Капитал

Экономисты домарксова периода, в том числе и классики буржуазной политической экономии, рассматривали капитал просто как
накопленный запас орудий, сырья, средств существования и денег. Получалось, что капитал существовал всегда и будет существовать вечно, ибо без такого запаса невозмож­но любое производство. Этому Маркс противопоставил по­нимание капитала как исторической категории, возникающей только в тех условиях, когда рабочая сила становится товаром, когда главными фигурами в обществе становятся капиталист, владеющий средствами производства, и наем­ный рабочий, не имеющий ничего, кроме способности к труду. Капитал выражает собой это общественное отношение. Он не всегда существовал и отнюдь не вечен. Если
капитал и можно рассматривать как массу товаров и денег, то лишь в том смысле, что в них воплощается присвоенный капиталистом неоплаченный (прибавочный) труд наемных рабочих и что они используются для присвоения новых порций такого труда.

В тех строках, о которых Маркс сказал, что Смит здесь уловил истинное происхождение прибавочной стоимо­сти, последний пишет: «Лишь только в руках частных лиц начинают накопляться капиталы, некоторые из них, естественно, стремятся использовать их для того, чтобы занять работой трудолюбивых людей, которых они снаб­жают материалами и средствами существования в расчете получить выгоду на продаже продуктов их труда или на том, что эти работники прибавили к стоимости обрабаты­ваемых материалов»[135]. Смит отмечает здесь исторический процесс возникновения капитала и эксплуататорскую сущ­ность общественных отношений, которые он порождает. Но, переходя во второй книге к специальному анализу ка­питала, Смит почти полностью оставляет эту глубокую точку зрения. «Технический» анализ капитала у Смита близок к Тюрго. Но Смит более систематически и подроб­но, чем Тюрго или кто-либо другой, рассматривает такие вопросы, как основной и оборотный капитал, различные сферы приложения капитала, ссудный капитал и ссудный процент.

Что отличает Смита и придает всему изложению опре­деленную тональность, это упор на накопление капитала как решающий фактор экономического прогресса. Адам Смит с большой последовательностью и упорством стре­мится доказать, что накопление — ключ к богатству нации, что каждый, кто сберегает,— благодетель нации, а каж­дый расточитель — ее враг. Это указывает на глубокое понимание Смитом коренной экономической проблемы про­мышленного переворота. По подсчетам современных ан­глийских ученых, норма накопления (накопляемая доля национального дохода) в Англии второй половины XVIII в. в среднем не превышала 5%. Вероятно, она начала повышаться лишь примерно с 1790 г., когда промышленная революция вступила в самый бурный период. Конечно, 5 % — это очень мало. В наше время развивающаяся стра­на (а этот недавно появившийся термин, очевидно, подхо­дит к Англии времен Смита) считает положение более или менее благополучным, если норма накопления составляет не менее 12—15%; 10% — сигнал тревоги, а 5% — сигнал бедствия. Любой ценой поднять норму накопления! Так на нынешнем языке звучит лозунг Смита.

Кто может и должен накоплять? Конечно, капитали­сты — состоятельные фермеры, промышленники, купцы. В этом Смит видел, в сущности, их важнейшую социаль­ную функцию. Он еще в глазговских лекциях с удовольствием отмечал «аскетизм» тамошних рыцарей капитала: во всем городе трудно было найти богача, который бы дер­жал более одного человека мужской прислуги. Нанимая производительных работников, человек богатеет, нанимая слуг — беднеет, писал Смит. Это же применимо ко всей нации: надо стремиться свести к минимуму часть населе­ния, не занимающуюся производительным трудом. Смитова концепция производительного труда была остро на­правлена против феодальных элементов в обществе и всего связанного с ними: государственной бюрократии, военщи­ны, церкви. Как заметил Маркс, критическое отношение ко всей этой публике, обременяющей производство и ме­шающей накоплению, выражает точку зрения как буржуа­зии той эпохи, так и рабочего класса.

Смит писал: «...государь со всеми своими судебными чи­новниками и офицерами, вся армия и флот представляют собою непроизводительных работников. Они являются слу­гами общества и содержатся на часть годового продукта труда остального населения... К одному и тому же классу должны быть отнесены как некоторые из самых серьезных и важных, так и некоторые из самых легкомысленных профессий — священники, юристы, врачи, писатели вся­кого рода, актеры, паяцы, музыканты, оперные певцы, танцовщики и пр.»[136].

