Эллинистически римская философия 1 страница

NB.

NB

В2В1

ПП

Движущееся тело В¹ (или Г¹) прошло мимо одного
неподвижного тела А и за то же самое время прошло
два движущихся навстречу ему тела ПГ² (или В²В^]), на
прохождение которых, согласно принятому постула-
ту, надо затратить неодинаковое время, соответствен-
но половинное и двойное (целое).

Таким образом, исходное условие не соблюдается,
вывод противоречит посылке. Аристотель формули-
рует его так: «Половина времени равна двойному
(целому)». Симпликий более многословен: «Одно и то
же и равное время оказывается одновременно вдвое
большим и вдвое меньшим». Оба они указывают на то

противоречие, которое послужило Зенону основанием,
чтобы не считать реальность движения доказанной.

Трудности, с которыми столкнулось логическое
доказательство существования (чувственного факта)
пустоты, множества и движения, позволили Зенону
утверждать, что пустоты, множества и движения нет в
действительности. Так он обосновывал метафизичес-
кую онтологию Парменида. Но значение апорий Зено-
на выходит за рамки этой конкретно-исторической и
субъективной задачи. Для истории философии апории
ценны тем, что они вскрыли объективное противоре-
чие между чувственным восприятием действитель-
ности и ее рациональным постижением, между те-
орией и эмпирией. Как писал В.И. Ленин, «вопрос не о
том, есть ли движение, а о том, как его выразить в логике
понятий». По мнению В.Я. Комаровой, в аргументе «О ме-
сте места» сталкиваются чувственное представление о
конечном месте и мысль о бесконечном месте. И вообще,
Зенон строит свои аргументы на столкновении реально-
го факта движения и результата его осмысления.

По поводу противоречия между чувственной дан-
ностью и ее отражением в мысли В.И. Ленин замеча-
ет: «Мы не можем представить, выразить, смерить,
изобразить движения, не прервав непрерывного, не
упростив, утрубив, не разделив, не омертвив живого».
Противоречие мышления и бытия в его чувственном
отражении можно представить как противоречие
абстрактного и конкретного. Действительно, простран-
ство, время, движение представлены в апориях всегда
какой-то только одной стороной: то как бесконечное, то
как конечное; то как непрерывное, то как прерывное;
то как процесс, то как результат и т. д. Далее, апории
при рассмотрении движения отвлекаются от всех кон-
кретных условий его как реального процесса, так что
движение теряет характер физического, эмпирически
наблюдаемого движения и превращается в мыслимое,
абстрактно-математическое движение. На это обратил
внимание еще Аристотель. В связи с «Дихотомией» он
замечает, что пространство и время бесконечно дели-
мы в возможности, но не бесконечно разделены в дей-
ствительности. И современные ученые, философы,
логики и математики говорят, по сути дела, то же са-

мое. Послушаем представителей математической ло-
гики, например, Д. Гильберта. Научные теории, в том
числе математическая модель движения, — упрощаю-
щие идеализации. Мы не обязаны считать, что матема-
тическое пространственно-временное представление о
движении является физически осмысленным в случае
произвольно малых пространственных и временных
интервалов. При неограниченном дроблении движения
возникает нечто такое, что едва ли может быть охарак-
теризовано как движение.

Таков философский (методологический) смысл
апорий Зенона и поставленных им проблем.

Как мы видим, возникновение греческой философии свя-
зано с переосмыслением мифологической картины мира,
с движением сознания человека от богов к природе, «от
мифа к логосу», от поэтической образности к научной
рациональности. В космогонии ионийцев место богов-ро-
доначальников мироздания занимают физические эле-
менты: вода, воздух, огонь. Такого же рода начала вещей
мы встречаем в воззрениях элеатов: воду и землю у Ксено-
фана, огонь и землю у Парменида. Это одно — натурфи-
лософское — направление мысли, ограничивающееся
описанием природы в качестве непосредственно данной,
конкретно-чувственной реальности.

