Разговоры c Конфуцием

(Древний Китай)

На берегу стремительного потока, бурные воды которого с высоких гор неслись в долину, чтобы превратиться там в спокойную и величавую реку, сидели восемь мужчин — семеро очень молодых и один очень старый. Редкие волосы его длинной седой бороды лохматились свежим ветерком, налетавшим со стороны долины, падали на плечи, щекотали щеки, но старик как будто не замечал этого. Неотрывно смотрел он на бурлящий поток, где волны, пенясь, налетая одна на другую, словно сражались друг с другом и исчезали, погибая, чтобы тут же дать родиться новым волнам. Все было пере­менчиво в этом речном потоке, все изменялось каждое мгновенье, и старик смотрел на воду, немного нахмурясь, точно осуждал реку за ее шумливое непостоянство. А сидевшие рядом со стариком молодые люди, похоже, не разделяли его сосредоточенного настроения. Они, видно, сидели здесь уже давно, и всем наскучило это неподвижное сидение на прохладных камнях. Некоторые из юношей, чтобы развлечь себя, бросали в поток камешки, другие незаметно перешептывались, кое-кто позевывал, а один, достав из-за пазухи лепешку, отщипывал от нее кусочки и отправлял их в рот, стараясь, впрочем, делать это неприметно. Но старик и не думал за кем-нибудь следить, кого-либо осуждать — погруженный в созерцание стремительно бегущей воды, он в мыслях находился далеко, гораздо дальше, чем вершина высокой горы, поднимавшейся неподалеку, или даже дальше легких облаков, проплывавших над долиной.

— Учитель,— прервал молчание один из юношей, тот самый, что сумел расправиться с лепешкой, а потому и ставший разговорчивым,— вы никогда не рассказывали о себе, о том, чем вы занимались в жизни. Расскажите!

И другие юноши, оживившись, повернулись в сторону старика и поддержали своего товарища:

— Да, учитель, расскажите — всем будет интересно!

Старик отвел свой взгляд от реки, со спокойной улыбкой посмотрел на каждого из своих учеников и негромким голосом, но так, чтобы шум воды не мешал юношам слышать его речь, сказал:

— Ну, если вам интересно, чем бывает росток до того, как пробьется на свет из-под земли, расскажу. Зовут меня Кун по имени Цю, а прозвище имел я Чжунни, родился же я в царстве Лу, в городе Цзоуи. Был я потомком рода славного, но еще в детстве потерял отца, поэтому и жил в бедности. Мог ли занять я высокое положение? Нет, не мог! Зато трудности жизни многому научили меня. Впрочем, довелось и мне побывать на службе Сыну неба — был хранителем складов, смотрителем пастбищ, наблюдал за строительством, был смотрителем общественных работ. А когда прожил я на земле полвека, то в царстве Лу занял должность начальника судебного приказа.

Молодые люди помолчали, а потом один изних сказал:

— Говорят, что вы боролись с законами? Такли это, учитель?

Конфуций провел рукой, худой и желтой, по бороде и ответил:

— Верно! Я считал, да и сейчас считаю, что если управлять народом при помощи законов и вносить в народ порядок с помощью наказаний, то народ обязательно будет стремиться избежать наказания, и не будет испытывать стыда.

С недоверием посмотрел на учителя один из юношей, имевший на голове красную повязку:

— Но как же в таком случае можно привести народ к порядку? Разве не закон гарантирует его?

— Нет, не закон! — возразил Конфуций — Если руководить народом с помощью добродетели и вносить в народ порядок с помощью правил поведения, то народ будет знать стыд и исправится! А то поставили везде треножники с написанными на них законами и думают, что народ сразу станет добродетельным! Нет, нужно руководить народом на основе морали, ограничить действия людей нормами поведения, что были при династии Чжоу, и народ не только станет стыдиться своих преступлений, но и будет с охотой подчиняться правителям!

Ученики молча обдумывали все, что было сказано Конфуцием. Многие суждения учителя казались неясными, кому-то — противоречивыми, но они из вежливости не решались возразить.

Однако, выждав, заговорил тот самый парень, что жевал лепешку:

— Но, учитель, легко сказать «руководите с помощью добродетели», однако как же это сделать в жизни? Похоже, это очень трудная задача...

