Памятники отечественного уголовного права дореволюционной России о соучастии в преступлении 1 страница

Развитие института соучастия в памятниках отечественного уголовного права имеет определенные особенности, которые характеризуются историческим периодом и представлениями ученых о данном институте.

Впервые о соучастии в совершении преступления наиболее обстоятельно говорится в отдельных редакциях Русской Правды. С указанного периода времени начинается развитие института соучастия в отечественном уголовном праве. При этом упоминание о совершении преступления несколькими лицами не приводит к разработке самого понятия соучастия[1].

На начальном этапе развития уголовного права участие нескольких лиц в совершении преступления имело определенные особенности. Понимание на начальном этапе развития уголовного законодательства преступления как причинения вреда частному лицу, а наказания – как обязательного возмещения данного вреда привело к тому, что в первых законодательных памятниках – договорах Руси и Византии, Русской Правде все соучастники отвечали так, как если бы каждый из них совершил данное преступление в отдельности. При большем количестве соучастников признавалась более тяжкая обида, а обид было столько, сколько было оскорбителей[2].

В Краткой Русской Правде устанавливалась равная ответственность за преступления при соучастии: «Аже крадет кто скот в хлеве или клеть, то же будет одни, то платити ему 3 гривны и 30 кун; будеть ли их много, всем по 3 гривны и 30 кун платит», или «Аже крадеть скот на поли, или овце, или козы, или свиньи; 60 кун; будеть ли их много, то всем по 60 кун».[3]

.

Пространная редакция Русской Правды в ст.41-43 продолжает формирование института совершения преступления несколькими лицами («будеть ли их много», «то колико их будеть крало»). В дальнейшем всем соучастникам назначается равная ответственность. Однако среди видов соучастников уже выделяются не только исполнители, но и подстрекатели[4].

Представляется, что Русская Правда выступила отправной точкой формирования института соучастия. В последующих нормативных актах данный институт получает более подробное правовое регулирование.

С.Л. Рогов отмечает, что в церковно-уголовном праве постепенно появляются общие положения института соучастия. Так, ст.2 Краткой редакции Устава князя Ярослава о церковных судах предполагает, что соучастникам похищения женщины («умычникам», «умычницех») необходимо заплатить штраф епископу в размере одной гривны серебра. Умычники обязаны были также ответить и перед князем, который мог их казнить. Штраф самого исполнителя похищения в отношении потерпевшей в зависимости от ее происхождения был значительно больше[5].

В ст.7 Краткой редакции Устава князя Ярослава предусматривала ответственность за групповое изнасилование («аже девку умолвить к себе кто и дасть в толоку»). Санкция ст.7 карает и самого «умолвника» трехгривенным штрафом в пользу епископа, и «толочан» как соисполнителей или соучастников преступления штрафом в размере одного рубля на каждого. Потерпевшая также получала выплату в размере трех гривен серебра.

В Пространной редакции Устава князя Ярослава среди причин, по которым мог быть осуществлен законный развод мужа с женой, указывается, что за попытку жены с помощью кого-либо совершить убийство мужа или совершить у него кражу при помощи других лиц, велев последним украсть[6].

Поводом к разводу было несообщение мужу о преступных (оскорбительных) словах, которые были высказаны в адрес царя или князя.

Особую роль в законодательном процессе Русского государства в XVI-XVII вв. играли Земские соборы. По своему характеру и роли это были чрезвычайные органы, к помощи которых русские цари и правящая верхушка прибегали только в крайних случаях, когда происходили или возникала необходимость произвести ощутимые изменения общественного строя страны. Целью созыва Иваном IV Грозным 27 февраля 1549 г. первого Земского собора было «общественное примирение» в условиях нестабильности, вызванной боярской смутой. Итогом правотворческой работы первого Земского собора стало предварительное одобрение содержания Судебника 1550 г[7].

