I. Метафора, метонимия, синекдоха

ИЗОБРАЗИТЕЛЬНО-ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ СРЕДСТВА ЯЗЫКА

Лекция №8

План

I. Метафора, метонимия,синекдоха.

II. А ллегория, гипербола, литота, олицетворение, перифраз, ирония, оксюморон.

Метафора – это слово или выражение, которое употребляется в переносном значении на основе сходства в каком-либо отношении двух предметов или явлений. Метафоры по праву могут претендовать на главенствующую роль среди всех тропов. В основе любой метафоры лежит неназванное сравнение одних предметов с другими, связанными в нашем представлении с совершенно иным кругом представлений. Так, огненный цвет гроздьев рябины поэт сравнил с пламенем, и родилась метафора: горит костер рябины красной. Но в отличие от обычного сравнения, которое двучленно, метафора одночленна, что создает компактность и образность употребления слова.

Возможность развития в слове переносных значений создает мощный противовес образованию бесконечного числа новых слов. «Метафора выручает словотворчество: без метафоры словотворчество было бы обречено на непрерывное производство все новых и новых слов и отяготило бы человеческую память неимоверным грузом» (Парандовский, 1972).

Рассмотрим эти явления на конкретных примерах.

Перенос наименований по сходству внешних признаков, места расположения, формы предметов, вкуса, а также выполняемых функций происходит в результате возникновения сходных образных ассоциаций между предметом, уже имеющим наименование, и новым, который нужно назвать. Именно таким образом возникли, например, переносные значения слов дно (морское дно – глазное дно, сходство места расположения), яблоко (антоновское яблоко –глазное яблоко, сходство формы) и т.д. Перенос подобного типа называется м е т а ф о р и ч е с к и м.

Метафорическим типом переноса названий, возникающих в результате уподобления по сходству, являются такие значения слов, образность которых еще вполне ощутима: закипать – «приходить в состояние сильного возбуждения», докатиться – «дойти до унизительного состояния», а также значения, образность которых как бы «угасла» и давно не ощущается. Однако она в слове есть и заключена в самом факте сравнительного переноса названия с одного предмета на другой, т.е. в тех сходных ассоциациях, которые возникают при использовании слова в переносном значении; ср.: нос человека – нос корабля, хвост птицы – хвост самолета, лапка птицы – лапка швейной машины и т. д.

Как известно, сам термин «метафора» используется в двух значениях – как результат и – реже – как процесс. Именно этот последний, деятельностный аспект метафоры самым непосредственным образом связан с человеческим фактором в языке: благодаря ему, в языковых средствах запечатлевается все то национально-культурное богатство, которое накапливается языковым коллективом в процессе его исторического развития.

Существуют достаточно общие принципы, в соответствии с которыми сознание человека, антропоцентрическое по своей природе, организует непредметную действительность по аналогии с пространством и временем мира, данного в непосредственных ощущениях. Так, пространственные координаты осмысляются как высокое или низкое в человеке, то, что впереди осознается как будущее, а оставшееся позади – как прошло е: проявление благородного начала обозначается посредством прилагательного высокий (высокие чувства, стремления, помыслы), недобрые замыслы обозначаются как низкие и низменные (низменные чувства, низкие побуждения, мысли); ориентация вправо мыслится как «истинный» путь – праведный или правильный, как правда; верх воспринимается как кульминация некоторого (обычно приятного) состояния (быть на верху блаженства, на седьмом небе, в зените славы), а низ – как символическое пространство «грехопадения» (ср. готовность провалиться от стыда, сквозь землю, ср. также низвергнуть, низложить, опускаться на дно жизни и т.п.).

По антропоцентрическому канону создается та «наивная картина мира», которая находит выражение в самой возможности мыслить явления природы или абстрактные понятия как «опредмеченные» константы, как лица или живые существа, обладающие антропоморфными, зооморфными и т.п. качествами, динамическими и ценностными свойствами, например: Дождь идет. Червь сомнения подтачивает его волю. Сомнение гложет меня. Радость охватила мою душу. Он настоящий медведь.

