Э. МакКормак. Когнитивная теория метафоры. 5 страница

Человек, желающей постичь мир, ищет ключ к его пониманию. Он выбирает какую-то область фактов, доступных пониманию на уровне здравого смысла, и смотрит, не сможет ли он понимать другие области в терминах данной. Это исходная область становится, таким образом, его базисной аналогией, или коренной метафорой. Он прилагает все усилия, чтобы описать наилучшим образом характерные свойства данной области или, если угодно, выявить ее структуру. Из списка структурных характеристик формируются основные понятия объяснения и описания. Мы называем их множеством категорий. Эти категории становятся исходным пунктом для изучения всех других областей фактов, исследовавшихся или не исследовавшихся ранее. Предпринимается попытка интерпретировать все факты в терминах этих категорий. В результате может потребоваться уточнение и приспособление категорий к фактам, так что первоначально множество категорий постоянно изменяется и развивается [12, р. 91].

Изобретатель базисной метафоры хочет охватить всю область человеческого опыта или физического мира; базисная метафора «Мир математичен» может быть сознательно или неосознанно принята естествоиспытателем в качестве гипотетической основы конструируемой им теории. Он знает, что мир не является математическим в буквальном смысле слова, ведь если бы это было так, естествознание слилось бы с математикой, и не было бы нужды проводить эксперименты. Но он принимает базисную метафору в качестве диафоры, предполагающей особый способ видения мира; он стремится подтвердить свои интуитивные догадки, создавая математические теории, которые находят-таки эмпирическое подтверждение. Математическое обоснование существования позитрона, постулированного в физике элементарных частиц, и нейтрино, впоследствии подтвержденного экспериментально, дало повод некоторым исследователям выдвинуть афоризм: «Природа поставляет то, что требует математика». Но даже в физике элементарных частиц остается так много эксперимен-

тальных аномалий, что базисная метафора «Мир математичен» остается диафорой.

Теологи также умышленно или неумышленно формулируют базисные метафоры о человечестве и мире. Религиозное верование, согласно которому Бог действует в истории, лежит в основе базисной метафоры «Мир — поле деятельности Бога». Она играет роль диафоры, так как непосредственное эмпирическое подтверждение того, что невидимый Бог совершает в этом мире прямо наблюдаемые действия, затруднительно, если не невозможно. В качестве базисной метафоры, однако, представление о Боге, действующем в истории, составляет основу для построения ряда богословских категорий и находит косвенное подтверждение и интерпретацию в жизни верующих.

Различие между «передающей» и «базисной» метафорами связано с различием в их сфере действия и функции. Передающие метафоры предлагают обычно метафорическое прозрение ограниченного масштаба, тогда как базисные метафоры лежат в основе всей теории или научной дисциплины, посвященной описанию широко распространенных явлений. Компьютерная метафора стремится служить основой объяснения всего человеческого мышления. Отдельные передающие метафоры могут использоваться как базисные метафоры. Многие метафоры, связанные с персонификацией живых и неживых объектов внешнего мира, использовались также в качестве фундаментальной базисной метафоры «Мир — это человек», составляющей основу примитивных теорий, подобных анимизму. Пеппер отвергает анимизм в силу его неточности, а мистицизм («Мир — это дух» или «Мир божествен») — в силу его абстрактности. Он допускает в качестве гипотез о мире формизм, «механизм», контекстуализм и органицизм, основанные на таких коренных метафорах, как, соответственно, подобие, машина, историческое событие, рассматриваемое с точки зрения настоящего, и процесс. Эти гипотезы достаточно точны и не слишком эклектичны, чтобы быть отвергнутыми из-за своего чрезмерно общего характера; им также свойственны независимость и автономность. Я удержусь от того, чтобы рассматривать требования каждой из этих гипотез; достаточно того, что я расширил понятие «коренной метафоры», выведя его за пределы четырех гипотез Пеппера, дал этому расширенному понятию новое наименование «базисной метафоры» и допустил, что оно может относиться ко всякого рода неточным и эклектичным теориям. Использовать в своей познавательной деятельности базисные метафоры — это настолько естественный и характерный для человека метод, что отрицать его было бы почти то же самое, что отрицать возможность получения нового знания. Развивая свою идею четырех мировых гипотез, основанных на соответствующих метафорах, Пеппер руководствовался стремлением предложить структурное обоснование познавательному процессу, создающему такие когнитивные прозрения, называемые danda (то, что должно быть дано),

