Душеполезное и спасительное слово о трезвении и молитве. 2 страница

69. Неумеющий шествовать духовным путем, не заботится о страстных помышлениях (т.-е. не гонит их от себя), но все занят бывает только телом, или чревоугодничает и распутничает, или опечаливается, гневается и злопамятствует, и чрез то омрачает ум, или начиная чрезмерные подвиги, разстроивает сердце.

70. Отрекшийся от житейскаго, т.-е. от жены, имения и прочаго, внешняго лишь человека сделал монахом, а не и внутренняго. Но кто отрекся от страстных помыслов обо всем этом, тот сделал монахом и внутренняго человека, который есть ум. И такой есть истинный монах. Внешняго человека легко сделать монахом, если захочешь, но не мал труд — сделать монахом человека внутренняго.

71. Кто есть в роде сем совершенно освободившийся от страстных помыслов и непрестанной сподобившийся молитвы, чистой и невещественной, — что и есть отличительная черта внутренняго человека?

72. Много страстей сокрыто в душах наших; но обличают оне себя только тогда, когда являются на глаза причины их (предметы, поводы).

73. Не все занимайся телесным обучением; но, определив для тела посильный подвиг, весь ум обрати на внутреннее: телесное бо обучение вмале есть полезно: а благочестие на все полезно есть (1 Тим. 4, 8).

74. При бездействии страстей, — потому только, что или причины их (предметы, поводы) устранены, или демоны коварно отступили, — пораждается гордость.

75. Смирение и злострадание (подвижническия телесныя лишения) освобождают человека от всякаго греха, — то душевныя отсекая страсти, а это телесныя. Посему Господь говорит: блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8), — узрят и Его Самого, и сущия в нем сокровища, когда любовию и воздержанием очистят себя, — и это тем более, чем более будут увеличивать свое очищение.

76. Созерцалище (обсерватория, обзорная башня) словес о всякой добродетели есть хранение ума, как древле страж Давидов обозначал обрезание сердца (2 Цар. 18, 24).

77. Как, на чувственно — вредное смотря, повреждаемся, так бывает и в отношении к умственному.

78. Как повредивший сердцевину растения все оное изсушает, так разумей и о сердце человеческом. Ежеминутно надобно внимать, потому что хищники не дремлют.

79. Господь, желая показать, что всякая заповедь обязательна и что сыноположение есть дар, заслуженный людям собственно Его кровию, говорит: егда сотворите вся повеленная вам, глаголите: яко раби исключими есмы: яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом (Лк. 17, 10). Посему царствие небесное не есть награда за дела, а благостный дар Владыки, уготованный верным рабам. Раб не требует свободы, как награды; но (получив ее) благодарит, как должник, а (не получив) ожидает, как милости.

80. Христос по Писанию умер за грехи наши и рабам, добре работающим Ему, дарует свободу; ибо говорит: добре, рабе благий и верный, о мале был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость Господа твоего (Мф. 25, 21). Но верным раб бывает не тот, который опирается на голом знании (долга рабскаго), а тот, который показывает верность послушанием Христу, давшему заповедь.

81. Чтущий господина своего, творит повеленное им, погрешив же в чем-либо, или преслушав, терпит, как должное ему то, что за это бывает с ним. Будучи любознателен, будь и трудолюбив (разумеется, — в исполнении заповедей): ибо одно голое знание надмевает человека.

82. Неожиданно случающияся с нами искушения промыслительно научают нас, быть трудолюбивыми.

83. Принадлежность звезды свет, что около ея; а благочестиваго и богобоязненнаго принадлежность — нищета и смирение, поелику не другому чему положено быть распознательным и показательным признаком учеников Христовых, как смиренному мудрованию и уничиженному виду. Об этом повсюду вопиют четыре Евангелия. Кто же не так, т.-е. не смиренно живет, тот лишается части Того, Кто смирил Себя до креста и смерти и Кто есть деятельный Евангельский законоположитель Божественных заповедей, показавший обязательныя для нас заповеди (делом и жизнию, изображенными во Евангелиях).