— Да, нелегкая! — с легким раздражением в голосе произнес Конфуций.— Но ведь простым путем добиваются лишь пустых и вредных вещей. Так вот, я бы исправление людей начал с исправления имен, даваемых нами вещам. Ведь посмотрите, что происходит: если имена неправильны, то противоречива речь, если противоречива речь, то не завершаются успехом дела, а если не завершаются успехом дела, то как же можно сделать процветающими правила поведения и музыку? Штрафы и наказания при этом налагаются неправильно, и народу буквально некуда поставить ноги и положить руки! — и учитель вздохнул, а потом сказал: — Ах, где же ты, добродетель! Я еще не встречал человека, любившего бы добродетель так же, как женскую красоту.

— Значит,— взглянул на Конфуция юноша с повязкой на голове,— добродетель народа вы ставите во главу угла. А как же быть правителю? Он тоже должен быть добродетельным?

Конфуций заметно оживился, и в потускневших от старости глазах его сверкнули искры задора.

— А как же! — сказал он.— Правящий с помощью добродетели подобен Полярной звезде, которая занимает должное место, а все другие звезды являются лишь ее окружением! Эти другие звезды и являются народом. А силу свою управление при помощи добродетели получает потому, что оно есть «человеколюбие»! О, ведь это так просто! Человеколюбие — это любовь к людям, вот и все! Я всегда говорил правителям: если будете управлять народом с достоинством, люди тоже будут почтительны к вам; относитесь к народу человеколюбиво, и с еще большим усердием люди станут трудиться; возвышайте добродетельных, наставляйте неучей, и люди станут вам доверять! А я вообще не понимаю, как можно иметь дело с человеком, которому нельзя довериться? Это ведь все равно, что садиться в повозку, зная об отсутствии у нее одного колеса!

Молчавший прежде юноша, все время сосредоточенно теребивший свою длинную косу, спросил:

— Учитель, а в чем же видите вы добродетель? Что вмещает у вас это... признаться, довольно сложное понятие?

— Да, конечно! — воскликнул Конфуций.— Это понятие кажется беспредельным, как океан, но так присмотримся к нему. Ну, вот хотя бы уменье сдерживать себя — оно ведь добродетельно, и это очевидно! Ведь только умея сдерживать себя, вы подчинитесь правилам поведения и станете добродетельными.

Добродетель заключается еще и в том, чтобы младшие братья были почтительны к старшим братьям и к родителям. Разве не знаете вы, что среди почтительных к родителям и уважительных к старшим братьям мало тех, кто любит выступать против вышестоящих, или тех, кто склонен замышлять смуты. Помните, что, служа отцу и матери, следует увещевать их как можно мягче. Если же ваши советы не произвели желаемого результата, то будьте, как и прежде, почтительны и смиренны. А если вы раздосадованы,то скройте свое недовольство.

— Учитель! — молвил один из молодых людей. — Как вы понимаете, что такое «благородство»?

— Благородный человек — это тот,— отвечал Конфуций,— кто ставит долг на первое место.

— И только-то? — не удержался от иронического восклицания обладатель красной головной повязки.

— Нет, не только! — парировал Конфуций, которому нравился этот ученик смелостью и независимостью поведения, имевшими в основании быстрый ум и порядочные знания.— Еще скажу вам, что благородный по­могает людям увидеть то, что есть в них доброго, и не учит людей видеть то, что есть в них дурного. Человек же низкий поступает совсем противоположным образом.

Скажу еще, что вряд ли тот, кто привязан к домашнему уюту, может называться благородным. Вообще благородный все беды переносит стойко, а низкий человек в беде совершенно распускается. Но благородный человек в жизни должен опасаться трех вещей: в юности, когда жизненные силы кипят, увлечения женщинами; в зрелом возрасте, когда жизненные силы достигли наивысшего могущества, нужно избегать соперничества; в старости же, когда жизненные силы оскудели, следует остерегаться скупости.

