Йозеф Шумпетер. 7 страница

(лат.).]. Но са­мо по себе видение процесса было достаточным для достижения ряда

целей.

Non sequitur перестает быть убийственным недостатком, если то, что не вытекает

из Марксовой аргументации, может быть обоснова­но с помощью других предпосылок.

Даже явные ошибки и недора­зумения часто устраняются благодаря истинности общего

направления аргументации, по ходу которой они возникают, в частности, их можно

свести на нет на следующих этапах анализа, которые, с точки зрения критика, не

способного понять эту парадоксальную ситуацию, видимо, заранее осуждены без

права на апелляцию.

Ранее мы уже приводили подобный пример. Взятая сама по се­бе, Марксова теория

прибавочной стоимости не выдерживает кри­тики. Но поскольку капиталистический

процесс вызывает повторяющиеся волны временных избыточных доходов над

издержка­ми, - доходов, которые с точки зрения других теорий, придержи­вающихся

совсем немарксовой методологии, являются абсолютно правомерными, - то

оказывается, что следующий шаг в анализе Маркса, посвященный накоплению, не

обесценивается полностью его предыдущими ошибками. Равным образом не дает сам

Маркс удовлетворительного объяснения неизбежности накопления, которая столь

существенна для его аргументации. Однако большого вреда из недостатков его

объяснения не проистекает, поскольку мы можем сами, как это было показано выше,

предложить более удовлетворительный вариант, в котором среди прочего процесс

снижения нормы прибыли попадает на подобающее ему место. Совокуп­ной норме

прибыли на весь промышленный капитал в долгосроч­ном плане нет необходимости

падать ни от того, что постоянный капитал растет по отношению к переменному, как

считал Маркс [Согласно Марксу, прибыли, конечно же, могут снижаться и по другой

причине, а именно вследствие падения нормы прибавочной стоимости. Это может

происходить либо вследствие увеличения ставок заработной платы, либо сокращения,

например, благодаря законодательству о продолжительности рабочего дня. Можно

доказать, даже исходя из Марксовой теории, что это будет побуждать

"капиталистов" заменять Труд трудосберегающими капитальными благами и,

следовательно, также временно увеличивать инвестиции независимо от воздействия

со стороны новых товаров и тех­нического прогресса. Однако в эти проблемы мы не

можем вникать. Отметим лишь такой любопытный момент. В 1837 г. Нассау У.Сениор

опубликовал памфлет под названием "Письма о фабричном законодательстве", в

котором он попытался доказать, что предлагаемое сокращение продолжительности

рабочего дня приведет к уничтожению прибыли в текстильной промышленности. В

"Капитале" (Т. I. Гл. VII. § 3) Маркс превосходит самого себя в яростных

обвинениях, направленных против подобной трактовки последствий этого

законодательства. Аргументация Сениора на са­мом деле весьма нелепа. Но Марксу

не следовало бы так ожесточенно с ней сра­жаться, поскольку она совершенно в

духе его собственной теории эксплуатации.], ни по какой другой причине.

Достаточно того, как мы видели вы­ше, что прибыли каждого индивидуального

предприятия непре­рывно угрожает реальная или потенциальная конкуренция со

стороны новых товаров или методов производства, которые рано или поздно

превратят ее в убыток. Так мы получаем требуемую движу­щую силу и даже нечто

сходное с тем утверждением Маркса, согласно которому постоянный капитал не

создает прибавочной стоимости, поскольку никакое конкретное скопление

капитальных товаров никогда не является источником дополнительных доходов. При

этом нам не надо опираться на сомнительную часть его аргу­ментации.

Другой пример дает следующее звено в цепи Марксовой аргу­ментации, его "теория

концентрации", т.е. его рассмотрение тен­денции капиталистического процесса

производства одновременно к увеличению размеров промышленных предприятий и

формированию центров контроля. Все, что он в состоянии предложить в качестве

объяснения [Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 398-406.], - если

очистить его от всевозможных фигу­ральных выражений, - сводится к малоинтересным

утверждени­ям о том, что "конкурентная борьба ведется посредством удешевления

товаров", которое "зависит ceteris paribus [при прочих равных условиях] от

производительности труда"; что последняя определя­ется масштабами производства и

что "мелкие капиталы побивают­ся более крупными"[Этот вывод, часто определяемый

как теория экспроприации, является у Маркса единственной чисто экономической

основой той борьбы, посредством которой капиталисты уничтожают друг друга.].

