Старший брат Геня

Старший брат у меня появился совершенно неожиданно. Даже когда прозвенел звонок и кончились уроки, я еще и понятия не имела о своем брате. Но не успели мы тетради собрать, как в класс вошла Марья Степановна.

— Не расходитесь, ребята, — сказала она, — сейчас к нам придут шефы — учащиеся девятого «Г» класса. Лучшие учащиеся, — добавила она.

— А зачем, а зачем? — закричали мы хором.

Марья Степановна укоризненно постучала указкой по столу.

— Тихо, ребята. Разве вы не знаете, зачем ходят шефы? — спросила она.

Я не знала. А моя подруга Таня знала. Она подняла руку.

— Шефы ходят шефствовать, — сказала Таня, — и брать отстающих на буксир.

— Выскочка! — сказал двоечник Капустин.

За грубость Капустин получил замечание, а подруга Таня от меня отвернулась, будто не Капустин сказал «выскочка», а я.

Но мне надо было с Таней поговорить, видимо, она про шефов все знала.

— Таня, — говорю я, — они что, все отличники?

— Большинство, — ответила Таня.

Я задумалась. Меня брало сомнение: чтобы в «Г» и столько отличников. Если бы в «А» — то понятно. Все отличники отчего-то в «А» учатся.

Но вот отворилась дверь. И в класс вошли шефы. Их было трое.

Мы все шумно встали, а потом шумно сели.

— Познакомьтесь, ребята, — обратилась к нам Марья Степановна. — Наши шефы: ученики девятого «Г» класса Тамара Фетисова, Галя Яковлева и Игорь Забродин.

Тамара Фетисова была невысокой, плотненькой, со смелым взглядом больших серых глаз.

Она подошла к столу, оглядела нас.

— С сегодняшнего дня мы будем над вами шефствовать! — решительно и громко сказала Тамара.

У меня сердце упало: ну, думаю, что и будет!

— В нашем классе мы ликвидировали всех лодырей и двоечников! — Тамара сделала паузу, чтоб мы почувствовали всю важность сообщения.

В классе воцарилась гробовая тишина. Молчал даже. Капустин.

— Ну, если не всех, то почти всех, — продолжала Тамара, убедившись, что до нас «дошло». — С остальными боремся.

Мы молчали. Если бы по классу пролетела муха, то ее было бы слышно. Но мухи не было.

— Какие милые дети! — радостно воскликнула вторая девушка, Галя Яковлева, которая с любовью смотрела на нас.

Тут мы все заулыбались. И вот тогда я обратила внимание на третьего шефа — Игоря Забродина. Я была поражена его внешностью.

Он был высокий, широкоплечий, с простой открытой улыбкой и самое главное — кудрявый. В нашем классе не было ни одного кудрявого мальчика.

Игорь нам подмигнул: мол, держись, братва!

Я ткнула Таню в бок. Но Таня меня не поняла. Она не спускала глаз с Тамары Фетисовой.

— Поднимите руку, у кого из вас нет ни сестер, ни братьев, — сказала Тамара. — То есть кто в семье один ребенок?

Все переглянулись: это еще зачем?

Но, как ни странно, руку подняло большинство. И Таня, естественно, тоже подняла. Она была одним ребенком в семье. И так мне ее сразу жалко стало, словно она сирота.

У меня была сестра Дуся. Я ею всегда гордилась. Конечно, хорошо, если б у меня был еще и брат. Я страшно завидовала всем, у кого есть братья. Когда я была маленькой, то даже придумывала себе братьев.

— Дети, слушайте внимательно! — хлопнула в ладоши Галя. — Вам, конечно, всем хочется иметь старшего брата или старшую сестру? Хочется?

— Хочется! — ответили все хором, а я громче всех.

— А ты чего кричишь! — зашипел сзади Капустин. — У тебя ведь есть.

— У тебя тоже есть, — ответила я.

— Я и не кричу.

— А чего тебе кричать, если у тебя сестра и целых два брата. А у меня всего одна сестра.