Вместе с тем в учениях элеатов начинается формирование
другого — метафизического (или онтологического) —
направления в философии, которое поставило вопрос о
несоответствии чувственно воспринимаемого мира при-
роды понятию бытия как вечного и неизменного суще-
ствования. Соответствие такому понятию бытия Ксено-
фан и Парменид нашли в «едином всем», представляющем
собой вселенский шар. Таким образом, действительно су-
ществующим признавалось лишь то, что не противоречи-
ло Парменидову представлению о бытие («существую-
щем»), то есть только то, что можно было помыслить и
логически непротиворечиво обосновать. Это и доказыва-
ли апории Зенона Элейского.

Глава IV

КЛАССИЧЕСКАЯ ДРЕВНЕГРЕЧЕСКАЯ

шилвсвшия

Пик в развитии древнегреческой философии при-
ходится примерно на столетие с конца V до конца IV вв.
до н. э., которое практически совпадает с тем перио-
дом в истории Греции, который называется «класси-
ческим». На всем протяжении этого периода духовная
культура Греции находилась на самом высоком уровне
ее истории. Центром культурной жизни греков с этого
времени становятся Афины, достигшие экономическо-
го и политического расцвета. Значение культурного
центра они сохранили до конца античности. Такая
оценка роли Афин была общим местом в античной
литературе.

«Первые некогда злак, приносящий плоды, даровали
Жалкому роду людей осиянные славой Афины;
Жизнь обновили они и законы для всех учредили», —

писал Лукреций (I в. до н. э.). «Классика» была време-
нем великих писателей и художников — Софокла, Ев-
рипида, Фидия; историков и ораторов — Геродота, Фу-
кидида, Демосфена; философов — Демокрита, Платона,
Аристотеля.

Расцвет философии выразился прежде всего в
появлении большого числа философских учений и
школ: софистов, мегариков, киников, киренаиков, ака-
демиков, перипатетиков и др. На достижение филосо-
фией зрелости указывают также колоссальное обогаще-
ние и усложнив ее тематики, появление обстоятельных
сочинений философов по отдельным мировоззренчес-
ким вопросам, что говорит о начавшейся дифференци-

ации ранее единого, нерасчлененного философского
знания. Весьма значительное развитие получил кате-
гориальный аппарат философии, созданный главным
образом усилиями Платона и Аристотеля. Он стал ос-
новой европейской философской терминологии.

Наконец, о том, что философия в это время была
на подъеме, свидетельствует достаточно широкое рас-
пространение философских знаний и занятий в гре-
ческом обществе, особенно благодаря деятельности
софистов и Сократа. Об этом говорит, например, твор-
чество трагиков и комедиографа Аристофана, вводив-
ших в свои произведения как идеи философов, так и
их самих. Но процесс расширения философской куль-
туры протекал далеко не идиллически. Афинская об-
щественность присматривала за философами и пресле-
довала, используя институты государства (суд), тех из
них, чьи учения казались опасными, подрывающими
обычаи и религиозные верования полиса. Был обвинен
в богохульстве и покинул Афины натурфилософ-про-
светитель Анаксагор; были вынуждены бежать атеис-
ты Диагор Мелосский (поэт) и Феодор Киренский (фи-
лософ); по обвинению в нечестии и безбожии был
предан суду и смерти Сократ. Все это явилось след-
ствием дальнейшего развития и обострения противо-
речий между народной религией и философией, кото-
рые в зачаточной форме проявлялись уже во времена
первых греческих философов.

i § 1. Воззрения софистов и Сократа _______

Одной из наиболее новаторских тенденций в фило-
софии только что описанной классической эпохи явля-
ется, по общему признанию, значительное усиление
внимания к социально-политическим и человековедчес-
ким вопросам, что привело в конце концов к возникно-
вению особого раздела философии — учения о нравах
(этика) и государстве (политика), к появлению, можно
сказать, социальной философии и антропологии антич-
ности. Причину этих изменений в предмете философии
видят в установлении демократических порядков, демок-
ратических институтов, прежде всего в самих Афинах