Почти то же самое сообщают по этому воп­росу нынешние учебники, и это само по

себе не является ни глубоким по содержанию, ни заслуживающим восхищения. Этого

недостаточно особенно потому, что Маркс делает в своем исследовании

исключительный акцент на размере индивидуальных "капиталов". Что же касается

описания последствий, Маркс оказывается скован­ным своей собственной техникой

анализа, которая не позволяет эффективно анализировать ни монополию, ни

олигополию.

И все же восхищение этой теорией, проявляемое со стороны столь большого числа

экономистов, не принадлежащих к его последователям, вполне оправданно. По одной

только причине: предсказать пришествие крупного бизнеса, учитывая времена, в

которые писал Маркс, было само по себе научным достижением. Но он сделал больше

этого. Он искусно связал концентрацию с процессом накопления; точнее,

концентрацию он рассматривал как часть накопления и не только как часть

процесса, идущего в реальной действительности, но и как его логику. Многие

последствия - пусть в односторонней или искаженной интерпретации - он уловил

верно - например то, что "растущий размер индивидуальных капиталов становится

материальной основой непрерывной революции в самом способе производства" и т.п.

Он наэлектризовал атмосферу, окружающую этот феномен, на­полнив ее классовой

борьбой и политикой. Одного этого было бы достаточно, в особенности для людей

без всякого собственного воображения, чтобы возвысить его концепцию над сухими

экономи­ческими теоремами, имеющими отношение к той же теме. И самое главное, он

был способен идти напролом, не обращая внимание на несоответствующие его теории

мотивы поведения отдельных уча­стников этого представления, что с точки зрения

профессионалов свидетельствует об отсутствии строгости в его аргументации,

поскольку в конце концов индустриальные гиганты фактически бы­ли уже на подходе,

а вместе с ними и та общественная ситуация, которую им предстояло создать.

5. Две другие темы завершают этот очерк: Марксова теория обнищания (Verelendung,

или по-английски - immiserization) и его (и Энгельса) теория экономического

цикла. Что касается первой, то здесь и анализ, и само видение безнадежно

неадекватны; лучше обстоит дело со второй.

Маркс был убежден, что в ходе капиталистической эволюции реальная зарплата и

уровень жизни трудящихся масс будут сни­жаться для лучше оплачиваемых слоев и не

смогут улучшаться для тех, кто находится в худших условиях, причем это будет

происходить не благодаря случайным или внешним обстоятельствам, но в силу самой

логики капиталистического развития [Передовая линия обороны, обычно занимаемая

марксистами, как и большинство апологетов, против возможной критики, вызываемой

подобными прямолинейными утверждениями, состоит в том, что Маркс не видел другой

стороны медали, он очень часто "признавал* случаи повышения зарплаты и т.д. -

это и никто не мог бы отрицать - и таким образом полностью предвидел все, что

могли высказать его критики. Разумеется, столь многословный автор, снабжавший

свою аргументацию такой богатой начинкой из исторических фактов, обеспечивает

гораздо больше простора для подобной обороны, чем это сделал бы любой из отцов

церкви. Но что толку от "признания" упрямых фактов, если им не позволено влиять

на выводы?]. Это был ис­ключительно неудачный прогноз, и марксисты всех сортов

выну­ждены были делать все возможное, чтобы примирить его с явно

противоположными фактами реальной действительности. На первых порах, а в

некоторых случаях даже и в наши дни они проявля­ли редкое упрямство, пытаясь

спасти этот "закон", представив его как якобы фактическую тенденцию,

подтвержденную статистикой заработной платы. Затем делались попытки вложить в

него другое содержание, а именно отнести его не к уровню реальной заработ­ной

платы или к той абсолютной величине, которая идет рабочему классу, а к

относительной доле трудовых доходов в совокупном на­циональном доходе. Хотя

некоторые места у Маркса фактически допускают подобную интерпретацию, это явно

нарушает главный смысл его теории. Кроме того, эта интерпретация мало что дает,

поскольку основной вывод Маркса предполагает, что абсолютная величина трудового

дохода на одного работающего должна падать или, во всяком случае, не

увеличиваться: если бы он действительно думал об относительной доле, то это

только бы увеличило труд­ности марксистской теории. В конце концов и само это

предположение неверно, поскольку относительная доля зарплаты рабочих и служащих

в совокупном доходе мало меняется от года к году и за­метно устойчива на

протяжении длительного периода времени - она явно не обнаруживает какой-либо

тенденции к понижению.

