В. О сребролюбии (Ч. 1, 208)

1. Сребролюбие — корень всех зол; как худыя ветви, питает оно все прочия страсти и не дает засыхать тому, что от него процвело.

2. Желающий истребить страсти, пусть прежде исторгнет сей корень их; пока же остается сребролюбие, не сделаешь себе пользы, отсекая ветви; потому что, если и будут отсечены, скоро опять выростут.

3. Многостяжательный монах — чрезмерно нагруженный корабль, легко потопляемый в воздымающихся от бури волнах.

4. Монах нестяжательный — легкий путник, на всяком месте находящий себе пристанище.

5. Монах нестяжательный — высокопарящий орел, тогда только спускающийся вниз, когда вынуждает к тому потребность пищи.

6. Таковый выше всякаго искушения, посмевается над всем настоящим и, воспаряя горе, удаляется от всего земнаго и сожительствует с горними; потому что легки крылья у него, не обремененнаго заботами.

7. Пришла скорбь и без печали оставляет он место; настала смерть, — благодушно отходит отселе, потому что никакими земными узами не связал душу.

8. А многостяжательный опутан попечениями, и как пес привязан цепью; если принужден переселиться, то скорбное воспоминание об имуществе несет с собою, как тяжелое и безполезное бремя.

9. Если пришла смерть, с жалостию оставляет он настоящее; отдает душу, а глаз не спускает с того, что имеет у себя, — и его влекут насильно, как беглаго раба; разлучается с телом, но не разлучается с имением, потому что сильнее влекущих удерживает его страсть.

10. Море не наполняется, принимая в себя множество рек, и похотение сребролюбца не насыщается собранным уже имуществом; удвоил он его, — и удвоенное снова удвоить желает; и никогда не перестает удвоять, пока смерть не прекратит сего безполезнаго труда.

11. Монах благоразумный имеет в виду только потребность тела, — и опустелое чрево наполняет одним хлебом и водою.

12. Не станет он ласкательствовать богатым, чтоб доставить усладу чреву, не поработит свободнаго ума многим властелинам; потому что достаточно одних рук, чтоб послужить телу, удовлетворяя его естественной нужде.

13. Нестяжательный монах — неуловимый борец и легкий течец, скоро достигающий к почести вышняго звания (Фил. 3, 14).

14. Монах многостяжательный радуется многим доходам, а нестяжательный — венцам за преспеяние.

15. Монах любостяжательный усиленно работает, а нестяжательный проводит время в молитвах и чтении.

16. Монах сребролюбивый наполняет сокровищницы серебром, а нестяжательный собирает сокровище на небе.

17. Проклят, кто делает идола и полагает его в сокровении (Втор. 27, 15). Но таков же и питающий страсть сребролюбия. Тот без пользы кланяется ложному богу, а этот мечту о богатстве носит скрытно в сердце, как кумир.

—————

18. Нестяжательный живет незаботливою жизнию, а у любостяжательнаго забота о богатстве — всегдашняя болезнь (1, 237).

19. Тогда отведешь в плен толпу помыслов, когда не вдашь сердца в заботы о вещественном. Тогда и крест понесешь не развлекаясь, когда отречешься от пожелания иметь собственность.

20. Помысл о вещественном стяжании предсказывает тебе старость и болезни, чтобы упование свое на Бога разделил ты с упованием на имущество.

21. Избравший жизнь подвижническую в отречении от мира да осенит себя верою, да укрепит любовию и да утвердит надеждою. Вера не есть оставление ни с чем, но есть непоколебимое убеждение в обладании совершеннейшим, с терпеливым упованием и с живою любовию.

22. Когда отречешься от всех вещей, не внимай темным помыслам, которые станут укорять тебя в обеднении, представляя тебе теперешния — скудость во всем, нищету и безславие, чтоб таким злокозньством привести тебя в раскаяние о такой славной добродетели. Но если вникнешь в разумность такого подвижничества, то найдешь скорее, что за то самое, в чем укоряют тебя, соплетется тебе венец.

