Социология как научная форма социальной рефлексии правовой реальности. Что такое рефлексия? Уровни рефлексивного знания о праве

Для начала напомню, что социология права – это социологическое учение о праве, отвечающее на вопросы, возникающие в правовой сфере, с помощью методов социологии. Её предметом является, прежде всего, выявление социальной обусловленности и социальной эффективности правовых норм и правовой системы в целом.

Обращение к предмету социологии права позволяет перейти к выяснению её метода – рефлексии (от лат. reflexio – обращение назад, отражение). Согласно «Современному толковому словарю русского языка», рефлексия – это размышления, полные сомнений, колебаний, склонность к анализу; рефлексировать, с точки зрения философии – это значит осмысливать знание как самостоятельный объект, критически анализировать его содержание и методы познания [2,701].

Рефлексия является обязательным элементом социолого-правового познания, она составляет сущность методологического мышления. В методологию человек (исследователь) входит («погружается») и начинает работать. Здесь рефлексия означает технологию его мыслительной деятельности. «Когда же мы говорим о технологиях, то должны реконструировать то, что не было сконструировано. Технологии, выраженные в логиках, – это реконструкция того, что никогда не существовало само по себе…», – пишет Г.П. Щедровицкий [3,430].

Методология, с помощью которой мы будем осуществлять «погружение» в правовую реальность, используя арсенал рефлексивного знания о праве, есть функционально-системная парадигма. Социологическая рефлексия здесь представляет собой системное многоступенчатое «погружение» в правовую реальность. Рассмотрим более подробно эти ступени (уровни), технологии познания права.

Первое «погружение» осуществляется в технологии правового субъективизма. Правовой субъективизм представляет собой наиболее развитую и аутентичную (действительную, подлинную) форму естественно-правового мышления. В попытках обоснования права исследователь исходит из субъекта, его сознания. Для такого «погружения» характерным является взгляд на правовую реальность «сверху», из духовно-идеальной сферы. Источник правосознания, а следовательно, и правопорядка, выводится из идеи, или смысла права, которые открываются в познании (разуме) субъекта. Благодаря такой установке, субъективизм ближе всего подходит к выявлению собственной природы права, не сводимой к сущности общественных отношений. Он ориентируется на свободу и творческую активность субъекта.

Позиция субъективизма, ориентирующаяся на субъекта, как категорию, с которой непосредственно коррелирует понятие права, является значимой ещё и потому, что нормы предполагают субъекта, который что-то «должен» делать. Именно поэтому субъект, как носитель идеи права, смысла, справедливости, является в таком качестве источником правопорядка.

Основными формами проявления субъективизма являются рационализм и теория ценностей.

Рационализм отстаивает позицию, базирующуюся на том, что источник правопорядка должен быть найден в идее права. Идея права открывается в глубинах человеческого сознания. Она обладает надвременной ценностью и развивается за счёт внутренних импульсов.

Фундаментальные положения теории (философии) ценностей предполагают возможность установления идеальных, но в то же время объективных и фиксированных норм для организации общества. Благодаря идеально существующему смыслу права, человек интуитивно и эмоционально чувствует, что в данных условиях справедливо или несправедливо. Это правовое чувство есть источник правопорядка.

Таким образом, благодаря обращению к идее права, субъективизм не испытывает трудностей в решении вопросов о критерии и основании права, нормативности правопорядка. Одновременно субъективизм делает весьма проблематичным его применение к формированию текущего законодательства.

Второе «погружение» основывается на принципах интерсубъективности. Этот способ «погружения» в право, означает, что смысл права не растворяется в сознании субъекта или во внешнем социальном мире, а раскрывается во взаимодействии (коммуникации) субъектов (по крайней мере, двух, а в принципе – всех). Основной конструкцией правопонимания становится договор.

Среди современных социологических теорий обоснования права, «работающих» в парадигме интерсубъективности, можно выделить феноменологические и коммуникативные концепции социологии права.

В рамках феноменологии справедливость, в качестве основания права, рассматривается как форма человеческого существования, как способ бытия с другими. Высший критерий справедливости усматривается в экзистенции как свободной самореализации человека.

Коммуникативные теории социологии права акцентируют внимание на дискурсе, т.е. обсуждении всех проблем в рамках гражданского общества. Морально-правовой дискурс позволяет сопоставить все имеющиеся ценностные ориентации, и, тем самым, учесть выраженные в них социальные условия, воплощая этот процесс в систему процедур как правил «языковой игры». Обеспечивая «умиротворение», дискурс способствует актуализации справедливости как надпозитивной инстанции, обеспечивающей и контролирующей власть.

Данному «погружению» присущи свои достоинства и ограничения. Безусловным достоинством этого способа обоснования права является то, что интерсубъективный подход в качестве основного элемента правовой реальности рассматривает правоотношения и образование пространств правообразующего интереса. Однако сущность правового субъекта из правоотношений непосредственно невыводима. Если не постулируются права человека, то все правоотношения оказываются фрагментарными.

Третье «погружение» обосновывает право сквозь призму объективизма. Мировоззренческим основанием объективизма выступает материалистическая установка выведения всех идеальных смыслов (в том числе и права) из «жизни», из объективной реальности. Поэтому социологический объективизм рассматривает право как часть иной, чем оно само, реальности. Здесь право предстаёт как «погружённое» вглубь действительности, как в саму жизнь. Правопорядок и правосознание объясняются «снизу», из их жизненного значения. Правовая реальность рассматривается как реальность общественных отношений, в глубине которых следует искать основания права, разгадку тайны его существования.