И еще скажу о соперничестве: благородный муж хоть и знает о своем превосходстве, но соперничать ни с кем не станет. Не будет он вступать и в сговор с кем-то, хоть и ладит со всеми. Благородный ни от кого не ждет обмана, однако если бывает обманут, то первым замечает это. Вот поэтому и говорю я, что благородный человек в душе всегда безмятежен, а низкий, напротив, всегда озабочен. Следствием этого будет то, что благородный живет в согласии со всеми, а низкий человек подыскивает к себе в компанию тех, кто на него похож.

— Расскажите, учитель,— сказал юноша, напряженное лицо которого говорило Конфуцию о том, что парень всегда копается в своей душе, но не может пока ответить на вопрос, кто он такой, а потому и испытывает досаду и даже неприязнь к самому себе,— что для благородного значит воля Неба?

Конфуций на минуту задумался, потому что вопрос на самом деле оказался непростым, затем взглянул на небо, по которому неслись кудрявые облака, будто они могли подсказать мудрецу ответ на трудный вопрос.

— Благородный человек,— сказал наконец учитель, — боится трех вещей: воли Неба, великих людей и слов совершенно мудрых. Знать волю Неба для благородного человека есть необходимое условие для него. Не зная воли Неба, нельзя вообще стать благородным. Небо — это высшая власть, и нельзя противиться воле Неба, а провинившемуся перед Небом не о чем больше молиться!

— Но неужели, — воскликнул юноша с длинной косой,— человек столь безвластен в своих поступках? Неужели он совсем бессилен перед Небом? Зачем же действовать, если все совершается как бы помимо нашей воли, по предписанью Неба?

В ответ тонких губ Конфуция коснулась чуть лукавая улыбка, и он сказал:

— Нет, нужно, нужно действовать. Ведь благородный муж с достоинством ожидает велений Неба, и только низкий человек в суетливости караулит удачу. Ведь благородным человек и делается как раз в познании своей судьбы. Не познав должного, разве можно обрести опору в жизни, точно так же, не научившись понимать истинный смысл слов, нельзя познать и людей. Лично я познал волю Неба в пятьдесят лет, и Небо породило во мне добродетель. В познании своей судьбы, воли Неба и заключается высшая форма деятельности человека!

Все немного помолчали, но после заговорил ученик с повязкой на голове:

— Наставник, ответьте: если каждый человек подчинен воле Неба, то и его способность к познанию тоже не подвластна воле человека, так ведь? Как же можно тогда постигнуть волю Неба, постигнуть свою судьбу?

И увидели ученики, что учитель еще более замедлился с ответом, чем в прошлый раз, — очень трудным явился заданный вопрос. Но Конфуций, проведя рукой по бороде, так стал говорить:

— Да, есть люди, обладающие знаниями от рождения, по воле Неба, и такие люди стоят выше всех. Но есть и те, кто обладает знаниями благодаря учению, и они следуют за первыми. Люди, приступившие к учению, оказавшись в затруднительном положении, стоят на третьем месте, а те, кто оказался в затруднительном положении, но не учится, стоит ниже всех. Как видите, можно подчиняться Небу и в то же время быть действенным в приобретении знаний.

— И «совершенномудрыми» людьми вы считаете тех, кто обладает знаниями от рожденья, по воле Неба? — спросил юноша, бросавший в воду камни.

— Да, верно, но все же наиболее ценными я считаю знания, приобретенные личным трудом, познанием. И я не родился со знаниями, но я любил и люблю древность и, проявляя упорство и понятливость, приобрел знания.

— Как же вы достигли этого? — поинтересовался юноша, что жевал лепешку. — Мы тоже хотим их приобрести!

Конфуций улыбнулся, потому что тон ученика показался ему и чрезмерно требовательным и немного капризным, но учитель понял и простил — ведь в молодости он был таким же.

— Перво-наперво, — сказал Конфуций, — среди трех человек, с которыми я шел по дороге, я всегда умел выбирать того, кто становился моим учителем. Вот я и следовал за хорошими, а нехороших исправлял. Но порой я учился не только у хороших, но и у нехороших, тем самым извлекал и пользу от обучения у учителей «с обратной стороны».

А еще я всегда действовал по правилу: учиться и не размышлять — напрасная трата времени, но размышлять и не учиться — губительно.

Порой случалось, что сидишь целые ночи напролет, не ешь, не спишь, все думаешь и думаешь, а пользы — никакой! Нет, учиться нужно!