23. Оставим дела житейския и обратимся к благам духовным. Долго ли будем, оставаться при детских игрищах, нимало не восприемля мужескаго образа мыслей? В детстве служат забавой кости, шары и подобное, — и дети бывают к тому пристрастны, пока не придут в совершенный возраст. Когда же сделается кто мужем, бросает все сие, и со всем усердием занимается делами важными. А мы все остаемся в младенчестве, дивясь тому, что свойственно детству и не хотя позаботиться о лучшем, — о том, что прилично мужам. Как срамно глядеть, когда совершенный муж сидит на куче золы и чертит на пепле детския забавы; так срамно, или гораздо срамнее, видеть, что имеющие в виду наслаждение вечными благами роются в прахе земных вещей, и несообразностию таких поступков срамят достоинство обета. Причиною же этого у нас, как кажется, то, что мы не представляем себе ничего важнее видимаго, не сознаем малоценности настоящих благ и превосходства благ тамошних, и ослепляясь блеском того, что здесь почитается досточестным, прилепляемся к тому всем желанием (2, 81).

24. Начнем же отрешаться от настоящих благ, пренебрежем имущество и деньги, и все, что погружает в себя и потопляет помысл. Обуреваемые выбросим груз, чтоб мог спастись кормчий — ум и с плавателями — помыслами. Если плывущие морем во время бури небрегут о своих товарах и своими руками бросают и дорогия вещи в море, имущество ставя ниже жизни, то почему же мы для лучшей жизни не пренебрегаем того, что душу влечет в бездну? Почему у нас не столько силен страх Божий, сколько у тех страх моря? Те из любви ко временной жизни не высоко ценят утрату того, что везут; а мы, говоря о себе, что вожделеваем вечной жизни, не пренебрегаем и малости, но решаемся лучше погибнуть с ничтожным грузом, нежели спастись, лишившись его. — Посему умоляю, совлечемся всего. Борцы не вступают в борьбу одетыми; закон борьбы изводит их на поприще обнаженными. В жар ли, в холод ли, — так, они выходят, оставляя одежды вне поприща. Коли же кто из них откажется обнажить себя, то должен отказаться и от борьбы. А мы, дав обет подвизаться, не только не совлекаемся одежды (имуществ), но, тысячи бремен неся на плечах, вступаем в подвиг, доставляя тем противникам множество удобств схватить нас (2, 82. 83).

25. Как сражаться с духами злобы любоименному, когда чрез это отвсюду удобно наносятся ему удары? Как бороться с духом сребролюбия осыпанному деньгами? Как обогнать обнаженных от всякаго попечения демонов, облекшемуся в тысячи забот? Божественное Писание говорит: наг побегнет в той день (Амос. 2, 16). Наг, кто не облечен в безчисленныя рубища забот о делах житейских, — наг, коему многосложные помыслы о деньгах и имуществе не препятствуют в скорости бега: потому что нагаго трудно и даже невозможно уловить злоумышляющим (2, 83. 84).

26. Бороться должно нагому, и не только нагому, но и умащенному. Обнажение делает, что борца не за что ухватить противнику, а умащение елеем, если и будет он схвачен, дает ему возможность ускользнуть из рук схватившаго. Почему противники стараются осыпать друг друга землею, чтобы, пылью придав шероховатость гладкости елея, сделать противника удобоудержимым, когда будет схвачен. Но что там — пыль, то в нашем подвиге дела земныя, а что там — елей, то здесь неимение попечений (2, 85).

27. Не иметь попечений свойственно душе совершенной, а сокрушать себя заботами — душе нечестивой. О совершенной душе сказано, что она якоже крин в тернии (Пес. пес. 2, 2), а сие означает душу, которая среди заботящихся о многом живет без попечений. Крин и в Евангелии означает душу не имеющую попечений; ибо сказано: не труждается, ни прядет, а паче Соломона облекается славою (Мф. 6, 28). О тех же, которые имеют много забот о телесном, говорится: все житие нечестиваго в попечении (Иов. 15, 20). И подлинно нечестиво распространять попечение о телесном на целую жизнь, — и не оказывать никакой заботы о будущем (2, 86).

28. Мерою приобретения должна служить потребность. Что превышает эту меру, то есть излишество, затрудняющее, не облегчающее. Как соразмерная с телом одежда составляет и потребность и украшение, со всех же сторон обвислая, опутывающая ноги и влекущаяся по земле, при безобразии делается препятствием во всякой работе: так и имение, превышающее телесную потребность, и для добродетели служит препятствием, и подвергается великому порицанию тех, которые в состоянии изследовать природу вещей (2, 87).