Возможен, однако, другой способ выхода из этого затруднения. Эта тенденция может

не проявить себя в статистических рядах - последние могут даже показывать

противоположную тенденцию, что они и делают в данном случае, - и все же она

может быть внут­ренне присуща исследуемой системе, поскольку ее могут подавлять

какие-то исключительные обстоятельства. Фактически это та линия доказательств,

которой придерживаются большинство современных марксистов. Исключительные

обстоятельства находят в колониальной экспансии или вообще в открытии новых

стран в течение XIX столетия, что, как считают, повлекло за собой "пере­дышку"

для жертв эксплуатации [Эта идея была высказана самим Марксом, хотя и была

развита неомарксистами.]. В следующей части у нас будет возможность коснуться

этого вопроса. Пока же просто отметим, что данные факты на первый взгляд в

известной мере подкрепляют эту, не лишенную логики аргументацию, способную

разрешить вы­шеупомянутое затруднение, если бы тенденцию к обнищанию можно было

обнаружить в иных обстоятельствах.

Однако подлинная беда состоит в том, что теоретический аппа­рат, который

использует здесь Маркс, вообще не заслуживает дове­рия: наряду с видением

порочна и сама аналитическая основа. Теория обнищания базируется на теории

"промышленной резервной армии", т.е. безработицы, порождаемой механизацией

процесса производства [Этот вид безработицы, конечно, следует отличать от

других. В частности, Маркс отмечает и такой вид, который обязан своему

существованию циклическим колебаниям деловой активности. Поскольку оба вида не

существуют независимо друг от Друга и поскольку в своей аргументации он часто

ссылается скорее на второй, чем на первый, то возникают трудности для

соответствующей интерпретации, что не все критики полностью осознают.]. А теория

резервной армии в свою очередь основы­вается на доктрине, развитой Рикардо в

главе о машинном производстве. Ни в каком другом месте - за исключением,

конечно, теории стоимости - Марксова аргументация не зависит в такой мере от

аргументации Рикардо, не внося в нее чего-либо существенного [Для любого

теоретика это должно быть очевидным при изучении не только sedes material (места

изложения вопроса - лат.) - см. Капитал, т. I. гл. XIII, 8 3,4, 5 и особенно 6,

где Маркс рассматривает теорию компенсации относительно рабочих, вытесняемых

машинами, но и гл. XXII и XXIII, в которых, хотя и в другой связи, повторяются и

разбираются те же вопросы.]. Конечно, я говорю только о чистой теории. Маркс,

как всегда, дополнил ее множеством менее значительных подробностей: на­пример,

вполне уместным выводом о том, что такое явление, как замена квалифицированных

рабочих неквалифицированными, может быть включено в концепцию безработицы; он

добавил так­же несметное количество иллюстраций и пояснений; и что самое главное

- он снабдил ее производящей огромное впечатление де­корацией, богатым фоном

социального процесса.

На первых порах Рикардо был склонен разделять очень распространенную в его время

точку зрения, что введение машин в производственный процесс скорее всего

принесет пользу трудящимся массам. Когда он начал сомневаться в этом или, во

всяком случае, во всеобщей значимости подобного результата, он с присущей ему

честностью пересмотрел свою позицию. Не менее характерно и то, что, возвращаясь

вновь к этому вопросу и используя свой обычный метод "мысленных экспериментов",

он привел численный при­мер, хорошо известный всем экономистам, чтобы показать,

что результат может оказаться и совершенно иным. С одной стороны, он не

собирался отрицать того, что речь идет всего лишь о возможности, хотя и довольно

вероятной. С другой стороны, он не отрицал, что в конце концов механизация

принесет чистую выгоду трудя­щимся через свое конечное воздействие на совокупный

продукт, цены и т.п.

