Международные отношения в предвоенное десятилетие 22 страница

Англо-франко-советские военные переговоры начались 11 августа. Уже 15 августа Шапошников изложил план совместных действий в Европе, в котором содержались три варианта боевых операций: в случае нападения Германии на Польшу или Румынию; в случае ее агрессии против Франции и Англии; в случае советско-германской войны. Все три варианта, по убеждению советской делегации, предполагали свободный пропуск частей Красной армии через территории Польши и Румынии. Этот вопрос и был задан Ворошиловым главам английской и французской миссий. Нарком обороны действовал в строгом соответствии с установками, изложенными в инструкции Сталина от 7 августа, в которой подчеркивалось, что без принятия названного условия «соглашение невозможно». Как отмечал впоследствии в своем «Дневнике» Думенк, «логика предложений СССР была неумолимой». Драке сразу же после того, как ему перевели вопрос советского наркома, сказал Думенку: «Я думаю, что наша миссия на этом закончилась». Свой отрицательный ответ Англия и Франция обосновали неуступчивостью польского правительства. Действительно, было известно, что антисоветски настроенные руководители Польши называли Красную армию «сбродом», а министр иностранных дел Ю. Бек в этой связи произнес фразу настолько же красивую, насколько и бессмысленную: «Если нас оккупирует Германия, мы потеряем территорию, а (с.276) если Россия — мы потеряем свою душу». Аналогичных взглядов придерживались и румынские власти. Драке и Думенк с мягкой язвительностью напомнили наркому обороны, что Польша и Румыния – это суверенные государства, и поэтому вопрос о проходе через их территорию советских войск должен быть поставлен перед ними, а не перед Англией и Францией. Ворошилов ответил с жестким сарказмом: «Советская военная миссия не забывала и не забывает, что Польша и Румыния являются самостоятельными государствами. Наоборот, она именно поэтому и просит английскую и французскую военные миссии добиться разрешения от этих государств. Это законная задача Англии и Франции, поскольку именно они, а не СССР дали гарантии Польше и Румынии». Как бы там ни было, но на пути подписания военной конвенции возникла непреодолимая преграда. Это и завело переговоры в тупик. Последний шанс создания широкой антифашистской коалиции был упущен.

Срыв англо-франко-советских политических и военных переговоров объяснялся следующими причинами.

Во-первых, неконструктивной позицией западных демократий, фактически отказавшихся от тесного военно-политического сотрудничества с СССР. Пожалуй, лучше других сказал об этой причине в 1947 г. бывший французский премьер П. Рейно: «С кем мы должны были заключить союз? Здравый смысл, география, история и планы Гитлера давали нам ясный ответ на этот вопрос. Когда Гитлер объявил о своем намерении «рассчитаться» с Францией, а потом расчленить Россию, он, можно сказать, собственноручно толкал обе наши страны к заключению союза. Но, может быть, в этом союзе, который был столь явно необходим, нам отказали? Нет, нам его предлагали, но мы сами его отвергли». Справедливости ради необходимо отметить, что французское правительство, в наибольшей степени заинтересованное в поддержке Советского Союза, в самый последний момент попыталось достичь с ним соглашения. 21 августа вечером премьер-министр Э. Даладье отдал распоряжение Думенку «подписать в общих интересах военную конвенцию». Под давлением Франции польское правительство 23 августа с оговорками и в крайне неопределенной форме, но дало согласие на пропуск через свою территорию Красной армии. Однако Великобритания последовательно придерживалась своего непоследовательного курса, сохранив негативное отношение к военному договору с СССР.