Всего с середины XVI до конца XVII вв. было созвано 57 соборов. Для характеристики их роли как законодательных органов принципиальное значение имеет Земский собор, созванный 16 июля 1648 г., на котором было принято знаменитое Соборное Уложение.

А.И. Толстая указывает, что «соучастие в Соборном уложении 1649 г., по сравнению с предыдущим законодательством, определено более подробно. Выделены такие действия, как подстрекательство, пособничество, укрывательство. Закон устанавливает одинаковое наказание для всех участников совершения преступления, не требуя определения степени участия и вины каждого из них»[8].

Соборное уложение 1649 г. разделяло участников преступления на главных и второстепенных, понимая под последними соучастников: соучастие могло быть физическим (содействие, практическая помощь) и интеллектуальным, например подстрекательство к убийству (гл.22). Участником преступления стал признаваться раб, совершивший преступление по указанию своего господина[9].

Закон от второстепенных субъектов преступления (соучастников) отличал лиц, только причастных к совершению преступления: пособников, попустителей, недоносителей, укрывателей.

В нормативно правовых актах Петра I появляются новые черты, которые характеризуют соучастие в преступлении. Они заключались в том, что широкое распространение получила система приравнивания ответственности участников посягательства: «что один через другого учинит, почитается так, якобы он сам то учинил оные, которые в воровстве конечно вспомогали или о воровстве ведали и от того часть получили или краденое, ведая, добровольно приняли, спрятали и утаили, оные властно, яко самые воры, да накажутся». Артикул воинский устанавливал принцип ответственности за соучастие, а также разделял виды участников, не называя, однако, их. Так, артикул 160 предусматривал ответственность подстрекателя: «Ежели кто кому прикажет кого смертию убить, оный також яко убийца сам имеет казнен быть смертью, а именно голову ему отсечь»[10].

«Морской Устав» в главе «О смертном убийстве» определяет ответственность подстрекателя: «которые на убийство или на отраву подкупают, соизволяют и научают, или ведая о том намерении не объявят: те как вымышленные убийцы да судятся. Ежели же кто ведает по убийстве, а не известит, тот легче наказан будет». Д.А. Безбородов отмечает, что при Петре I уже предпринимались определенные шаги, которые были направлены на то, чтобы дифференцировать ответственность участников посягательства и лиц, прикосновенных к совершению преступления. Лица, осуществляющие пособничество в совершении преступления (покупают отраву, научают) несут такую же ответственность как преступники. А те, кто знает о совершении преступления, но не сообщит властям, то тот понесет менее строгое наказание[11].

В 1754-1766 гг. предпринимались попытки разработки Уголовного уложения. Однако проекты Уголовного уложения так и остались проектами, но в них содержалась определенная классификация участников преступления по видам, которые носили условный характер, так как их всех предлагалось наказывать одинаково: «Кто такому злодею в таком преступлении сообщником был и отравы оные которыми кого отравил, и ведая злое его в том умышление, продал или на то, как отравить, кого научал, и оному учинить такую же равномерную казнь, как и самому убийце»[12].

На формирование отечественных уголовно-правовых взглядов значительное влияние оказал «Наказ» 1767 г., принятый в царствование Екатерины II. Создание этого документа осуществлялось под сильным влиянием идей французских просветителей XVIII в., с которыми Екатерина II вела весьма оживленную переписку. В «Наказе» уже довольно четко прослеживается хорошо продуманная попытка наметить основы для построения системы успешной борьбы с преступностью. Эти основы касаются в числе прочих вопросов построения рациональной системы уголовного права[13].

