Поэтому захват Эфиопии не мог оставаться изолированным агрессивным актом, он открыл собой целую цепь вооруженных конфликтов, приведших в конечном итоге к войне мирового масштаба. Во-вторых, исход «эфиопского кризиса» нанес сокрушительный (с.232) удар по престижу Лиги наций, которая так и не смогла защитить от агрессии и порабощения суверенное государство. Веские Лиги во многом объяснялось все той же политикой «умиротворения» западных демократий, которые играли определяющую роль в деятельности этой международной организации. Когда генерального секретаря Лиги Наций Ж. Авеноля обвинили в попустительстве фашистским диктаторам, он простодушно, но правдиво ответил: «Что же вы хотите, эта организация существует только благодаря тому, что того хотят великие державы. Я не Дон-Кихот, я могу проводить в жизнь только политику версальских держав». В-третьих, еще одним весьма значимым результатом конфликта стало итало-германское сближение. Гитлер, стремясь добиться поддержки Италии в реализации своих планов и прежде всего в осуществлении аншлюса, отзывался о Муссолини и его внешней политике только в превосходной степени. Поставив в своем рабочем кабинете бронзовый бюст итальянского лидера, лидер германский в беседах с эмиссарами из Рима называл Муссолини «ведущим государственным деятелем мира, с которым никто даже отдаленно не может сравниться». Дуче, по достоинству оценив высказывания Гитлера и позицию Германии во время итало-эфиопской войны, шел навстречу пожеланиям фюрера. Как крупный шаг в этом направлении пресса восприняла назначение в июне 1936 г. на пост министра иностранных дел Италии зятя Муссолини графа Г. Чиано, известного не только своей неукротимой тягой к пустословию, но и отчетливо выраженной прогерманской ориентацией. Фашистские державы приступили к согласованию агрессивных действий.

Дата добавления: 2014-01-06