Во-вторых, определенную роль в неудачном исходе переговоров сыграла в целом справедливая, но чрезмерно жесткая позиция советской дипломатии (в вопросах об определении «косвенной» агрессии, о численности выделяемых западными державами (с.277) войск для ведения совместных военных действий и др.). Ни Молотов, ни тем более Ворошилов не показали себя «мастерами дипломатических компромиссов». Не случайно, беседуя в мае 1942 г. в Лондоне с У. Стрэнгом, Молотов заметил: «Мы сделали все, что могли в 1939 г., но не достигли успеха, так как оба ошибались». Тем не менее, доля ответственности Советского Союза за провал переговоров была значительно меньшей, чем его западных партнеров,

В-третьих, важнейшей предпосылкой срыва переговорного процесса являлось взаимное недоверие сторон: традиционные антисоветские установки правительственных кругов Запада и «антизападный синдром» Сталина, усилившийся после Мюнхена. Весьма показательно, что одновременно с дискуссиями в Москве и та, и другая сторона вела переговоры с Германией.

В июле 1939 г. в Лондоне состоялась встреча посланника Гитлера X. Вольтата с главным советником британского правительства по вопросам промышленности и доверенным лицом Чемберлена Г. Вильсоном. На этой встрече представитель Великобритании изложил программу нормализации англо-германских отношений, включавшую заготовленный текст пакта о ненападении. Германии было обещано «справедливое решение колониальных вопросов», «взаимовыгодный раздел» мировых рынков и даже отказ Англии от гарантий безопасности Польской республики. По существу «третьему рейху» предлагалось новое Мюнхенское соглашение. 22 августа Чемберлен направил Гитлеру письмо с предложением начать переговоры по всем вопросам, представлявшим взаимный интерес.

Что касается советского руководства, то и оно, лавируя между фашизмом и демократиями, постепенно переориентировало свою внешнюю политику в сторону сближения с Германией. Практическим результатом этого нового курса стало подписание 23 августа 1939 г. советско-германского пакта о ненападении. Предыстория заключения пакта была такова.

Инициатива в нормализации, а затем и в улучшении взаимоотношений между двумя державами принадлежала фашистской Германии. Главная цель, которую при этом преследовал Гитлер, состояла в том, чтобы обеспечить поддержку Советского Союза при разделе Польши и его нейтралитет в последующем наступлении рейха на Запад. Советское руководство пошло навстречу пожеланиям германского правительства, исходя из своего понимания международной обстановки, сложившейся после Мюнхена. Дальнейшая борьба за создание системы коллективной безопасности из-за позиции западных демократий оказалась нереальной и бессмысленной. Поэтому Советский Союз вынужден был подчиниться тем «правилам игры», которые ему навязывали как нацистская Германия, так и другие (с.278) державы Запада. В известном смысле СССР в 1939 г. находился в выгодном положении, так как имел возможность выбора – идти на сближение с демократиями или с фашизмом. Первый вариант считался менее «перспективным» по следующим причинам: двусмысленность политики западных держав, готовых, как показал международный опыт, в любой момент заключить соглашение с фашизмом на антисоветской основе; нежелание Запада в должной мере учитывать геополитические интересы СССР; уверенность в том, что единение с демократиями неминуемо втянет Советский Союз в войну с нацизмом, в ходе которой именно на него падет основная тяжесть ведения боевых действий. В беседе с генеральным секретарем Исполкома Коминтерна Г. Димитровым Сталин так объяснил свой выбор в пользу нацистской Германии: «Мы предпочитали соглашение с так называемыми «демократическими странами»... Но Англия и Франция хотели иметь нас в батраках и при этом ничего не платить». Договор с «третьим рейхом», с точки зрения советских руководителей, сулил хотя и непродолжительные, но более реальные выгоды: возможность оставаться вне конфликта в Европе, что могло быть использовано для укрепления обороноспособности страны; ослабление «обеих империалистических группировок»; обещание Германией таких «геополитических уступок», на которые не решались идти западные демократии. Вместе с тем, осознавая неизбежность вооруженного столкновения с фашизмом, правительство СССР шло на контакт с Германией осторожно, постепенно и с большим недоверием.

Можно выделить следующие основные вехи на пути советско-германского сближения.