Правовые отношения рассматриваются большим числом объективистских теорий. Важнейшими из них являются: юридический биологизм, юридический экономизм, политический объективизм, культурно-исторический и социологический объективизм. Остановимся, прежде всего, на социологическом объективизме или социологизме. Социология права в качестве источника правосознания рассматривает исключительно реально существующие отношения, которые изучаются социологией. Социологизм, считающий, что право – исключительно социальное явление, выступает наиболее типичной формой объективистских теорий, их обобщённой чертой.

Здесь речь идёт уже не об изучении условий установлений в пределах определённого исторического правопорядка, а о познании самих фактических основ права. Право выводится за пределы государства и растворяется в обществе. Исходный пункт видится не в законодательстве, а в общественных отношениях, т.е. социологический объективизм исходит из приоритета гражданского общества над государством.

Особенностью социологического объективизма является то, что он подчёркивает связь права с обществом, с социальным бытием. Понимая под «жизнью» общественную жизнь, социологический подход рассматривает право как «погружение» в эту социальную реальность.

Достоинством социолого-правового объективизма является то, что в нём обращается внимание на тот бесспорный факт, что правопорядок включен в актуально существующие отношения и немыслим без их учёта. Благодаря их учёту здесь ставится и разрешается вопрос о том, при каких условиях правопорядок может быть справедливым. В то же время объективизм абсолютизирует роль существующих условий (социальных и культурно-исторических) в качестве источника правосознания, превращая правосознание и правопорядок в зеркальное отражение этих условий. Таким образом, идея о том, что субъект не может быть самодостаточным в создании правопорядка, что он исходит лишь из самого себя, оборачивается растворением субъекта в общественных отношениях, недооценкой творческой активности субъекта.

Подведём итог вышесказанному.

1. Рассмотренные способы «погружения» в правовую реальность и противоречия теоретических подходов, направлений выражают внутреннюю противоречивость природы самого права.

2. Каждый из уровней «погружения» применим для решения определённого круга задач в соответствии с принципом взаимодополнительности. Из этого следует вывод о недопущении абсолютизации какого-либо из этих способов, о необходимости учёта возможностей и пределов. В то же время в современной социологии права приоритетным является интерсубъективный подход, который полно выражает тенденции развития социогуманитарного знания конца XX - начала XXI столетий.

3. Осмысление права через интерсубъективное «погружение» предполагает попытку учесть особенности и преодолеть ограниченность иных способов правопонимания. Это уже не ограниченность «снаружи» по внешним признакам (позитивизм), или «снизу» как вышедшего из глубин социальных отношений (объективизм), или же «сверху» с позиций идеи права (субъективизм), – это попытка рассмотрения права «изнутри» в качестве способа бытия человека в его отношениях с другими людьми.

Приложение 1 к лекции 3

Теория «самореферентных» систем Н. Лумана

Лапаева В.В. Социология права./Под ред. Академика РАН, д.ю.н. В.С. Нерсесянца. –
М., Норма, 2004. С. 123-139.

Никлас Луман является одним из видных представителей неофункционализма, создателем теории социальных систем, которая основывается как на общей теории систем Л. фон Берталанфи, так и на новейших достижениях семиотики и лингвистики.

Свою функциональную трактовку общества как коммуникативной системы Луман считает универсальной социологической теорией, которая охватывает всю предметную область социологии (в том числе и социологии права) и рассматривает всё социальное (включая экономику, право, государство, политику, культуру и т.д.), а не только определённые сферы и аспекты социальной действительности.

Согласно лумановской новой системной парадигме, общество как глобальная система социальных коммуникаций [12] – это определённое комплексное (т.е. сложное), внутренне дифференцированное единство, которое может полноценно функционировать, сохранять и воспроизводить себя в обстановке всё увеличивающейся мировой комплексности, т.е. в условиях очень сложной и постоянно усложняющейся, необозримой и изменяющейся среды. Только благодаря такой функционально-системной теории, по мнению Лумана, вообще можно выявить, распознать функцию соответствующего системного образования, которая состоит в понимании и редукции (упрощении) мировой комплексности (т.е. сложности среды).

Функционально дифференцированное общество представляет собой дифференцированное единство автономных различных подсистем общества: экономической, политической, правовой, научной, религиозной, культурной, образовательной и т.д.

Теория самореферентных систем представляет собой третий этап в развитии системных представлений о социальном мире. Под системой здесь понимается нечто, способное отличать себя от внешней среды и воспроизводить эту границу. Н. Луман считает, что общество как раз и является примером такой самовоспроизводящейся и самореферентной системы. Общество постоянно производит различение себя и внешней среды, различение, дающее ему право именоваться системой. Эта система является самовоспроизводящейся (аутопойетической), в том смысле, что акт воспроизводства не предполагает производства. Система имеет как внешние, так и внутренние причины воспроизводить себя, она также способна задать эти причины таким образом, чтобы различение было воссоздано. Общество выступает не только аутопойетической, самовоспроизводящейся, но и самореферентной системой, что означает не только его способность воспроизводить себя, но и способность описывать себя, воспроизводя в этом описании самого себя. Такое рассмотрение общества, на первый взгляд, может показаться тавтологичным, если не принять во внимание кардинальные отличия понятий элементов и структуры, вытекающих из определения системы.