29. Нестяжательностию называем мы не нищету невольную, которая, приключившись по необходимости, сокрушает дух, и как непроизвольная, почитается несносною, но добровольную решимость довольствоваться малым, приобретаемую самовластием помысла, однакож требующую труда, и до того именно времени, пока упражнение, обратившись в навык, не соделает сносным того, что долгое время казалось трудным и нестерпимым. Не одна телесная красота прельщает, но и блеск богатства не менее сильно раздражает вожделение, — и в обоих случаях потребна душа мужественная, чтоб не уступить их обольстительности.

30. По истине великими почесть и мужественными назвать надлежит тех, которые на поприще сем одерживают победу, между тем как помыслы борются и состязаются, убедительными доводами, как бы телодвижениями, стараясь доказать, что должно согласиться с мнением многих, и кажущееся хорошим признать уже действительно хорошим, не отказываться от того, что, по общему мнению, почтено достойным цены, не уклоняться от обладания данным на употребление от Самого Создателя, и не обличать напрасно приобретение того, что приведено в бытие с известною целию, а не даром. Подвижники сии истинно достойны одобрения, как не уступившие места сопротивникам, не сбившиеся с поприща и не давшиеся в руки врагам. На правом суждении безопасно утвердив свои колена, не склонились они на принятие земных веществ, жизнь неразвлеченную предпочтя жизни мятущейся и умеренностию в потребах приобретши себе безмятежность (2, 99—101).

31. Древние Святые до такой степени простирали ревность о нестяжательности, что вели жизнь бездомную, безприютную, питались снедию, какую давала природа, находили себе ложе, где и какое случалось. Не было у них ни крова, ни ложа, ни трапезы, одеждою им служили овечьи кожи. Во всей точности ревновали они следовать совету Господню: воззрите на птицы небесныя... смотрите крин сельных... (Мф. 6, 26—28). Они искренне верили, что необходимое для потребности тела само собою последует, когда будешь благоугождать Подающему сие Богу, и преимущественно пещись о приобретении небеснаго царствия (2, 102—3).

32. Нашей же жизни, окруженной полным во всем довольством, куда равняться с жизнию тех блаженных, — которых не тревожили помышления о теле и телесном, но чистое некое вожделение Божественнаго, непрестанно восхищая их в превыспреннее, убеждало забывать о том, что на земле почитается блистательным? Они ничего не имели на земле кроме тела, которое природа удерживала долу; но и его желали бы они иметь с собою там, где пребывали умом, созерцая небесныя блага. И никогда не отрывались бы они от тамошняго наслаждения, еслибы природа не возвращала их, к удовлетворению телесных потребностей, благоговением к Связавшему душу с телом понуждаемых заботиться и о теле, при всем том, что признавали крайне благопотребным отчуждение от онаго (2, 104).

33. Потребность телесная быстро течет и проходит; в прошедшем не имела она промышления о настоящем, и в настоящем не имеет его о будущем; врачует одно настоящее. А труд добродетеля есть семя, дающее неоскудевающий плод; — и во время самаго делания радует совесть ожиданием наслаждения, и по переселении отсюда оказывается благолепным и споспешествующим вечному веселию (2, 105).

34. Поелику путь, ведущий в царство, имеет столько затруднений, будучи узок и со всех сторон окружен стремнинами, то какой же смысл, обременив себя грудами денег и других имуществ, покушаться идти сим путем так, как идти невозможно? Заботы о вещественном, разсеявая и сильно влеча долу, легким делают падение особенно там, где течение дел требует остраго и трезвеннаго внимания. И при таком внимании шествие редко проходит без падений, по причине затруднений на узком пути по стремнинам; а для обременившаго себя не нужною тяжестию стяжаний оно неизбежно. Да и самое стяжание есть уже падение (2, 111).

35. Поведение наше относительно стяжаний трояко: нестяжательность высшая и средняя, — и жизнь овеществившаяся, многостяжательная.

Происхождение их таково.