которые могли бы параллельно включать в себя data, то есть опытные данные, составляющие, как полагают строгие эмпирики, особенно позитивисты, основу знания. По мнению Пеппера, строго эмпирическая позиция вырождается либо в неприемлемый скептицизм, либо в отвратительный догматизм; отсюда необходимость недогматической и чуждой скептицизму альтернативной формы эпистемологии, предполагающей ряд структурно обоснованных категорий, построенных в соответствии с лежащей в основе коренной метафорой. В процессе доказательства Пеппер обратил внимание на ту же самую проблему автореференции, которую я отметил выше в связи с компьютерной метафорой. Теория коренной метафоры предполагает теорию истинности, основанную на успехе или провале коренных метафор. Где гарантия, что сама теория коренной метафоры является истинной и/или должна быть принята?

Как ни странно, если эта теория коренной метафоры истинна, то ее истинность может быть установлена лишь на основе адекватности тех теорий, которые она призвана объяснить. Ибо сама эта теория представляет собой структурную гипотезу — по крайней мере, она должна быть таковой в своем окончательном подтверждении, — а структурная гипотеза, как мы видели, получает полное подтверждение только в какой-либо теории мира. Отсюда следует, что, если данная теория верна, она должна получить поддержку в какой-либо адекватной теории мира. Тем самым рассматриваемая теория будет, так сказать, поглощена своими собственными данными, то есть станет элементом той теории, теоретическим объяснением которой она является [12, р. 85].

Я обратил внимание на то же явление в связи с компьютерной метафорой; если компьютерная метафора служит предпосылкой теории разума, то свидетельства в пользу принятия компьютерной метафоры будут составлять часть включающей ее теории. Почему? Потому что теория, предложенная мною для объяснения умственной деятельности, есть продукт умственной деятельности — метафорического мышления. Если бы мы стояли перед задачей верификации теории, объясняющей какое-либо физическое явление, мы бы не столкнулись с этой проблемой автореференции, поскольку теория относилась бы к ряду сущностей и действий, отличных от нее самой. Но теория построения теорий, или теория метафор, требующая обращения к метафоре для своей поддержки, или теория разума, предполагающая ментальные сущности, подобные метафорам, — все они связаны с потенциальным порочным кругом или с парадоксами автореференции.

Мы уже покинули 1-й уровень объяснения — поверхностный язык; при рассмотрении базисных метафор мы окунулись в сферу уровня 3 — когнитивного, — почти полностью игнорируя уровень 2, то есть уровень семантической теории. Рассмотрение проблемы автореференции требует учета семантической теории, поскольку она имеет отношение как к поверхностному языку, так и к сознанию. Проблема объяснения теории метафоры может рассматриваться как зеркало, отражаемое в другом зеркале;

между этими двумя зеркалами следует поместить нечто — а именно: семантическую теорию, с тем чтобы предотвратить бесконечный ряд отражений.

ЛИТЕРАТУРА

[1] Arbib М. A. The Metaphorical Brain. New York, Wiley — Interscience, 1972.

[2] Воden Margaret A. Artificial Intelligence and Natural Man. New York, Basic book, 1977.

[3] Dennett D. C. Why you can make a computer that feels pain. — In: Dennett D. Brainstorms. Montgomery, Vermont, Bladford Books, 1978.

[4] Dobzhansky Th. ed. al. Evolution. San Francisco, W. H. Freeman, 1977.

[5] Dreyfus H. L. What Computers Can't Do. New York, Harper Colophon Book, 1979, Ch. 7.

[6] Jасоb F., Mоnоd J. Genetic regulatory mechanisms in the synthesis of protein. — "Journal of Molecular Biology", 2, 1961, p. 318 -356.

[7] La Mettrie J. O. de. Man a Machine. La Salle, Illiois, Open Court, 1912.