Элементами социальной системы при таком понимании оказываются коммуникации, а не люди или их действия. Коммуникации разлагаются на действия; действия возникают для упрощения системой самой себя, для преодоления собственной сложности. Термин коммуникация также приобретает иной смысл. Он означает различение информации, сообщения и понимания. Коммуникация есть не просто передача информации, это смысловой, самореферентный процесс. Таким образом, система состоит из различений (коммуникаций), приводящих к другим различениям. Коммуникации производят и воспроизводят себя посредством самих себя, т.е. элементы системы и системные операции – это одно и то же. Отсюда вытекает оперативная закрытость социальной системы. Она воспроизводит сама себя посредством собственных операций, не имеющих никакого отношения к внешнему миру, что и является основой фундаментальной характеристики системы саморазличения.

Поскольку элементами системы выступают коммуникации, разлагающиеся на действия (события), то структура не может быть отношением элементов. События не обладают временной протяжённостью, они мгновенны. Поэтому структура, представленная как отношения событий, неустойчива. Структура самовоспроизводящейся системы «состоит в ограничении допустимых в системе отношений… это означает, что только благодаря ограничивающему структурированию система получает такое количество «внутреннего руководства», которое может сделать возможным воспроизводство» [4,345]. Структура перестаёт быть фактором устойчивости системы, она становится фактором её обновления. Среда выдвигает по отношению к системе всё новые и новые требования, система посредством собственных операций воспроизводится, учитывая эти требования. Однако такое самообновление системы невозможно без предшествующего разложения. Поскольку элементы системы – события, которые определены лишь тем, что произошло до них и что может произойти после них, то разложение системы – процесс постоянный, противостоять которому система может только структурированием. Упорядочить процесс разложения в системе, по мнению Лумана, могут только ожидания: «Структуры социальных систем состоят в ожиданиях… они суть структуры ожиданий… для социальных систем, поскольку те придают временной характер своим элементам как действиям-событиям, нет иной возможности для образования структур» [4,345].

Н. Луман считает, что такое определение социальной системы способно устранить все препятствия для развития системного похода в социологии и тем самым создать адекватный инструмент для описания социального мира. Границы системы, оставаясь подвижными (нечёткими), могут быть в то же время весьма определёнными в силу оперативной закрытости системы и стремления системы воспроизводить свою границу. Оперативная закрытость решает и проблему эмерджентных свойств, поскольку системные операции остаются всегда внутри системы. Люди не являются частью общества (системы), они лишь часть его окружающей среды, отсюда и общество перестаёт быть, каким бы то ни было организованным действием, взаимодействием и т.д. Проблемы интенции, цели, рациональности перестают быть проблемами социальной системы. Понятие территориальных границ обществ становится излишним. Социальная система – это совокупность коммуникаций, а потому пространственные границы отражают лишь внутреннее структурирование системы, её внутреннюю дифференциацию, направленную на преодоление сложности её самой и окружающей её среды. Проблема субъекта и объекта легко разрешима, так как система создаёт описания самой себя, и каждая коммуникация предполагает самоописание.

Применительно к праву, концепция Лумана может быть рассмотрена следующим образом.

1. Для формирующейся внутри социальной системы (общества) отдельных автономных подсистем (правовой подсистемы) окружающей средой является иное социальное (другие автономные подсистемы – экономическая, политическая и т.д.).

2. Система (в том числе и юридическая система) сама в состоянии приспособиться к событиям своего окружения, а также изменить его в значимом для себя плане. Система находит свою важнейшую ориентацию не в определённых состояниях самой себя или окружающего мира, а в своей соотнесённости с меняющимся окружением. Это подобно тому, что жизнь и её сохранение должны определяться не неким состоянием системы, а отношением между организмом и средой. Взятая же сама по себе, вне соотнесённости с общественной средой, юридическая система не может гарантировать удовлетворение потребностей общества. В современном сверхкомплексном обществе генерализированные средства коммуникации (в том числе и позитивное право), абстрагированные от конкретной индивидуальности действующих партнёров, придают человеческим ожиданиям определённую ориентировку и социальную всеобщность.

3. Специфика различных систем коммуникации (права, морали, политики и т.д.) выражена в особом коде и особой программе соответствующей системы. Каждая система имеет свой бинарный (двоичный) код: код юридической системы – это «законное/незаконное», код политической системы – это «повиновение/неповиновение» (политико-властным общеобязательным решениям), код моральной системы – это «уважение/неуважение» (между субъектами социального общения), код научной системы – это «истинное/неистинное» и т.д. Код при этом выступает как принцип внутреннего определения системой своих границ и обобщённый критерий системной оценки тех или иных коммуникаций. Так, код юридической системы означает, что к данной системе относятся лишь те коммуникации, которые связаны с проблемой их определения как законных или незаконных.

4. Помимо такого абстрактного кода юридическая система (как и другие системы) обладает и более конкретной программой, содержащей те условия, по которым данная система определяет законность или незаконность соответствующих коммуникаций. Программа юридической системы – это, согласно Луману, позитивное право (конституция, законы, судебные решения, договоры и т.д.), которое содержит всё необходимое для определения кода системы, для нормирования соответствующих (релевантных юридической системе) социальных ожиданий, установления правовой коммуникации, осуществления правовой квалификации действий и т.д.

Программа юридической системы изменяется в процессе своего приспособления к общественным переменам, код же системы остаётся неизменным.