84. Жаждущии идите на воду, говорит Пророк (Ис. 55, 1); жаждущие Бога, ходите в чистоте ума и сердца. Впрочем высоко чрез нее парящему должно обращать взор и на землю своего нищенства. Никого нет выше смиреннаго. Как там, где нет света, все темно и мрачно; так и, когда нет смиренномудрия, все наши тщаливые по Богу труды — суетны и безплодны.

85. Конец же слова, все слушай: Бога бойся и заповеди Его храни (Екклес. 12, 13), и мысленно и чувственно. Если мысленно будешь принуждать себя соблюдать их, то редко будешь иметь нужду в чувственных ради их трудах. Давид говорит: еже сотворити волю Твою восхотех, и закон Твой посреде чрева моего (Пс. 39, 9).

86. Если не сотворит человек воли Божией и закона Его посреде чрева, т.-е. посреде сердца, то и вне не может он удобно исполнять его. Не трезвенствующий и равнодушный как бы так говорит Богу: путей Твоих видети не хощу (Иов. 21, 14), — конечно по оскудению Божественнаго просвещения, причастный котораго не только убеждением содержит в сердце закон, но и достаточно силен бывает жить по Божиему.

87. Как чувственная соль услаждает хлеб и всякую пищу, охраняет мясо от порчи и сохраняет его неповрежденным надолго; так разумей и об умном хранении мысленной сладости и дивнаго в сердце делания. Ибо оно Божественно услаждает и внутренняго и внешняго человека, прогоняет зловоние худых помыслов и сохраняет нас постоянными в добре.

88. От прилога — множество помыслов, а от этих — худое дело чувственное. Тотчас погашающий со Иисусом первое, избег и последующаго. И обогатится он сладостным Божественным ведением, в коем всюду присущим будет зреть Бога, и поставив против Него зеркало ума, освещаться Им, подобно чистому стеклу, поставленному против чувственнаго солнца. Тогда наконец ум, достигнув последняго предела своих желании, почиет от всякаго другаго в себе созерцания.

89. Поелику всякий помысл входит в сердце чрез воображение чего-либо чувственнаго (чувственное же мешает умственному); то Божественный свет Божества тогда уже начинает осиявать ум, когда он упразднится от всего и сделается совершенно безвидным (никакого вида и образа не представляющим). Ибо светлость оная проявляется в чистом уже уме, под условием оскудения его от всяких помышлений.

90. На сколько бдительно внемлешь уму, на столько с теплым желанием будешь молиться Иисусу: и опять, — насколько небрежно надзираешь за умом, на столько отдалишься и от Иисуса. И как первое сильно освещает воздух ума, так последнее, — уклонение от трезвения и сладостнаго призывания Иисуса, — обыкновенно совсем омрачает его. Естественно сему делу быть так, как мы сказали, — и иначе оно не бывает. Это узнаешь ты из опыта, когда делом испытаешь. Ибо добродетель, и особенно такое светородное сладостное делание, обыкновенно не иначе изучается, как опытом.

91. Непрестанное с теплым некиим желанием, полным сладости, и радования, призывание Иисуса производит то, что воздух сердца от крайняго внимания исполняется отрадной тишины. Того же, чтобы сердце совершенно очистилось, виновником бывает Иисус Христос Сын Божий и Бог, всего добраго виновник и Творец. Ибо Он Сам говорит: Аз Господь Бог, творяй мир (Ис. 45, 7).

92. Душа, будучи благодетельствуема и услаждаема Иисусом, с радованием некиим и любовию воздает Благодетелю исповеданием, благодаря и с веселием призывая Умиротворившаго ее: ибо внутри себя мысленно видит, как Он развевает мечтания злых духов.

93. И воззре, говорит Давид, умное око мое на мысленных врагов моих, и востающия на мя лукавнующия услышит ухо мое (Пс. 91, 12—13). И воздаяния грешникам зрел я от Бога во мне совершающимся (Пс. 90, 8). Когда же нет никаких мечтаний в сердце, тогда ум стоит в естественном своем чине, готов будучи подвигнуться на всякое сладостное созерцание, духовное и боголюбивое.