— Капустин, — сказала Марья Степановна. — Не нарушай дисциплину, подумай о тех, у кого нет сестер и братьев.

— А я тут при чем? — пробурчал Капустин.

— Мы, комсомольцы девятого «Г» класса, постановили, — торжественно произнесла Тамара, — стать старшим братом или старшей сестрой своим подшефным, то есть вам. Сейчас по списку мы каждому назначим брата или сестру.

Подруга Таня подняла руку.

— Что тебе, девочка? — спросила Тамара.

— Я хочу, чтобы вы были моей старшей сестрой.

Серые глаза Тамары смотрели ласково и тепло.

— Как твоя фамилия?

— Гущина.

— Хорошо, Гущина, я буду твоей старшей сестрой.

Таня сияла. Я ее понимала. Не было старшей сестры — и вдруг появилась. Хотя я лично выбрала бы Галю Яковлеву. Но у меня уже была сестра Дуся. Вот если бы мне дали в братья Игоря Забродина!

— Еще у кого какие будут пожелания? — спросила Тамара.

Все подняли руки, и я тоже.

Тамара даже растерялась, кого первого спросить.

Я думаю: «Не увидит меня», — и изо всех сил тяну руку, даже привстала.

Все руки тянут, переживают. А Игорь Забродин стоит и улыбается своей простой открытой улыбкой.

— Веткина, — говорит Марья Степановна. — Сядь на место.

— Я хочу, чтоб моим братом был Игорь Забродин! — выпалила я.

Как все зашуме-е-ели!

— Тихо, — сказала Тамара.

— У нее есть сестра Дуся! — крикнул Капустин.

— А брата у меня нет!

— Достаточно сестры, — весело сказала Галя Яковлева.

Забродина сделали братом Хазбулатова, потому что Хазбулатов самый слабый физически. Мне очень захотелось быть слабой, хилой и бледной.

Галя Яковлева стала сестрой нашей модницы Анжелики, которая тут же достала зеркальце и посмотрела на себя.

Остальных распределили по списку. Меня, конечно, в списке не было.

Я снова подняла руку.

— Успокойся, Веткина, — душевно сказала Марья Степановна.

— Дайте мне брата! Я хочу иметь старшего брата!

— Может быть, в виде исключения, — попросила Марья Степановна Тамару.

— Но у нас никого нет, всех распределили.

— Тогда дайте мне из другого класса, — сказала я, — можно из десятого.

— Не шуми, Веткина, — строго сказала Тамара. — Мы ваши шефы, а не другие.

— Давайте прикрепим Дубровского, — неуверенно предложила Галя Яковлева.

«Дубровский! — восторженно подумала я. — Вот это да! Неужели у нас в школе есть учащийся по фамилии Дубровский!»

— Кого, кого? — переспросила Тамара и так выразительно посмотрела на Галю большими серыми глазами, что даже я поняла: Галя сказала что-то не то, прямо противоположное тому, что надо было сказать.

Но Игорь Забродин, который, видимо, не особенно вникал в то, что происходит и что можно говорить, а что нельзя, тут же поддержал Галю.

— По-моему, идея! — широко улыбнувшись, сказал он.

Тамара сурово сдвинула брови.

— Дубровский не активист, — сказала она.

— Ну и пусть! — я соскочила с места, но тут же села и подняла руку. Но на меня не обращали внимания.

Шефы совещались. Марья Степановна молча слушала их разговор и несколько раз посмотрела на меня с сочувствием.

— Дубровский наш класс тянет вниз, — холодно сказала Тамара.

Марья Степановна отвела Тамару к окну и что-то тихо, но убедительно стала ей говорить. Я не дышала от волнения. Решался вопрос: будет или не будет у меня старший брат?

— Зачем тебе брат? — прошептала подруга Таня. — Да еще отстающий?

Я промолчала, потому что волновалась и не могла говорить о том о сем.

Наконец Тамара подошла к столу.