5. Понятие «юридическая система» – это, согласно Луману, функционально-системное определение права. Характеризуя своё понимание права как социальной формы, он писал: «Форма права выражается в комбинации двух различений, а именно: модальностей ожидания «когнитивный/нормативный» и кода «законный/незаконный». Все общественные применения права действуют в этих рамках и варьируют предметный смысл, «содержание» юридических норм и программ, призванных регулировать «правильное» понимание ценностей «право» и «нарушение» с тем, чтобы обеспечить связь времён и способность к согласию/разногласию в сфере взаимной совместимости» [5,131].

Согласно юридико-социологическому подходу Лумана, границы юридической системы очерчиваются не на институциональном, а на операционно-коммуникативном уровне. Любое общение (любая коммуникация), которое выдвигает или отодвигает правовое суждение (например, конфликт с соседом, дорожное происшествие и т.д.), представляет собой операцию юридической системы. Как только коммуникация смыкается с системой, вступает в действие код «законно/незаконно».

6. При функциональном исследовании права необходимо, прежде всего, выявить функцию нормирования ожиданий надлежащего поведения, а также особенность правового нормирования. «Право, - писал Луман, - возникает не из-под пера законодателя. Оно обусловлено множеством нормативных ожиданий, иначе говоря, правовых требований, и едва ли могли бы издаваться законы без этого базиса. Прежде всего, учитывается нормативность таких требований» [6,122].

Постоянные и всё большие изменения в обществе сопровождаются постоянными и всё увеличивающимися поправками к действующему законодательству, причём многие из них носят краткосрочный характер. «Радикальные реформы, - подчёркивает Луман, - не могут быть проведены мгновенно, и абсолютно новое право не появляется так быстро» [6,129].

В современном постоянно и быстро изменяющемся сверхкомплексном обществе возможностей (и ожиданий) больше, чем их можно актуализировать. Поэтому обществу нужны эффективные селективно-избирательные механизмы, чтобы контролировать избирательность структур ожидания. В этих условиях увеличение целесообразной комплексности права (т.е. количества юридически значимых тем, ситуаций, вопросов) сопровождается введением новых моделей поведения, которые выражают новые возможности для осуществления правовых ожиданий и для реализации функции редукции возрастающей комплексности в обществе и в его юридической подсистеме. При таком подходе под функцией юридической системы (как и других систем) имеется в виду поиск и селективно-избирательный выбор «других возможностей» [6,128] для сокращения комплексности правовых ожиданий субъектов социальных взаимодействий.

7. Современной юридической системе, по оценке Лумана, присущ «консерватизм комплексности» [6,138], который проявляется в стремлении сохранить status quo, ограничиться лишь отдельными деталями реального изменения и избежать структурно важных изменений, поскольку никто не в состоянии предвидеть их последствия. При этом шансы, предоставленные позитивацией права, остаются в системно-юридическом плане, как правило, неиспользованными. Такая ситуация, полагает Луман, сохранится и в обозримой перспективе.

8. Позитивация права, по Луману, «обусловлена общественным приматом экономики, т.е. переходом от политического общества к экономическому» [6,151]. В политическом обществе наблюдается тяга к абсолютному господству, а не к интересам, обеспечивающим наличие возможностей изменений в праве. Напротив, в обществе с высокоразвитой экономикой политика уже не стоит над экономикой и не определяет характер общества.

Позитивация права, отмечает Луман, становится ощутимой на уровне законотворчества, где необходимо по-особому констатировать новое (законодательные новеллы). Но в процессе позитивации права важный вклад вносит вся правоприменительная деятельност ь, особенно судебные решения. В этой связи он поддерживает современные тенденции к усилению роли «судебного права».

Поскольку законотворчество (принятие законов) Луман относит к политической системе, основной тематикой юридической системы оказывается правоприменительная деятельность. Юридико-социологический интерес при таком, типичном для позитивистской социологии права, подходе сосредоточен главным образом не на возникновении и установлении правовой нормы (не на законотворчестве), а на действии и применении уже принятой нормы позитивного права.

Правда, с позиций своей функциональной теории права и юридической системы, Луман утверждает, что социология права должна устранить кельзеновское понимание правовой нормы как долженствования и соответствующее представление об «основной норме» как логическом основании всей системы норм позитивного права. В целом позитивность права означает, что оно имеет действительность через обязательные решения. При этом коммуникативная структура юридической системы стремится соединиться с процессуальными системами, которые обязаны гарантировать принятие решения независимо от правильности аргументов.

9. Двумя центральными требованиями юридической системы являются: зависимость от правовых норм и необходимость решения в случае правовых конфликтов.

В своей трактовке права и юридической системы Луман отвергает естественно-правовой подход и в области правопонимания развивает функционально-структурную концепцию юридического неопозитивизма. Современная практика юридической аргументации, пишет он, занята не тем, что есть правильное в природе человека с точки зрения здравого смысла (т.е. с позиций естественного права), а скорее разумными и приемлемыми отношениями в уже отрегулированных позитивным правом ситуациях.

В этом русле и общепринятое сегодня социологическое описание права интересуется по преимуществу различиями в юридической практике, которые в самом позитивном праве не предусмотрены и не могут быть узаконены, если являются противоправными.

10. Самоописание юридической системы в соответствии с требованиями аутопойетической системы должно использовать рефлексивный способ наблюдения второго порядка («наблюдение наблюдения») и, следовательно, выражать себя как самоописание описывающей себя системы (самореференция). Юридическая система, как и любая аутопойетическая, автономная и замкнутая на себя система, подчёркивает Луман, аннулировала бы себя, если бы в своём самоописании она ссылалась на категорию «ценность», т.е. на некое внесистемное начало, которое противоречит коду и программе системы.