94. Таким образом, как я сказал, трезвение и молитва Иисусова взаимно входят в состав друг друга, — крайнее внимание в состав непрестанной молитвы, а молитва опять в состав крайняго в уме трезвения и внимания.

95. Добрый педагог и телу и душе есть незабвенная память о смерти, и то, чтобы, минуя все посреде сущее (т.-е. между настоящею минутою и часом смерти), ее всегда пред собою зреть, и тот самый одр, на котором имеем лежать, разлучаясь с телом, и прочее.

96. Нельзя, братия, предаваться сну тому, кто хочет всегда пребывать не уязвленным. Но одно из двух неизбежно — или пасть и погибнуть, обнажившись от добродетелей, или всегда стоять (на страже) с вооруженным умом: так как и враг всегда стоит с своим ополчением (подстерегая).

97. Раждается в уме нашем Божественное некое состояние от непрестаннаго памятования и призывания Господа нашего Иисуса Христа, если не будем нерадеть о всегдашнем к Нему во уме молении, о непрерывном трезвении и о приставническом или привратническом деле (т.-е. своих пропускать, а чужих отгонять); но воистину одно и одинаковым образом совершаемое всегда будем иметь дело призывания Иисуса Христа Господа нашего, с горением сердца взывая к Нему, да даст Он нам причаститься (вкусить) Святаго Имени Своего (чтобы оно в сердце внедрилось). Ибо учащение (частое повторение одного и тогоже) есть матерь навыка, как в отношении к добродетели, так и в отношении к пороку; а навык потом державствует, как природа. Пришедши в такое состояние, ум сам уже ищет супостатов, как звероловный пес зайца в кустах; но сей ищет для того, чтобы пожрать, а тот, — чтобы поразить и разогнать.

98. Итак, всякий раз как случится умножиться в нас лукавым помыслам, ввергнем в среду их призывание Господа нашего Иисуса Христа; и тотчас увидим, что они начнут разсеяваться, как дым в воздухе, — как научил нас опыт. Когда после сего ум останется один (без помыслов смущающих), возьмемся опять за непрерывное внимание и призывание. Так будем поступать всякий раз, как потерпим такое искушение.

99. Как невозможно нагому телом выдти на войну, или переплыть большое море в одеждах, или жить, не дыша: так невозможно без смирения и непрестаннаго моления ко Христу научиться мысленной и сокровенной брани, и искусно преследовать ее и пресекать.

100. Опытнейший в делах великий Давид говорит ко Господу: державу мою к Тебе сохраню (Пс. 58, 10) — (т.-е. к Тебе обращаясь за помощью). Так и сохранение державы сердечнаго и мысленнаго безмолвия, от котораго рождаются все добродетели, бывает в нас от содействия Господа, давшаго нам заповеди, и отгоняющаго от нас, когда непрестанно призываем Его, непотребное забвение, которое паче всего губит сердечное безмолвие, как вода огонь. Посему не предавайся, монах, сну от нерадения на смерть себе; но именем Иисусовым бичуй супостатов, и сие имя сладчайшее, как сказал один мудрый, да прилепится дыханию твоему: и тогда узнаешь ты пользу безмолвия.

101. Когда мы недостойные сподобимся со страхом и трепетом причаститься Божественных и пречистых Таин Христа Бога и Царя нашего, тогда наиболее покажем трезвения, хранения ума и строгаго внимания, да огнь сей Божественный, т.-е. Тело Господа нашего Иисуса Христа, потребит грехи наши, и наши, — малыя и большия, — скверны. Ибо, входя в нас, оно тотчас прогоняет из сердца лукавых духов злобы и отпущает нам прежде бывшие грехи; и ум наш тогда оставляется свободным от безпокойной докучливости лукавых помыслов. Если после сего, стоя у дверей сердца, будем тщательно сохранять ум свой, то, когда опять будем сподобляться св. Таин, Божественное Тело более и более будет просвещать ум наш и делать его блестящим подобно звезде.

