Хайдеггер и Ясперс о подлинном и неподлинном бытии

Экзистенциализм о человеке и его бытии

Ясперс характеризует сознание и знание такого человека, как “единственное небожественное откровение”, а Хайдеггер определяет человеческое бытие как “бытие к смерти”. Большинство представителей экзистенциализма не предлагают человеку никакой потусторонней перспективы и полагают, что человек и не должен убегать от осознания своей смертности.

Возникающий в человеке страх смерти, страх перед ничто, как бы раскрывает человеку неподлинность его повседневной жизни, но одновременно раскрывает и суть его подлинной жизни, которая как раз и заключается в “бытии к смерти”.

Анализируя страх смерти, Хайдеггер выделяет два вида страха, которые испытывает человек. Житейский страх, т.е. боязнь потерять жизнь или некоторые жизненные блага и страх онтологический, т.е. страх –бессмысленного существования. Рано или поздно, так или иначе, человек сталкивается с ничто, встает перед ничто и ничто влечет его как пучина. В этой своей устремленности к ничто человек, по Хайдеггеру, разрушает, отбрасывает или “выносит за скобки” все относительное, все относительные достоверности, стремясь обрести нечто безусловное. Безусловное, которое ищет человек, как полагает Хайдеггер, открывается ему не в исторических “судьбоносных” целеуказаниях и решениях, не в религиозных мифах и не каких-то метафизических конструкциях, а в его собственных безотчетных действиях, которым Хайдеггер дает общее название “экзистирование”. Экзистировать – это, значит, выходить за пределы своего упорядоченного сознания, эмпирического повседневного кругозора и социально организованного опыта. Если человеку удается ощутить, “высветить” то единое, что проявляется в его потоке настроений и переживаний, то он придет к осознанию своей фундаментальной настроенности. Это и есть человек как он есть, а не то, что он думает о себе или думают о нем другие, чем он кажется себе и другим. Это и есть экзистенция. Настроения и безотчетно-безусловные действия даны человеку как ее знамения. Именно в них возвещается человеку его подлинное предназначение, которому он и должен посвятить себя. Быть собой, быть верным себе, выбрать самому себя самого – это основное экзистенциальное требование. Подлинное бытие. Экзистенция – это судьба-призвание, которой человек должен следовать.

Человек, утверждают экзистенциалисты – это всегда возможность. Человек всегда может стать иным, нежели чем является в настоящее время. Из всех этих положений ясно только одно – неясность собственной самости, тайна же того, что есть человек, так и остается тайной. Человек – это проект. Человеку свойственно постоянно вопрошать о своем собственном бытии и человеческое бытие есть всегда нечто большее, чем оно есть в данный момент, ибо человеческое бытие – это бытие, проектирующее само себя. «То, что есть человек, - т.е. на традиционном языке метафизики, “сущность” человека, - покоится в его эк-зистенции”.[5]

Сфера Маn. Человек оказывается перед ничто и впадает в житейский страх, который калечит его основу. Человек начинает усиленные поиски безусловного, но зачастую смешивает его с его суррогатами (социальные или иные иллюзии, обещания демагогов и т.п.). В конечном счете, человек находит опору в стандартном и анонимном (общественном) сознании, конформном безличном сознании, которое Хайдеггер обозначает словом “Ман”.

Dasein – человек толпы в сфере Ман. Человек как Dasein (вот бытие или здесь бытие) всегда находит и осознает себя в мире, причем, окруженным другими Дазайн. В этом повседневном существовании друг с другом человек с необходимостью сталкивается с вопросом о подлинности существования себя и другого, т.е. возникает вопрос – кто же является подлинным? Если в большинстве повседневных взаимосвязей с другими человек может быть легко заменен любым другим или сам может заменить любого другого, то подлинным в таком бытии оказывается Любой. Этот общий всем мир базируется на усредненности, одинаковости и взаимозаменяемости. Это мир каждого как Любого.