11. Согласно функциональному подходу Лумана, ценности не имеют автономного значения для оценки действия и сами должны оцениваться и переоцениваться в соответствии с их функцией по ориентации соответствующих действий.

В функционально дифференцированном обществе, утверждает Луман, ориентация на человека (в контексте отношений человек-общество) – это лишь идеология. На самом деле современное общество ориентировано только на то, какие в нём функции должны быть выполнены.

Луман отвергает прежние интерпретации роли ценностей и с позиций своего функционального подхода трактует современные цивилизованно стандартизированные «основные ценности» (правду, любовь, собственность, деньги, право, религиозную веру и т.д.) как «символически генерализированные технические средства коммуникации» [7,132].

Согласно такому пониманию средств коммуникации, они в различных интерактивных ситуациях выступают одновременно как средство системной селекции и мотивации и поэтому в состоянии определять релевантные для соответствующей системы последствия селективно-избираемых вариантов поведения. В современном обществе, утверждает Луман, наиболее успешная (т.е. имеющая наибольшее количество последствий) коммуникация осуществляется с помощью этих символически генерализированных технических средств коммуникации, поэтому общая теория социальных систем (включая и юридическую) и их коммуникативных процессов должна учитывать «высокоселективный характер этих функционально привилегированных способов коммуникации» [7,132].

12. Социологический подход к юридической системе, по Луману, требует её рассмотрения в качестве «составляющей» общества, т.е. как функциональной подсистемы общественной системы, чтобы избежать заблуждения, будто право может существовать вне общества. Но правовая социология, отмечает он, до сих пор не предпринимала попыток интерпретации права как аутопойетической подсистемы общества.

Луман отмечает возможность как социологического, так и юридического наблюдения права (т.е. рассмотрения права как наблюдающей себя системы). «Социолог, - писал он, - наблюдает право извне; юрист делает это изнутри. Социолог следует только указаниям своей собственной системы, которая может требовать от него, например, «эмпирических исследований». Точно также юрист следует требованиям только своей собственной системы, но это и есть сама юридическая система» [7,133]. Но в любом случае необходимо учитывать тесную связь права, юридической системы с общественной системой. Причём внешнее (социологическое) описание юридической системы влияет на её внутренне (юридическое) описание и наоборот, поскольку всеохватывающая коммуникация возможна лишь благодаря существованию общества, даже если внутри этого общества как сложной коммуникативной системы установлены границы для тех или иных подсистем.

13. Место и роль права в обществе Луман характеризует следующим образом: «Если рассматривать юридическую систему как вид и способ олицетворения общества, связывая с ним открытое будущее, то эту систему допустимо считать иммунной системой общества» [7,135].

Право, отмечает он, определяется общественным развитием и одновременно может само воздействовать на него и служить инструментом изменений в обществе. «Нам известно, - писал он, - что право действует в обществе, осуществляет волю общества и выполняет при этом общественную функцию, иными словами, функцию самовоспроизводства».

14. При освещении функций права Луман, кроме этой основной общественной функции права, выделяет функцию нормативной стабилизации, а также коммуникативную и когнитивную функции юридической системы.

Под когнитивной (познавательной) функцией юридической системы, при этом имеется ввиду её способность по-разному реагировать на несхожие явления. Кроме того, юридическая система способна распознавать и расценивать допущенное при создании норм искажение реальности как ошибку или как возникшую неадекватность вследствие изменения отношений в обществе.

В обобщённом виде «функциональная специфика права» (юридической системы), по Луману, состоит в «нормативной стабилизации прогнозируемых отношений». Посредством селекции (отбора) и редукции (обобщённого сокращения) существующих в обществе ожиданий, юридическая система стабилизирует объективно- действенные ожидания, которым и надлежит следовать в дальнейшем. Правовая стабилизация соответствующих ожиданий (например, определение правил дорожного движения, времени приёма посетителей и т.д.) придаёт им институциональную (юридическую) форму и обеспечивает точную, быструю, избирательно-селективную коммуникацию.

15. В самой структуре правовых норм, отмечает Луман, заложена возможность конфликта, поскольку ни включают в себя альтернативу: выполнение/невыполнение. Право использует возможность конфликта для генерализации ожиданий. В конфликте право находит элементы динамизма, которые помогают системе посредством новых ожиданий адаптироваться к изменяющейся общественной сфере и эволюционировать вместе с ней. Особую роль играет связанное с правом ожидание принуждения, которое помогает избежать большего реального насилия.

Право, подчёркивает Луман, не может гарантировать исполнение всех ожиданий, но оно в состоянии гарантировать поддержку нереализованных притязаний. Отсюда он делает вывод, что с социологической точки зрения правовая нормативность – это стабильность перед фактами или особо требовательная форма фактичности. Поддерживая ожидания, право не приспосабливается к конфликтам, а лишь предвидит их разрешение.

Отправная точка социологического изучения права и системы правовых отношений, по Луману, находится в общественных функциях юридической системы, в осуществляемых правом обширных функций генерализации и стабилизации ожиданий поведения с предвосхищением возможных правовых решений возникающих конфликтов.