Антропометрический принцип, согласно которому «человек –мера всех вещей» проявляется в создании эталонов, или стереотипов, которые служат своего рода ориентирами в количественном или качественном восприятии действительности. Так, в русском языке слово бык служит и для обозначения здорового, мощного человека, но обычно мужчины, а не женщины или ребенка, отсюда невозможность выражений Катя здорова как бык; Ребенок здоров как бык; осел употребляется для характеристики упрямства человека, хотя у самого осла вряд ли такой «упрямый» норов и т.п.

Наблюдения над семантическими неологизмами новейшего времени (80 – 90 гг. 20 в.), возникшими в результате метафоризации, позволяют выделить две разновидности метафорического значения: новые значения, обусловленные потребностью номинации новых явлений, возникших в объективной действительности, или необходимостью развития синонимических средств языка (номинативно-когнитивная метафора), и новые значения, обусловленные потребностью эмоционально-экспрессивного обновления лексики (экспрессивная метафора).

В процессе исследования механизма образования номинативно-когнитивных метафор выделяются основные регулярные модели метафорического переноса, характерные для метафоризации настоящего времени.

В сфере имени существительного, которому свойственна самая высокая дериватогенная активность, наиболее продуктивны три метафорические модели: метафорический перенос, основанный на сходстве функций (сценарий визита, компьютерные пираты, телевизионный мост, прорисовка роли, вымывание населения, отмывание денег, валютная интервенция и др.); метафорический перенос, основанный на сходстве внешнего вида, размеров, величины предметов и явлений (брюки бананы, шляпка таблетка, каблук морковка, сумка баул, транспортный коридор и др.); метафорический перенос, основанный на сходстве принципа внутреннего устройства, количества составляющих элементов (производственная вертикаль, раунд переговоров, спектр деятельности, парадигма проблем и др.).

Менее разветвленная система метафорических значений свойственна имени прилагательному и глаголу.

В сфере имени прилагательного самыми продуктивными являются две модели: метафорический перенос, основанный на сходстве значимости признаков предметов и явлений (генетические предпосылки модернизации, живое исполнение песни, спальный район, прозрачные границы и др.); метафорический перенос, основанный на сходстве внутреннего устройства предметов и явлений (диффузный стиль моды, гибридные формы одежды, центробежные устремления, вертикальный контроль на производстве, горизонтальные связи предприятий и др.).

Метафорические значения глагола образуются по одной регулярной модели: метафорический перенос, основанный на сходстве функций (определиться с многопартийностью, вживлять идею, рецензировать вещи, отпустить цены, раскрутить певца и др.).

Экспрессивная метафора связана с экспрессивной функцией языка. Оценочно-образное переосмысление вносит в процесс метафоризации субъективный фактор, который в номинативно-когнитивной метафоре сведен до минимума, а в экспрессивной метафоре именно ради его экспликации и осуществляется метафорический перенос. Экспрессивная метафора апеллирует к чувствам человека, вызывает переживания, находит отклик в душе и, следовательно, создает экспрессивный эффект. Как правило, экспрессивная метафора получает стилистический статус –способность указывать на принадлежность новации к определенному функциональному стилю. Наблюдения показывают, что данный тип метафорического значения преобладает в публицистическом и разговорном стилях, а также свойствен жаргонной речи.

Богатство и безграничная возможность ассоциативного мышления человека создают образные метафорические значения, сопоставляя различные по сути предметы и явления. При этом экспрессивные метафоры чаще возникают при актуализации коннотативных компонентов значения. Например, на основе коннотативных признаков сформировалось новое значение у лексем пена (какие-либо несущественные, преходящие явления), жирок (резерв, запас), империя (громадные богатства, владения), кроссворд (что-либо трудное для понимания, загадочное), звонкий (привлекающий внимание, заметный), оседлать (познать, изучить что-либо) и др.

Часто образность сопровождается эмоциональными оценками, которые в семантической структуре экспрессивного слова оказываются взаимосвязанными, равно как связаны характеристика лица, предмета или явления и отношение к нему человека на экстралингвистическом уровне. На основании тесной взаимосвязи образного и эмоционально-оценочного компонентов формируются новые значения у следующих лексем: гранд (человек прославившийся, добившийся выдающихся результатов в какой-либо области), озон (что-либо благоприятное), якорь (что-либо надежное, стабильное, прочное) и др.

Отрицательная эмоциональная оценка реализуется в семантических новациях: содержанка (организация, финансируемая кем-, чем-либо), подкожный (утаенный, скрытый), деревянные рубли (быстро обесценивающиеся вследствие инфляции) и др.

