Неотложные шаги

Многоэтапное дело. — Сверхзадача. — Плацдармы. — Воз­вышение. — Правда.

Многоэтапное дело. Даже тогда, когда, как надеется автор, более или менее корректно будет определен оптималь­ный с правовой стороны путь преобразований в нашем об­ществе ("постижение права") и обозначено главное звено в цепи таких преобразований (формирование свободной и ответственной личности), необходимо отдавать себе ясный от­чет в том, что перед нами — долгий и трудный исторический процесс, который предполагает тяжелую, изнурительную, во многом неблагодарную для ее исполнителей работу, охваты­вающую все сферы жизни общества во всей сложности и многообразии существующих в каждой из них проблем.

И хотя ряд задач демократического преобразования российского общества в той или иной степени решен (освобо­ждение общества от тотального страха перед репрессивной властью, свобода слова, гласность, институты свободных выборов и элементы парламентаризма, известные элементы рыночной инфраструктуры и рыночных отношений), совер­шенно очевидно, что российское общество находится только на начальной стадии преобразований, тем более что трудно­сти и неудачи реформ породили новые тяжелые проблемы.

Исходя из этого в современной обстановке следует, на мой взгляд, прежде всего определить самые неотложные, необходимые шаги на пути демократических преобразований, связанных со становлением и развитием гуманистического права, правозаконности в России.

При характеристике этих неотложных, необходимых шагов представляется важным первоначально выделить своего рода сверхзадачу.

Сверхзадача. При решении проблем правового развития России в современных условиях нужно с предельной ясностью осознать ключевую идею наших преобразований.

Наше российское общество сможет окончательно порвать с коммунизмом и встать на путь последовательно демокра­тического, истинно правового развития, когда решительно и навсегда откажется от идеологии ("идола") всесильной госу­дарственности, допустимости во имя "великой цели", неважно, коммунизм ли это или процветающий капитализм, использовать институты государственного всевластия, насильственные акции в любом обличье и виде.

Этот вывод достоин того, чтобы получить необходимое и авторитетное философское подтверждение и конституци­онно-правовое закрепление.

С научной точки зрения представляется важным окон­чательно, во всех звеньях духовной и практической жизни твердо встать на ту позицию, что в ходе общественного разви­тия в условиях перехода к либеральным цивилизациям един­ственным путем решения назревших проблем должна быть эволюция, исключающая саму возможность насильственно-революционных акций¹, манипуляции людьми², каких-либо "кардинальных преобразований" сверху, не соответствующих воле и устремлениям людей³.

С конституционно-правовой стороны, надо полагать, было бы оправданным установление конституционного запрета на проведение социальных преобразований, затрагивающих права и интересы граждан, если они не соответствуют зако­ну и необходимым правовым основаниям. Такого рода право­вые основания должны включать, наряду с компетентными решениями уполномоченных на то органов власти и управ­ления, широкое использование демократических форм, ко­торые обеспечивали бы поддержку намечаемых преобра­зований "снизу" (местные референдумы, объединенные ре­шения муниципальных учреждений и органов общественной самодеятельности и др.).

Важна здесь и основательная экспертная проработка планируемых нововведений, имеющая юридико-решающее значение.

Весьма конструктивной в этом отношении является практика государственной жизни современной Франции, где проекты любых преобразовательных акций, принятые пра­вительственными учреждениями, ведомствами, муниципаль­ными органами, перед тем, как обрести юридическую силу, должны защищаться в Государственном совете на коллегии экспертов, специалистов по данному кругу проблем.

Наконец, существенное значение имеет понимание роли тех ключевых, ныне уже внедренных в жизнь механизмов и средств, через которые в настоящее время под прикрыти­ем демократических институтов осуществляется всевластие. И значит — понимание того, что, пока сохранятся эти клю­чевые звенья, а государство не сосредоточит свою деятельность на исконно государственных делах, попытки преодо­леть наследие коммунистическо-правовой философии — государственное всевластие (а вместе с ним и сам феномен "Большой" власти) окажутся тщетными.