Да, знание всесильно! Ведь и почтительность без должного знания превращается в самоистязание: осторожность без знания превращается в отвратительную трусость, а храбрость без должного знания становится безрассудством; прямодушие без должного знания переходит в обыкновенную грубость.

Только помните, что расширять познания нужно, не хвастаясь перед другими, а наставлять других следует, не зная разочарований. Вот и ищите истину, только помните при этом о стрелке из лука: когда он делает промах, то не винит других, а ищет причину неудачи в самом себе. Учитесь так, будто вам все время не хватает знаний, будто вы их боитесь растерять!

Все, кто слушал своего учителя, молчали, стараясь тут же пропустить через сито рассудка слова Конфуция, касающиеся каждого. Осторожно, словно боясь обидеть или рассердить наставника, заговорил самый молодой ученик, появившийся близ Конфуция совсем недавно:

— Нужно ли желать от знаний какой-нибудь пользы или сами знания уже являются наградой?

— Юноша, — сказал Конфуций, — ты задал очень интересный вопрос, и я так на него отвечу: знания всегда должны сочетаться с умелыми, полезными, благородными действиями. Если покажут мне человека и скажут: «Он не учился», но человек этот в то же время с пренебрежением относится к женской красоте, отдает все силы служению родителям, не щадит своей жизни на службе правителю, поддерживает отношения с друзьями и приобретает их доверие своими речами, — все равно я назову этого человека ученым!

Что толку в знаниях, если человек не может их применить на деле? Вот некто выучил триста стихотворений из «Ши-цзина», а получив дело по управлению государством, справляется с ним скверно, то для чего же он учился? Да, отменно выполненное дело — вот истинная награда ученому человеку! А впрочем, все давно переменилось! Если в древности люди учились для того, чтобы совершенствовать себя, то теперь учатся затем, чтобы удивить других.

Тут послышался смешок — коротко рассмеялся один из учеников, который казался Конфуцию способным, только при всем при том изрядно легкомысленным.

— А может быть, — сказал он, — будет мудрым поступить следующим образом: учиться и для того, чтобы совершенствовать себя, и затем, чтобы удивлять других. Убьешь сразу двух перепелок!

Некоторым юношам понравилось высказывание товарища, но другие строго посмотрели на него как на нарушителя строгого тона беседы. Однако Конфуций, казалось, не был уязвлен легкомысленным тоном юноши и сам принял веселый тон:

— Мне понравилось твое замечание, мальчик! Ведь ты нечаянно, наверно, вышел на путь золотой середины! О юноши, знали бы вы, как важен принцип золотой середины, ведь в нем во многом и кроются истоки добро­детели, только как жаль, что народ уже давно не обладает им! Ну, взгляните сами на себя, — и Конфуций плавным движением руки указал на двух учеников. — К примеру, ты, Цзы-чжан, в некоторых вещах чрезмерен, зато ты, Цзы-ся, напротив, отстаешь. Вот потому и говорю я о том, что чрезмерность так же плоха, как и отставание. Один проявляет излишнюю поспешность, другой же слишком запаздывает, но не допустить поспешности и отставания — это и означает придерживаться «золотой середины».

Взгляните, что происходит, когда разговор идет о дружбе: когда не находишь человека, придерживающегося середины, обязательно сталкиваешься либо с несдержанными, либо с чрезмерно осторожными. А труднее всего строить отношения с женщинами и низкими людьми. Приближаешьих к себе — становятся развязными, удаляешь — начинают ненавидеть.

Знайте еще, что большая ненависть к человеку, то есть нарушение золотой середины, приводит к смутам. А поэтому и следует управлять народом на основе добродетели, любви к людям, непроведении в отношении народа жесткой политики. Нарушишь этот принцип — народ не простит! Помните, что рыбу следует ловить не сетью, а удочкой, и птиц, летящих к своему гнезду на ночлег, никогда не следует стрелять — все это нарушение золотой середины.

— Скажите, учитель, — молвил один из юношей, когда Конфуций примолк, — а в искусстве этот принцип тоже нужно соблюдать?