Отдельную группу семантических дериватов составляют детерминологизированные лексемы какой-либо специальной сферы деятельности, которые образовались в результате взаимодействия двух семантических процессов – метафоризации и расширения семантического объема слова. Наличие образно-ассоциативной внутренней формы, сходство функциональной значимости дают возможность рассматривать подобные лексические единицы прежде всего как результат образного метафорического переноса. Изменение семантического объема в направлении вид – род свидетельствует о сопровождающем метафорический перенос расширении значения. Таким образом, расширительно-метафорическое значение формируется при детерминологизации, например, медицинских терминов (аритмия производства, ядерная инфекция, экономический донор, духовный допинг, реанимировать культуру и др.), технических терминов (демонтаж идеи, политический тандем, детонировать взгляды и др.), химических терминов (катализатор экономического кризиса, дистиллированные условия жизни, кристаллизовать мысль и др.).

Художники слова любят использовать метафоры, их употребление придает речи особую выразительность, эмоциональность.

В основу метафоризации может быть положено сходство самых различных признаков предметов: их цвета, формы, объема, назначения и т.д. Метафоры, построенные на основании сходства предметов в цвете, особенно часто используется для описания природы: в багрец и золото одетые леса (Пуш.), В дымных тучах пурпур розы, отблеск янтаря (Фет). Подобие формы предметов послужило основой таких метафор: ветви березы С.Есенин называл шелковыми косами, а, любуясь зимним нарядом, написал: На пушистых ветках снежною каймой распустились кисти белой бахромой. Сходство в назначении сравниваемых предметов отражено в таком образе из «медного всадника»: Природой здесь нам суждено в Европу прорубить окно ( Пуш.).

Не всегда удается четко определить, в чем заключается сходство, положенное в основу метафоры. Это объясняется тем, что предметы, явления, действия могут сближаться не только на основании внешнего подобия, но и по общности производимого ими впечатления. Таково, например, метафорическое употребление глагола в отрывке из «Золотой розы» К. Паустовского: Писатель часто бывает удивлен, когда какой-нибудь давно и начисто позабытый случай или какая-нибудь подробность вдруг расцветают в его памяти именно тогда, когда они бывают необходимы для работы. Расцветают цветы, радуя человека своей красотой; такую же радость художнику приносит вовремя пришедшая на память деталь, необходимая для творчества.

Еще Аристотель заметил, что «слагать хорошие метафоры – значит подмечать сходство». Наблюдательный глаз художника слова находит общие черты в самых различных предметах. Неожиданность таких сопоставлений придает метафоре особую выразительность. Так что художественная сила метафор, можно сказать, находится в прямой зависимости от их свежести, новизны.

Некоторые метафоры часто повторяются в речи: Ночь тихо спустилась на землю; Зима окутала все белым покрывалом и т.д. Получая широкое распространение, такие метафоры тускнеют, их образное значение стирается. Не все метафоры стилистически равноценны, не всякая метафора выполняет художественную роль в речи.

Когда человек придумал название для изогнутой трубы – колено, он тоже использовал метафору. Но возникшее при этом новое значение слова не получило эстетической функции, цель переноса наименования здесь чисто практическая: назвать предмет. Для этого используются метафоры, в которых художественный образ отсутствует. В языке очень много таких («сухих») (или мертвых) метафор: хвостик петрушки, брюки-бананы, шляпка-таблетка, нос корабля, глазное яблоко, усы винограда, глазки картошки, ножки стола. Новые значения слов, развившиеся в результате такой метафоризации, закрепляются в языке и приводятся толковыми словарями. Однако «сухие» метафоры не привлекают внимания художников, выступая как обычные наименования предметов, признаков, явлений.

Особый интерес представляют развернутые метафоры, построенные на различных ассоциациях по сходству. Они возникают в том случае, когда одна метафора влечет за собой новые, связанные с ней по смыслу. Например: Отговорила роща золотая березовым веселым языком (Есен.); Вот охватывает ветер стаи волн объятьем крепким и бросает их с размаха в дикой злобе на утесы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады (Горьк.).

Развернутые метафоры – особенно яркое средство изобразительности речи.

Однако неверно было бы считать, что метафоризация уже сама по себе является признаком художественной речи. Иногда стиль, перегруженный художественными образами, производит плохое впечатление: кажется напыщенным, фальшивым.