102. Забвение обыкновенно погашает хранение ума, как вода погашает огонь. Но непрестанная молитва Иисусова с неослабным трезвением в конец испаряет его из сердца. Молитва имеет нужду в трезвении, как малая лампадочка в свете свечи (может быть, — как лампада в безветрии, чтобы гореть, как свеча).

103. Должно болезненно пещись о сохранении того, что драгоценно; драгоценно же для нас по истине лишь то, что сохраняет нас от всякаго зла, как чувственнаго, так и мысленнаго. Это есть хранение ума с призыванием Иисуса Христа, — то, чтобы всегда смотреть во глубину сердца и непрестанно безмолвствовать мыслию — даже, скажу так, и от помыслов, кажущихся десными, и стараться быть пусту от всяких вообще помыслов, дабы не утаились под ними тати. Но, хотя и болезнуем мы, с терпением пребывая в сердце, впрочем утешение близко.

104. Сердце, непрестанно хранимое, которому не попускают принимать виды, образы и мечтания темных и лукавых духов, обыкновенно рождает из себя помыслы световидные. Ибо как угль рождает пламень, так много паче обитающий от святаго крещения в сердце нашем Бог, если находит воздух сердца нашего чистым от ветров злобы и охраняемым стражбою ума, возжжет мысленную силу нашу к созерцанию, как пламень восковую свечу.

105. Должно всегда вращать в пространстве сердца нашего имя Иисус — Христово, как молния вращается в воздушном пространстве, пред тем, как быть дождю. Это хорошо знают имеющие духовную опытность во внутренней брани. Брань эту мысленную будем вести в таком порядке: первое дело — внимание; потом, когда заметим, что подошел вражий помысл, бросим на него с гневом слова клятвы из сердца; третье за тем дело — помолиться на него, обращая сердце к призыванию Иисуса Христа, да развеется этот демонский призрак тотчас, чтобы иначе ум не пошел в след этого мечтания, как дитя, прельщаемое каким либо искусным фокусником.

106. Потрудим себя, подобно Давиду взывая: Господи Иисусе Христе! — Пусть измолчет (голос потеряет) гортань наша; но умныя очи наши да не престанут устремляться горе в уповании на Господа Бога нашего (Пс. 68, 4).

107. Помня всегда притчу о неправедном суде, которую изрек Господь в научение нас, что должно всегда молиться и не унывать, (и действуя по ней), — и пользу получим, и отмщение.

108. Как невозможно, чтобы у того, кто взирает на солнце, не блистали сильно зрачки: так невозможно не светиться и тому, кто всегда проникает в воздух сердца.

109. Как невозможно жить теперешнею жизнию без пищи и пития: так без хранения ума и чистоты сердца, — что есть и называется трезвение, — невозможно душе достигнуть чего-либо духовнаго и Богу угоднаго, или избавиться от мысленнаго греха, хотя бы кто страхом мук и удерживал себя принудительно от грешения делом.

110. Впрочем и те, которые нуждением некиим воздерживают себя от греха делом, блаженны пред Богом, Ангелами и человеками: потому что нудящие себя суть восхитители царствия небеснаго (Мф. 11, 12).

111. Вот что дивно в плодах для ума от безмолвия, что в нем грехи, стучащиеся сначала в ум только помыслами, чтобы, если будут приняты мыслию, сделаться потом грубыми, чувственными грехами, все отсекаются мысленно во внутреннем нашем человеке добродетелию трезвения, которая не позволяет им входить внутрь и известись в злыя дела, мановением и заступлением Господа нашего Иисуса Христа.