«Наказ» особое место отводит оценке действий отдельных лиц, когда они совершаются «сообщниками в беззаконии», не являющимися «беспосредственными оного исполнителями» и лицами, которые выступают «самыми настоящими исполнителями». Действия, совершенные «исполнителями», подлежат большему наказанию, чем действия, совершенные «сообщниками». Впервые в истории отечественного уголовного права «Наказ» строго провел различие между исполнителем и другими участниками («сообщниками») и требовал установления различного наказания для них. Показательна в данном смысле следующая выдержка из «Наказа»: «Надобно положить наказания не столь великие сообщникам в беззаконии, которые не суть беспосредственными онаго исполнителями, как самим настоящим исполнителям. Когда многие люди согласятся подвергнуть себя опасности всем им общей, то чем более опасность, тем больше они стараются сделать оную равного для всех»[14].

Необходимость более строгого наказания исполнителей «Наказ» видит в том, чтобы этим путем сделать более затруднительным поиск «человека, который бы захотел взять на себя совершить умышленное злодеяние», т.е. соучастника преступления. Сообщники были уравнены в наказании с исполнителями только в тех случаях, когда они выступали подстрекателями непосредственного исполнителя, от которых последний «получает особенное награждение»[15].

В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. институт соучастия претерпевал изменения и регулировался более подробно.

Так, в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. виды соучастников юридически определялись более точно (ст.ст.11-14). Соучастие рассматривалось, как особая форма совершения преступления[16].

Среди соучастников выделялись главные виновные и участники. К последним относились зачинщики, сообщники, подстрекатели, пособники, попустители и укрыватели. Уголовное уложение 1903 г. сохранило подобную градацию соучастников, несколько иначе сгруппировав их. Выделялись непосредственные исполнители, затем подстрекатели, а к последней группе относились пособники (ст.51)[17].

Впервые определение понятия «соучастия в преступлении» в России дал видный дореволюционный ученый, профессор А.С. Жиряев в 1850 г., который под соучастием понимал «стечение нескольких преступников при одном и том же преступлении», выделяя два признака соучастия: участие нескольких лиц и их участие в одном преступлении. Позднее Н.С. Таганцев выделил в соучастии субъективный признак: «Соучастием в техническом смысле может быть названо только такое совпадение нескольких лиц в преступлении, при котором, благодаря общности их вины, каждый отвечает за все деяние в полном объеме. Такая общая виновность предполагает не только наличность преступного умысла у действующих, но и однородное направление воли. Внешним признаком, без которого немыслимо соучастие, является соглашение на преступление»[18].

Разные точки зрения высказывались и при характеристике признака совместности: в узком смысле он отражает особенности лишь объективной стороны преступления, совершаемого в соучастии, а в широком – еще и специфику субъективной стороны совершенного в соучастии преступления. Эти подходы объединяет не только то, что совместность в них наделяется статусом признака понятия соучастия и рассматривается в одном ряду с другими признаками, но и то, что в обоих случаях остается открытым вопрос о родовой специфике понятия соучастия. Между тем правила конструирования дефиниции любого понятия (если она состоит из указания на род и видовые отличия) требуют определенности первоначально в родовой принадлежности понятия и только затем – в его видовых отличиях (признаках).

Г.П. Новоселов отмечает, что большинство ученых в XIX в. при характеристике соучастия стали ориентироваться на его дефиницию, которая была закреплена в уголовном законе, нередко ограничиваясь признанием соучастия одной из форм совершения преступления либо, например, рассматривая соучастие в качестве разновидности действий и определяя его как «совместные, умышленные действия, представляющие собой совершение одного и того же преступления с разделениями или без разделения ролей (соисполнительство или соучастие в узком смысле слова)»[19].

Согласно господствующим среди русских дореволюционных юристов взглядам, соучастие исключалось в следующих случаях: 1) когда лица, совместно совершающие преступление, являются виновными в неосторожности; 2) когда одно из действующих лиц обусловливает результат умышленно, другое же – неосторожно; 3) когда преступники действуют без всякого соглашения между собой. При этом назывались возможными три комбинации: а) когда ни один из виновных не знает о намерении и деятельности других; б) когда из двух злоумышленников лишь один знает об умысле и деятельности другого; в) когда действующие лица знают друг о друге, но каждое из них ошибочно думает, что ни умысел, ни деятельность его не известны другому.