— Веткина, — сказала она. — Мы решили удовлетворить твою просьбу. В виде исключения прикрепляем тебе братом Дубровского. Я думаю, вы будете взаимно и положительно влиять друг на друга. По всем вопросам будешь обращаться ко мне. Поняла, Веткина?

— Поняла! — радостно крикнула я.

— Завтра братья и сестры в актовом зале познакомятся друг с другом, — сказала Галя Яковлева. — Мы приготовили вам небольшой концерт.

Я шла домой счастливая. Игорь Забродин с простой открытой улыбкой все еще стоял у меня перед глазами. Но мне уже казалось, что это Дубровский. Мужественный, благородный, таинственный, черные кудри спадают до плеч.

— Я не француз Дефорж, я Дубровский! — произнесла я гордо.

Дома я решила пока ничего не говорить, даже сестре Дусе. Неизвестно, как она отнесется к неожиданному появлению брата да еще по фамилии Дубровский.

На следующий день девятнадцать детей-одиночек из нашего класса собрались в актовом зале. Предстояло торжественное знакомство со старшими братьями и сестрами. Почему-то сестер было гораздо больше, чем братьев. Зато все братья были серьезные и скромные. Если сестры бегали, что-то устраивали, налаживали, то братья молча сидели в последнем ряду, прижавшись друг к другу.

«Который же мой? — думала я. — Наверное, вон тот в свитере, с мужественным благородным лицом».

Я подошла к Игорю Забродину, который уже никогда не будет моим братом, и тихо спросила:

— Кто из них Дубровский?

Игорь широко улыбнулся.

— Его здесь нет. По-моему, он в классе, разговаривает с Тамарой. Сходи познакомься. Ты ведь инициативная?

— Да, инициативная, — сказала я и пошла в 9 «Г» класс.

Но дверь класса оказалась закрытой, хотя явно там кто-то был.

Я стояла в раздумье. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилась взволнованная Тамара. Щеки ее пылали.

— Веткина! — радостно воскликнула она. — Вот молодец, что ты пришла. Ему, видите ли, ни к чему общественное поручение, — кивнула она на того, кто был в классе. От волнения, а скорее всего от возмущения, голос ее прерывался. — Иди, иди, Веткина, познакомься с Дубровским, — попросила она. — А мне пора.

Я робко вошла в класс.

На столе, болтая ногами, сидел длинный парень. Такой длинный, что ноги почти доставали пол.

Волосы у него были тоже длинные и прямые, как солома. И нос длинный. И руки длинные — торчали из рукавов.

Лицо его выражало полное безразличие ко мне. И вообще у него было такое выражение, словно он считал в уме и никак не мог сосчитать.

Вначале я подумала, что, может быть, это не Дубровский. Но в классе никого больше не было.

— Чего смотришь? — шмыгнув длинным носом, спросил он, по-прежнему не выражая ко мне интереса. — Людей не видела, что ли?

— Вы Дубровский? — спросила я.

— Ну, Дубровский.

Сердце мое упало. Никогда, никогда не будет у меня кудрявого брата!

— Маша Веткина, — вздохнула я и подала руку.

Дубровский удивился, что я руку подала, и даже лицо его изменилось, как будто проснулся. Он неловко протянул мне свою большую руку и произнес:

— Геня.

— Почему Геня? — возмутилась я.

— Ишь ты какая! — вдруг рассердился Дубровский и как-то сразу весь вспыхнул. — Геней был — Геней и останусь! Если Дубровский, так обязательно Владимир, да? Вот и ха-ха-ха! Между прочим, очень ты мне нужна. Хоть бы дали парня, а то девчонку… подсунули. Сестренка нашлась!

Дубровский махал длинными руками и время от времени стучал длинными ногами.

«Жила же я до сих пор без брата, мирно, спокойно, — думала я, переживая в душе. — Была у меня единственная сестра Дуся. И зачем мне брат-то понадобился?»

Дубровский соскочил со стола и стал большими шагами ходить по классу. Он оказался еще длиннее, чем я думала.