С одной стороны, отмечает он, право направлено на обеспечение ожиданий, так как в этом, в принципе неконтролируемом мире, субъектам общественной жизни хочется хотя бы знать, с какими ожиданиями можно столкнуться в праве. В этом плане функция права состоит в том, что оно даёт гарантию ожидани я. С другой стороны, речь идет о такой функции права, как гарантия определённых эффекто в, т.е. изменения реальных вероятностей поведения посредством правовых механизмов санкционирования. Правовая норма, подчёркивает Луман, служит для комбинирования этих двух функций и позволяет праву локализовать структурные конфликты. Выявлять такие конфликты, по Луману, следует сначала путём проблемно-исторического, а затем и социологического анализа соответствующих ситуаций.

16. Юридическая подсистема общества более, чем остальные, находится в интенсивном взаимодействии с подсистемами иной функциональной направленности. При этом юридическая система как система регулирования конфликтов не подменяет другие системы и не захватывает инициативу в свои руки. Функциональная дифференциация подсистем общества, по Луману, предполагает лишь их возможное влияние друг на друга, а не контроль одной над другой: «каждый контроль осуществляется лишь при условии контроля с другой стороны» [7,136].

17. Дифференциацию и взаимодействие права и политики как двух подсистем общества Луман характеризует следующим образом: «Право нуждается в политике для своего осуществления, поскольку без перспектив претворения в жизнь невозможна всесторонне контролируемая стабильность норм. Со своей стороны, политика использует право для доступа к политически концентрированной власти. Но именно данное взаимодействие и предполагает дифференциацию этих систем» [7,136].

С этих позиций он критикует различные прошлые и современные теории единой политико-правовой системы. Подобные представления, считает он, присущи современной концепции правового государства. Однако уже в форме правового государства, подчёркивает Луман, юридическая система «обходится без суверена» (т.е. без верховенства государственной власти), так как с позиций права «правовое государство есть некая последовательность универсальной общественной сущности права (или, другими словами), автономия права, различенность юридической системы» [7,136].

Современные трактовки правового государства как формы правового ограничения суверенной власти государства, согласно Луману, являются хотя и правильными, но недостаточными. Сам Луман исходит из того, что хотя право и государственная власть обладают функциональной спецификой, однако они по отношению к обществу (т.е. к своей внешней социальной сфере) считаются единым целым. При этом он подчёркивает, что общество и его неполитические подсистемы вносят свою часть усилий в дело регулирования конфликтов, образования длинных селекционно-избирательных цепочек, т.е. формируют общественные условия для возможности создания правового государства.

18. Современные политические системы, отмечает Луман, дифференцированы в трояком плане и включают в себя: собственно политику; аппарат управления (государственная бюрократия); политическую общественность (парламент, администрация, избиратель).

При этом он подчёркивает, что политическая система содержит такую организованную единицу действия и принятия решений, как государство, но политика – это нечто большее, чем просто государственная деятельность. Все коммуникации, используемые государственными органами, все политические партии и каждый вид лоббизма, вся политическая информация в прессе, по радио и телевидению, высказывания политиков, политические интриги, политический выбор и т.д., - всё это относится к политике, к политической системе.

Политическая система выполняет свои специфические политические функции на уровне конкретной интеракции (взаимодействия) в форме государственно-властного обязательного решения, которое является устойчивой категорией политического процесса. При этом Луман считает, что сила политической системы, направленная на выполнение собственной специфической функции, – принятия общеобязательного решения – должна увеличиваться по мере того, как растёт комплексность общества и множатся проблемы, которые могут решаться только с помощью решения, а не посредством обращения к истинам и общим убеждениям, не при помощи взаимной предрасположенности, симпатий, обмена и т.д.

Политика, подчёркивает он, может быть связана только с существующими интересами, разрешение которых и является функцией политической системы. Поэтому, замечает он, сильно ошибается тот, кто ещё пытается в этой прагматической сфере защищать истины: с ним поступят так, как с письмом не по адресу.

Государство (государственная власть) и законотворчество (государственное установление законов), согласно Луману, относятся к политической системе в её функциональном различии с юридической системой. Вместе с тем, по смыслу его концепции правопонимания, закон как позитивное право и его действие (т.е. соответствующая правоприменительная деятельность) относятся к юридической системе.

С учётом автономии и взаимодействия политической и юридической систем общества он отмечает, что феномен власти концептуализируется на базе различения закона и коммуникативного процесса, в результате чего становится невозможным приписать власть одному из участников общения. Ожидания людей, связанные с политической и юридической системами, могут формулироваться только в соответствии с символическим обобщением закона, которое необходимо и для определения самой власти в качестве специализированного средства, производящего определённые действия, и для принимающего общеобязательные решения.

19. В современных условиях вместе с усложнением социальных процессов увеличивается и «сфера ожиданий», соотнесённых с юридической системой (удовлетворение социальных нужд, требования различных реформ, защита окружающей среды и т.д.). возникающие при таком «перенапряжении права» проблемы нормативной регуляции, отмечает Луман, требуют «формирования правовой политики, которая должна осознаваться не только как критика законодательных инициатив, но и как структурная политика юридической системы в соответствии с её общественным содержанием» [6,86].

Лумановская концепция «правовой политики» направлена на поиски решения вновь возникающих проблемных ситуаций внутри самих систем (юридической, политической и т.д.), а не посредством разного рода внесистемных альтернативных форм, не путём, например, делегализации (деформализации, депрофессионализации и т.д.) способов и средств разрешения правовых вопросов. Любое функционально дифференцированное общество, подчёркивал Луман, не в состоянии подыскать альтернативы своим функциональным подсистемам. И если, например, речь идет о функции права (юридической системы), то альтернативы как таковой нет.