112. Образ внешних, чувственно-телесных подвигов есть Ветхий Завет, а св. Евангелие, которое есть Новый Завет, есть образ внимания или чистоты сердечной. И как Ветхий Завет не доводил до совершенства, не удовлетворял и не удостоверял внутренняго человека в деле Богоугождения: ничтоже бо, говорит Апостол, совершил есть закон (Евр. 7, 19), а только грубые преграждал грехи (отсекать от сердца помыслы и пожелания порочныя для сохранения сердечной чистоты, что есть Евангельская заповедь, выше, чем, наприм., запрещение исторгать око или зуб у ближняго): так разумей и о телесной праведности и телесных подвигах, о посте, говорю, и воздержании, спании на голой земле, стоянии, бдении и прочих, кои подъемлются обыкновенно из-за тела и страстную часть тела успокоивают от греховных движений. Хорошо, конечно, и это все, как сказано и о Ветхом Завете (что добр Закон); потому что служит к обучению внешнаго нашего человека и к охранению от страстных дел. Но подвиги эти не суть охранители и от грехов мысленных, или возбранители их, т.-е. не сильны избавить нас от зависти, гнева и прочаго.

113. А чистота сердечная, т.-е. блюдение и охранение ума, коего образом служит Новый Завет, если соблюдается нами, как должно, все страсти и всякое зло отсекает от сердца и, искореняет из него, и вместо того вводит в него радость, благонадежие, сокрушение, плач, слезы, познание себя самих, и грехов своих, памятование смерти, истинное смирение, безмерную любовь к Богу и людям и Божественное рачение сердечное.

114. Как ходящему по земле невозможно не разсекать этого воздуха: так невозможно сердцу человеческому не быть непрестанно бориму от демонов, или не подлежать скрытным от них воздействиям, хотя бы кто и строго проходил телесные подвиги.

115. Если о Господе хочешь не по видимости только быть монахом, благим, кротким и с Богом всегда соединенным, но и по истине быть таковым желаешь; то всеусильно старайся проходить добродетель внимания, которая состоит в блюдении и хранении ума и в установлении сладостнаго сердечнаго безмолвия и, свободнаго от мечтаний, блаженнаго состояния души: — дело, которое не во многих найдешь.

116. Добродетель внимания именуется мысленным любомудрием. — И проходи ты ее в великом трезвении и теплом усердии с молитвою Иисусовою, со смирением и непрерывностию, с молчанием чувственных и мысленных уст, с воздержанием в ястии и питии и с удалением от всего греховнаго, проходи ее путем мысленным искусно с разсуждением, и она с Божию помощию раскроет тебе то, чего не чаял, даст тебе знание, просветит, умудрит и научит тому, что прежде и в ум приять не имел ты способности, когда ходил во тьме страстей и темных дел, будучи погружен в бездну забвения и смятения помыслов.

117. Как долины обильно плодят пшеницу, так она обильно наплодит в сердце твоем всякое добро, — или лучше, сие подаст тебе Сам Господь наш Иисус Христос, без Котораго мы ничего творить не можем. И сначала ты найдешь ее лествицею, потом книгою, в коей будешь читать, наконец, более и более преуспевая, найдешь ее градом, Иерусалимом небесным, и Христа Израилева, Царя сил, действительно узришь умом, с Единосущным Его Отцем и спокланяемым Духом Святым.

118. Бесы вводят нас в грех всегда лживым мечтанием. Так мечтанием обогащения и корысти настроили они нечестиваго Иуду предать Господа и Бога всяческих. Ложными мечтами о телесном довольстве, ничтожном по себе, о чести, богатстве, славе, вовлекли они его в богоубийство, а потом ввергли в самоубийство удавлением и вечную исходатайствовали ему смерть, — совершенно противное тому, что представляли ему в мечтании или прилоге своем, воздав ему, коварные.

119. Вот и смотри, как лживыми мечтаниями и пустыми обещаниями ввергают нас в падение враги нашего спасения. И сам сатана таким же образом спал с небесных высот, как молния, возмечтав о равенстве Богу. Так потом Адама отдалил он от Бога, внушив ему мечту о Божеском некоем достоинстве (всезнании); так и всех согрешающих обыкновенно обольщает этот лживый и коварный враг.