В этом общем и онтологически первичном мире относительно миров отдельных Дазайн, в мире с Любым, поглощающим всякое отдельное Дазайн, оно не может прийти к самому себе. Многие люди вполне сознательно остаются на уровне Любого, поглощенными Ман и не стремятся к аутентичному бытию. Почему же тогда многие предпочитают жить на уровне Ман? Все дело в том, что аутентичное бытие страшит и ужасает. Чтобы быть аутентичным, необходимо быть совершенно индивидуальным и ни с кем не взаимозаменяться.

Смерть – это единственный индивидуальный поступок, ибо умирать будешь ты, а не Любой. Вместе с тем смерть – это и последняя возможность человека, т.к. она делает его существование законченным и одновременно прекращает его. Дазайн тем и отличается от всех вещей, что вещь, приобретая полноту и законченность, становится собой и делается доступной в таком качестве. Когда же Дазайн достигает полноты и законченности, оно исчезает и становится недоступным. Таким образом, аутентичное существование Дазайн – это открытое и сознательное принятие своей смерти как последней возможности. Только в бытии к смерти аутентично выявляется, что существую именно я, а не кто-то другой. Ницше: “Свободный … для чего»?

Несколько иначе, чем Хайдеггер, понимает экзистенцию Ясперс, но так же подчеркивает ее необъективируемость, т.е. невозможность ее изучения ни наукой, ни даже спекулятивно-философской мыслью. Экзистенция и суть человека, бытие в человеке и человек в бытии – это свобода. А свобода и все, что с ней связано, по Ясперсу, всегда нечто непознаваемое, непредметное и ускользающее от всякой исследовательской деятельности. Здесь возможен лишь опыт посредством действия.

Человеку, желающему утвердиться в своей судьбе, не утратить себя, своих сил явно недостаточно, полагает Ясперс, а посему ему необходима поддержка Бога или трансценденции. Кроме того, человек конечен и осознает свою конечность, которая открывается ему сквозь призму безусловного и бесконечного. В своей конечности и незавершенности человек подходит к той границе, к той бездне, у края которой, заявляет Ясперс, он с необходимостью познает Ничто или Бога. Мир обладает исчезающим наличным бытием между Богом и экзистенцией. "… Трансценденция над всем миром или до всего мира называется Богом”.[6] Экзистенция просто выводит нас к трансценденции”. Однако уверенность в бытии Бога – это только предпосылка, а не результат философствования, заявляет Ясперс.

Что такое свобода?

Хайдеггер свел свободу к выбору, пусть и ничем не детерминированному, человеком самого себя, т.е. выбору “проекта”.

Ясперс утверждает: “Свобода есть дар самого себя из трансценденции; эта свобода – не целесообразность, не послушание исчисленному долженствованию, не вынужденные действия, а освобожденное от всякого принуждения воление, которое несет в себе трансцендентное долженствование”. [7]

По Ясперсу, свобода не есть знание или осознание, не есть произвол, но это воление, своеволие, желание самого себя, своей самости, ибо только так, а не по принуждению возможно обретение самого себя, аутентичное существование и именно как самость и самобытность и возможна свобода. “Сознавая свою свободу, человек хочет стать, чем он может и должен стать”.[8]

Против дегуманизированного общества. Оба мыслителя, Хайдеггер и Ясперс, видят величайшую опасность для современного человека в техническом освоении мира и массовом характере бытия, которые разрушают мир специфически человеческого существования.

Человек все более превращается в функцию, в придаток машины и утрачивает свою индивидуальность. Массовое существование в его технико-бюрократическом осуществлении порождает такого человека, основными чертами которого являются деловитость, расчетливость, самодисциплина и дальновидность. Но все это вдруг легко и быстро обращается в свою противоположность: расчетливость отдельных поступков превращается в непредсказуемость действий массы, самодисциплина вдруг превращается в иррациональные действия толпы, широта контактов ведет к их формализации и лишению глубины (все общение на уровне “хай – бай”). “Кто не участвует в том, что делают все, остается в одиночестве. Угроза быть брошенным создает ощущение подлинного одиночества, которое выводит человека из состояния сиюминутного легкомыслия и способствует возникновению цинизма и жестокости, а затем страха. Существование как таковое вообще превращается в настоящее ощущение страха”.[9] Вывод из всего этого один – техническое освоение мира и массовый характер бытия разрушают бытие, люди забывают его и оно отворачивается от них. Его неслышно в шуме толпы и машин.