¹ Всякая революция неизбежно сопряжена с насилием и с каким-то экспериментом. По утверждению Ю. Хабермаса, и демократические революции были "своего рода лабораторией, в которой экспериментировали с нормативными проектами" (Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. С. 33).

² См.: Ермаков Ю.А. Манипуляция личностью: смысл, приемы, последствия. Екатеринбург. 1995.

³ Весьма умеренную характеристику приверженцам "кардинальных перемен" дает И.П. Малинова, когда высказывает пожелание о том, "что­бы радикализм, идущий от старого соблазна "все устроить, и немедлен­но", умирялся критическим отношением к наличным возможностям и интеллигентным самоограничением в области социальных экспериментов" (Малинова И.П. Философия правотворчества. С.57). Ох, если бы для большевиков, иных радикалов достаточно было бы такого рода самоограниче­ний!

Сверхзадача при всей ее неотложности и необходимо­сти — это все же в немалой мере фактор стратегического порядка. А какие реальные дела в области права относятся к практической работе нашего времени?

Первое из них — это защита и упрочение тех плац­дармов гуманистического права, правозаконности, которые уже существуют в действующем российском праве.

Плацдармы. Вряд ли в нынешних условиях (когда фронтальное утверждение гуманистического права требует еще долгого времени и тяжелой работы, а тенденции сило­вого господства еще столь могущественны) можно рассчи­тывать на большее, чем укрепление и защиту позиций правозаконности, соответствующих высоким человеческим ценностям.

Какие позиции (плацдармы) передового гуманистиче­ского права, правозаконности являются здесь наиболее существенными?

Прежде всего это, конечно, те "островки" последова­тельно гуманистического права, которые уже сейчас суще­ствуют в Конституции, в законодательстве. Если не представится возможность юридически упрочить и расши­рить их (а это вряд ли: конституционные и иные фундамен­тальные законодательные проблемы закручены ныне, как и раньше, вокруг власти, ее дележа между "ветвями"), то важно сделать их незыблемыми, реально "работающими".

И тут, впрочем, существуют немалые трудности. Сколь ни громко, скажем, звучали осенью 1996 года голоса о не­допустимости упомянутых в этой книге нарушений ведом­ственными актами положений Гражданского кодекса, соот­ветствующей жесткой реакции от высших эшелонов вла­сти так и не последовало. Даже постановления Государ­ственной Думы и Верховного Суда на этот счет не стали та­кой реакцией. А то обстоятельство, что в данном случае нарушается одно из ведущих начал гражданского законо­дательства, вообще не было официально признано.

Видимо, потребуется немало усилий, настойчивости, а порой и гражданского мужества от приверженцев последо­вательно демократического развития российского общества для того, чтобы отстоять в качестве действующих, реально работающих юридические форпосты гуманистического права, не допустить того, чтобы они ушли в тень, превратились в пустые декларации, декоративные украшения юридиче­ской системы, фактически ориентирующейся на силовые действия.

Следующий по важности плацдарм крепкой правозаконности — независимый суд. Центральная власть глубоко заинтересована в независимости судебной системы (она — гарант государственно-правового единства, действенное сред­ство предупреждения республиканско-областного сепаратиз­ма и борьбы против него). И, кажется, власть готова даже мириться с издержками, связанными с судейской независи­мостью, терпимо относиться к судебным актам, пресекаю­щим неправомерные государственно-административные акции, исходящие от федеральных учреждений. И все же, судя по всему, потребуются немалые усилия для того, чтобы органы российского правосудия "развернулись" к защите человека, его достоинства, неотъемлемых прав; причем — так, чтобы исходной правовой основой для этого служили, как это и предусмотрено Конституцией, неотъемлемые пра­ва и свободы человека, общие гуманистические принципы права (такие, в частности, которые выражены в первых стать­ях российского Гражданского кодекса).