В раю вот что предписано было первозданному: снеси траву сельную (Быт. 1, 29). Достоинство Повелевшаго ручается за полную приспособленность такого пропитания к жизни, человеку предназначенной. Можем однакоже, в пояснение сей приспособленности прибавить, что оно было гораздо пригоднее всякаго другаго к сохранению в созданных по образу Божию желанной утонченности, чтоб мысленная сила всегда пребывала необремененною и трезвенность ума неомрачаемою. Когда таким образом потребное для жизни тела давалось само собою, ум не праздным оставался, имея все время свободным от трудов телесных, но непрестанно восторгался к духовным созерцаниям, разливавшим в нем неистощимое веселие. Сие делание воспитывал в нем Сам Бог, по Своему благоизволению приходивший к нему каждодневно для собеседования. — Такова норма свойственной человеку жизни! — Существо ея не может быть изменено или отменено; но возможен иной образ видимаго ея ведения, — который и необходимым сделало последовавшее падение.

Преступившему заповедь и изринутому из рая Бог узаконяет другой образ жизни, сообразно с его падшим состоянием, повелев не воспользовавшемуся покоем, как должно, добывать пищу работою и трудом; потому что не умел постоянно пребывать в служении Богу и в собеседовании с Ним, когда имел свободное время и не имел нужды в телесных трудах (в раю). В пищу ему назначен хлеб, добываемый в поте лица, а в одежду кожаныя ризы, — чем положен предел любостяжательности и суетности. Первоначальная нестяжательность райская заменена таким скромным стяжанием, которое притом, не смотря на потовый труд, не от одного его зависело, но наипаче от Божия благословения.

На деле раскрылись из сего три порядка жизни: одни довольствовались скромным стяжанием, при потовом труде в уповании на Бога: другие, углубившись в упование на Бога, совсем отреклись от всякаго стяжания (ревнуя возстановить райскую нестяжательность) и были питаемы Богом; третьи, углубившись во всякаго рода труд, на нем основали свою надежду иметь нужное, обезпечение же своей жизни основали на многоимении. Бог забыт: богом для них стало любоимание. Вот три сказанные вида отношения нашего к стяжаниям (2, 116—123 — сокращенно).

36. Вторым поставленный здесь вид представляет поведение (преимущественно) приличествующее разумному существу, именно: проводить время в служении Богу, и должное получить из сокровищницы Божия Промысла; надеяться на Божию попечительность и землю иметь данницею; искренно служить Создавшему, и на нужды произвольною данию облагать тварь; здесь быть странником, а жилищем почитать то, которое уготовано на небе. Сию жизнь предписал Создатель в начале, — и сею жизнию, повинуясь Ему, жили все Святые, (Примеры — Илия, Елисей, сыны пророческие, Предтеча, лик Апостолов) (2, 124—129).

37. Такова нестяжательность Святых — высшая. Но много имеет полезнаго и средняя после оной нестяжательность, как сообразная со временем и нуждою. Если и невозможно ей состязаться о первенстве и похвалиться равночестием с преимущественным образом жизни, то ей безспорно принадлежит вторая степень чести. Первые Святые (с совершенною нестяжательностию) жили для одной души и для Создавшаго ее Бога, ни во что ставя тело; но они и без попечения о нем имели все потребное, не в житницы предварительно собираемое, но от Божия благоволения, как из сокровищницы, благовременно получаемое. Последовавшие же за ними Святые (с среднею нестяжательностию), заботясь о необходимом утешении тела и промышляя о том, чтобы оставленная в небрежении животная наша часть не разрушилась против воли Сочетавшаго ее с нами, в такой мере употребляли руки свои в дело, в какой по неизбежной необходимости требовалось услуживать телу; большую же часть времени проводили в попечении о душе, в молитвах, богомыслии и должных занятиях, имея в виду преспеяние в добрых делах (2, 137).

38. Последние же, совершенно став плотию, всецело посвятили себя на служение земному кумиру, желая иметь уже не только достаточное для телесной жизни, но и то, что показывало бы их не меньшими пред отличающимися изобилием, чтобы хоть чрез это быть у всех на виду. Этим явно выставляют они на позор свое безумие, предосудительное вменяя себе в похвалу, и думая тем обратить на себя внимание и заслужит удивление, за что достойны они презрения и осмеяния. Ибо как сообразное с каждым званием дает основательные поводы к одобрению, так неприличное званию, хотя в другом отношении оно и недурно, весьма предосудительно там, где оно не свойственно (2, 138).