Социологическая теория Лумана, его новая концепция (парадигма) системы, функциональная трактовка права и т.д. заметно обогащают как общую социологию, так и социологию права. С позиций излагаемой нами либертарно-юридической концепции социологии права юридико-социологические положения Лумана (соотношение юридической системы и её социальной среды, код и программа юридической системы, её функции, коммуникации и т.д.) значимы и могут быть использованы лишь в границах их соответствия принципу формального равенства, т.е. только после их предварительной интерпретации (и переинтерпретации) на основе и под углом зрения смысла и требований принципа формального равенства.

Приложение 2 к лекции 3

Теория «системного» и «жизненного» миров Ю. Хабермаса

Резник Ю.М. Введение в социальную теорию: Социальная системология./
Ю.М. Резник: Ин-т человека. – М.: Наука. 2003. С. 154-159.

Опираясь на представления Э. Дюркгейма и Т. Парсонса, Хабермас предпринимает попытку построить теорию современности, основанную, с одной стороны, на положениях общей теории социальной эволюции, а с другой, - на постулатах функционализма и других систем знания. С этой целью он разрабатывает дуалистическую модель современного общества и соответствующую ей теорию двухступенчатого познания. Одну часть (сторону) этого общества он характеризует понятием «системный мир», взятым из теории систем (прежде всего, у Парсонса), а другую часть – понятием «жизненный мир», заимствованным из феноменологической традиции.

Следовательно, реальный социум в понимании Хабермаса оказывается разделённым на две сферы существования – системный и жизненный миры. Жизненный мир, по его мнению, есть сфера символической интеракции, возникающей на фоне общих, т.е. разделяемых всеми членами общества, смыслов. Этот мир включает структурные различные компоненты (институты, нормативные структуры и социальную практику), которые делают возможным символическое воспроизводство общества. В нём существуют и воспроизводятся наши социальные отношения, работа, семья и друзья. Ему противостоит системный мир, образуемый из анонимных (безличных), чаще всего официальных и деловых отношений, возникающих в экономике и в сфере государственной власти. Различие между этими двумя мирами, или сферами социума, имеет у Хабермаса теоретически обоснованный характер. Оно базируется на следующих исходных допущениях.

1. Согласно Хабермасу, люди живут одновременно в трёх различных, но взаимосвязанных мирах – объективном, субъективном, интерсубъективном или собственно социальном. Объективный мир – это мир, в котором царят безличные, чаще всего деловые отношения. Субъективный мир – это мир наших чувств, переживаний, ожиданий и надежд, которые проявляются в повседневной жизни. В социальном мире господствуют нормы и оценки, регулирующие взаимодействие между людьми.

«Система» и «жизненный мир» - это два различных истолкований этих трёх миров. Если жизненный мир представляет собой совместный процесс конструирования указанных миров в соответствии с конкретными темами и целями действий участников определённой ситуации, то системный – извне изначально заданный людям порядок.

2. В то же время мы находимся в разных познавательных и оценочных отношениях с тремя вышеназванными мирами – в отстранёно отчужденных и сугубо деловых («официальных») отношениях с объективным миром, в нормативных отношениях с социальным миром и в экспрессивных – с субъектным миром. Такая ситуация характерна для современного общества. У первобытных племён мышление характеризуется отсутствием разграничения и синкретизмом этих трёх миров. В современном обществе эти миры разделены, что свидетельствует о рационализации жизненного мира человека.

При этом рациональным в обществе и культуре является лишь то, что связано с расчётами и символической формой выражения знаний и опыта людей. Другими словами, рациональность Хабермас понимает как своего рода диспозицию субъектов, которые способны к реальному действию и речевому общению. В основе современного понимания мира лежат всеобщие структуры рациональности, имеющие символическую или предметную представленность в объективном мире, нормативное выражение в социальном мире и эмоциональное содержание – в субъективном. Следовательно, рационализация как универсальный процесс и механизм современного развития затрагивает все стороны социальной действительности.

Системный и жизненный миры, имеющий каждый по три измерения, отличаются по степени и характеру рационализации. Коммуникативной рациональности, господствующей в жизненном мире, противостоит инструментальная рациональность системного мира. Если основой коммуникативной рациональности является язык и взаимопонимание, то инструментальному разуму присущи другие средства рационализации – деньги, богатство, власть и прочие атрибуты, регулирующие извне отношения людей. Рационализация в объективной и социальной сферах системного мира совпадает по существу с процессами модернизации, появлением рыночной экономики и современного государства (общество), с одной стороны, и развитием современной науки и техники (культура), правовых, религиозных и моральных представлений – с другой. Рационализация в субъективной сфере системного мира проявляется в процессе взаимодействия между идеями (ценностями) культуры и интересами индивидов. Иначе говоря, она осуществляется как «сверху» посредством институционального воплощения определённых структур сознания и организационного закрепления индивидуальных и групповых интересов, так и «снизу» – через мотивационное укоренение и легитимизацию институциональных порядков.

Хабермас защищает коммуникативную рациональность от вторжения инструментального разума. Рационализация жизненного мира через его переориентацию на деньги и власть, в результате чего возрастает мощь государства и экономической системы, для которых жизненный мир становится не «материнским лоном», как это есть в действительности, а всего лишь внешним окружением – таков, по мнению Хабермаса, общий диагноз современной эпохи.