Злоупотребляют метафоризацией нередко начинающие писатели, и тогда нагромождение тропов становится причиной стилистического несовершенства речи. Редактируя рукописи молодых авторов, М. Горький очень часто обращал внимание на их неудачные художественные образы: «Сгусток звезд, ослепительный и жгучий, как сотни солнц»; «После дневного пекла земля была горяча, как горшок, только что обожженный в печи искусным гончаром. Но вот в небесной печи догорели последние поленья. Небо стыло, и звенел обожженный глиняный горшок – земля».

Использование метафор как «украшающего», «орнаментального» средства особенно свидетельствует о неопытности и беспомощности писателя.

Лучшие русские писатели видели высшее достоинство художественной речи в благородной простоте, искренности и правдивости описаний. Они считали необходимым избегать ложного пафоса, манерности. «Простота, – писал В.Г. Белинский, – есть необходимое условие художественного произведения, по своей сути отрицающее всякое внешнее украшение, всякую изысканность».

Однако порочное стремление «говорить красиво» порой и в наше время мешает авторам просто и ясно выражать свои мысли. Неумелое использование метафор делает высказывание двусмысленным, придает речи неуместный комизм. Так, например, в школьных сочинениях можно встретить: «Хотя Кабаниха и не переваривала Катерину, этот хрупкий цветок, возросший в «темном царстве» зла, но ела ее поедом днем и ночью». Или: «Тургенев убивает своего героя в конце романа, занеся ему инфекцию в рану на пальце».

Подобное «метафорическое» словоупотребление наносит невосполнимый ущерб стилю, потому что развенчивается романтический образ, серьезное, а порой и трагическое звучание речи подменяется комическим. Таким образом, метафоры в речи должны быть только источником ее яркой образности, эмоциональности.

Метонимия (от греч. metonymia – «переименование») – это слово или выражение, которые употребляются в переносном значении на основе внешней или внутренней связи между двумя предметами или явлениями. Связь эта может быть:

1) между содержимым и содержащим: Я три тарелки съел (Кр.);

2) между автором и его произведением: … Белинского и Гоголя с базара понесут (Некр.);

3) между действием и орудием действия: Их села и нивы за буйный набег обрек он мечам и пожарам (П.);

4) между предметом и материалом, из которого предмет сделан: Не то на серебре – на золоте едал (Гр.)

5) между местом и людьми, находящимися на этом месте: Все поле охнуло (П.).

В отличие от метафорических переносов, метонимические сдвиги в семантической структуре слов более регулярны и продуктивны.

Как показывают наблюдения, в настоящий момент наибольшей продуктивностью отличается метонимический перенос в сфере имени существительного и прилагательного.

Для существительных самыми продуктивными являются следующие две модели: содержимое – содержащее (структура –государственное или коммерческое учреждение, предприятие, например: структуры банковские, экономические, образовательные и т.п.; белочки, зайчики — белорусские денежные знаки и др.); действие – место действия (пространство – единый комплекс каких-либо мероприятий на определенной территории, например: пространство единое, экономическое, правовое, информационное и т.п.; литературная гостиная –проведение вечеров, диспутов на литературные темы и др.).

В сфере имени прилагательного высокая продуктивность свойственна также двум моделям: признак объекта – признак другого объекта, как-либо связанного с первым объектом, изготовленного из него или использующего его (чистая технология, грязное производство, экологическое воспитание, компьютерная грамотность и др.); признак объекта – признак действия, связанного с объектом (лазерная хирургия, строительный экспорт, химическая смерть и др.).

Семантическое развитие слова на основе метонимии имеет ряд особенностей. Так, некоторые семантические неологизмы могут быть результатом двойного метонимического переноса. Например, новое значение существительного козырек – (шутл.) о начинающем службу выпускнике авиационного училища – возникло в процессе следующих переносов: щиток головного убора – головной убор –человек, носящий головной убор. При этом перенос щиток головного убора – головной убор, осуществляемый по модели часть – целое, выступает лишь как промежуточная ступень основного переноса, образования нового значения на промежуточном этапе не происходит. Основной перенос головной убор – человек, носящий его, осуществляется по модели объект (фуражка) – субъект (летчик), обладающий данным объектом. Кроме того, обозначение выпускника авиационного училища словом козырек актуализирует в новом значении коннотативные семы «молодой», «неопытный», «юнец», придающие шутливый оттенок лексеме и свидетельствующие о сопутствующей метафоризации метонимического значения за счет создания образности при его восприятии.