Представляется, что данные положения наиболее полно отражают институт соучастия в дореволюционный период, а также послужили дальнейшему развитию института соучастия в последующие исторические периоды.

Таким образом, институт совершения преступления несколькими лицами возникает и формируется в памятниках древнерусского уголовного права. При этом постепенно происходит накопление и осмысление судебной практики данного юридического явления, вырабатываются способы уголовно-правового реагирования на групповое совершение преступлений.

Возникновение института соучастия в совершении преступления нескольких лиц было основано на реализации специфической особенности дифференциации уголовной ответственности, которая выражалась в ее усилении при совершении преступления при соучастии.

Институт соучастия получил различное нормативное закрепление в светском (Русская Правда) и в церковном (Устав князя Ярослава) законодательстве. В светском законодательстве все соучастники отвечали в равной мере, при этом совершение преступления в соучастии карается в три раза строже, чем совершение подобного же преступления в одиночку.

В дальнейшем происходит совершенствование института соучастия. Участники преступления подразделялись на главных и второстепенных, понимая под последними соучастников. Соучастие могло быть физическим и интеллектуальным.

Нормативные акты следующего века определяли вначале принцип равной ответственности за соучастие, а потом исполнитель подлежал большей уголовной ответственности, чем его сообщники.

В последующем происходит классификация видов соучастников. Среди соучастников выделялись главные виновные и участники. К последним относились зачинщики, сообщники, подстрекатели, пособники, попустители и укрыватели.

В дальнейшем в науке уголовного права было сформулировано определение соучастие в преступлении, под которым понималось «стечение нескольких преступников при одном и том же преступлении».

В связи с этим можно отметить, что на протяжении всего дореволюционного периода институт соучастия в преступлении постоянно развивался, выделялись отдельные категории соучастников, развивалась уголовная ответственность каждого из соучастников. Все это способствовало дальнейшему развитию данного института с точки зрения акцессорной теории, согласно которой все соучастники несут ответственность за действия, совершенные исполнителем.

§ 2 Развитие института соучастия в преступлении в советский период

Формирование советского уголовного права как отдельной научной дисциплины началось в период после 1917 года. Одним из ее главных предметов исследования стало изучение проблемы соучастия в преступлении. Влияние господствующей идеологии наложило свой отпечаток на становление уголовного права - тему преемственности в уголовном праве советские ученые почти не ставили. Наблюдалось отрицание тех научных достижений в сфере разработки уголовного права, которые разрабатывались русскими юристами в дореволюционный период.

На практике полного отторжения прежних положений не произошло. В наследство от классической школы права в советское уголовное право перешли такие базовые понятия, как вина, соучастие и наказание. Из социологической школы теоретики советской правовой школы позаимствовали понятия опасного состояния личности и меры социальной защиты. В этот период наблюдались попытки сравнительно-правовых исследований. Другими словами, шел процесс формирования нового уголовного права. ^[20]

В период образования социалистического государства формирование основ нового права началось с изданием первых декретов второго Всероссийского съезда Советов, сформировавших его принципы. Декрет “О суде” отменял действие старых законов, если они противоречили “революционному правосознанию”, это и стало главным источником права при отсутствии новых писаных норм. В местных судах в качестве источника продолжали действовать нормы права, применявшегося в ХIХ веке. Постепенно стала складываться новая судебная практика. Революционное правотворчество осуществлялось самими судебными органами, высшими органами власти (съезд, ВЦИК, СНК), руководящими органами политических партий (ЦК) и даже местными Советами.