Итак, король и паяцы — в одной компании! Офицеры и священники — в сущности паразиты! «Писателей всякого рода», к которым относится и сам автор, научная добросо­вестность заставляет его тоже признать с экономической точки зрения непроизводительными работниками. В этих фразах несомненно есть ирония, довольно смелая и злая, но она глубоко запрятана под профессорской серьезностью и объективностью. Таков Адам Смит.

Смитианство

Наибольшее влияние учение Смита имело в Англии и во Франции —
странах, где промышленное развитие в конце XVIII и на­чале XIX в. шло наиболее интенсивно и где буржуазия в значительной мере овладела государственной властью.

В Англии, однако, среди последователей Смита не было, вплоть до Рикардо, сколько-нибудь крупных и само­стоятельных мыслителей. Первыми критиками Смита вы­ступили люди, выражавшие экономические интересы зем­левладельцев. В Англии виднейшими из них были Маль­тус и граф Лодердейл.

Во Франции учение Смита сначала натолкнулось на прохладный прием со стороны поздних физиократов. Затем революция отвлекла внимание от экономической теории. Перелом произошел в первые годы XIX в. В 1802 г. был издан первый полноценный перевод «Богатства народов», сделанный Жерменом Гарнье и снабженный его коммен­тариями. В 1803 г. вышли книги Сэя и Сисмонди, в кото­рых оба экономиста выступают в основном последователя­ми Смита. Сэй интерпретировал шотландца в духе, кото­рый больше устраивал буржуазию, чем «чистый» Смит. Однако в том мере, в какой Сэй энергично выступал за капиталистическое промышленное развитие, многие его идеи были близки к взглядам Смита.

Если смитианство было прогрессивно в Англии и во Франции, то в еще большей мере это было ощутимо в странах, где господствовала феодальная реакция и бур­жуазное развитие только начиналось,— в Германии, Авст­рии, Италии, Испании и, конечно, в России. Есть сведения, что в Испании книга Смита была первоначально запреще­на инквизицией. В Германии реакционные профессора, которые читали свои лекции в духе особой германской разновидности меркантилизма — камералистики, долгое время не хотели признавать Смита. И тем не менее именно в Пруссии — крупнейшем германском государстве — идеи Смита оказали определенное влияние на ход дел: люди, которые в период наполеоновских войн проводили там ли­берально-буржуазные реформы, были его последователями.

Говоря о смитианстве и влиянии Смита, надо иметь в виду, что непоследовательность Смита, наличие в его книге разнородных и прямо противоположных концепций позво­ляли людям совершенно различных взглядов и принципов черпать у него и считать его своим учителем и предше­ственником. Английские социалисты 20—40-х годов XIX в., стремившиеся повернуть учение Рикардо против буржуа­зии, считали себя вместе с тем и действительно являлись духовными наследниками Адама Смита. Эти люди опира­лись в основном на положения Смита о полном продукте труда и вычетах из него в пользу капиталиста и земле­владельца. С другой стороны, последователями Смита счи­тала себя «школа Сэя» во Франции, в которой воплоти­лось вульгарно-апологетическое направление буржуазной политэкономии. Она опиралась на другой поток в мышле­нии Смита: сотрудничество факторов производства в создании продукта и его стоимости. Они брали также у Смита его фритредерство, но придавали ему грубо торга­шеский характер.

Исторически важнейшая линия теоретических влияний от Смита идет к Рикардо и Марксу.

Смитианство имело различные аспекты с точки зрения теории и с точки зрения конкретной экономической и со­циальной политики. Были смитианцы, которые брали у Смита, в сущности, только одно: свободу внешней торгов­ли, борьбу против протекционизма. В зависимости от конкретной ситуации эти выступления объективно могли иметь и прогрессивный и достаточно реакционный харак­тер. Например, в Пруссии за свободу торговли выступали консервативные юнкерские круги: они были заинтересо­ваны во ввозе дешевых иностранных промышленных товаров и в беспрепятственном вывозе своего зерна.