после реформ Фемистокла, Эфиальта и Перикла, а за-
тем и в других полисах благодаря соответствующей
политике демократических Афин по крайней мере в
пределах Афинской архэ. Дело в том, что демократия
требовала от граждан, вовлеченных в общественно-по-
литическую деятельность, и от государственных деяте-
лей определенных знаний для ее успешного осуществ-
ления. С этим же обстоятельством связывают появление
ораторского искусства, так как слово — важнейший ин-
струмент политической борьбы в условиях демократии,
и, соответственно, проявление внимания к нему со сто-
роны философов, разработку ими теории красноречия,
риторики, которая также становится одним из разделов
философии. У истоков обозначенной культурно-фило-
софской тенденции и разработки соответствующих раз-
делов философии стоит ряд мыслителей, которые полу-
чили общее наименование софистов.

Слово σοφιστής — «софист» совпадало по значе-
нию со словом σοφός— «мудрец» и в таком смысле
употреблялось до введения слова «философ», что, как
известно, приписывают Пифагору. В описываемую
нами эпоху слово «софист» приобрело уже иной смысл:
оно стало обозначать платного учителя философии и
риторики. По определению Ксенофонта, «продающих
за деньги (свою) мудрость (каждому) желающему на-
зывают софистами». Кроме того, оно стало приобре-
тать одиозное значение диалектика-спорщика (эристи-
ка), который ради победы в споре или словесном
состязании (άγων, αγωνία) готов нарушать законы логи-
ки, высказывать двусмысленные суждения, названные
софизмами, пренебрегать истиной и т. п. Вновь сошлем-
ся на слова Ксенофонта: «Софисты говорят с целью
ввести в заблуждение... никто из них не был и не яв-
ляется мудрецом... Итак, я советую остерегаться на-
ставлений софистов, что же касается учений филосо-
фов, то ими не следует пренебрегать». Как мы видим,
имени «софист» стали придавать «порицательное зна-
чение». «Софистами» называли тех, к кому хотели
выразить отрицательное отношение.

Число мыслителей и писателей, относимых к со-
фистам, довольно велико. Назовем старших и наибо-
лее значительных, влиятельных из них, живших и учив-

ших в Афинах в период 460—380 гг. Это — Протагор
из Абдеры, Горгий из Леонтины, Гиппий из Элиды, Про-
дик с Кеоса. Сочинения софистов до нас не дошли.
Известны только фрагменты их произведений, да сви-
детельства об их учениях. Судя по источникам, софи-
сты учили весьма многому: они обращались и к физи-
ке (небесным явлениям), и к истории, и к риторике, и
к другим отраслям знания. Протагор в качестве учите-
ля красноречия получил прозвище Платная речь. Вот
пример эрудиции софиста Гиппия Элидского: в своих
беседах он касался геометрии, астрономии, теории
музыки, живописи и скульптуры; рассуждал об осно-
вании колоний и государственных делах. Но главной
задачей софистов было научить людей мудрости и
добродетели, тому, как «правильно во всем поступать»
и «обо всем правильно говорить».

Уже в древности софистику определяли как фило-
софствующую риторику. Горгий, а его даже считают
основателем науки о красноречии, говорил: «Слово есть
великий властелин, который, обладая весьма малым и
совершенно незаметным телом, совершает чудесней-
шие дела. Ибо оно может и страх изгнать, и печаль
уничтожить, и радость вселить, и сострадание пробу-
дить. (...) То же самое значение имеет сила слова в
отношении к настроению души, какое сила лекарства
относительно природы тел». Философские моменты в
риторике представлены в учении о так называемых
«общих местах» (общее место — χοινος τόπος, locus
communis), которыми занимались Протогор, Горгий,
Продик и другие софисты. «Общие места» — это прав-
доподобные, внушающие доверие максимы, которыми
оратор мог воспользоваться, произнося речь по тому
или иному поводу. Они могли представлять собой кон-
традикторные суждения, чтобы оратор мог выдвинуть
как тезис, так и антитезис.