В декабре 1919 г. Наркомюст принял “Руководящие начала по уголовному праву РСФСР”, ставшие первой попыткой обобщения практики судов и трибуналов. Согласно получившей широкое распространение в этот период теории «социальных функций права», новое уголовное право должно было основываться на принципе целесообразности, который противопоставлялся принципу законности. В законодательном корпусе появились тенденции к отказу от особенной части кодекса. Предполагалось, что суды, руководствуясь “социалистическим правосознанием” и принципом целесообразности, будут решать дела на основе лишь общей части кодекса.

На этой идее базировалась структура Руководящих начал. Они состояли из введения, разделов о сущности уголовного права, об уголовном правосудии, о преступлении и наказании, о стадиях совершения преступления, о соучастии, о видах наказания, об условном осуждении, о пространстве действия уголовного права.

По советскому уголовному праву преступление, совершенное в соучастии, является более общественно-опасным, нежели однородное преступление, совершенное одним лицом.

Разработка проблемы учения о соучастии в то время права имела не только важное теоретическое, но и больше политическое и практическое значение.

Академик А.Я. Вышинский в 1938 г. в статье «О задачах науки советского социалистического права» писал, что проблема соучастия играет огромную роль в наших условиях, когда враги советского народа, подлые агенты иностранных разведок прибегают к заговорщической деятельности, к организации смрадного, преступного, антисоветского подполья. Вульгарное представление о соучастии, как форме объединения уголовной деятельности, в узком смысле этого слова, отжило свое время. Соучастие приобрело новый и чрезвычайно острый характер, как форма политической борьбы.

Действовать в одиночку враждебным элементам было трудно, поэтому с первых дней советской власти они стали прибегать к созданию всякого рода преступных сообществ (контрреволюционных организаций, блоков, шаек, банд, групп и т.д.). Борьба с преступными сообществами составляла одну из важнейших задач советского уголовного права. На необходимость беспощадной борьбы с контрреволюционными преступлениями, а также об ответственности организаторов и подстрекателей, указывалось, кроме того, в инструкции Наркомата юстиции «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний». В подпункте «а» пункта 1 инструкции говорилось о том, что революционному трибуналу подсудны уголовные дела о лицах, «которые организуют восстание против власти Рабоче - Крестьянского Правительства, активно противодействуют последнему или не подчиняются ему, или призывают других лиц к противодействию и неподчинению.

В постановлении Кассационного отдела ВЦИК «О подсудности революционных трибуналов», суду революционного трибунала подлежали те, «кто организует контрреволюционные выступления против Рабоче Крестьянского правительства, участвуя в них непосредственно или в подготовительной к ним стадии; или участвует во всевозможных контрреволюционных заговорах и организациях, ставящих своей целью свержение Советского правительства».

В обращении Совета Народных Комиссаров от 15 ноября 1917 г. «О борьбе со спекуляцией» говорилось об уголовной ответственности за спекуляцию не только спекулянтов, но и их пособников.

Декрет Совета Народных Комиссаров «О взяточничестве» устанавливал уголовную ответственность за получение и дачу взятки не только в отношении исполнителей, но и в отношении других соучастников - подстрекателей, пособников и прикосновенных лиц. Таким образом, этот декрет по сравнению с указанными выше законодательными актами более четко и подробно формулировал виды соучастников.

Декрет “О взяточничестве” устанавливал также и другой чрезвычайно важный принцип уголовной ответственности за соучастие. Этот принцип состоял в том, что подстрекатели, пособники и прикосновенные лица подлежали такому же наказанию, как и исполнитель.

Таким образом, в этом постановлении говорилось не только об ответственности подстрекателей, пособников и прикосновенных лиц за совершение данного преступления, но впервые в общей форме указывалось и на признаки подстрекательства.

Данное постановление, так же как и декрет о взяточничестве, говорило о прикосновенности лишь в общей форме, не проводя различия ее видов.