39. К которым же ближе средние из сопредельных с ними по ту и другую сторону? — Конечно к тем, к которым более приближаются делом, и о сродстве с которыми провозглашают тем, что стараются быть с ними близкими по жизни. Ибо потому что составляют средний чин между теми и другими, не одинаково уже склонны к обоим, и хотя они позади предшествующих, но непосредственно за ними следуя, и юношескою стопою идя по следам их, столько отстоят от последующих за ними, сколько бегущие постепенно удаляются от идущих шагом, или остающихся на одном месте. С первыми же у последних — ничего общаго. Кое общение у имеющих много вещественнаго с нестяжательными? Кое согласие у мудрствующих плотское с мудрствующими духовное? Какая общая часть у опутанных житейскими делами со служащими безпечально Богу? Одни Апостольски оставляют все, что приобрели; другие приобретают то, чего не имели. Одни пребывают в безмолвии, внутренно прилагая попечение о преспеянии духовном, другие ведут все роды борьбы, сражаясь за деньги и имущество. Одни препираются с духами злобы за небесные блага, другие за земные блага нападают на подобных себе. Одним говорит Павел: является, якоже светила в мире (Фил. 2, 15), сияя конечно славою жизни и став для видящих виновниками добраго соревнования, а другим сказано: имя Мое хулится вами (Рим. 2, 24), т.-е. вами, поступающими противно званию и носящими на себе наружность, противоречащую делам (2, 139—40).

40. Какое же слово не возгнушается тем, кто говорит, что отрекся от житейскаго, а на деле предан его развлечениям? Хвалится, что презрел мир, и до неистовства предан мирским делам? Обещался не обращать и внимания на земное, а делами доказывает лживость обещания? Утверждает что простился с суетою, и не разстается с ней? — Изшел ты из Египта, — что же после сего общаго у тебя с плинфоделием? Шествуешь пустынею, поспешая к земле обетования, для чего же медлишь, занимаясь суетными работами, став медлительным путником в дальнем странствии? Всякой тщательности требует предлежащий тебе путь, что блуждаешь по распутиям, подвергаясь опасности остаться не достигшим упокоения? Возложил ты руку на рукоять рала, для чего же обращаешься вспять, делая себя не управленным в царство небесное? Позади себя оставил ты запаление пятиградия, для чего же озираешься, желая увидеть совершающееся там? Взял ты крест? — последуй же за Христом, оставив все, потому что Христос, с Которым ты сочетался, желает быть любим паче всего (2, 141—2).

41. Не многаго утешения требует тело, — попекись о сем утешении; потому что до времени связан ты с телом, чтоб и его иметь содейственником в делании добродетели и чтобы не встретило препятствия преспеяние души. А кто печется о волах, ежедневно пересчитывает стада овец, непрестанно ухаживает за виноградниками, рощами, нивами и садами, так что и продолжения дня недостаточно ему для сих работ; тот — где и когда будет иметь время вспомнить о Боге? Когда ему заняться псалмопением? Когда помолиться? Какое время посвятить упражнению себя в богомысленном созерцании? А если и найдет возможность изредка делать это между многих дел, то как принесет он Владыке чистое моление, когда мысль его не отрешена от того, о чем имеет он много заботы и попечения? Как наблюдет за движениями страстей, чтобы узнать вчерашнюю и сегодняшнюю разность в перемене на лучшее или худшее? Как отыщет сплетения помыслов, которые многообразно одни другими заменяются и самое наблюдение делают трудным? Или не примечаешь, как сокрушают тебя днем дела, а ночью забота о них, время отдыха делая временем мучений? Ибо тогда память, — приводя на мысль, кто нарушил межу, кто причинил вред плодам, кто прекратил водотечи для орошения, кто потравил пастбище, кто делает или сделал другую какую либо обиду, и о каждом, как он упорствует и спорит, — приводит тем в неистовство раздражительную силу души, возбуждая ко мщению, не давая времени на сон и покой, и тем паче на молитву, которая требует великаго безмолвия и долгаго свободнаго времени, доставляющаго отчасти и освобождение от всех попечений (2, 142—144).

г). О гневе (Ч. 1, 210 и д.).