Из всего многообразия вопросов, привлекавших
внимание софистов, мы отберем те, которые определи-
ли их лицо и их вклад в античную философскую мысль:
это вопросы социально-политического и этического
плана, теория государства и права, проблемы морали,
культуры и т. п. Известно, что Протагор и Критий,—
один из тридцати тиранов в Афинах, сторонник

софистов — писали сочинения о государстве. Одним
из предметов, преподаваемых Протагором, была муд-
рость в государственных делах. В трактате «Двоякие
речи» («Разговоры»), автор которого принадлежал к
кругу софистов, сказано, что оратор должен наставлять
город делать полезное и мешать делать вредное. В нем
присутствует критика одного из нелепых предложений
«народных ораторов» — выбирать на высшие государ-
ственные должности по жребию. К ним обращен такой
вопрос: «Что же ты сам своим слугам не поручаешь
дела по жребию так, чтобы, если падет жребий, пахарь
готовил обед, а повар пахал?» Показана и опасность
такого подхода для демократии: жребий может пасть
на тех людей в государстве, которые ненавидят демок-
ратию и постараются погубить ее. Нужно, чтобы на-
род смотрел и выбирал преданных ему: способных —
на должности стратегов, а других — на должности
блюстителей законов.

О демократических устремлениях некоторых софи-
стов свидетельствует их выступление против благород-
ства и знатности. Софист Ликофрон считал благород-
ное происхождение чем-то совершенно пустым. По его
словам, благородное происхождение признается толь-
ко в угоду принятому мнению; поистине же неблаго-
родные ничем не отличаются от благородных. В «Ок-
сиринхском папирусе», содержащем взгляды софистов,
также осуждается разделение людей на знатных, ува-
жаемых и незнатных на том основании, что природа у
всех людей одна.

Социально-правовые воззрения софистов переда-
ет трактат «Аноним Ямвлиха», к положениям которого
мы присоединим высказывания известного софиста
Антифонта.

Итак, согласно их представлениям, люди сначала
жили в одиночку, а затем, уступая необходимости, со-
единились вместе. Совместная жизнь потребовала
выхода из состояния беззакония, так как от этого люди
терпели большой ущерб. При беззаконии благососто-
яние не прочно, денежное обращение расстроено, бед-
ность увеличивается. Усиливаются политические не-
урядицы: вспыхивают войны и восстания; приходит
тирания. Правопорядок, напротив, дает уверенность

и безопасность, защищает благосостояние, и хозяй-
ственная жизнь процветает. Людям нет нужды тра-
тить время на защиту своих интересов в суде. Они
употребляют его на полезные дела. Они спокойны,
потому что им не приходится бояться неожиданнос-
тей и ужасных перемен в политическом положении.
Так в обществе воцарились закон и право. Воцарились,
как подчеркивал Антифонт, вследствие соглашения, а
не по природе, придерживаясь характерного для со-
фистов противопоставления природы и человеческо-
го установления (обычая) или закона. Это известная в
то время так называемая проблема (антиномия) φύσις
(природа) — νόμος (закон, установление), которая про-
слеживается при обсуждении многих различных воп-
росов.

Закон и справедливость считались тем, что соеди-
няет и сохраняет города и совместную жизнь людей.
Согласно Антифонту, справедливость заключается в
том, чтобы не нарушать законы государства, граждани-
ном которого являешься. Поэтому не следует считать
силу, служащую стремлением первенствовать, доброде-
телью, а повиновение законам — трусостью. «Аноним
Ямвлиха» доказывает данное положение, предлагая та-
кой «мысленный эксперимент». Даже если бы суще-
ствовал какой-нибудь человек, который бы возвышал-
ся над природой людей, был бы несокрушим телом и
душой, неуязвим, то и такой человек не мог бы пребы-
вать в безопасности и сохранить свою жизнь, не под-
чиняясь закону и опираясь только на силу. Дело в том,
что люди могут выступить против него сообща и одо-
леть его превосходством силы или хитростью. Эти рас-
суждения можно сопоставить с известным эпизодом
«Одиссеи» об ослеплении циклопа Полифема. Там
буквально говорится теми же словами: «Или кто-либо
губит тебя коварством и силой». К нему же можно
добавить и мнение Крития о положении спартиатов,
силой поработивших илотов: они вынуждены и есть, и
спать вооруженными и не могут наслаждаться свобо-
дой; они сами стали рабами своего страха перед угне-
таемыми. В итоге делается такое важное заключение:
«Сама сила как таковая может держаться только зако-
ном и правом».