Впервые об укрывательстве как об одном из видов прикосновенности упоминалось в постановлении Наркомфина “О запрещении купли-продажи или передачи хлопковых предприятий всех видов и о регистрации акций и паев этих предприятий». В нем в частности, говорилось: «За неисполнение сего постановления, сообщение ложных сведений, несоблюдение сроков и за содействие, или покрывательство, по нарушению сего постановления виновные предаются Революционному Трибуналу”.

Инструкция Народного комиссариата юстиции “О порядке введения в действие декрета об отмене наследования” указывала на два вида прикосновенности - укрывательство и недоносительство.

Статья 11 инструкции гласила:

“Лица, виновные в умышленном непредставлении сведений, упомянутых в статье 8 настоящей инструкции, или в утайке и укрывательстве наследственного имущества, не сообщении, находящемся у них наследственном имуществе или вообще умышленно или по грубой небрежности препятствующие поступлению наследственного имущества в ведение Советов депутатов, подвергаются уголовному наказанию, установленному за присвоение государственного достояния, а равно денежному взысканию стоимости указанного (сокрытого, утаенного и т.п.) имущества”.

Декрет Совета Народных Комиссаров “О тыловом ополчении» более подробно говорил о соучастии и прикосновенности. Декрет указывал на признаки подстрекательства, пособничества, укрывательства и недоносительства. Подстрекатели, пособники, укрыватели, и недоносители согласно этому декрету подлежали такому же наказанию, как и исполнители.

Позднее изданное советское уголовное законодательство делает отдельные исключения из сформулированного в первых декретах принципа уголовной ответственности подстрекателей, пособников и прикосновенных лиц наравне с исполнителем. В некоторых декретах о борьбе с дезертирством устанавливалось одно наказание в отношении самих дезертиров, т.е. исполнителей преступления, и другое - в отношении укрывателей. Так, например, по постановлению Совета Рабоче - Крестьянской Обороны “О Дезертирстве” пойманные дезертиры подлежали уголовному наказанию “в пределах от денежных вычетов - до расстрела включительно”, а все укрыватели дезертиров подлежали уголовному наказанию в виде общественных принудительных работ на срок до пяти лет.

В советском уголовном праве соучастие не создавало каких-либо новых оснований уголовной ответственности за совершение преступления, а ответственность наступала на общих основаниях. Но поскольку соучастие является особой, специфической формой совершения преступления, т.е. одновременно несколько лиц участвуют в совершении одного и того же умышленного преступления, то все эти лица несут ответственность за одно и то же умышленное преступление. Конкретная мера уголовного наказания в отношении каждого из соучастников определялась судом в зависимости от степени вины каждого из соучастников в совершенном преступлении и общественной опасности самого преступления.

Судом также учитывались и личные качества каждого из соучастников, хотя об этом в законодательстве исследуемого периода каких-либо указаний не было. Роль организатора преступления как наиболее опасной фигуры среди соучастников, особо выделялась уже в те годы. Местные народные суды, окружные народные суды и революционные трибуналы вели решительную борьбу с преступлениями, совершаемыми в соучастии. Они назначали, как общее правило, в отношении виновных более тяжкое наказание, чем за однородное преступление, совершенное одним лицом.

Институт соучастия в советском уголовном праве совершенно противоположен одноименному институту соучастия в буржуазном уголовном праве. Институт соучастия возник в советском праве с первых дней Октябрьского переворота для борьбы, в первую очередь, с контрреволюционными организациями, антисоветскими заговорами, мятежами и другими преступными сообществами, деятельность которых имела политической направленности. Это вызывало необходимость установления особого порядка уголовной ответственности для лиц, виновных в такого рода преступлениях.

Переход после гражданской войны к мирному хозяйственному строительству активизировал дальнейшую разработку законодательства, в том числе и уголовного. Новый этап развития поставил ряд важнейших правовых проблем, в том числе вопросы о правовых источниках и юридической технике.

20-е годы стали периодом интенсивной кодификационной работы. Были приняты и вступили в действие Гражданский, Уголовный, Земельный, Гражданско-процессуальный, Уголовно-процессуальный и т.д. кодексы.