Пример, приведенный Рикардо, корректен, но это только при­мер[Либо его можно

сделать корректным без ущерба для его смысла. Есть несколько сомнительных

пунктов в системе доказательства, обусловленных, по всей видимости,

несовершенной техникой анализа, которая продолжает нравиться столь многим

экономистам.]. Несколько более рафинированные, современные методы анализа

подтверждают его результат в той мере, в какой они при­знают возможность,

лежащую в его основе, но в равной мере они могут давать и противоположный

результат. Они выходят за рам­ки этого примера, определяя формальные условия,

при которых будут наступать те или иные последствия. Это, конечно, все, что

может сделать чистая теория. Нужны дополнительные данные, чтобы предсказать

реальный эффект. Но для наших целей при­мер, предложенный Рикардо, обнаруживает

другую интересную черту. Он рассматривает фирму, владеющую данным количеством

капитала и нанимающую данное число работников, которая реша­ет сделать шаг в

сторону механизации своего производства. Соответственно она направляет группу

работников на установку ма­шин, применение которых затем позволит фирме

расстаться с частью этой группы. Прибыли могут временно остаться теми же (после

того, как конкуренция устранит все временные доходы), но валовой доход

сократится ровно на ту величину, которая ранее выплачивалась работникам, которые

теперь оказались высвобож­денными. Марксова идея замещения переменного капитала

(зарп­латы) постоянным является почти точной копией этого хода рас­суждения.

Акцент, который делает Рикардо на существовании избыточного населения, равным

образом является точной парал­лелью того, что Маркс говорит об относительном

перенаселении, - термин, который он использует как синоним термина

"промыш­ленная резервная армия". Поистине учение Рикардо проглочено здесь вместе

с крючком, леской и грузилом.

Но то, что может сойти за образец, - пока мы находимся в рам­ках тех целей,

которые ставил перед собой Рикардо, - становится в высшей степени неверным, а

фактически источником другого non sequitur, не оправдываемого на этот раз

правильным видением конечных результатов, как только мы переходим к рассмотрению

надстройки, которую Маркс воздвиг на этом хлипком фундаменте. Кое-какие чувства

подобного рода, видимо, испытывал и сам Маркс. Потому что с энергией, в которой

было что-то от отчаяния, он ухватился за пессимистический вывод, полученный

Рикардо на основе данного примера, как будто последний характеризовал

единственную возможность. С еще большим отчаянием он набра­сывался на тех

авторов, которые развивали рикардовские идеи о компенсации, которую эпоха машин

могла принести рабочим, да­же если непосредственный эффект от введения машин был

для них неблагоприятным (теория компенсации - самая неприятная вещь для всех

марксистов).

У него были все основания избрать этот курс. Ведь он страшно нуждался в прочном

обосновании своей теории резервной армии, которая должна была служить двум

фундаментально важным це­лям наряду с прочими менее существенными. Во-первых,

как мы видели, он лишил свою теорию эксплуатации того, что я назвал

ос­новательной ее подпоркой, отказавшись по совершенно понятным причинам от

использования мальтузианской теории народонасе­ления. Эта подпорка была заменена

промышленной резервной армией, всегда имеющейся в наличии вследствие постоянного

ее возобновления [Конечно, необходимо подчеркнуть именно эту непрерывность ее

образования. Было бы совершенно несправедливо по отношению к тому, что Маркс

писал или имел в виду, как это делают некоторые критики, считать, будто он

предполагал, что введение машин лишает людей работы, и они, каждый в

отдельности, остаются безработными навсегда. Он не отрицал обратного поглощения.

И критики Маркса, базирующиеся на утверждении, что любая возникшая безработица

всякий раз будет вновь поглощаться производством, бьют абсолютно мимо цели.].

Во-вторых, именно то узкое понимание процесса механизации, которое он избрал,

было необходимо для того, чтобы оправдать звучные фразы гл. XXIV первого тома

"Капитала", в определенном смысле венчающие не только этот том, но и всю работу

Маркса. Я процитирую их полностью - более полно, чем это заслуживает

рассматриваемая проблема, - чтобы дать моим читателям хотя бы мимолетное

представление о той позиции Маркса, которая вы­зывала такой же энтузиазм одних,

как и неприятие других. Что бы это ни было - набор слов, не соответствующих

действительности, или сама суть пророческой истины, вот эти фразы: "Рука об руку

с этой централизацией, или экспроприацией многих капиталистов немногими,

развивается... вплетение всех народов в сеть всемирного рынка, а вместе с тем

интернациональный характер капитали­стического режима. Вместе с уменьшающимся

числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого

процесса превращения, возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения,

эксплуатации, но вместе с тем и возмущения' рабочего класса, который обучается,

объединяется и организуется5 механизмом самого процесса капиталистического

производства. Монополия капитала становится оковами того способа производ­ства,

который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и

обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся

несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час

капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют"[Маркс

К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 772-773. ].