[8] MacCormac E.R. Metaphor and Myth in Science and Religion. Durham, North Carolina, Duke Univ. Press, 1976.

[9] McCarthy J. Ascribing mental qualities to machines. — In: "Philosophical Perspectives in Artificial Intelligence", ed. by M. Ringle. New York, Humanities Press, 1979.

[10] MсСоrduсk Pamela. Machines Who Think. San Francisco, W. H. Freeman, 1979.

[11] Оrtоnу A. (ed.) Metaphor and Thought. Cambridge, Cambridge Univ. Press, 1979.

[12] Pepper S. С World Hypothesis. Berkeley, Univ. of California Press, 1970.

[13] Pylyshyn Z. W. Compulsion and Cognition: Issues in the Foundation of Cognitive science. — "The Behavioral and Brain Sciences", 3, 1980.

[14] Turing A. M. Computing Machinery and Intelligence. — In: "Minds and Machines", ed. by A. R. Anderson. New Jersey, Prentice-Hall, 1964.

ДЖОРДЖ ЛАКОФФ, МАРК ДЖОНСОН

МЕТАФОРЫ, КОТОРЫМИ МЫ ЖИВЕМ

I. МИР ПОНЯТИЙ, ОКРУЖАЮЩИЙ НАС

Для большинства людей метафора — это поэтическое и риторическое выразительное средство, принадлежащее скорее к необычному языку, чем к сфере повседневного обыденного общения. Более того, метафора обычно рассматривается исключительно как принадлежность естественного языка — то, что относится к сфере слов, но не к сфере мышления или действия. Именно поэтому большинство людей полагает, что они превосходно могут обойтись в жизни и без метафор. В противоположность этой расхожей точке зрения мы утверждаем, что метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути.

Понятия, управляющие нашим мышлением, вовсе не замыкаются в сфере интеллекта. Они управляют также нашей повседневной деятельностью, включая самые обыденные, земные ее детали. Наши понятия упорядочивают воспринимаемую нами реальность, способы нашего поведения в мире и наши контакты с людьми. Наша понятийная система играет, таким образом, центральную роль в определении повседневной реальности. И если мы правы в своем предположении, что наша понятийная система носит преимущественно метафорический характер, тогда наше мышление, повседневный опыт и поведение в значительной степени обусловливаются метафорой.

Однако понятийная система отнюдь не всегда осознается нами. В повседневной деятельности мы чаще всего думаем и действуем более или менее автоматически, в соответствии с определенными схемами. Что представляют собой эти схемы, для нас совсем не очевидно. Один из способов их выявления состоит в обращении

George Lakоff, Mark Johnson. Metaphors We Live By. Chicago, University of Chicago Press, 1980. Ниже публикуются первые шесть глав данной книги (с. 3 — 32). Ее избранные главы (I, XIII, XXI, XXIII, XXIV) ранее выходили в русском переводе в сб.: «Язык и моделирование социального взаимодействия». М., «Прогресс», 1987, с. 126 — 170.

© by G. Lakoff and M. Johnson, 1980

к естественному языку. Поскольку естественноязыковое общение базируется на той же понятийной системе, которую мы используем в мышлении и деятельности, язык выступает как важный источник данных о том, что эта система понятий собой представляет.

Наш вывод о том, что наша обыденная понятийная система метафорична по своей сути, опирается на лингвистические данные. Благодаря языку, мы получили также доступ к метафорам, структурирующим наше восприятие, наше мышление и наши действия.

Для того чтобы дать читателю наглядное представление о том, что такое метафорическое понятие и как оно упорядочивает повседневную деятельность человека, мы рассмотрим понятие ARGUMENT 'СПОР' и понятийную метафору ARGUMENT IS WAR 'СПОР — ЭТО ВОЙНА'. Эта метафора представлена в многочисленных и разнообразных выражениях обыденного языка:

ARGUMENT IS WAR 'СПОР ЕСТЬ ВОЙНА'

Your claims are indefensible

'Ваши утверждения не выдерживают критики (букв, незащитими) '

Не attacked every weak points in my argument

'Он нападал на каждое слабое место в моей аргументации'.