Конфуций улыбнулся немного устало — как видно, старик утомился говорить, но ответил на вопрос охотно и даже с каким-то задором:

— А как же, сынок! А ну-ка, припомните песнь «Встреча невесты» из книги «Ши-цзинь»! Ведь сколь умело «золотая середина» использована там: будучи радостной, песнь не непристойна, будучи печальной — не ранит. Все это должен помнить и правитель, желающий умело повелевать подданными: одновременно быть величественным, но не заносчивым, строгим, но не жес­токим! Но общий секрет доброго правления такой: пусть правитель да будет правителем, подданный — подданным, отец — отцом, а сын — сыном!

И снова замолчал наставник, сцепил на коленях тонкие пальцы своих морщинистых, желтых рук и стал смотреть на бурлящий поток, будто в этой постоянно меняющей свою форму стихии он искал ответ на вопросы, на которые ответов у него еще не было. Но ученикам нравился лишь говорящий учитель, потому что их молодые умы питались еще почти исключительно пищей, приготовленной мудростью наставника, а поэтому обладатель красной головной повязки спросил у Конфуция:

— Учитель, скажите, а как же принцип золотой середины влияет на поведение людей?

— Но ведь я об этом говорил! — по-старчески капризно воскликнул Конфуций, досадуя на непонятливость ученика. Но учитель тут же осознал, что допустил оплошность, если не грубость, и поспешил исправиться: — Прости меня, Цзы! Как видишь, и старик порою может выглядеть глупцом. Тебе же я отвечу так: если в человеке естество затмит воспитанность, получится дикарь, а если воспитанность затмит естество, то мы получим лишь знатока писаний. Вот поэтому лишь тот, в ком естество и воспитанность находятся в гармонии, и может считаться достойным мужем — опять же «золотая середина»!

Если уж заговорили о поведении, могу вам дать еще один совет: находясь вне дома, держите себя так, будто вы принимаете почетных гостей. Да и всегда, когда пользуетесь услугами людей, ведите себя так, словно совершаете торжественный обряд, и не делайте другим то, что не пожелали бы себе!

А вот еще один совет, который напомнит вам о «золотой середине»: не поговорить с человеком, достойным разговора, — значит потерять человека, но разговаривать с тем, кто разговора не достоин, — значит попросту терять слова. Но ведь мудрый не желает терять ни людей, ни слов!

А огромный раскаленный шар солнца между тем стал опускаться за горы, и оттуда, из-за зубчатого хребта, прямо на розовые облака брызнули струи золотого света, и облака засверкали, точно их облили ртутью. Все, как зачарованные, смотрели на торжественное, прекрасное умирание дня, будто видели закат впервые, и каждому хотелось быть там, на вершинах гор, рядом с исчезающим солнцем. Только Конфуций не любовался закатом — он по-прежнему смотрел на бурлящую воду, ставшую темно-красной, как сок перезревшей вишни.

— Учитель,— прервал молчание юноша по имени Цзы-лу,— научите, как служить духам и душам умерших?

И никто не видел, что Конфуций усмехнулся:

— Не научившись служить людям, можно ли служить духам? И не зная, что такое жизнь, разве можно знать, что такое смерть? — а потом Конфуций, словно обращаясь только к самому себе, сказал: — Да, все уходит, как эти воды, всякий день и всякую ночь...

Наставник первым поднялся с камня, и за ним следом поднялись ученики.

— Пойдемте, поздно уж... — сказал учитель, и они пошли за ним следом по узкой тропинке в сторону селенья. Юноши были довольны прожитым днем, а предвкушение того, что сейчас, придя домой, они подкрепятся рисом с тушеной курицей, оживлялоих молодые тела.

Внезапно учитель остановился. Остановились и ученики, окружили Конфуция, понимая, что наставник хочет им о чем-то сообщить — возможно, его осенила внезапно явившаяся мысль?

Конфуций стоял и молчал, и все стояли и молчали тоже, ожидая его слов, и старик произнес, глубоко вздохнув:

— А ведь я еще никогда не встречал человека, который любил бы добродетель так, как любят женскую красу!

Он снова вздохнул, потом сказал: «Ну да пойдемте!», и ученики один за другим зашагали вслед за своим наставником по узкой тропинке.

Печатается по: Литературные памятники Древнего Египта и Китая – М.: Современный гуманитарный университет, 2001. с.109-121.

Дата добавления: 2017-02-01