— И ты нахалка, и Тамарка Фетисова нахалка. Обе нахалки. Придумали! Постановили!

«Может, пока не поздно, отказаться, — мелькнула у меня мысль. — Скажу: родители не разрешили. Родители ведь тоже имеют право?» Я потихоньку даже стала к двери двигаться, но тут же устыдилась своего позорного малодушия. Я поняла, что веду себя недостойно. Разве не мог у меня действительно быть такой брат? Вполне даже мог. Именно такой. Брат есть брат. Ведь от родного брата я бы не убежала, не отказалась бы от него из-за того, например, что у него нос длинный. А нос, между прочим, даже красивый. Да и сам он красивый — высокий и стройный. И совсем не обязательно быть кудрявым. Быть блондином с голубыми глазами даже лучше.

— Знаешь что, — сказала я, — ты мне очень нравишься.

— Вот и врешь, — сказал он неуверенно. — Чего это я тебе буду нравиться?

— Потому что ты мой старший брат. Я тобой горжусь.

— Гордишься? — удивленно сказал Дубровский, и губы его расплылись в улыбке.

И когда он улыбнулся, я поняла, что никакого другого брата мне не надо.

— Ты самый красивый и самый добрый из всех братьев!

— Ладно. Раз я твой брат, ты должна меня слушаться. Идет?

— Идет! — сказала я.

В актовом зале пел хор 9 «Г» класса. Мы вышли на улицу. Ранняя осень. Тепло. Листья под ногами шуршат.

— Ты любишь, когда деревья желтые? — спросила я.

— А тебе что?

Дубровский шел, не глядя на меня. Он — один шаг, а я — восемь. Мне показалось, что Дубровский раскаялся в своем минутном порыве.

Я забежала вперед.

— Ты куда идешь? — крикнула я.

— А тебе что?

Он шагнул три шага и оказался от меня далеко. Я — за ним. Догнала, поймала за пиджак — держусь.

Дубровский остановился.

— Ты что, сейчас всегда за мной бегать будешь?

— Геня, — сказала я, — не сердись.

Дубровский улыбнулся. Я поняла, что у моего брата очень мягкий и отходчивый характер. Дуся на его месте ни за что бы не улыбнулась.

— Геня, возьми меня с собой.

— Куда?

— Не знаю. Куда идешь — туда и возьми.

Дубровский внимательно посмотрел на меня.

— Ладно, — сказал он. — Возьму, надеюсь, не проболтаешься.

Я поняла, что у него есть тайна.

Он шагал своими большими шагами, а я бежала рядом с ним.

Потом мы ехали, потом снова шли. И оказались у старого парка, даже совсем недалеко от нашего дома, только с другой стороны подъехали.

Старый парк стал как лес. За ним никто не следил, и дорожки никто не подметал. Да и дорожки эти уже превратились в тропочки.

Мне казалось, что я знаю парк, но Дубровский повел меня совсем неизвестным путем.

Кругом желтые и красные деревья, тишина.

Дубровский шагал неторопливо, но уверенно. «Что-то тут не так, — думала я. — Наверно, он атаман. И зовут его совсем не Геня».

Тропинка становилась все уже. Дубровский шел молча, не оглядываясь. Наконец мы вышли к небольшому озеру — и остановились.

Озеро было совсем маленьким, и по нему, как лодочки, плавали листья.

— Пришли, — сказал Дубровский. — Я хожу сюда лежать. — Он положил портфель под голову и лег, вытянув длинные ноги.

— Ты что, вот так лежишь и все? — спросила я, не веря.

— Не шуми тут, — сказал Дубровский. — Любите все шуметь, кричать.

Я тоже положила портфель под голову и легла.

И сразу стало так хорошо. Лежу, смотрю на небо сквозь желтые и красные листья. Небо высоко-высоко. И чувствую, что земля — шар. А я очень даже мало места, на немзанимаю. Он плывет себе в космическом пространстве, а я лежу на нем, покачиваюсь.