120. Горечию от яда худых помыслов исполняется сердце наше, когда, вознерадев по причине забвения, надолго отводимы бываем от внимания и молитвы Иисусовой. Но когда по любви к Божественному, с крепким усердием, прилежно начнем в нашем детелище мысленном (в мысленной мастерской, в сердце) совершать вышереченное (т.-е. внимание и молитву), оно опять исполняется сладости в чувстве услаждения Божественным некиим радованием. Тогда то твердыя полагаем мы намерения всегда ходить в безмолвии сердечном и не ради чего другаго, а ради ощущаемой от него в душе приятной сладости и отрадности.

121. Наука наук и искусство искусств есть уменье управляться с злотворными помыслами. Самое лучшее против них средство и искусство — смотреть с помощию Господа за появлением прилога их и мысль свою всегда хранить чистою, как храним око телесное, им же самим остро-зорко усматривая могущее случайно повредить его и всячески стараясь не допускать до него даже порошинки.

122. Как снег не породит пламени, вода не родит огня, терн — смокв: так сердце каждаго человека не освободится от бесовских помыслов, слов и дел, если не очистит своего внутренняго, не сочетает трезвения с молитвою Иисусовою, не стяжет смирения и душевнаго безмолвия, и не будет со всем усердием тещи, поспешая в предняя. Душа, себе не внемлющая, неизбежно бывает безплодна на благия и совершенныя помышления, подобно безплодному мулу; потому что и в ней нет разумения духовной мудрости. Воистину призывание имени Иисусова и упразднение страстных помыслов есть сладостное дело, водворяющее мир душевный.

123. Когда душа зле входит с телом в соглашение, когда оне обе вместе созидают град тщеславия и столп гордости, и для обитания в нем (плодят) нечистые помыслы. Но Господь страхом геенны разстроивает согласие их и разделяет их, понуждая госпожу душу мудрствовать и говорить чуждое и противное телу (рабе). От сего страха и разделение между ними происходит: зане мудрование плотское вражда на Бога: закону бо Божию не покаряется (Рим. 8, 7).

124. Каждодневныя дела наши надобно ежечасно взвешивать, внимая им, а вечером необходимо облегчать бремя их покаянием, сколько сил есть, если желаем, с помощию Христовою, препобедить в себе зло. Надобно также смотреть, по Богу ли, пред лицем ли Бога и для единаго ли Бога совершаем мы все свои чувственныя и видимыя дела, чтобы по неразумию не быть окраденными при сем какими-либо не добрыми чувствами.

125. Если мы с Божиею помощию каждый день приобретаем что нибудь чрез наше трезвение, то не следует нам без разбора вступать в сношения с другими, чтобы не понесть ущерба от каких-либо соблазнительных бесед; но паче надобно презирать все суетное красоты и благотворности ради этой добродетели (трезвения), прелюбезной и пресладкой.

126. Трем силам души мы должны давать движение правильное, сообразное с их естеством и согласное с намерением создавшаго их — Бога. Именно: силу раздражительную надобно подвигать против внешняго нашего человека и против змия — сатаны. Гневайтеся, сказано, и не согрешайте (Пс. 4, 5). Это значит гневайтеся на грех, т.-е. на самих себя и на диавола, чтобы не согрешить против Бога. Силу желательную надо устремлять к Богу и добродетели, а мысленную поставим госпожею над обеими ими, чтобы с мудростию и благоразумием упорядочивала их, вразумляла, наказывала и начальствовала над ними, как царь начальствует над подданными. И тогда сущий в нас разум по Богу будет управлять ими (т.-е. когда будет господствовать над ними, а не им покараться). Хотя страсти и возстают на разум, но мы не перестанем повелевать, чтобы разум правил ими. Ибо брат Господень говорит: аще кто в слове не согрешает, сей совершен муж, силен обуздати и все тело (Иак. 3, 2). Истинно говоря, всякое беззаконие и грех сими тремя силами делаются, и всякая добродетель и правда этими же тремя силами совершаются.