Хайдеггер и Ясперс подчеркивают, что человек заброшен в историю, но не конституирован ею, не определяется историческими обстоятельствами, хотя и зависит от них. Так как же быть человеку в такой ситуации? И Ясперс дает вполне определенный и однозначный ответ: “Невыполнимая и все-таки единственная задача, которая остается еще сегодняшнему человеку, состоит в следующем: найти перед лицом ничто, на свой страх и риск, исходя из своих истоков, путь, на котором жизнь, невзирая на всю рассеянность в беспокойном метании, станет целостностью. Как во времена мифических героев, все теперь как бы зависит от отдельного человека”.[10]

В отличие от немецкого экзистенциализма с его достаточно абстрактным и спекулятивным подходом (М.Хайдеггер, прежде всего) к постановке философских проблем, французский экзистенциализм, представленный Жан-Полем Сартром (1905-1980) и Альбером Камю (1913-1960), рассматривает эти же проблемы в их непосредственной данности, призывая к непосредственному сближению с жизнью, с земными запросами и стремлениями человека. Существование, а не мышление, есть то основное, что определяет человека и единственно подлинной реальностью с этой точки зрения является, следовательно, переживаемая реальность, а не познаваемая. Сартр утверждает, что человек не может выйти за пределы человеческой субъективности и именно в этом и состоит, по его мнению, глубочайший смысл экзистенциализма. Существование – это всегда переход от возможности к действительности, т.е. становление. Существование (становление) в философии экзистенциалистов предшествует сущности и, следовательно, сущность подчинена существованию, детерминирована им. Это означает в свою очередь, что человек не детерминирован своей сущностью, ибо она лишь возможность, которая становится действительностью в процессе существования (становления).

В своей концепции Сартр исходит из утверждения, по сути, двух начал: “бытия-в-себе” и “бытия-для-себя”. “Бытие-в-себе” – это независимый от человеческой реальности грубый, неоформленный мир. Это мир хаоса, мир вещества, в котором нет ни внутренней закономерности, ни активности, ни пассивности, ни утверждения, ни отрицания. “Бытию-в-себе” противопоставляется мир “бытия-для-себя”, которое и является творческим, активным, образующим началом. Именно сознание вносит смысл и значение, являясь источником и носителем смысла жизни. Сущность “бытия-для-себя” (сознания) заключается в том, что оно постоянно само себя создает, непрерывно себя утверждая и отрицая. Основой отрицания Сартр полагает “ничто”, которое, по его мнению, коренится в самой сердцевине сознания.

***

2.6.2. Проблема отчужденияв экзистенциализме (Ж.-П. Сартр).

Между этими двумя видами бытия, таким образом, имеется коренное различие. “Бытие-в-себе” самотождественно и непротиворечиво, а “бытие-для- себя” противоречиво и суть его в противоречии и отрицании.

Отчуждение проявляется в отчужденности человека от мира вообще, в разобщенности личности и общества, во встрече с “другим”, в самой разорванности человеческого сознания, т.е. его отчужденности от собственного самосознания. Отчуждение, таким образом, начинает выступать основой человеческого бытия.

Отсюда и такие характеристики существования, как беспомощность, безнадежность, тревога, страх. Мир – это нечто чуждое и враждебное, но в то же время и то, без чего невозможно существование человека, ибо “быть – значит быть в мире”. Человек, однажды и не по своей воле брошенный в мир, отвечает за все, что делает и с этим приходит тревога. Человек окружен чуждым ему миром и “другими”, без которых он не может существовать, но, ища у них поддержки, он ее не находит, впадая в страх и стыд, усугубляя тревогу.

Отчуждение и абсурд. Принимая отчуждение как исходный посыл человеческого существования, Камю полагает, что

человек вообще лишен возможности реализовать свою сущность, и обречен на иллюзорную, абсурдную жизнь.