Впрочем, в области действующего правосудия мы, по некоторым данным, встречаемся с иной опасностью, пагуб­ные последствия которой в достаточной мере еще не оцене­ны (и которой, увы, могут с успехом воспользоваться противники независимого правосудия). Эта опасность, особенно в условиях коррупции, проникающей и в судебную систему, состоит в возможности использовать "независи­мость" суда для неправомерного вмешательства в общест­венную жизнь в интересах денежного мешка, ведомственных интересов или даже личностных амбиций.

И наконец, еще один плацдарм. Это — традиции рос­сийского юридического образования, устремленные на под­готовку высококвалифицированных, с высокоразвитым чувством гражданственности правоведов. Без таких право­ведов, бойцов и проповедников передового права — носите­лей высоких человеческих ценностей — правовое развитие, ориентированное на гуманистические начала, невозможно.

И тут есть трудности, опасности. Главные из них кро­ются не только в правовых традициях советской юридиче­ской школы, ограниченных задачами подготовки юристов среднего уровня с необходимой партийно-идейной закалкой — верных служителей партии, но и в совсем новых тенденциях, навеянных коммерциализацией хозяйственно-деловой жизни, когда начинают пользоваться спросом не правоведы-профессионалы с высокой правовой культурой, а юристы-деляги, умельцы "выигрывать дела", "пробить вопрос".

Кто знает, быть может, судьба, будущее российского права находится ныне в руках немногих — к сожалению, немногих — российских правоведов, которые получили "по цепочке" от своих учителей и наставников то богатство про­фессиональной культуры, гражданственности и мужества, которыми были славны передовые юристы досоветской поры.

Возвышение. Неотложная проблема нынешнего времени — возвышение передовых представлений о праве.

Здесь тоже дело обстоит совсем не просто. Ведь наше общество еще не "прошло", далеко не завершило тот этап, над которым по передовым правовым представлениям пред­стоит даже в чем-то возвыситься, — этап придания безус­ловной нерушимости, святости действующему закону. Сейчас в виде некоего труднодостижимого идеала воспринимаются такие формулы, как "диктатура закона" (которая в приведенном словесном выражении имеет и негативный оттенок, отражающий недобрый смысл самого слова "диктатура", а также однобокость мышления, связывающего крепкую, сильную власть с одной лишь "диктатурой").

Но ничего не поделаешь. Необходимость возвысить пе­редовые правовые идеи до уровня общенациональных — необходимость острая, неотложная. И здесь для "увязки" с существующим положением вещей может быть использо­вана категория "правозаконности", которая наряду с гуманистическим видением правовых явлений сохраняет и все положительное, что несет в себе идеология святости дейст­вующего закона.

При этом идея правозаконности вполне достойна того, чтобы, если угодно, официально приобрести статус той об­щенациональной идеи, о которой ныне заботятся многие политические деятели и идеологи, озабоченные тем, что место, ранее занятое "коммунизмом", ныне все еще остает­ся вакантным.

Скажу со всей определенностью: если уж необходима некая общенациональная, да притом официально признан­ная идея (по моему убеждению, в принципе, такой "идол" в современном демократическом обществе вовсе не требуется, противопоказания против него очень серьезны), то подобной идеей могут стать именно начала твердой правозаконности, ценности и идеалы гуманистического права. Аргументировать это положение, наверное, нет необходимости: из всего вышесказанного с непреложностью следует, что ближе, роднее, ценнее для человека ("постигшего или постигающего право"), чем идея правозаконности, нет ничего.

Не скрою, что есть и наивное (посему об этом прямо говорится) лукавство в пожелании, чтобы такого рода идея получила даже какое-то официальное признание (хотя офи­циальное признание не всегда идет на пользу дела) — про­звучала в официальных документах высокого ранга, в речах руководящих деятелей. Такое признание, хочешь—не хо­чешь, крепко связывает власть, делает ее заложницей офи­циально признанных идей, пусть и провозглашенных для вида, с чисто пропагандистскими или декоративными целя­ми (недаром чуть ли не главным лозунгом-требованием дис­сидентов брежневского времени были слова: "Соблюдайте свою собственную Конституцию").