За счет двойного метонимического переноса происходит детерминологизация лингвистического термина номинация, который в новом значении обладает следующей дефиницией: отдельная категория, часть, раздел какого-либо мероприятия (обычно конкурса, концерта, фестиваля и т.п.), имеющий собственное название. Например: «Газманов уже трижды обладатель Национальной премии в области популярной музыки «Овация», последняя из которых была присуждена ему в прошлом году в номинации «Лучший поэт-песенник года» (Вечерняя Москва. 1995.10 марта).

Новое значение существительного возникло в результате двойной метонимизации: действие – результат действия – объект, связанный с результатом действия. Обозначение процесса наименования какого-либо объекта или его части переносится на само название данного объекта и одновременно на сам объект, получивший название.

В качестве источника образования новых значений в процессе семантической деривации могут выступать имена собственные. В частности, появление нового значения на основе развития семантики топонима Чернобыль происходит за счет метонимического переноса по типу название населенного пункта – событие, происшедшее в нем: Чернобыль – авария на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года, а также ее последствия. Например: «Чернобыль еще заставит не раз вспомнить о себе…Тихо, незаметно уходят «ликвидаторы», а мы постепенно забываем Чернобыль. Привыкли. Но – не надо забывать 26 апреля. Это не только их боль, но и наша» (Смена.1991.26апр.).

Данное метонимическое значение существительного Чернобыль, в свою очередь, стало мотивирующей базой двух образных употреблений:

1) Чернобыль – атомная электростанция, эксплуатация которой может повлечь за собой крупную аварию. Например: «Живем на земле, нашпигованной «чернобылями». Все мы – заложники атомных станций» (Известия.1990.8 ноября).

Данное употребление существительного возникло в результате метафорического расширения значения на метонимической основе: метонимический перенос авария – место, где она произошла, сопровождается обобщением единичной (Чернобыльской) АЭС до любой, на которой возможна авария;

2) Чернобыль – о катастрофе большого масштаба. Например: «У каждого свой Чернобыль … И Чернобыли нам творят не внешние враги» (Сов. культура.1990.17 ноября).

Второе контекстное значение топонима возникло за счет обобщения дифференциального видового компонента «авария на АЭС» до родового компонента «катастрофа большого масштаба».

Обращени е, реализующее две функции – характеризации (субъективной оценки) адресата и его идентификации как получателя речи, охотно принимает как метафору, так и метонимию. В первом случае обращение приближается к назывному (точнее, «обзывному») предложению (ср. у Гоголя: Отсаживай, что ли, нижегородская ворона! – кричал чужой кучер). Во втором случае оно приближается к идентифицирующему (субъектному) имени (ср. у Гоголя: Эй, борода! а как проехать отсюда к Плюшкину, так, чтоб не мимо господского дома?).

Функционально двойственная позиция обращения открыта как для метафоры, так и для метонимии, из которых первая реализует субъективно-оценочные (предикатные) возможности обращения, а вторая – его способность идентифицировать адресата речи. Пример метонимий в обращении:

–Эй, бакенбарды, что вы в спину прете!

–Продвинься, шляпа! Как куда! Туда!

–Авоська, вы мне хлястик оторвете!

–Ой, на мозоль любимый, борода!

–Как, не бросал пятак! Вы, джинсы, бросьте!

– Портфель, вы весь шиньон помяли мне!

–Эй, зонтик! Уступите место трости … С ней и пенсне усядется вполне.

–Дубленка, я водителя не слышу; – Трещите как щипковый инструмент, потише малость – Сам интеллигент! – От интеллектуала слышу (из «Лит.газеты»).

К разновидности метонимии, как указывалось выше, относятся переносы, возникающие при назывании всего предмета по его части, и наоборот. Например, слово борода имеет основное прямое значение «волосы на нижней части лица, ниже губы, на щеках и на подбородке». Однако им нередко называют и человека, имеющего бороду. Причем это слово с данным метонимическим значением в контекстуальном употреблении может приобретать и другие оттенки значения. Так, бородой в разговорной речи называют человека с большим жизненным опытом: Тут на заседании надо бороду в председатели (Гладк.). В произведениях, посвященных Петру 1, запретившему боярам и служилым людям носить бороду, этим словом образно именуют противников его реформы: Петр должен был оставить Москву – там шипели против него бороды (Бел.).