Еще осенью 1938 г. Берлин предпринял первые попытки наладить связи с СССР прежде всего в сфере экономической. Эти попытки были названы чиновниками германского МИДа «инсценировкой нового Рапалло». В марте–апреле 1939 г. Риббентроп в нескольких своих выступлениях заявил о необходимости улучшения германо-советских отношений, а министр пропаганды Й. Геббельс дал указание изменить «излишне антисоветский тон» прессы. В правительственных кругах Германии вызвал удовлетворение внешнеполитический раздел доклада Сталина на XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г. В своем донесении в Берлин германский посол в СССР Ф. Шуленбург сообщал: «Примечательно, что ирония и критика Сталина значительно острее обращены против Англии, чем против так называемых «государств-агрессоров» и особенно Германии». Как «весьма обнадеживающее» оценили в Берлине сообщение об отставке М.М.Литвинова, известного своими антифашистскими взглядами и «прозападными симпатиями», и назначении наркомом иностранных дел В.М. Молотова. (с.279)

Первые серьезные предложения в адрес Советского Союза прозвучали 17 июня во время беседы Шуленбурга с временным поверенным в делах СССР в Германии Г.А. Астаховым. «План Шуленбурга» предусматривал заключение пакта о ненападении и торгового соглашения, а также посредничество рейха в нормализации советско-японских отношений. В июне–июле серия подобных инициатив последовала со стороны статс-секретаря германского МИДа Э. фон Вайцзеккера и других правительственных чиновников. 2 августа Астахова принял министр иностранных дел Риббентроп. На этой встрече он выдвинул идею подписать Протокол о том, что между Германией и СССР «не существует неразрешимых проблем», подчеркнув желание Берлина «выработать новый характер» германо-советских взаимоотношений и договориться о разделе сфер влияния. 11 августа — в день открытия англо-франко-советских переговоров в Москве — Политбюро ЦK ВКП(б) приняло решение вступить в переговоры с Германией.

Дипломатическое давление на Москву нарастало. Шуленбург чуть ли не каждый день просился на прием к Молотову, но сталкивался, по его же словам, с «сомнением и недоверием» наркома. На одном из таких приемов посол вручил Молотову Памятную записку германского правительства от 15 августа. Уникальность этого документа заключалась в характере обещаний и уступок. В нем говорилось, что у Германии «нет агрессивных намерений против СССР»; «не существует ни одного неразрешимого вопроса»; что Германская империя готова подписать с Советским Союзом пакт о ненападении сроком на 25 лет; гарантировать вместе с ним безопасность Прибалтийских республик; посредничать в улучшении советско-японских отношений. В записке содержался плохо замаскированный намек о совместном решении судьбы Польши, так как рейх «не намерен далее терпеть польские провокации». В своем ответе от 17 августа нарком иностранных дел напомнил о предшествовавших враждебных акциях Германии по отношению к СССР («антикомминтерновский пакт», Мюнхенский сговор); подчеркнул, что советское правительство «может только приветствовать поворот в германской внешней политике»; предложил заключить не только торговый договор и пакт о ненападении, но и «специальный секретный к нему протокол». На следующий день Молотов передал Шуленбургу советский проект пакта. В ночь с 19 на 20 августа в Берлине было подписано взаимовыгодное торгово-кредитное соглашение. По этому договору Германия предоставляла СССР кредит в 200 млн. марок для закупок промышленных товаров (станки, турбины, электрооборудование) и вооружения. Советский Союз обязался поставлять своему партнеру сельскохозяйственную и сырьевую продукцию, включая стратегическое сырье (бензин, бензол, редкие металлы). (с.280)