6. Достижения Маркса в области теории экономического цикла оценить чрезвычайно

трудно. По-настоящему ценная часть ее состоит из десятков наблюдений и

замечаний, большинство из них - случайного характера, они разбросаны почти во

всех его работах, включая и многие из писем. Попытки реконструкции из подобных

membra disjecta [Отдельных элементов (лат.).] чего-то целого, нигде не

являвшегося во плоти и, возможно, существовавшего лишь в зародышевой форме в

голове у Маркса, может в разных руках легко дать разные результаты. К тому же

эти результаты могут быть искажены вполне понятным стремлением почитателя Маркса

фактически подогнать их посред­ством соответствующей интерпретации под

результаты более позд­них исследований, с которыми согласен сам почитатель. И

друзья, и противники Маркса даже не представляют, насколько трудна за­дача,

стоящая перед комментатором, вызванная калейдоскопическим характером анализа

этой проблемы. Учитывая, что Маркс очень часто упоминал о ней и что она вполне

очевидно имела пря­мое отношение к его фундаментальной теме, они принимали за

данное, что должна существовать простая и ясно выраженная марк­систская теория

цикла, которая вытекала бы из самой логики капи­талистического процесса, так же

как, например, теория эксплуата­ции вытекает из трудовой теории стоимости.

Соответственно они отправлялись искать такую теорию, и легко догадаться, что с

ними случалось.

С одной стороны, Маркс, без сомнения, превозносит - хотя и не приводит

достаточно адекватной мотивировки - колоссальные способности капитализма

развивать производственные возможности общества. С другой стороны, он без конца

подчеркивает расту­щую нищету трудящихся масс. Следует ли сделать отсюда

естест­венный вывод, что кризисы или депрессии вызваны тем фактом, что

эксплуатируемые массы не в состоянии купить то, что выдает или готов выдать

непрерывно расширяющийся производствен­ный аппарат, и что по этой, а также

прочим причинам, которые не стоит здесь повторять, норма прибыли падает,

порождая банкрот­ства? Таким образом мы причаливаем к берегам - в зависимости от

того, какие элементы нам желательно подчеркнуть, - либо теорий недопотребления,

либо теории перепроизводства - обе самого сомнительного свойства.

Фактически Марксово объяснение кризисов относят к разряду теорий недопотребления

[Хотя подобная интерпретация стала привычной, я упомяну только двух авторов;

одному из них мы обязаны модификацией этой версии, в то время как другому -

устойчивому ее существованию. Первый это Туган-Барановский, который в своей

работе "Theoretische Grundlagen des Marksismus" (1905) именно на этой основе

осудил Марксову теорию кризисов; второй - это М.Добб, который в работе

"Political economy and Capitalism" (1937) высказал более благожелательное

отношение к ней.]. Есть два обстоятельства, способные подтвердить это.

Во-первых, в теории прибавочной стоимости и в других местах близость учения

Маркса к учению Сисмонди и Родбертуса очевидна. Эти авторы придерживались

концепции недопотребления. И нет ничего неестественного в том, чтобы сделать из

этого вывод, что Маркс мог думать так же, как они. Во-вторых, некоторые места в

работах Маркса, особенно краткое заявление от­носительно кризисов в

"Коммунистическом манифесте", несомнен­но, дают основание для подобной

интерпретации, хотя к рассуждениям Энгельса это относится в гораздо большей

степени [Довольно банальная концепция Энгельса по этому вопросу лучше всего

сформулирована в его полемической книге, названной "Анти-Дюринг",

соответствующие абзацы которой стали самыми цитируемыми во всей социалистической

литературе. Он дает здесь самое точное описание морфологии кризиса, несомненно,

достаточно хорошее для использования в популярной лекции, а также свое

объяснение причины кризиса - как раз такое, какое и следовало ожидать, - а

именно, что "расширение Рынка не может идти в ногу с расширением производства".

Кроме того, он одобрительно относится и к мнению Фурье, выраженному термином,

который говорит сам за себя - crises plethoriques [кризис от изобилия - фр.].

Нельзя, однако, отрицать, что Маркс написал часть главы Х и разделяет

ответственность за книгу в целом.