Полагая законы и правопорядок основой обще-
ственной жизни, софисты тем не менее критически
относились к ним и видели недостатки правового ре-
гулирования отношений между людьми в сравнении с
моралью. Предоставим слово Антифонту, который весь-
ма пространно говорил об этом. Право не препятству-
ет ни обиженному терпеть несправедливость, ни обид-
чику совершать несправедливость. И даже в суде у
потерпевшего нет никакого особого преимущества
перед причинившим обиду, ибо он должен убедить
судей, облеченных правом карать, что он потерпел
несправедливость. А Критий в «Пейритое» замечает,
что искусный оратор своими речами часто разрушает
закон, извращая его на все лады.

Софисты понимали важную роль свидетелей в со-
блюдении законов и осуществлении правосудия. Почте-
ние к законам обеспечивают свидетели поступков лю-
дей, так как свидетель позволяет привлечь преступника
к суду и наказать за нарушение закона. По словам
Антифонта, законы соблюдают в присутствии свидете-
лей. Но в его же сочинении «Истина» отмечена проти-
воречивость института свидетелей, необходимого при
установлении судьями истины во взаимоотношениях
людей. Он остроумно, но односторонне-софистически,
подметил, что свидетель нарушает принцип справедли-
вости, который гласит: «Справедливость заключается в
том, чтобы не причинять никому обиды, если сам не
испытываешь обиды». Дело в том, что свидетель, даже
если он свидетельствует истину, вредит тому человеку,
который не причинил ему вреда, так как вследствие
свидетельских показаний он теряет деньги или жизнь.
Свидетель вследствие этого возбуждает к себе ненависть
и ему приходится остерегаться за свою жизнь.

Помимо сказанного о стремлении к благополучию
и о свидетелях, софисты искали и иные основания и
гарантии исполнения законов. Одни находили их в
природе, другие — в религии, в боге. Антифонт пишет:
«Оставаясь же наедине без свидетелей, [человек — В.З.]
(будет следовать) законам природы. Ибо предписания
законов произвольны (искусственны), (веления же)
природы необходимы». Это означает следующее: за
нарушение законов человека ждет кара, если просту-

пок открывается. А нарушивший требования природы
получает от нее наказание, даже если поступок оста-
ется скрытым, поскольку в этом случае вред причиня-
ется не в мнении людей, но поистине.

Учение о религии как средстве, обеспечивающем
законопослушание, о ее правовом назначении было
выдвинуто Критием в его сатировой драме «Сизиф».
Он утверждал, что бога выдумали древние законодате-
ли, приписав ему роль надзирателя за поступками
людей, чтобы никто тайно не обижал ближнего, боясь
наказания от богов. Выразителем данного мнения был
и великий трагик Еврипид. Ход его мыслей в целом
таков. Введение законов положило конец отсутствию
права. Но закон препятствовал совершению лишь явно
несправедливых поступков, не препятствуя совершать
их тайно. Чтобы устрашить злых людей, тайно делаю-
щих дурное, мудрый муж придумал, что существует
божество, которое видит все поступки и знает все
помыслы людей, и убедил людей в том, что от него
ничего не утаится.

Сама проблема повиновения людей законам, про-
блема законопослушания, поставленная софистами, и
их поиски средств обеспечения этого: указание на беды
от беззакония и на блага правопорядка, устрашение
людей свидетелями, природой и богом, т. е. наказани-
ем — все это ведет нас к тому выводу, что софисты
видели в человеке существо, которое само по себе, по
своей сущности склонно решать свои проблемы на
путях беззакония, с помощью силы (по праву сильно-
го), насилием. Об этом свидетельствует приписывае-
мое софисту Трасимаху мнение о том, что «справедли-
вое есть не что иное, как полезное более сильному». Да
и в «Похвале Елене» Горгия есть такие слова: «Ведь
таков закон природы, что более сильное не может быть
удержано более слабым, но более слабое подчиняется
более сильному и им управляется, и более сильное
руководит, более же слабое следует за ним».