20 августа через несколько часов после подписания торгового соглашения Гитлер направил Сталину свою знаменитую телеграмму. Фюрер выразил согласнее предложенным СССР проектом пакта; заявил, что «дополнительный протокол, желательный для советского правительства, может быть согласован в кратчайший срок»; отметил, что «напряжение между Германией и Польшей стало невыносимым» и что «Германия полна решимости обеспечить интересы рейха всеми средствами»; подчеркнул «нецелесообразность терять время» и закончил свою депешу следующими словами: «Поэтому я Вам предлагаю принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее — в среду 23 августа... У министра есть всеобъемлющие полномочия для подписания пакта и протокола». В послании Гитлера причудливо сочетались уступчивость (готовность принять любые советские формулировки и учесть интересы СССР), откровенность (речь шла об уже близкой войне с Польшей) и ультимативность (требование скорейшего заключения столь необходимого для рейха договора). 21 августа Сталин дал согласие на приезд Риббентропа, поведав Шуленбургу: «Пакт приведет к повороту в сторону серьезного улучшения политических отношений двух государств». Одновременно были прекращены военные переговоры с Англией и Францией. Адъютант наркома обороны Хмельницкий передал Ворошилову записку, составленную в лучших традициях общения членов Политбюро: «Клим! Коба сказал, чтобы ты сворачивал шарманку».

Переговоры между министром иностранных дел Германии и советскими руководителями носили кратковременный (поскольку основные положения договора были заранее согласованы) и сугубо деловой характер. Атмосфера «дружественного взаимопонимания», о которой так часто говорят исторические критики «советско-германского сговора», являлась обычным дипломатическим сопровождением и не более того. На самом деле между договаривавшимися сторонами не было и тени доверия. Об этом свидетельствуют высказывания самих участников переговоров, если, конечно, не подбирать их с определенным умыслом. Риббентроп, действительно, телеграфировал в Берлин: «Сталин и Молотов очень милы. Я чувствовал себя как среди старых партийных товарищей». Однако когда он в беседе с Молотовым стал рассуждать о «духе дружбы и братства» в отношениях двух стран, нарком прервал его, заявив: «Между нами не может быть братства, если хотите, поговорим о цифрах». Сталин, действительно, поднял тост за здоровье фюрера, поскольку его «так любит немецкий народ». Однако, провожая германского министра, он «по-товарищески» поведал ему: «Мы не забываем того, что вашей конечной целью является нападение на нас». (с.281)

В ночь с 23 на 24 августа В.М. Молотов и И. фон Риббентроп подписали советско-германский пакт о ненападении. Договор, включавший в себя 7 статей, содержал следующие обязательства сторон: воздерживаться от «всякого насилия, агрессивного действия и от нападения в отношении друг друга как отдельно, так и совместно с другими державами»; не поддерживать третью державу в случае ее нападения на одну из сторон; информировать друг друга о «вопросах, затрагивающих их общие интересы»; не участвовать в какой-либо группировке держав, которая «прямо или косвенно направлена против другой стороны»; решать спорные вопросы исключительно мирными средствами. Соглашение было заключено на 10 лет и вступало в силу «немедленно после его подписания». В секретном дополнительном протоколе разграничивались сферы интересов двух держав в Восточной Европе: 1) первая «разграничительная линия» проходила по северной границе Литвы (это означало, что в сферу интересов СССР попадали Финляндия, Эстония и Латвия); 2) в случае «территориальных изменений» в принадлежавших польскому государству областях «линия государственных интересов» Германии и Советского Союза устанавливалась по рекам Нарев – Висла – Сан; 3) советская сторона подчеркивала свой «особый интерес» к Бессарабии, в то время как сторона германская заявляла о ее полной политической незаинтересованности в этих районах; 4) обе договаривавшиеся стороны обязались хранить протокол в строгом секрете.

Само содержание заключенных соглашений позволяет сделать ряд выводов по их характеру и значению.

Подписав пакт о ненападении с СССР, Германия, бесспорно, добилась крупной дипломатической победы, так как она нейтрализовала Советский Союз на период агрессии против Польши и западных демократий. «Территориальные уступки» советской стороне объяснялись тем, что договор, как заявил Гитлер сразу же после его заключения, являлся «временной мерой, которая не меняла враждебного отношения Германии к СССР».