Правда. Неотложный шаг в трудном деле утвержде­ния гуманистического права в России — это со всей опре­деленностью сказать правду — всю правду! — о комму­нистической философии права и, что не менее существен­но, о тех ее приметах и проявлениях, которые сохранились до нынешнего времени. Причем сделать так, чтобы эта правда дошла до всех людей страны. И чтобы все мы, общество, наконец-то с необходимой четкостью определили свою по­зицию, сделали выводы в отношении коммунистических, ленинско-сталинских взглядов на право — и в их общем, мировоззренческом виде, и в их практическом применении

Может возникнуть сомнение: нужно ли все это? Зачем людям при сегодняшних бедах и трудностях какая-то "фи­лософия"? Ведь мы сейчас, кажется, преодолеваем магию всяких "измов", "капитализмов-социализмов"? Тем более что коммунисты нынешней поры, судя по их заявлениям и даже как будто бы делам, другие: они — патриоты, высту­пают за людей труда, против бед и трудностей, порожден­ных демократическими реформами, и, что особенно харак­терно, отстаивают незыблемость закона, твердой законно­сти. И вообще в настоящее время пропагандируется дух согласия, во имя достижения которого, наверное, не следу­ет ворошить прошлое и делать акцент на идеологических особенностях.

Между тем необходимость со всей определенностью сказать правду о коммунистическом, ленинско-сталинском (в том числе о неосталинском, брежневском) отношении к праву становится ныне особо острой именно потому, что в российском обществе существует и крепнет сдержанное и даже благодушное, чуть ли не поощрительное отношение к идеологии коммунистов, к их новому амплуа — борцов за незыблемость закона, твердую законность.

Что ж, коммунисты новой формации — это действительно не прежние фанатики-большевики, они действительно в об­щем верно оценили однобокость и в чем-то очень тяжкую для людей неправедность проводимых под флагом демократии и рынка реформ, и их суждения по поводу нарушений закона, в том числе самой властью, по большей части справедливы.

Но, спрашивается, куда уйти от вопросов и сомнений, - особо острых после войны в Чечне — истинно большевистской акции, прикрытой благообразными формулами? Спрашивается, не считает ли себя и сейчас коммунистическая партия, по-прежнему объявляя коммунизм — пусть и как "перспективу" — в качестве своей исторической цели, носителем революционного права, служащего коммунизму, — права на то, чтобы добиваться коренного преобразования всего общества и идти во имя этого, во имя всеобщего сча­стья на решительные революционные меры? И не следует ли в этой связи понимать приверженность к закону и за­конности в смысле идеологии "социалистической законности", провозглашающей святость своего, советского закона и вместе с тем допускающей "в случае необходимости" ("угрозы социализму") решительные вооруженно-насильствен­ные действия? (Только такое "революционное право" понимается теперь не впрямую, а по-неосталински, по-брежневски — под маркой всесильного государства, его крепо­сти, целостности.)

Я далек от мысли адресовать поставленные вопросы большинству сторонников нынешней коммунистической партии (основной массе современных партийцев и тем бо­лее сочувствующих коммунистической партии людей сама постановка подобных вопросов просто невдомек: для их веры и симпатий по большей части вполне достаточно вос­поминаний о добрых сторонах социализма да партийной позиции в отношении недостатков реформ, сегодняшних бед, борьбы за бесплатное здравоохранение, образование,

за закон).

Но — внимание! — нужно твердо знать: основной вопрос, касающийся самой принципиальной стороны нашей жизни и, пожалуй, ее сути, сути нашего будущего, — это отношение коммунистов к присвоенному ими праву переде­лывать мир.