His criticisms were right ou target

'Его критические замечания били точно в цель'.

I demolished his argument

'Я разбил его аргументацию'.

I've never won an argument with him

'Я никогда не побеждал в споре с ним'.

You disagree? Okay, shoot!

'Вы не согласны? Отлично, ваш выстрел!'

If you use that strategy, he'll wipe you out

'Если вы будете следовать этой стратегии, он вас уничтожит'.

Не shot down all of my arguments

'Он разбил (букв, расстрелял) все мои доводы'.

Крайне важно иметь в виду, что мы не просто говорим о спорах в терминах войны. Мы можем реально побеждать или проигрывать в споре. Лицо, с которым спорим, мы воспринимаем как противника. Мы атакуем его позиции и защищаем собственные. Мы захватываем территорию, продвигаясь вперед, или теряем территорию, отступая. Мы планируем наши действия и используем определенную стратегию. Убедившись в том, что позиция незащитима, мы можем ее оставить и принять новый план наступления. Многое из того, что мы реально делаем в спорах, частично осмысливается в понятийных терминах войны. В споре нет физического сражения, зато происходит словесная битва, и это отражается в структуре спора: атака, защита, контратака и т. п. Именно в этом смысле метафора СПОР — ЭТО ВОЙ-

НА принадлежит к числу тех метафор, которыми мы «живем» в нашей культуре: она упорядочивает те действия, которые мы совершаем в споре.

Постараемся вообразить другую культуру, в которой споры не трактуются в терминах войны, в споре никто не выигрывает и не проигрывает, никто не говорит о наступлении или защите, о захвате или утрате территорий. Пусть в этой воображаемой культуре спор трактуется как танец, партнеры — как исполнители, а цель состоит в гармоничном и красивом исполнении танца. В такой культуре люди будут рассматривать споры иначе, вести их иначе и говорить о них иначе. Мы же, по-видимому, соответствующие действия представителей этой культуры вообще не будем считать спорами: на наш взгляд, они будут делать нечто совсем другое. Нам покажется даже странным называть их «танцевальные» движения спором. Возможно, наиболее беспристрастно описать различие между данной воображаемой и нашей культурами можно так: в нашей культуре некая форма речевого общения трактуется в терминах сражения, а в той другой культуре — в терминах танца.

Разобранный пример показывает, каким образом метафорическое понятие, а именно метафора СПОР — ЭТО ВОЙНА, упорядочивает (по крайней мере частично) наши действия и способствует их осмыслению в ходе спора. Сущность метафоры состоит в осмыслении и переживании явлений одного рода в терминах явлений другого рода. Дело вовсе не в том, что спор есть разновидность войны. Споры и войны представляют собой явление разного порядка — словесный обмен репликами и вооруженный конфликт, и в каждом случае выполняются действия разного порядка. Дело в том, что СПОР частично упорядочивается, понимается, осуществляется как война, и о нем говорят в терминах войны. Тем самым понятие упорядочивается метафорически, соответствующая деятельность упорядочивается метафорически, и, следовательно, язык также упорядочивается метафорически.

Более того, речь идет об обыденном способе ведения спора и его выражения в языке. Для нас совершенно нормально обозначать критику в споре как атаку: attack a position 'атаковать позицию'. В основе того, что и как мы говорим о спорах, лежит метафора, которую мы едва ли осознаем. Эта метафора проявляется не только в том, как мы говорим о споре, но и в том, как мы его понимаем. Язык спора не является ни поэтическим, ни фантастическим, ни риторическим: это язык буквальных смыслов. Мы говорим о спорах так, а не иначе потому, что именно таково наше понятие спора, и мы действуем в соответствии с нашим осмыслением соответствующих явлений.

Наиболее важный вывод из всего сказанного выше состоит в том, что метафора не ограничивается одной лишь сферой языка, то есть сферой слов: сами процессы мышления человека в значительной степени метафоричны. Именно это имеем мы

в виду, когда говорим, что понятийная система человека упорядочивается и определяется метафорически. Метафоры как языковые выражения становятся возможны именно потому, что существуют метафоры в понятийной системе человека. Таким образом, всякий раз, когда мы говорим о метафорах типа СПОР — ЭТО ВОЙНА, соответствующие метафоры следует понимать как метафорические понятия (концепты).