Не знаю точно, сколько мы пролежали. Мне кажется, что я всю жизнь могла бы так лежать и смотреть в небо и следить, как плывут облака, как листья отрываются от деревьев и кружатся в воздухе. Красные, оранжевые, желтые…

Я покосилась на Геню. На нем лежало несколько листочков. Наверно, листочки приняли его за своего и очень удобно разместились у него на плечах, на груди, на ногах.

Мне даже обидно стало, что листочки ко мне не летят, — наверно, не доверяют.

— Пора и домой, — сказал Геня. — А то еще тебя потеряют.

Он осторожно снял с себя листочки и положил их под дерево.

— А завтра еще придем? — спросила я.

— Придем. Пока дожди не начнутся, я буду брать тебя с собой. А уж как начнутся — тогда все. Тогда надо ждать снега. Зимой тоже хорошо, только потеплее одеться.

Дома меня уже давно ждали.

— Откуда ты так поздно явилась? — спросила Дуся.

— В старом парке, — говорю, — была.

— И что ты там делала?

— В небо смотрела.

Я думала, Дуся дальше начнет выспрашивать, тогда бы я ей и о старшем брате сообщила. Но Дуся сказала:

— Ну и ну, — и больше ни о чем спрашивать не стала.

А со старшим братом Геней мы стали каждый день ходить в старый парк — лежать. Листочки меня уже не боялись и отдыхали прямо у меня на лице.

— Я могу разговаривать с деревьями, — сказал однажды Геня. — Может быть, научу тебя.

У меня дух захватило.

— А что они тебе говорят?

— Разное. Придет время — скажу.

В школе Геня на меня особого внимания не обращал. Я к нему тоже не приставала.

— Ну и нашла ты братца! — сказала подруга Таня. — Вот у меня сестра так сестра. Ее портрет на доску Почета повесили.

— У моего брата просто фотографии нет, — сказала я.

— И неправда. Он пассивный.

В перемену ко мне подошла Тамара Фетисова, портрет которой висел на доске Почета. Ее большие серые глаза были строги.

— Веткина, — сказала она, — приготовь отчет, какую шефскую работу провел с тобой Дубровский. Между прочим, звонила твоя мама. Она обеспокоена, что у нас в школе каждый день, до самого вечера, мероприятия. Скажи, Веткина, какое мероприятие было вчера?

Я, наморщив лоб, смотрела в окно. За окном собирались тучи. Вначале я просто так подумала, что тучи, мимоходом подумала. А потом ахнула:

— Дождь будет!

— Веткина, я вижу, со мной ты не хочешь откровенно и честно разговаривать. Но сегодня же вечером ты все объяснишь своим родителям. А отчет о Дубровском приготовь. Будет собрание. Мы допустили большую ошибку.

Какую ошибку допустили, Тамара не сказала, не успела. Ее уже кто-то звал, искал, не мог без нее обойтись. Тамара всем была нужна.

А по окну стучал дождь. На наше озеро, наверно, упали первые капли.

После уроков я пришла в условленное место — на автобусную остановку. Здесь мы всегда встречались с Дубровским.

Я еще издали увидела его длинную фигуру.

— Началось! — сказал он. И мы посмотрели на небо, которое было серым и низким. — Но ты не переживай. Деревья ждали этот дождик, он им нравится.

— Они тебе говорили?

— Говорили.

Мы стояли на остановке и слушали дождь. Это тоже интересно — слушать дождь. Только машины мешали. Да и народу на остановке было много — от дождя прятались.

— Все шумят, шумят, — сказал Геня.

Тут я рассказала ему о своем сложном положении, о том, что сегодня вечером мне надо будет объясниться с родителями.

Дубровский задумался.

— Ладно, — сказал он. — Сегодня вечером я к вам приду и все объясню. Ты тут ни при чем.

— Как это ни при чем? Я очень даже при чем.

— Я твой старший брат. Понятно?

— Понятно.

— В семь часов я буду у вас.

И Дубровский, зажав портфель под мышкой, зашагал по улице под проливным дождем.