127. Ум омрачается и становится безплодным, когда монах или поговорит с кем о мирских вещах, или мысленно сам в себе поразглагольствует о них, или когда у него тело с умом суетно займутся чем-либо чувственным, или когда он вообще предается суетности (и суетливости). Ибо в таком случае тотчас непосредственно за тем теряет он теплоту, (сокрушение, дерзновение к Богу и ведение (забывает о Боге и порядках Божиих): так что поколику внимаем мы умом, потолику просвещаемся, и поколику не внимаем, — омрачаемся.

128. Кто повседневно стремится к миру и безмолвию ума и усердно ищет его, тот легко презрит все чувственное, дабы не напрасно трудиться. Если же он какими-либо ложными мудрованиями обманет свою совесть (что не беда быть заняту чем-либо чувственным), то горкою уснет смертию забвения, о неуснутии коею молится Божественный Давид (Пс. 12, 4 — да не когда усну в смерть). Апостол же говорит: ведущему убо добро творити, и не творящему, грех ему есть (Иак. 4, 17).

129. Приходит же ум из нерадения опять в свойственный ему чин и трезвение, если тотчас, как сознаем охлаждение, возгоримся ревностию и с теплым усердием опять возстановим обычное делание ума (трезвение и молитву).

130. Мельничный осел не может подвинуться вперед, шагая по колесу, к которому привязан (шагает, а все на одном месте, пока не остановят колеса): и ум не подвигнется вперед в совершенство-творной добродетели (т.-е. в трезвении, ведущем к совершенству), если не упорядочит своего внутренняго (остановив кружение там помыслов). Ибо таковый слепотствует всегда внутренними очами, не имея возможности видеть добродетель и светозарнаго Иисуса.

131. Конь добрый и сильный весело скачет, приняв седока: ум же веселием возвеселится во свете Господнем, когда заутра предстанет Ему свободным от всяких помышлений (Ис. 5. 4). Сам себя разгорячая, пойдет он от силы деятельнаго любомудрия ума в дивную силу созерцания и таин неизреченных, и добродетелей; а когда восприимет наконец в сердце свое безмерную глубину возвышенных Божественных помышлений, тогда явится ему Бог богов, сколько вместимо это для сердца (Пс. 83, 8). Пораженный сим ум любовно славит тогда Бога, зримаго и зрящаго, Который ради того и этого спасает так устремляющаго к Нему умственный взор свой.

132. Высокую глубину узрит разумно держимое безмолвие сердечное; и дивное услышит ухо убезмолвившагося ума.

133. Путник начав совершать путешествие далекое, неудобопроходимое и трудное, и опасаясь на возвратном пути заблудиться, ставит на дороге знаки, как путеуказателей, которые помогли бы ему удобно возвратиться во свояси: а муж, шествующий путем трезвения, пусть ставит (в качестве примет) словеса (слышанныя от Отцев), опасаясь и себе того же (т.-е. заблудиться в пути или попятиться назад).

134. Но для путника возвращение туда, откуда вышел есть причина радости; а для трезвенника возвращение назад есть пагуба разумной души и знак отступления от богоугодных дел, слов и помышлений. И будет он, во время смертоноснаго сна душевнаго, иметь помыслы, которые, подобно остнам будут будить его (от усыпления), напоминая, в какое глубокое помрачение и разслабление низпал он, по причине вознерадения своего.

135. Впадши в прискорбности, отчаянности и безнадежности (— в крайности безвыходныя, из которых выпутаться нет надежды), надобно нам и себе тоже делать, что делал Давид, - изливать сердце свое и моление свое пред Богом, и печаль свою, как есть, возвещать Господу (Пс. 141, 3). Ибо мы исповедаемся Богу, яко могущему премудро устроить все, нас касающееся, и беду нашу, если полезно, сделать легкою (удобоносною и удобоисходною), и избавить нас от пагубной и разрушительной печали.

136. Гнев на людей, не по естеству движимый, печаль не по Богу и уныние — все равно гибельны для добрых и разумных помыслов; но Господь, расточая их нашего ради исповедания, водворяет радость.