II. СИСТЕМНОСТЬ МЕТАФОРИЧЕСКИХ ПОНЯТИЙ

Споры ведутся по определенным моделям. Это означает, что мы делаем одни ходы и не делаем другие. Тот факт, что мы осмысливаем споры частично в терминах сражения, системно обусловливает и саму форму спора, и способ обозначения наших ходов. Поскольку метафорическое понятие системно, системен и язык, используемый для его раскрытия.

На примере метафоры СПОР — ЭТО ВОЙНА мы видели, что выражения, взятые из лексикона войны, например attack a position 'атаковать позицию', indefensible 'неспособный к обороне', strategy 'стратегия', new Tine of attack 'новый план наступления', win 'побеждать', gain ground 'захватывать территорию' и т. п., образуют системный способ выражения «военных» аспектов спора. Отнюдь не случайно, что эти выражения сохраняют свое обычное значение, когда мы пользуемся ими, говоря о спорах. Некоторый фрагмент понятийной сети сражения частично характеризует понятие спора, и язык следует этому образцу. Поскольку метафорические выражения нашего языка системно связаны с метафорическими понятиями, мы можем обратиться к первым в целях исследования природы метафорических понятий и уяснения метафорической природы наших действий.

Для демонстрации того, как метафорические выражения повседневного языка могут прояснять метафорическую природу понятий, упорядочивающих наши повседневные действия, рассмотрим метафорическое понятие TIME IS MONEY 'ВРЕМЯ — ДЕНЬГИ' так, как оно отражается в современном английском языке.

TIME IS MONEY 'ВРЕМЯ — ДЕНЬГИ'

You are wasting my time

'Вы отнимаете (букв. растрачиваете мое) у меня время'.

This gadget will save you hours

'Это приспособление сэкономит вам много времени'.

I don't have the time to give you

букв.: 'Я не имею времени, чтобы дать вам'.

How do you spend your time these days?

'Как вы проводите (букв. тратите) ваше время в эти дни?'

That flat tire cost me an nour

'Эта спустившая шина стоила мне часа работы'.

I've invested a lot of time in her

букв.: 'Я вложил много времени в нее'.

I don't have enough time to spare for that

букв.: 'Я не имею достаточно времени, чтобы уделить этому'.

['У меня нет для этого времени'.]

You're running out of time

'Вы истощаете ваш запас времени'.

You need to budget your time

'Вам нужно рассчитывать свое время'.

Put aside some time for ping pong

'Выделите (букв.: 'накопите') время для пинг-понга'.

Is that worth your while?

'Стоит ли это затраты вашего времени?'

Do you have much time left?

'Много ли времени у вас осталось?'

Не is living on borrowed time

'Он живет за счет чужого (букв, одолженного) времени'.

You don't use your time profitably

'Вы не используете с выгодой ваше время'.

I lost a lot of time when I got sick

'Я потерял много времени, когда болел'.

Thank you for your time

'Спасибо вам за потраченное время'.

В нашей культурной среде время особенно ценится. Его ресурсы для нас ограничены. Поскольку в современной западной культуре понятие труда обычно связывается со временем, затрачиваемым на его выполнение, а время подлежит точному количественному измерению, труд людей обычно оплачивается согласно затраченному времени — по часам, неделям или годам. В нашей культуре метафора ВРЕМЯ — ДЕНЬГИ проявляется весьма многообразно: повременная оплата телефонных разговоров, почасовая оплата труда, тарифы за пользование гостиницей, годовые бюджеты, проценты по займам, выполнение общественных обязанностей, связанное с «выделением» для них определенного времени. В истории человечества эти общественные установления относительно новы и существуют далеко не во всех культурах. Возникшие в современных индустриальных обществах, они глубоко пронизывают нашу повседневную деятельность. Мы относимся ко времени как к очень ценной вещи — как к ограниченным ресурсам и даже как к деньгам — и соответствующим образом осмысливаем его. Тем самым мы понимаем и переживаем время как нечто такое, что может быть истрачено, израсходовано, рассчитано, вложено разумно или безрассудно, сэкономлено или потрачено напрасно.