Отсюда становится понятным и другое положение
софистов (Антифонта) о том, что «многие (предписа-
ния), признаваемые справедливыми по закону, враж-
дебны природе (человека)». Действительно, если чело-
век склонен поступать самовольно, опираясь на силу,

то законы, естественно, ограничивают его в этом отно-
шении, стесняют его свободу. Приведем опять же весь-
ма яркие суждения Антифонта на этот счет: «Установ-
лены законы относительно глаз, что им следует видеть
и чего не следует; и для ушей, что им следует слышать
и чего не следует; и для языка, что следует ему гово-
рить и чего не следует; и относительно рук, что им
следует делать и чего не следует; и для ног, куда им
следует идти и куда не следует; и для мысли, на что ей
следует устремляться и на что не следует». Заключе-
ние же он делает следующее: «Что же касается полез-
ных (вещей), то те из них, которые установлены (в
качестве полезных) законами, суть оковы (для челове-
ческой) природы». Но в высказываниях Антифонта
можно увидеть и своего рода протест против тотально-
го контроля за человеком, против тоталитаризма.

В области этико-антропологических знаний и дея-
тельности главной целью софистов было научить чело-
века мудрости и добродетели. Отсюда основополагаю-
щее утверждение их педагогики: мудрость и добродетель
можно познать и им можно научиться. Автор «Двояких
речей», полемизируя с противоположной точкой зрения,
ссылается на то, что «учителя обучают наукам, которые
сам учитель знает, и владеющие искусством играть на
лире учат играть на лире». Приводит он в пример и
знаменитого скульптора Поликлета, который научил
своего сына делать статуи.

Софисты учили кратко излагать мысли и постигать
истину вещей, учили искусству составления речей и
знанию природы вселенной, как она есть и как она
возникла. Ибо тот, кто имеет знание о природе вселен-
ной, будет учить государство правильно во всем посту-
пать. А знающий искусство составления речей умеет
обо всем правильно говорить. Общим для многих со-
фистов было стремление воспитать в человеке деятель-
ную натуру. Труд, работу, обучение, воспитание и муд-
рость Протагор считал венцом славы, возложенным на
голову человека. О добродетели как украшении дела
говорил Горгий. В «Анониме Ямвлиха» называются
условия, при которых человек вырабатывает в себе
храбрость, красноречие, добродетель, это — стремле-
ние к прекрасному и хорошему, трудолюбие, учеба. Но

наиболее показательным в рассматриваемом отноше-
нии является сочинение Продика «Времена года», в
котором рассказывается о встрече Геракла с Доброде-
телью, призывающей его совершать прекрасные под-
виги и подкрепляющей свой призыв рассказом о том,
«как боги устроили существующий мир», а именно о
том, что «боги не дают людям ничего доброго и пре-
красного без труда и заботы». Это значит, что человек
должен непрестанно трудиться: чтить богов, делать
друзьям добро, приносить пользу городу, благодетель-
ствовать Греции, обрабатывать землю, заботиться о
стадах и т. п. Добродетель, таким образом, раскрывает-
ся в труде, требует дела, деятельности: без нее «не
делается хорошее дело, ни божеское, ни человеческое».

Целями человеческой жизни и деятельности софи-
сты считали достижение нравственных ценностей:
добродетели, справедливости, славы и т. п. Благодаря
совершенным деяниям люди в определенный судьбою
час кончины умирают не в забвении и бесчестии, но
славятся в песнях, вечно живут в памяти людей, пишет
Продик. В «Анониме Ямвлиха» сказано, что человек не
должен поддаваться соблазну денег, через что все люди
портятся, а, не щадя своей жизни, стремиться к спра-
ведливости и искать добродетели. Одно из изречений
Антифонта содержит мысль о том, что пока люди копят
средства, как если бы им предстояло прожить какую-
то вторую жизнь, их настоящая жизнь уходит. Соглас-
но «Анониму Ямвлиха», не следует спасать свою жизнь
ценою бесчестия. Наоборот, следует ценою жизни ос-
тавить после себя неувядаемую и вечно живую славу
(тут явная перекличка с Гераклитом).