137. Помыслы, против воли нашей втеснившиеся и стоящие в сердце, обыкновенно изглаждает молитва Иисусова с трезвением из глубин помышления сердечнаго.

138. Облегчение и радость в скорби от множества безсловесных помыслов обретем мы, когда укорим себя искренно и безпристрастно, — или возвестим все Господу, будто человеку (присущему нам). Всячески этими двумя способами найдем успокоение от всего (смущающаго).

139. Образом ума признается Отцами законоположник Моисей, — который Бога видит в купине, лицем прославляется и богом Фараону от Бога богов поставляется; потом казнями поражает Египет, изводит из него Израиля и дает закон. Все сие, будучи принимаемо иносказательно, в смысле духовном, изображает действия и преимущества ума.

140. А образом внешняго человека служит Аарон, брат законодателя. Итак, с гневом возводя на него (внешняго человека) обвинения, будем говорить и мы ему, как Моисей погрешившему Аарону: чем онеправдовал тебя Израиль (ум, зряй Бога), что ты поспешил сделать его отступником от Господа Бога Живаго Вседержителя (помыслами своими отвлек его от созерцания Бога в трезвении) (Исх. 32, 21)?

141. В числе других многих добрых примеров Господь, приступая к воскрешению Лазаря из мертвых (тем, что запрети духу), показал и тот, что нам надобно строгим запрещением обуздывать душу, когда она женоподобно вдается в разслабляющую чувствительность и вообще старается установить в себе жесткий (к себе) нрав, который, — разумею самоукорение, — умеет избавлять душу от самоугодия, тщеславия и гордости.

142. Как без большаго корабля нельзя переплыть морской пучины, так без призывания Иисуса Христа невозможно изгнать прилога помысла лукаваго.

143. Прекословие обыкновенно преграждает дальнейший ход помыслам, а призывание имени Иисус—Христова изгоняет их из сердца. Как только образуется в душе прилог представлением чувственнаго какого-либо предмета, как-то: оскорбившаго нас человека, или женской красоты, или сребра и злата, или когда все это одно за другим побывает в мысли нашей; тотчас обличается, что привели в такое мечтание сердце наше духи: — злопамятства, блуда и сребролюбия. Если ум наш опытен, обучен и навык блюсти себя от приражений и видеть ясно, как днем, обольстительныя мечтания и прелести лукавых, то тотчас отпором, прекословием и молитвою Иисус—Христовою легко угашает разжженные стрелы диавола, не позволяя страстному мечтанию увлекать вслед себя и наши помыслы, а помыслам сим согласоваться с призраком прилога, или дружелюбно беседовать с ним и вдаваться в многомыслие, или сосложиться с ним, — за чем с некоторою необходимостию, как ночи за днем, следуют худыя дела.

144. Если же ум наш неопытен в деле бодреннаго трезвения, то тотчас сцепляется пристрастно с представившимся ему прилогом, какой бы он ни был, и начинает с ним собеседовать, получая неподобные вопросы и давая такие же ответы. Тогда наши помыслы смешиваются с демонскими мечтаниями, которые вследствие того еще более распложаются и размножаются, чтобы показаться прельщаемому и уловляемому уму более любезными, красивыми и привлекательными. Тогда ум наш страждет нечто подобное тому, как если бы на какой нибудь равнине, где пасутся незлобивые агнцы, появился пес и агнцы, как только он появился, подбегали бы к нему часто, как к матери своей, никакой от приближения к нему не получая пользы, а только разве заимствуя от него нечистоту и зловоние. Таким же точно образом и наши помыслы подбегают по неопытности ко всем бесовским в уме мечтаниям и, как я сказал, перемешиваются с ними, так что можно положить, что те и другия вместе держат (между собою) совещание, — чтобы такое следовало устроить, чтобы привесть в дело посредством тела то, что так красным и сладким показалось им под действием бесовскаго обольщения. Так то устрояются наконец внутри падения души; после чего, будто по необходимости какой, износится уже и во вне то, что созрело там внутри сердца.

Дата добавления: 2015-06-04