Дома Дуся встретила меня убийственным молчанием. «Все плохо, — подумала я. — Раз Дуся молчит, значит, плохо».

Поужинав, папа сказал:

— Пора нам с тобой серьезно поговорить. Что у вас за мероприятия каждый день?

Тут раздался звонок.

Папа открыл дверь. На пороге стоял Дубровский. Его светлые волосы были мокры от дождя.

— Проходите, — сказал папа как-то неуверенно.

Геня был длиннее папы на голову.

Все посмотрели на меня.

— Знакомьтесь, это мой старший брат Геня.

Геня подал руку маме, папе, потом Дусе.

— Раздевайся, — сказала я, — чувствуй себя как дома.

— Аферист какой-то, — прошептала Дуся.

А папа с мамой плохо ориентировались в обстановке. Они были вежливы и в то же время слегка бледны.

— Садись, — сказала я Гене.

Геня сел. Папа с мамой тоже сели, а Дуся осталась стоять.

— Я учусь в девятом «Г» классе, — начал Геня. — Наш класс взял шефство над шестым «В» классом.

И тут все облегченно вздохнули и сразу всё поняли.

— Значит, вы шеф! — весело сказала мама и стала угощать Геню чаем.

— Не шеф, а мой старший брат.

— Для всех игра, а для тебя серьезно, — сказала мама.

— Для меня тоже серьезно, — глядя в чашку, сказал Геня.

Тут у мамы руки опустились, и она в лице изменилась.

— Он такой же, как она, — сказала Дуся. — Сразу видно.

— Что видно? — спросила я.

— Не знаю — что, только видно.

Папа участия в разговоре не принимал, все присматривался к Дубровскому, а потом спросил:

— Выходит, ты наш сын?

Геня пожал плечами:

— Не то, чтобы совсем, но вообще выходит.

Папа постучал пальцами по столу, задумался. Я поняла, что сейчас он что-то важное скажет. Папа всегда стучал пальцами перед тем, как что-то важное сказать.

— Пожалуй, я согласен, — сказал папа.

Геня улыбнулся.

— Поздравляю тебя, Дуся, — сказала я. — У тебя сейчас тоже есть брат.

Дуся промолчала. По-моему, Дубровский понравился ей с первого взгляда.

Труднее было с мамой. Она заплакала. А поплакав, сказала:

— Разве я против шефства? Но ведь этот мальчик без царя в голове. Он же сам отстающий.

— Нет, — сказал Геня. — Я уже успевающий. Мне пора. Я завтра приду.

— И часто ты будешь приходить? — спросила Дуся.

— Часто.

Когда Геня уходил, мама опять всплакнула, наверно, не хотелось ей с Геней расставаться.

— Шумно у вас, — сказал Геня уже в дверях.

На следующий день наш класс вместе с 9 «Г» готовился к собранию. Мы, младшие братья и сестры, должны были рассказать о своих старших братьях и сестрах, а они — старшие — о нас, младших.

После уроков снова все собрались в актовом зале. Мы сели с Геней рядом.

С докладом выступила Тамара Фетисова.

— Прошел месяц, как мы взяли шефство над шестым «В» классом, — сказала она. — И результаты налицо. Успеваемость в шестом «В» классе поднялась и стала почти стопроцентной. А в нашем девятом «Г» стала стопроцентной.

Потом Тамара перешла к рассказу об индивидуальной работе. Особенно долго она рассказывала об Игоре Забродине, о том, как он день и ночь учит уроки с Вадимом Хазбулатовым, и о том, как они ходили вместе в кино «Всадник без головы» и как устроили семейное чаепитие.

— Опыт Игоря Забродина должен стать достоянием всех, — сказала Тамара. — К сожалению, не все наши шефы отнеслись к своей работе добросовестно. Вот, например, Дубровский. Правда, учиться он стал хорошо. У него даже мало троек. — Тамара призадумалась, она явно не знала, как проанализировать создавшееся положение, ведь Дубровский всегда числился в неподдающихся. — Дубровский может учиться на «хорошо» и «отлично», — заверила Тамара, — и в то же время он не проявляет активности и заражает своим пессимизмом Веткину, которая легко поддается дурному влиянию. Я думаю, нам нужно сделать соответствующие выводы.