Уголовный кодекс РСФСР вступил в действие с июня 1922 г. и состоял из введения и двух частей - общей и особенной. Он был итогом четырехлетнего развития советского уголовного права и первым развернутым советским уголовным кодексом. В нем были ясно выражены основные принципы советского уголовного права и сформулированы его институты.

Дальнейшее развитие институт соучастия нашел в Уголовном кодексе РСФСР 1922г. Вопросам соучастия были посвящены ст. ст. 15,16 УК РСФСР, где в частности указывалось, что «за преступления наказываются как исполнители, так и подстрекатели, и пособники. Мера наказания каждому из этих соучастников преступления определяется как степенью участия, так и степенью опасности преступника и совершенного им преступления».^[21]

Ст. 16 УК РСФСР давала определение отдельных соучастников, которое с незначительными отклонениями воспроизводило формулировки «Руководящих начал». Содержалось указание на три вида соучастия: исполнение преступлений, подстрекательство и пособничество.

Подробно регламентировалась ответственность отдельных соучастников разделом «О преступлениях против порядка управления», где предусматривалась ответственность организаторов и участников банд (ст. 76 УК РСФСР). Кодекс проводил резкую грань о наказуемости, с одной стороны, подстрекателей, руководителей и организаторов и, с другой стороны – прочих участников. Наказание первых во всех случаях значительно выше наказания прочих участников.

При сопоставлении этих норм Уголовного кодекса можно заметить, что для определения соучастия употреблялись не одни и те же разъясненные в общей части термины. Так, ст. 15, 16 УК РСФСР указано три вида соучастников: подстрекатель, исполнители и пособники. В то же время, в ст. 25, 183 УК РСФСР говорится о «группе», «шайке», «банде»; ст. 60 УК РСФСР упоминает «организацию»; а ст. 80, 85 УК РСФСР указывают на преступления «организованные по взаимному или предварительному соглашению».

Такие понятия как «группа», «шайка», «преступная организация» предусматривали совокупную деятельность многих лиц, но каждое из них имело свои отличительные свойства, т.е. шайка представляет собой союз, организацию особого рода. Так, она характеризуется: взаимной солидарностью внутри шайки, коллективной силой, направленной на упорядочение внутреннего строя, авторитетностью ее членов, иерархическим устройством, существованием кодекса законов и обычаев.

В 30 – е годы, которые ознаменовались пиком беззакония, границы соучастия все более расширялись. Так, введенная в действие 8 июня 1934г. ст. 58 (измена Родине) стала необходимым теоретическим обоснованием так называемого «широкого» понятия соучастия. Для него не требовалось ни вины, ни причинной связи между соучастниками. Главным проповедником этой концепции был А.Я. Вышинский – в 30-е годы Прокурор СССР и государственный обвинитель по крупнейшим делам о контрреволюционных преступлениях. А.Я. Вышинский возражал против трактовки соучастия как деятельности, находящейся в причинной связи с учиненным исполнителем преступным результатом. По мнению А.Я. Вышинского, достаточно было установить связь данного лица с совершенным преступлением для положительного решения вопроса об уголовной ответственности. Эти «теоретические» изыскания оправдывали произвол и необоснованные репрессии^[22]

К 40-м годам ХХ века в советской юридической школе уже сложилась определенная научная база, с опорой на которую шло развитие института соучастия. В этот период начался активный теоретический поиск решения накопившихся проблем. Высказывалось немало предложений по способам совершенствования уголовного законодательства. Но принятый в 1960 году Уголовный кодекс РСФСР аккумулировал в себе лишь часть из них. Многие ценные идеи остались невостребованными и нереализованными. Поэтому представляется необходимым обратить особое внимание на теоретические разработки в области соучастия в преступлении в период 1940-60-х гг. ^[23]

Дата добавления: 2015-08-31