“Отчужденный от самого себя и от мира, вооруженный на любой случай мышлением, которое отрицает себя в самый миг собственного утверждения, - что же это за удел, если я могу примириться с ним, лишь отказываясь от знания и жизни, если мое желание всегда наталкивается на непреодолимую стену”,[11] - пишет Камю. Абсурдно все, заявляет Камю, ибо единственное, что можно сказать о мире – это то, что он неразумен. Мир не разумен и не имеет смысла и в силу этого он иррационален. Человек же желает счастья и разумности. Из столкновения неразумного мира и человека, стремящегося к своему призванию, порождается абсурд. Абсурд для человека единственная данность, утверждает Камю, ибо ум и мир не способны соединиться. Абсурд – это единственная связь, объединяющая человека и мир. В такой ситуации единственно важный вопрос, на который необходимо дать ответ – это вопрос о том – “стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить”, а все остальное – второстепенно.

Отчуждение непреодолимо, абсурд несокрушим. Каков же выход, каков ответ на столь важный вопрос? Бунт, заявляет Камю, но бунт метафизический. “Метафизический бунт – это восстание человека против своего удела и против всего мироздания. Этот бунт метафизичен, поскольку оспаривает конечные цели человека и вселенной. …метафизический бунтарь протестует против удела, уготованного ему как представителю рода человеческого. …метафизический бунтарь заявляет, что он обделен и обманут самим мирозданием”.[12] Чтобы быть, человек должен бунтовать, но в этом бунте нет и не может быть, по мнению Камю, никакой позитивной программы и никакого намека на возможность изменить что-либо.

Возможен и другой выход из абсурда – это самоубийство, но Камю отвергает его. Самоубийство лишено смысла, ибо оно не в силах преодолеть абсурд, а жизнь все же стоит того, чтобы быть прожитой, заявляет Камю.

Более того, сам абсурд обретает смысл, когда с ним не соглашаются. "Если абсурд и уничтожает шансы на вечную свободу, то он предоставляет свободу действия и даже увеличивает ее“.[13] Безграничная ничем не обусловленная свобода, всеобъемлющее отрицание, т.е. абсолютная свобода, как отмечает Камю, - это свобода убивать и это предельно допустимая свобода. Экзистенциалисты ее признают, но допустить не хотят, мотивируя это каждый по-своему. Если нет Бога и нет никаких детерминант, меня определяющих, то “я могу натворить что угодно, - пишет Сартр в романе “Тошнота”. – Например, всадить этот фруктовый ножик в глаз Самоучки. После этого сидящие вокруг люди кинутся меня топтать, выбьют мне зубы своими ботинками. Но удерживает меня не это: вкус крови во рту вместо вкуса сыра – разницы никакой. Но надо сделать движение, надо вызвать к жизни ненужное событие – ведь и крик, который вырвется у Самоучки, и кровь, которая потечет по его лицу, и то, что эти люди сорвутся со своих мест, - все лишнее (курсив мой, - В.С.), и без этого хватает вещей, которые существуют”.[14] Однако, даже не столько бессмыслица существующего вокруг, сколько бессмыслица собственного существования, по мнению Сартра, осознанная и прочувствованная, не допускает подобных действий. Несколькими страницами далее он пишет: “И Я САМ – вялый, расслабленный, непристойный, переваривающий съеденный обед и прокручивающий мрачные мысли, - Я ТОЖЕ БЫЛ ЛИШНИМ. К счастью, я этого не чувствовал, скорее я понимал это умом, но мне было не по себе, потому что я боялся это почувствовать (я и сейчас этого боюсь, боюсь, как бы это не подкралось ко мне сзади, со стороны затылка, не вздыбило бы меня взметнувшейся глубинной волной). …Абсурдность …”.[15]

Необходимость выбора и обязательная неминуемая ответственность за свой выбор вызывает у людей состояние тревоги, беспокойства, тоски. Даже если человек и воздержится от того или иного выбора, то тем самым он все равно делает свой выбор, высказывая определенную позицию и несет за нее ответственность. “Экзистенциализм, - пишет Сартр, - это не попытка отбить у человека охоту к действиям, ибо он говорит человеку, что надежда лишь в действиях, и единственное, что позволяет человеку жить, - это действие. Следовательно, в этом плане мы имеем дело с моралью действия и решимости”.[16]

Дата добавления: 2014-01-06