1. Гнев — неистовая страсть, легко выводит из себя даже имеющих ведение, зверскою делает душу и заставляет уклоняться от (дружелюбнаго) собеседования.

2. Сильный ветер не колеблет столпа, и душу негневливую не увлечет раздражение.

3. Вода приводится в волнение напором ветров, и раздражительный возмущается безразсудными помыслами.

4. Гневливый монах — вепрь пустынный; увидел кого либо и точит зубы.

5. Увеличение тумана сгущает воздух, и движение раздражения огрубляет ум гневливаго.

6. Набежавшее облако омрачает солнце, а помысл памятозлобия — ум.

7. Лев в зверинце непрестанно потрясает дверные крюки, а раздражительный в келлии перебирает гневливые помыслы.

8. Приятное зрелище — спокойное море, но не приятнее мирнаго устроения духа.

9. В тихом море играют дельфины, и в мирном устроении духа возникают боголепныя помышления.

10. Долготерпеливый монах — тихий источник, всем доставляющий приятное питие; а ум гневливаго всегда возмущен и не дает воды жаждущему; если же и дает, то мутную и негодную.

11. У гневливаго и глаза мутны и кровавы, и обличают возмущение сердца; а лице долготерпеливаго спокойно, глаза благосклонны и смотрят прямо.

12. Кротость мужа поминается у Бога (Пс. 131, 1), и душа негневливая делается храмом Святаго Духа.

13. Христос приклоняет главу в долготерпеливом духе, и умиренный ум бывает обителию Святыя Троицы.

14. Лисицы живут в душе злопамятной, и звери укрываются в возмущенном сердце.

15. Честный муж избегает срамнаго пристанища, и Бог — злопамятнаго сердца.

16. Воду возмущает упавший камень, и сердце мужа — худое слово.

17. Удали гневливые помыслы из души своей и не давай раздражению водворяться в сердце твоем, — и не будешь ты возмущаем во время молитвы.

18. Как дым от тлеющей соломы безпокоит глаза, так и памятозлобие — ум во время молитвы.

19. Помыслы гневливаго — ехиднины порождения, снедают породившее их сердце.

20. Молитва раздраженнаго — мерзостное курение, псалмопение гневливаго — неприятный звук.

21. Дар злопамятнаго — червивая жертва, — и да не приближается он к очистительным олтарям.

22. Возмущенные сны видит раздраженный, и нападения зверей мечтаются гневливым.

23. Муж долготерпеливый видит в видении соборы святых Ангелов, и непамятозлобивый упражняется в духовных словесах, ночью приемля разрешение таин.

—————

24. Когда демоны увидят, что не воспламенились мы в самом пылу оскорбления, тогда напав в безмолвии стараются возбудить владычественное в нас (ум), чтоб заочно возстали мы против тех, с которыми соблюли мир, когда они были с нами лицем к лицу (1, 229).

25. Когда мирно кончится у тебя с братом спор или размолвка по случаю какого либо неудовольствия, себя самого почитай погрешившим, чтобы на безмолвии в сердце своем не найти тебе борьбы помыслов, из которых одни, выставляя ничтожность оскорбления, будут укорять, что не стоило и останавливаться на нем, а другие, выставляя важность его, будут внушать сожаление, что за него не отплачено таким же оскорблением.

26. Когда сильное раздражение преогорчит каких либо братий в общежитии, тогда помыслы начинают ублажать пред ними живущих в уединении, чтобы, как лишили братий благодушнаго терпения, так удалить их и от поприща любви.

27. Кто отражает от себя гнев благодушным терпением, и огорчение — любовию; тот отражает двух зверей злых, гневоборных, двумя доблестями.

28. Коленопреклонно умоляющий огорчившаго прекратить гнев, за раз обоих отводит от раздражения.

29. Кто примиряет гневающихся, тот побеждает самый дух гнева.

30. Кто ради мира терпит сердитаго, тот воистину есть сын мира (1, 230).

31. Приуготовь себя быть кротким и браннолюбивым: кротким с людьми, а браннолюбивым с врагом нашим; ибо в том и состоит естественное употребление гнева, чтобы враждебно противоборствовать змию (древнему) (1, 235).

32. В том и состоит кротость кроткаго, чтобы по любви быть великодушным к брату и вести брань с (гневным против него) помыслом.