Метонимические замены дают возможность более кратко сформулировать мысль. Например, опуская глагол болеть, часто спрашивают: «Что, прошло горло?»; «Прошла головка?» и т.д.

При обозначении времени метонимические замены также позволяют выразить мысль предельно кратко: Мы не виделись с Москвы (И. Тург. «Дворянское гнездо»); Мама после чая продолжала вязать (И.Бунин «Митина любовь»).

Метонимия служит источником образности. Вспомним пушкинские строки:

Янтарь на трубах Цареграда, Фарфор и бронза на столе

И, чувств изнеженных отрада, д ухи в граненом хрустале.

Здесь поэт использовал название материалов для обозначения сделанных из них предметов при описании роскоши, окружавшей Онегина. Конечно, этим хрестоматийным строчками не исчерпываются случаи метонимии у А.Пушкина. Этот троп лежит в основе многих его замечательных образов. Например, создавая картины русского быта, он пишет: … И жаль зимы старухи, И, проводив ее блинами и вином, Поминки ей творим мороженым и льдом.

Как стилистический прием метонимию следует отличать от метафоры. Для переноса названия в метафоре сопоставляемые предметы должны быть обязательно похожи, а при метонимии такого сходства нет, художник слова опирается только на смежность предметов. Другое отличие: метафору легко переделать в сравнение с помощью слов как, вроде, подобно. Например, бахрома инея – иней, как бахрома, сосны шепчут – сосны шумят, будто шепчут. Метонимия такой трансформации не допускает.

Метонимию можно встретить не только в художественных произведениях, но и в нашей повседневной речи. Мы часто говорим: класс слушал, люблю Блока, слушал «Князя Игоря». Разве не приходится иногда отвечать на «усеченные вопросы»: Вы были у Ермоловой (имеется в виду театр имени Ермоловой); Касса работает? А вот такие же «усеченные» сообщения: мы познакомились на картошке (на хлопке); Весь пароход сбежался посмотреть….; Вальс-фантазию исполняет Дом культуры. Подобные метонимические переносы возможны лишь в устной речи. Однако в школьных сочинениях неудачные метонимические переносы названий порождают досадные речевые ошибки: «В это время писатель и создал свою «Мать»; «Герой решил летать на костылях». Подобный «лаконизм» в выражении мысли приводит к неуместным каламбурам, и читатель не может сдержать улыбку там, где текст требует совсем иной реакции…

К метонимии очень близка и представляет ее разновидность синекдоха, основанная на перенесении значения с одного явления на другое по признаку количественного отношения между ними. Обычно в синекдохе употребляется:

1) единственное число вместо множественного: Все спит – и человек, и зверь, и птица; И слышно было до рассвета, как ликовал француз.

2) множ. число вместо ед. числа: Мы все глядим в Наполеоны.

3) часть вместо целого: – Имеете ли вы в чем-нибудь нужду? – В крыше для моего семейства (Герц.).

4) родовое название вместо видового: Ну что ж, садитесь, светило (вместо солнце);

5) видовое вместо родового: Пуще всего береги копейку (вместо деньги).

Например, на использовании синекдохи строится выразительность речи в отрывке из поэмы А. Т. Твардовского «Василий Тёркин»:

На восток, сквозь быт и копоть,

Из одной тюрьмы глухой

По домам идет Европа,

Пух перин над ней пургой.

И на русского солдата

Брат-француз, британец-брат,

Брат-поляк и все подряд

С дружбой будто виноватой,

Но сердечною глядят…

Здесь обобщенное наименование Европа употребляется вместо названия народов, населяющих европейские страны; единственное число существительных солдат, брат-француз и других заменяет множественное число. Синекдоха усиливает экспрессию речи и придает ей глубокий обобщающий смысл.

Однако и этот троп может стать причиной речевых ошибок. Как понимать, например, такое заявление: «В нашем кружке ведется серьезный поиск: ребята создают интересные модели. Но не хватает рабочих рук: у нас их пока только семь»?

Дата добавления: 2014-01-04