Оба хуже

Недавно по телевизору показывали последний фильм режиссера Леонида Марягина «Здравствуй, столица!» – историю о провинциале, который, мечтая стать известным писателем, приехал покорять Москву во времена хрущевской оттепели. Музыку к кинофильму Леонид Марягин написал сам. Но кроме того, в фильме звучит песня, которая и дала название фильму – «Здравствуй, столица». Вот об этой песне, собственно, и речь. Она из другого фильма – «Счастливый рейс» (второе название «Машина 22–12»), снятого режиссером Владимиром Немоляевым в 1947 (1949) г. Это лирическая музыкальная комедия о соперничестве двух шоферов грузовиков – ударника Синичкина (Николай Крючков) и очковтирателя Зачесова (Михаил Жаров). Песни к фильму написал композитор Сигизмунд Кац на стихи Анатолия Софронова (того самого, который потом много лет был главным редактором «Огонька»). Из этого же фильма – другая известная песенка:

Еду, еду, еду я по свету

У прохожих на виду,

Коль я на машине не доеду,

Значит, я пешком дойду!

Вообще Софронов и Кац в свое время написали множество известных песен, например «Шумел сурово брянский лес». С ней, кстати, недавно произошел курьезный случай: брянские депутаты решили назначить эту песню гимном области, но в своем решении написали, что это песня Анатолия Софронова, хотя вообще‑то у песен обычно в первую очередь указывается композитор. Словосочетание «Сигизмунд Кац» депутаты, видимо, случайно пропустили.

Итак, в фильме «Здравствуй, столица» прозвучала песня из фильма «Счастливый рейс», причем исполнена она была тоже в ретростилистике. Авторы фильма во всем старались воспроизвести дух и букву изображаемого времени. Впрочем, как раз с буквой‑то вышла загвоздка. Вот в современном фильме звучит припев песни:

Здравствуй, столица,

Здравствуй, Москва,

Здравствуй, московское небо!

Каждому дороги эти слова,

И далее – следующая строчка:

Как далеко бы он ни́ был!

Таким образом, происходит странный и абсолютно неестественный для стиля песни сбой рифмы: небо – ни был. Разумеется, поэт Анатолий Сафронов имел в виду более точную рифму небо – не был. Так это и звучало в старом исполнении, во всех трех куплетах громкое и отчетливое не́ был. Нет, не то чтобы раньше никто не замечал, что здесь спутана отрицательная частица не и усилительная частица ни: в песенниках писали правильно – ни́ был, но исполняли всегда в рифму – не́ был.

И вот как быть человеку, который столкнулся с дилеммой: исполняя произведение (причем старое, так что с покойным автором уже не договоришься, и классическое, так что и сам не подправишь), он вынужден спеть либо не в рифму, либо с ошибкой?

Выбор непростой. Наверно, в душе режиссера Марягина эстет долго боролся с пуристом, прежде чем он принял решение в пользу лингвистической корректности и против благозвучия. Причем эта ошибка – не был вместо ни был сейчас настолько типична, что громогласное ни не в рифму звучит почти как вопль отчаяния.

Пожалуй, тут дело не только в личных вкусах режиссера, но и в веяниях времени. Сейчас художник чувствует себя в своем праве, коль скоро дело касается рифм и прочих средств художественной выразительности. А вот погрешить против грамматики для интеллигентного человека пока еще невыносимо.

Дата добавления: 2015-05-09