ВРЕМЯ ― ДЕНЬГИ, ВРЕМЯ ― ОГРАНИЧЕННЫЙ РЕ-

СУРС, ВРЕМЯ — ЦЕННАЯ ВЕЩЬ — все это метафорические понятия. Метафорические потому, что наш повседневный опыт обращения с деньгами, ограниченными ресурсами и ценными вещами мы используем для осмысления понятия времени. Это отнюдь не обязательный для всех людей способ осмысления времени, но с нашей культурой он тесно связан. Существуют культуры, где время осмысливается в других категориях.

Метафорические понятия ВРЕМЯ — ДЕНЬГИ, ВРЕМЯ — ОГРАНИЧЕННЫЙ РЕСУРС, ВРЕМЯ ― ЦЕННАЯ ВЕЩЬ образуют единую систему, основанную на категориальном вложении понятий, поскольку в нашем обществе деньги входят в понятие ограниченных ресурсов, а ограниченные ресурсы — в понятие ценных вещей. Эти отношения характеризуют и импликации метафор: ВРЕМЯ — ДЕНЬГИ имплицирует метафору ВРЕМЯ — ОГРАНИЧЕННЫЙ РЕСУРС, а ВРЕМЯ ― ОГРАНИЧЕННЫЙ РЕСУРС имплицирует метафору ВРЕМЯ — ЦЕННАЯ ВЕЩЬ.

Мы принимаем практику использования наиболее специфичного (узкого) метафорического понятия, в данном случае — понятия ВРЕМЯ — ДЕНЬГИ, для характеристики всей системы понятий. Из тех выражений, которые приведены выше для иллюстрации метафоры ВРЕМЯ — ДЕНЬГИ, одни относятся собственно к деньгам (spend, invest, budget, profitably, cost), другие — к ограниченным ресурсам (use, use up, have enough of, run out of), а третьи — к ценным вещам (have, give, lose, thank you for). Здесь мы имеем пример того, как импликации метафор характеризуют связную систему метафорических понятий и соответствующую им связную систему метафорических выражений.

III. МЕТАФОРИЧЕСКАЯ СИСТЕМНОСТЬ: ОСВЕЩЕНИЕ И ЗАТЕМНЕНИЕ

Системность, благодаря которой мы можем осмысливать некоторые аспекты одного понятия в терминах другого понятия (например, спора в терминах сражения), по необходимости затемняет другие аспекты данного понятия. Позволяя нам сосредоточиться на одном аспекте понятия (например, на «военном» аспекте спора), метафорическое понятие может мешать сосредоточиться на других аспектах этого понятия, несовместимых с соответствующей метафорой. Например, в пылу бурного спора, когда мы стремимся разбить нашего противника и защитить наши собственные позиции, мы можем упустить из виду, что в споре есть и сотрудничество. Можно считать, что ваш противник в споре затрачивает свое время, то есть ценную вещь, стремясь достичь взаимопонимания. Когда же мы поглощены исключительно «военным» аспектом спора, мы часто упускаем из виду аспекты сотрудничества.

Гораздо более тонкий пример того, как метафорическое понятие может затемнять тот или иной аспект нашего опыта, можно усмотреть в явлении, которое М. Редди назвал "conduit metaphor" — 'метафора передачи' ('метафора канала связи'). Редди указывает, что тот язык, который мы используем, когда мы говорим о самом языке, структурно упорядочивается в соответствии со следующей составной метафорой:

ИДЕИ (ИЛИ ЗНАЧЕНИЯ) СУТЬ ОБЪЕКТЫ.

ЯЗЫКОВЫЕ ВЫРАЖЕНИЯ СУТЬ ВМЕСТИЛИЩА.

КОММУНИКАЦИЯ ЕСТЬ ПЕРЕДАЧА (ОТПРАВЛЕНИЕ).