Я очень внимательно слушала Тамару и ждала, какие будут выводы. Но Тамара села. А потом снова встала и сказала:

— Вначале поговорим о положительных примерах, а потом Дубровский расскажет нам о проделанной работе.

Положительных примеров было много. Особенно восторженно говорила моя подруга Таня.

— Я хочу быть такой, как моя старшая сестра Тамара Фетисова, — закончила она свою речь. — Тамара подает мне положительный пример во всем. Я даю слово, что мой портрет тоже будет висеть на доске Почета!

Все зааплодировали, а Капустин даже «ура» закричал.

Таня была счастлива, как будто ее портрет уже висел на доске Почета.

Мы с братом Геней вели себя скромно.

— Чего шуметь-то? — сказал он.

Когда аплодисменты стихли, Тамара сказала:

— А сейчас пусть расскажет о своей работе Дубровский.

Геня вышел на сцену, спрятал руки за спину и стал смотреть в угол, где висел портрет Менделеева.

— У тебя есть план шефской работы? — спросила Тамара.

— Нет. А зачем он?

— Вот видишь. А мы тебе доверили воспитание.

Я очень волновалась за Геню, но никак не могла придумать, что бы такое убедительное сказать.

— Ты, Дубровский, опять не справился с общественным поручением, — вздохнула Тамара.

— Справился! — крикнула я. — У нас дома чаепитие было!

Все засмеялись, а Геня чуть заметно улыбнулся.

— Иди, Веткина, сюда, — безнадежным голосом сказала Тамара. — Может быть, ты нам чего-нибудь расскажешь, дополнишь отчет Дубровского.

Я вышла и встала рядом с Геней. Он мне показался таким высоким, что надо было запрокидывать голову, чтоб взглянуть на него.

— Геня Дубровский мой брат, — сказала я. — Настоящий. Только я об этом сначала не знала, и он не знал, а потом уже узнали.

Все затихли.

— Как это настоящий? — спросила Тамара.

— Потому что настоящий, — сказала я. — Спросите мою сестру Дусю.

— Фантастика какая-то! — Большие серые глаза Тамары смотрели на нас недоуменно.

— Сочиняет она все! — громко сказала подруга Таня.

Тамара посмотрела на меня так осуждающе, как будто я ее в чем-то жестоко обманула.

— Рассказывай о работе, Веткина, — голосом, не допускающим возражения, сказала Тамара. — Какие мероприятия у вас были еще, кроме чаепития?

— Мы ездили в старый парк, — сказала я.

— И что вы там делали?

— Смотрели в небо.

По залу снова почему-то прокатился смех.

— Хватит, Веткина, сочинять, — сказала Тамара. — Садитесь оба на место.

Мы с Геней сели.

— Дубровский не справился с общественным поручением, — сказала Тамара. — Я думаю, мы дадим ему что-нибудь попроще. А у Веткиной есть сестра, поэтому другого брата назначать ей не будем.

— Вот ты и осталась без брата! — сказала Таня.

— Я же сказала, что это мой настоящий брат. Спросите папу и маму! — громко сказала я.

— Чего шуметь, — сказал Геня. — Конечно, ты моя сестра.

— Это ваше дело, — доброжелательным, спокойным голосом сказала Галя Яковлева. — Лично я вам верю. Такой случай вполне возможен.

Мы с Геней улыбнулись, полные благодарности Гале Яковлевой.

А на улице было тепло, сухо, солнечно.

Не сговариваясь, мы с братом поехали в старый парк.

По озеру, как лодочки, плавали листочки. Красные, оранжевые, желтые.

Небо было высоко-высоко. Земной шар, на котором мы лежали, раскинув руки, мягко покачивался и плыл в пространстве.

КОНЕЦ

Дата добавления: 2015-06-04