33. Кроткий да будет и браннолюбив, не распространяя кротости на злохитрые помыслы и не распространяя брани на ближних по естеству.

34. Не обращай естественнаго употребления гнева в противоестественное, т.-е. не гневайся на брата, уподобляясь змию, и не сослагайся со злобными помыслами, братаясь с сим змием (1, 236).

35. Кроткий, если потерпит что и оскорбительное, не оставляет любви, но ради ея вся покрывает, милосердствует и вся терпит (1 Кор. 13, 4. 7).

36. Если дело любви — долготерпеть, то гневом воевать против брата — не дело любви.

37. Гнев возбуждает огорчение и неприязнь, а любовь все их три прогоняет.

38. Если твердое имеешь основание в любви, то ей паче внимай, нежели тому, что оскорбляет тебя.

39. Стяжавший добродетель любви пленяет страсти, свойственныя недобрым.

40. Имеющий от Святыя Троицы сии три добродетели, — веру, надежду и любовь, будет трехстенным градом, укрепленным, как бойницами, башнями добродетелей.

41. Кто уязвляется злоречием других, не относя его к диаволу, как источнику, тот еще более поощряет врага уготовлять на себя стрелы, — тем, что душа его падает, уязвляема будучи таким злоречием (1, 251).

42. Терпя самое великое злословие или тяжкую обиду, не будь злопамятен, но благословляй (1, 252).

43. Кто памятозлобствует на демонов, тот не злопамятен на людей; но тот с демонами состоит в мире, кто памятозлобствует на брата.

44. Гнев и ненависть — пожар сердца, а души незлопамятных орошаются росою духовною.

45. Огненные угли отбрасывают от себя искры, так и злопамятныя души извергают из себя злобные помыслы.

46. Как укушение скорпиона производит самую жестокую боль, так и злопамятная душа держит в себе самый горький яд.

47. Поносимый Давид ничего не говорил против, но остановил даже и мстительность Авессы (2 Цар. 16, 10). И ты, подвергаясь поношению, не только не воздавай поношением, но укроти и того, кто бы стал отомщать за тебя (1, 228).

48. Переноси терпеливо поношение, и губами заключай дверь гневу: в этом для тебя преспеяние.

49. Вовсе ничего не отвечай угрожающим, чтоб молчанием заградить уста, дышащия пламенем.

50. Наложив узду на челюсти свои, ты причинишь чувствительнейшую боль угрожателям и поносителям своим.

51. Ты, молча, не будешь поглощен поношением; а поноситель твой сильно уязвлен будет твоим молчанием, видя, как великодушно переносишь ты его дерзость.

д). О печали (Ч. 1, 212).

1. Опечаленный монах не знает духовнаго наслаждения; печаль же есть унылость души и бывает следствием гневных помыслов; ибо гнев желает отмщения; неуспех в отмщении порождает печаль.

2. Печаль есть львиная пасть, и легко поглощает опечаленнаго.

3. Печаль есть червь в сердце, — и изъедает родившую его мать.

4. Мучится матерь, рождая чадо, а когда родит, освобождается от мучения; но печаль и во время рождения великую производит боль, и по рождении не меньшею мучит болью.

5. Опечаленный монах не знает духовной радости, как вкуса в меду — страждущий сильною горячкою.

6. Опечаленный монах не подвигнет ум к созерцанию и никогда не возшлет чистой молитвы; ибо печаль всему доброму полагает препону.

7. Узы на ногах — помехи скорому шествию, а печаль — препона созерцанию.

8. Плененный варварами заковывается в железа, а пленник страстей связывается печалию.

9. Не имеет силы печаль, когда нет других страстей, как и узы не вяжут, когда нет связующих.

10. Связанный печалию побежден страстями, и в обличение своего поражения носит узы; потому что печаль бывает следствием неудовлетворения самолюбиваго пожелания, а пожелание такое сопряжено со всякою страстию.

11. Кто победил пожелания, тот победил страсти; а кто победил страсти, тем не овладеет печаль.

12. Не печалится воздержный, что не достал снеди, целомудренный, что не улучил срамнаго непотребства, негневливый, что не удалось отмстить, смиренномудрый, что лишен человеческой почести, нелюбостяжательный, что потерпел неудачу. Они совершенно погасили в себе все такия пожелания, — почему и не испытывают печали; ибо безстрастнаго не уязвляет печаль, как одетаго в броню не пронзает стрела.