Радамант, герой одноименной драмы Крития, пере-
числяя обычные устремления людей — возвыситься,
иметь богатый дом и т. п.,— говорит: «Я же не хочу
ничего этого, я желал бы (лишь) стяжать добрую славу».

Софистов, по-видимому, следует считать основа-
телями того жанра философской литературы, который
называют «утешениями» (лат. — consolationes). У ис-
токов его стоит Трасимах Халкедонский, написавший
сочинение «О сожалениях», в котором содержались
«речи жалобные и уносящие (нашу мысль) к старости
и бедности». Трасимах учил, что должно побудить су-

дью к состраданию и снискать к себе его жалость,
оплакивая старость, бедность, детей и т. п. Плутарх
сообщает, что и Антифонт Рамнузийский «составил
«искусство быть беспечальным», подобно тому как для
больных есть медицина у врачей». Таким образом, мы
находим у софистов представление о психотерапевти-
ческом назначении философии и риторики. В Корин-
фе Антифонт объявил, что может посредством речей
лечить от печали и утешать скорбящих. Полагают, что
ему принадлежит сентенция: «Самое приятное про-
жить жизнь беспечально».

На толковании софистами категорий нравственно-
сти значительно сказалась их позиция риторов и диа-
лектиков-спорщиков, склонных к субъективно-реляти-
вистской точке зрения на явления человеческой жизни.
Общим выражением этого подхода является знамени-
тый тезис Протагора «Человек есть мера всех вещей,
существующих, что они существуют, и несуществую-
щих, что они не существуют».

Софист-оратор выбирает из «общих мест» то, что
лучше всего подходит для его цели, безотносительно
к нравственному смыслу избираемого «места». При-
мер такого релятивизма — трактат «Двоякие речи». Его
общее положение такое: «(Добро и зло) одно и то же,
и то, что благо для одних, для других есть зло, и для
одного и того же человека (то же самое) бывает иног-
да благом, иногда злом». Оно иллюстрируется многи-
ми суждениями такого рода: болезнь есть зло для боль-
ных, для врачей же — благо; смерть есть зло для
умирающих, а для могильщиков — благо; богатый
урожай хлебов для земледельцев — благо, а для тор-
говцев — зло.

Вслед за этим повторяются сходные рассуждения о
прекрасном и постыдном, исходящие из тезиса: прекрас-
ное и постыдное одно и то же. Например, наряжаться,
намазываться белилами и надевать золотые украшения
для мужчины постыдно, женщине же прилично; делать
добро друзьям прекрасно, врагам же постыдно; перед
неприятелем бежать стыдно, а перед тем, с кем сорев-
нуешься на ристалище, прилично.

Интересно при этом то, что автор этих сентенций
обращается к историко-культурному, этнографическо-

му материалу, обосновывая их различием взглядов
народов на постыдное и приличное. Так, у спартанцев
не получить художественного и научного образования
считается приличным, у ионян же не знать всего этого
постыдно. Массагеты убивают своих старых родите-
лей и съедают их, и у них считается прекраснейшей
могилой быть похороненным в своих детях. В Греции
же сделавший подобное был бы изгнан или наказан как
совершивший постыдное и ужасное преступление.
Смачивать глину руками, хлеб же месить ногами у
египтян считается приличным, а у греков наоборот. За
всеми этими примерами следует заключение: «Ничто
не считается повсюду ни прекрасным, ни постыдным.
Но место и время по произволу делают одни и те же
(деяния) то постыдными, то прекрасными». Вообще
говоря, все на надлежащем месте прекрасно, на непо-
добающем же месте постыдно.

Дата добавления: 2014-12-27