Говорящий помещает идеи (объекты) в слова (вместилища) и отправляет их (через канал связи — conduit) слушающему, который извлекает идеи/объекты из слов/вместилищ. Редди демонстрирует эту метафору на примерах многочисленных типов выражений английского языка (более сотни типов), что покрывает, по его оценке, по меньшей мере 70 % общей совокупности выражений, используемых нами, когда мы говорим о языке. Приведем примеры:

МЕТАФОРА КАНАЛА СВЯЗИ

It's hard to get an idea across to him

'Ему трудно втолковать (любую) мысль'.

I gave you that idea

'Я подал вам эту мысль'.

Your reasons came through to us

букв.: 'Ваши доводы дошли до нас'.

It's difficult to put my ideas into words

'Мне трудно облечь мои мысли в слова'.

When you have a good idea, try to capture it immediately in words

'Когда у вас появляется хорошая мысль, старайтесь сразу же облечь ее в слова'.

Try to pack more thought into fewer words

букв.: 'Старайтесь вложить больше мыслей в меньшее число слов'.

You can't simply stuff ideas into a sentence any old way

'Вы не можете просто втискивать новые мысли во фразу старым способом'.

The meaning is right there in the words

'Смысл заключен как раз в этих словах'.

Don't force your meanings into the wrong words

букв.: 'Не втискивайте ваши мысли в не те (неподходящие) слова'.

His words carry little meaning

'Его слова несут мало смысла'.

The introduction has a great deal of thought content

букв.: 'Введение имеет много содержательных мыслей'.

Your words seem hollow

'Ваши слова кажутся пустыми'.

The sentence is without meaning

'Эта фраза без смысла'.

The idea is buried in terribly dense paragraphs

'Эта мысль погребена в ужасающе глупых абзацах'.

Читая подобные примеры, непросто увидеть в них метафорический смысл, даже заметить в них метафору. Такое осмысление языка настолько вошло в привычку, что подчас трудно себе представить, что оно может не соответствовать действительности. Однако если мы обратим внимание на следствия, вытекающие из метафоры КАНАЛА СВЯЗИ, то увидим, что она маскирует некоторые аспекты коммуникативного процесса.

Прежде всего, из второго компонента метафоры КАНАЛА СВЯЗИ ― ЯЗЫКОВЫЕ ВЫРАЖЕНИЯ СУТЬ ВМЕСТИЛИЩА ДЛЯ ЗНАЧЕНИЙ — вытекает, что слова и фразы обладают значением сами по себе — вне зависимости от контекста или от говорящего. Из первого положения этой метафоры — ЗНАЧЕНИЯ СУТЬ ОБЪЕКТЫ — вытекает, в частности, что значения существуют независимо от людей и от контекстов употребления. По существу, аналогичное следствие вытекает и из второго положения ― ЯЗЫКОВЫЕ ВЫРАЖЕНИЯ СУТЬ ВМЕСТИЛИЩА ДЛЯ ЗНАЧЕНИЙ. Эти метафоры оказываются приемлемыми для многих речевых ситуаций, а именно для тех, в которых контекстуальные различия не играют никакой роли, и все участники речевого акта понимают фразы одинаково. Упомянутые два следствия нашей метафоры иллюстрируются фразами типа

The meaning is right there in the words

'Смысл заключен как раз в этих словах';

в соответствии с метафорой КАНАЛА СВЯЗИ, это может быть сказано относительно любой фразы. Однако во многих случаях весьма существенную роль играет контекст речевого акта. Вот известный пример:

Please sit in the apple-juice seat

букв.: 'Садитесь, пожалуйста, на место яблочного сока'.

Взятая изолированно, эта фраза вообще лишена содержания, поскольку выражение apple-juice seat не является нормальным способом обозначения какого-либо объекта. Однако эта фраза приобретает полноценный смысл в том контексте, в котором она была произнесена. Гость, оставшийся на ночлег, утром спустился к завтраку. Накануне вечером стол был накрыт на четыре персоны: против трех мест стоял апельсиновый сок, а против одного — яблочный. Тогда было очевидно, к чему следует отнести выражение apple-juice seat 'место, против которого стоит яблочный сок'. И на следующее утро, когда уже не было на столе яб-

Дата добавления: 2014-11-20