Значительно сложнее оценить действия сталинского руководства в конце августа 1939 г. В исторической литературе часто даются крайние характеристики: от «мудрого и дальновидного шага» советской дипломатии до «преступного просчета» Сталина. Гораздо ближе к истине взвешенная оценка, согласно которой пакт о ненападении представлял собой документ крайне противоречивый.

Можно выделить следующие позитивные для СССР последствия пакта. Во-первых, Советский Союз получил определенные стратегические преимущества: договор содействовал вооруженному столкновению двух «империалистических группировок», (с.282) оставляя СССР вне конфликта; усилились его позиции в Балтийском регионе; советские западные границы были отодвинуты на 250–300 км. Во-вторых, договор предоставил Советскому Союзу серьезный выигрыш во времени: увеличилась численность Красной армии, сформировано 125 новых дивизий; расширено военное производство и разработаны новейшие виды вооружений; проведена реорганизация структуры войск и частично восстановлен офицерский корпус, выбитый репрессиями. В-третьих, был внесен разлад в коалицию агрессивных держав. Заключив договор с СССР, Германия нарушила «антикоминтерновский пакт». Отсюда антигерманские демарши ее союзников: Япония подписала соглашение с Москвой об урегулировании конфликтной ситуации на реке Халхин-Гол; Италия отказалась начинать европейскую войну одновременно с рейхом; Франко, несмотря на уговоры Гитлера, выступил с декларацией о нейтралитете в будущей войне. В-четвертых, пакт нанес сокрушительный удар по мюнхенской политике западных демократий. У. Черчилль прокомментировал его так: «Это полный провал англо-французской дипломатии и внешней политики». Все вышесказанное позволяет охарактеризовать дипломатическое решение СССР как меру вынужденную и во многом обоснованную.

С другой стороны, договор о ненападении имел и крайне негативные результаты не только для СССР, но и для всей международной обстановки. Во-первых, были дезориентированы антифашистские силы, что задержало формирование движения Сопротивления. Во-вторых, резко упал международный престиж Советского Союза, подписавшего противоправное и во многом аморальное соглашение с фашистской Германией, которое решало судьбы суверенных государств без их на то согласия. Здесь уместно сделать оговорку о том, что СССР не первым заключил подобный договор, инициативу проявили западные державы-«умиротворительницы» еще в Мюнхене. И в данном случае хронология событий играет весьма важную роль. Главный же просчет Сталина состоял не в том, что он подписал «аморальный пакт», а в том, что он малопродуктивно использовал предоставленные пактом возможности по укреплению безопасности страны. В-третьих, наиболее значимым негативным следствием договора стало то, что фашистский агрессор выиграл от него гораздо больше, чем Советский Союз. В период с 1 сентября 1939 г. по 22 июня 1941 г. Германия увеличила свое население за счет оккупированных территорий в 3,6 раз (с 80 до 290 млн. человек); ее промышленный потенциал возрос в 4 раза; численность армии выросла с 3,750 до 7,234 тыс. солдат и офицеров; она приобрела опыт ведения боевых действий в различных регионах (с. 283) (от Норвегии до Греции). В этой связи Г.К. Жуков отмечал в своих мемуарах: «У Сталина была уверенность, что именно он обведет Гитлера вокруг пальца в результате заключения пакта, хотя потом вышло как раз наоборот».

Ключевым моментом в понимании и объяснении причин полписания советско-германского договора о ненападении явилась расстановка сил и развитие отношений между тремя политическими центрами мира. Как уже говорилось выше, Советский Союз в августе 1939 г. действовал в соответствии с теми «правилами игры», которыми руководствовались все великие державы. Каждая из них отстаивала свои собственные геостратегические интересы, не считаясь с зыбкими морально-этическими и международно-правовыми нормами того времени.

Советско-германский пакт от 23 августа 1939 г. стал последним крупным международным событием предвоенного десятилетия.

1 сентября германский фашизм совершил нападение на Польшу. 3 сентября Англия, а затем и Франция объявили войну Германии. Так началась Вторая мировая война, а вместе с ней и новая эпоха в истории международных отношений.

Дата добавления: 2014-01-06