Если современная коммунистическая партия сохраня­ет за собой указанное высшее революционное право (а в этом как раз и есть само существо коммунистической фи­лософии права и главное в ортодоксальном революционном марксизме вообще), то, значит, она по-прежнему считает себя "вправе" делать и переделывать в обществе что угод­но сообразно своим идеалам и объявленным перспективам. И, значит, "при необходимости" вправе на началах револю­ционного правосознания принимать любые меры во имя все­общего счастья, преодоления сопротивления врагов, революционной социалистической законности.

Если же, как уверяют нынешние партийные функцио­неры, в современных условиях коммунизм "совсем другой" и отныне коммунисты будут достигать предопределенной логикой Истории коммунистической перспективы одними лишь демократическими методами, только через демокра­тическое право, правосудие, права человека, то коммуни­сты обязаны... перестать быть коммунистами (наверное, поэтому определенных и внятных заявлений на этот счет до сих пор не прозвучало). Ибо коммунисты потому, как уже говорилось, избрали кардинально-революционную идеологию и соответствующее словесное обозначение своего дви­жения, что коммунизм для них — не мечта, не отдельные добрые идей, которые должны реализоваться естественным путем только по логике Истории, по мере экономического и социального прогресса, а практическое дело, когда поставленной цели нужно добиваться решительно и радикально.

И еще одно, наверное, самое главное. Ни по каким кри­териям нельзя отделаться, откреститься одними лишь пуб­личными заявлениями о том, что "мы теперь другие", от того, что действительно содержит коммунистическая док­трина, и от того, что на ее основе совершено в обществе. Глубина античеловеческой порочности самоприсвоенного ими "права" творить с людьми все, что угодно сообразно их уто­пическим социальным проектам, фатально наступающая при осуществлении этого "права" разрушенность общественной жизни целых стран и континентов, массовое в этой связи истребление людей и имущества, необузданный террор и расправа над людьми, десятки, сотни миллионов убитых и искалеченных, — все это не предполагает ничего иного, как безоговорочного и полного осуждения и покаяния за содеянное коммунизмом.

Правда должна восторжествовать во всех сторонах нашей жизни в прошлом и настоящем. Надо знать правду и о характере акций, связанных с обретением советской республикой — РСФСР статуса и атрибутов "независимого го­сударства", и тех, что связаны с проведением с 1992 года кардинальных реформ. Будем откровенны: и там, и здесь проскальзывали коммуно-большевистские интонации и симптомы — действия, в которых просматривалось не только данное руководителям российского государства свободными выборами право на демократическое управление общественными делами и демократическое реформирование общества, но некое право на быстрые и решительные преобразовательные меры "сверху" для достижения нового идеала — процветающего капиталистического общества.

Нужно серьезно задуматься над тем, не воспроизводит ли наша сегодняшняя демократическая действительность на новом витке большевистский расчет — во имя замеча­тельной либеральной цели воспользоваться доставшимся нам в наследство инструментарием всесильного государства? И не упустили ли мы из поля зрения то обстоятельство, что эта всесильная государственность несет в себе неуничтожимые "гены" большевизма? И что на известном этапе своего неудержимого роста такого рода власть, отшвыривая демократические идеалы и тех, кто сделал ставку на власть во имя быстрого свершения либеральных преобразований, начинает работать на себя, на свое могущество, величие и неприкасаемость?

Ведь что ни говори, есть нечто роковое и неотвратимое (до сих пор наукой по-настоящему не осмысленное, но явно коренящееся в бесовских законах власти) в цепи событий, начинающейся с благородных стремлений использовать могучую власть во имя замечательных целей, всеобщего счастья и процветания и завершающейся нежданными горь­кими последствиями, бесправием, несчастьем для людей.

Сдается, что и по этому пункту проблемы, названной "правдой", нам тоже никуда не уйти от честной и суровой оценки всего того, что не позволило реализовать великие начала свободы и принесло людям незаслуженные и непра­ведные беды.

Глава седьмая

Дата добавления: 2017-01-14