Но мы уже хорошо знаем, что у Смита его фритредер­ство было лишь частью большой антифеодальной програм­мы экономической и политической свободы. Огромная роль Смита в истории цивилизации определяется тем, что его идеи (очень часто в трудноразделимом сплаве с идеями других передовых мыслителей XVIII столетия) ощутимы во многих прогрессивных и освободительных движениях первой половины XIX в.

Пожалуй, это наиболее очевидно в России. Вопрос о смитианстве в России основательно исследован советскими учеными (И. Г. Блюмин, Ф. М. Морозов и др.). Здесь можно добавить лишь несколько штрихов.

Всю первую половину 1826 г. шло следствие по делу декабристов. В ходе следствия каждому мятежнику давали особого рода анкету, в которой был, в частности, вопрос об источниках его «вольнодумных и либеральных мыслей». Среди авторов, которых называли декабристы, рядом с Монтескье и Вольтером несколько раз фигурирует имя Смита. Еще чаще упоминаются просто сочинения по поли­тической экономии, но надо помнить, что в то время это практически означало систему Смита.

Декабристы, дворянские революционеры, имели, по су­ществу, буржуазно-демократическую программу. Для этой программы они воспользовались самыми прогрессивными идеями западных мыслителей. У Смита их привлекала вся ого система естественной свободы, а конкретнее — катего­рическое осуждение рабства (крепостного права), выступление против всех других форм феодального гнета и за промышленное развитие, требование всеобщности налого­обложения и т. д. Само по себе фритредерство Смита их меньше интересовало. Среди декабристов и в той или иной мере близких к ним мыслящих людей были как сторон­ники свободы торговли, так и сторонники протекционист­ских тарифов для защиты нарождавшейся русской про­мышленности. Еще меньше занимались они (да и русские экономисты того времени вообще) чисто теоретическими сторонами учения Смита: вопросами стоимости, доходов, капитала.

Влияние Смита на декабристов было итогом продол­жавшегося уже несколько десятилетий распространения его идей среди русского образованного общества. На волне либеральных веяний, распространившихся после восшест­вия на престол Александра I, в 1802—1806 гг. вышел пер­вый русский перевод «Богатства народов». Перевод книги Смита был исключительно трудным делом, ведь на русском языке еще только складывалась научная экономическая терминология, система основных понятий. Тем не менее он сыграл важную роль не только в распространении идей Смита в России, но и в развитии русской экономической мысли вообще. Период 1818—1825 гг. был временем наи­большего влияния Смита в России. После декабрьского восстания Смит почти целиком попал в руки консерватив­ных профессоров, которые вытравляли из его учения все смелое и острое.

Замечательно, что это не укрылось от наблюдательно­сти Пушкина, который уже отразил в «Евгении Онегине» увлечение Смитом. В одном из прозаических отрывков 1829 г. (роман в письмах) читаем: «Твои умозрительные и важные рассуждения принадлежат к 1818 году. В то время строгость нравов и политическая экономия были в моде. Мы являлись на балы, не снимая шпаг — нам было неприлично танцевать и некогда заниматься дамами. Честь имею донести тебе, что это все переменилось. Французская кадриль заменила Адама Смита».

Пушкин был хорошо знаком и даже дружен по мень­шей мере с тремя декабристами, которые оставили важ­ный след в развитии русской экономической мысли: Нико­лаем Тургеневым, Павлом Пестелем и Михаилом Орловым. Особенно большую роль в формировании общественных взглядов молодого Пушкина сыграл Тургенев, который считал себя учеником Смита. В книге Тургенева «Опыт теории налогов» (1818 г.) множество ссылок на Смита. Уже после Октябрьской революции была опубликована замечательная рукопись Пестеля «Практические начала политической экономии». Написана она, по всей вероят­ности, в 1819—1820 гг. Даже от книги Тургенева эта рабо­та выгодно отличается теоретической постановкой ряда вопросов, широтой взгляда, которым молодой автор окиды­вал всю европейскую науку. Хотя Пестель сравнительно редко ссылается на Смита, последний является главным источником его взглядов. И Тургенев и Пестель, опираясь на Смита, развивали многие новые идеи, особенно в применении к конкретным условиям России. Они и Смита принимали отнюдь не целиком. В политической области республиканизм Пестеля выходил далеко за пределы смитова либерализма.

Дата добавления: 2015-06-26