Замечу, что те несколько пассажей данного очерка, которые касаются Энгельса,

несколько снижают его значение. Это вызывает сожаление. Они не связаны с

намере­нием умалить заслуги этого великого человека. Однако я думаю, что

следовало бы честно признать, что интеллектуально и в особенности как теоретик

он стоял значительно ниже Маркса. Нельзя даже быть уверенным в том, что он

всегда понимал смысл его учения. Поэтому к его интерпретации следует подходить

осторожно.].

Но тем не менее Маркс, проявив незаурядную тонкость, явно отверг эту теорию

[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 24. С. 464.].

Реальность состоит в том, что у него не было простой теории экономического

цикла. И ни одна из них не могла логически выте­кать из его "законов"

капиталистического процесса производства. Даже если мы признаем его объяснение

причин возникновения прибавочной стоимости и согласимся допустить, что

накопление капитала, механизация (относительное увеличение постоянного капитала)

и избыточное население, неумолимо усугубляющее мас­совую нищету, увязываются в

единую логическую цепь, которая за­вершается катастрофой капиталистической

системы, - даже тоща у нас не будет фактора, который неизбежно бы порождал

циклические колебания производства и был бы имманентной причиной смены периодов

процветания и депрессий [Для неспециалиста противоположное, по-видимому,

настолько очевидно, что не так-то легко обосновать подобное утверждение, даже

если бы у нас имелись для этого все возможности. Лучший способ для читателя

убедиться в том, что это так, - это изучить аргументацию Рикардо по поводу

машинного производства. Описывае­мый им процесс может породить любое количество

безработных и тем не менее продолжаться неопределенно долго, не вызывая никаких

срывов, за исключением конеч­ного краха самой системы. С таким выводом Маркс бы

согласился.].

Несомненно, под рукой всегда имеется масса случаев и собы­тий, позволяющих

восполнить недостающее фундаментальное объяснение. Существуют неправильные

расчеты, неоправданные ожидания и прочие ошибки, волны оптимизма и пессимизма,

спе­кулятивные эксцессы и реакции на эти эксцессы, существует также

неисчерпаемый поток "внешних факторов". Все равно, из самой логики Марксова

механического процесса накопления, осуществляющегося равномерным темпом, - а в

принципе нет ничего, что ме­шало бы ему быть таковым, - следует, что он в основе

своей ли­шен и процветаний, и депрессий.

Конечно, это не обязательно означает недостаток теории.

Многие теоретики считали и считают, что кризисы возникают просто всякий раз,

когда что-то существенно важное выходит из строя. Это не является недостатком и

в теории Маркса, поскольку освобождает его из плена собственной системы и

позволяет свободно анализировать реальные факты, не совершая над ними наси­лия.

Соответственно он рассматривает широкое разнообразие фак­торов, более или менее

относящихся к данному вопросу.

К примеру, он весьма поверхностно пытается опровергнуть концепцию Сэя о

невозможности общего перепроизводства, ссыла­ясь только лишь на участие денег в

товарных сделках, используя тезис о доступности кредита для объяснения

диспропорционального развития отраслей, характеризующихся крупными долгосрочными

капиталовложениями. Он использует особые стимулы, такие, как открытие новых

рынков или возникновение новых социальных потребностей, чтобы объяснить

внезапные ускорения "накопления". Он пытается, не слишком успешно, превратить и

рост населения в фактор, порождающий колебания производства [И в этом он не

одинок. Однако что касается Маркса, то следовало ожидать, что со временем он

обнаружит слабость этого подхода. В этой связи надо отметить, что подобные

замечания на эту тему появляются в незавершенном третьем томе; поэтому трудно

судить, какова была бы его окончательная точка зрения.]. Он отмечает, хотя и не

дает этому объяснений, что "внезапное и конвульсивное расширение масштаба

производства является пред­посылкой его внезапного сокращения".

Справедливо пишет он и о том, что "поверхностность политиче­ской экономии

обнаруживается между прочим в том, что расшире­ние и сокращение кредита, простые

симптомы сменяющихся пе­риодов промышленного цикла, она признает их причинами"

[[Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 647.] Сразу после этого абзаца он

делает шаг в направлении, очень знакомом исследователям современных теорий

цик­ла: "Следствия в свою очередь становятся причинами, и сменяющиеся фазы всего

Дата добавления: 2015-05-22