13. Воину доставляет безопасность щит, городу — стена; но большую щита и стены доставляет монаху безопасность безстрастие. Ибо щит нередко пробивает стремительно летящая стрела, и стена разоряется множеством воителей, а бесстрастия не одолеет печаль.

14. Одолевший страсти одолел печаль; а побеждаемый страстною сластию не избежит ея уз.

15. Кто часто печалится, и приписывает себе безстрастие, тот подобен больному, притворяющемуся здоровым, ибо как больной виден по цвету лица, так страстнаго изобличает печаль.

16. Любящий мир много имеет печалей, а презирающий все, что в мире, всегда весел.

17. Любостяжательный, понесши утрату, горько печалится, а презревший имущество безпечален.

18. Славолюбивый печалится, когда терпит безчестие, а смиренномудрый принимает его, как сотоварища.

19. Плавильная печь очищает не очищенное серебро; а печаль по Богу — сердце, сущее в грехах.

20. Частое плавление убавляет свинец, — и мирская печаль ослабляет ум.

21. Темнота уменьшает энергию глаз, и печаль притупляет созерцательность ума.

22. В глубину воды не проходит солнечный свет, и сердца в печали не озаряет светлое созерцание ума.

23. Всякому человеку приятен солнечный восход, но и им не услаждается печальная душа.

24. Болезнь желтуха пресекает действие вкуса, и печаль отъемлет чувство у души.

25. Кто презирает мирския удовольствия, того не потревожат печальные помыслы.

—————

26. Когда соединишь союзом мира сущую в тебе троицу (т.-е. дух, душу и тело), тогда, как объединившийся в себе по заповеди Божественныя Троицы, услышишь: блаженни миротворцы: яко тии сынове Божии нарекутся (Мф. 5, 9) (1, 230).

27. Велик сей союз мира, потому что с ним соединяется и радость, просвещающая мысленное око к созерцанию высших благ.

28. Если приобретем миротворную в тяжелых обстоятельствах радость, то легко будем с благодарением отражать ея находящия прискорбности и не допускать в себя рыкающаго демона печали, который, ища поглотить душу, наипаче нападает на нее в скорбях, уготовляя место и духу уныния, чтобы вдвоем сильнее омрачить душу и погубить труды ея.

29. Да будет для нас законом, в сердце написанным, радость мира, и печаль прогоняющая, и гнев погашающая, и ненависть отражающая, и мстительность уничтожающая, и уныние разсеявающая, и скорбь в радость претворяющая (1, 231).

30. Укрываясь в мирном благодушии, радость сия есть море добродетелей, крестом потопляющее сопротивное диавольское полчище.

31. Разумей и то, что бывает противная ей радость, — смутная, — и обманувшись тению, не прими одну за другую; потому что демоны подделываются и под духовныя дарования, чтобы, введя ум в заблуждение призраком, довесть его до помешательства. Духовная радость проходит без всякой внешней причины, находя для себя превыспренняго вождя в печали по Богу.

32. Печаль по Богу слезами обновляет душу, вселяет заботливое попечение о приближающейся смерти и суде, и мало-по-малу научает ожидать их с желанием (1, 232).

33. Неисполнившияся желания произращают печали; а молитвы и благодарения заставляют их завянуть.

34. Между гневающимися движется посредствующая печаль. Если тот, кто из них отрезвится первым, востанет от страсти и подаст другому руку извинением, то он прогонит горькую печаль.

35. Печаль бывает болезнию души и тела; душу берет она пленницею, а плоть изсушает, оставляя на месте.

36. Печаль раждается от того, что противно (беды, скорби, огорчения): от печали же происходит мрачное расположение духа (как говорится: он не в духе); а от них обоих пораждается безсмысленная бранчливость (ворчание на все).

37. Если хочешь подавить печаль с мрачным расположением духа, то обыми благодушную любовь и облекись в радость незлобивую.

38. В скорбях наипаче будь благодарен: потому что чрез них яснее ощущается благодать заступления. Так благодарением прогоняя печаль от постигающих тебя скорбей, не омрачишь ты блистательной красоты мужественнаго благодушия.

Дата добавления: 2015-06-04