3. Для теории действия Хабермаса характерно дихотомическое противопоставление коммуникативного действия – инструментальному. Он реконструирует общую теорию социального действия, рассматривая различные подходы к пониманию действия и приближая их к собственному представлению о природе социальной реальности, выделяя, во-первых, телеологическое действие, ориентированное нормами на смысл, который может быть сообщён, в том числе инструментальное действие, выполняемое для достижения любой поставленной цели безотносительно к ситуации, и стратегическое действие, осуществляемое по отношению к другим людям или в ситуации, когда есть люди, преследующие собственные цели, с которыми субъект должен соотносить свои планы.

Во-вторых, он рассматривает отдельно нормативно регулируемое действие, основанное на принятии общей системы ценностей и норм, и драматургическое действие, в котором действующее лицо выражает и представляет себя в ходе взаимодействия перед публикой (наблюдателями и участниками). В противоположность этим типам социального действия, свойственным системному миру в его субъективном, объективном и социальном измерениях, Хабермас выдвигает идею коммуникативного действия, как действия, ориентированного на достижение согласия и взаимопонимания. Коммуникативное действие, в его представлении, выполняет троякую функцию в построении и поддержании жизненного мира. Оно осуществляет:

- символическое конструирование и воспроизводство знаний и ценностей (культурный аспект);

- строит «легитимные порядки», посредством которых участники коммуникации устанавливают и гарантируют свою солидарность (социальный аспект);

- формирует субъектов, владеющих речью и способных к действию (субъективно-личностный аспект).

4. Системный и жизненный миры как две взаимосвязанные сферы современного социума интегрируются и воспроизводятся посредством двух принципиально разных механизмов. «В жизненном мире действия людей координируются посредством коммуникативной рациональности, и здесь происходит социальная интеграция. В системном мире действия людей координируются…средствами типа денег и власти, и здесь интеграция происходит на системном уровне» [8,62]. Социальная интеграция происходит в системе институтов, в которых социализируется говорящий и действующий субъект. При этом социальные системы рассматриваются как «жизненные миры», которые символически сконструированы. Системная интеграция затрагивает действие механизмов управления в саморегулирующейся системе. «Здесь социальные системы рассматриваются с точки зрения их способности сохранять свои границы и продолжать существование благодаря обладанию целостностью в изменчивом окружении» [8,325].

По мнению Хабермаса, жизненный мир всё более пропитывается элементами инструментального разума, что угрожает самим основам социальной интеграции и воспроизводству культуры посредством языка и символической интеракции. Системная интеграция, ориентированная на воспроизводство целостности, разрушает при этом жизненные различные порядки, формирующиеся вокруг ситуаций действия.

5. Эволюция системного мира обусловлена, по мнению Хабермаса, структурными изменениями жизненного мира. Капиталистическое хозяйство и демократическое государство вычленяются из общественного компонента жизненного мира и превращаются в самостоятельные институты, подчинённые системной интеграции. Общественная сфера жизненного мира продолжает сохранять своё институциональное ядро – коммуникационные сети, порождаемые культурой и, в свою очередь, поддерживающие её (культурные и образовательные учреждения, средства массовой информации и пр.).

Однако хозяйственная система постепенно затрагивает институциональное ядро частной (приватной) сферы жизненного мира – малую семью, родственные отношения и дружеские компании, освобождённые от хозяйственных и военно-политических функций. Она навязывает потребителям свои стандарты и императивы, что приводит, зачастую, к собственническому индивидуализму и утилитаристскому стилю жизни.

Подобно тому, как частная сфера всё больше подчиняется хозяйству, так и общественная сфера попадает под господство всесильного государства, стремящегося контролировать средства массовой информации и институты социализации. Коммуникативные структуры жизненного мира вытесняются тем самым на «периферию» общественного развития, поглощаются в ходе системной интеграции институтами государства и экономики.

6. Противоречие между жизненным миром и системой составляет основное содержание общественного развития на современном этапе. Хабермас отмечает характерные особенности этого противоречия.

Во-первых, жизненный мир постоянно подвергается воздействию через такие системы, как экономика и политика, т.е. рынок и деньги, с одной стороны, власть и бюрократия – с другой. Такое воздействие ведёт к разрушению культуры и порождает различные социальные патологии.

Во-вторых, новые социальные движения (движение за сохранение окружающей среды, за мир, женское движение и др.) должны защищать жизненный мир от вторжения экономики и государства, которое влечёт за собой овеществление и бюрократизацию человеческой коммуникации. Они превращаются, по словам Хабермаса, в центры борьбы или «движения сопротивления» против колонизации миром системы жизненного мира.

В-третьих, центр конфликтов смещается постепенно от экономики и политики к сфере культуры и культурного воспроизводства. Он уже не регулируется через партии и организации, как в прежнем обществе, а проявляется во внеинституциональных, внепарламентских формах протеста. Объектом борьбы становится стиль жизни и культурные ценности, область социализации. Недостатки овеществления коммуникативных структур действия уже нельзя исправить такими средствами, как деньги и власть. Необходимо распространять сферу влияния институтов, в которых фактором координации и социальной интеграции действий становится достигнутое взаимопонимание.

Общий вывод Хабермаса таков: внутри гражданского общества и жизненного мира возникают силы сопротивления и борьбы с искусственно проводимой государством модернизацией. Поэтому переход к постиндустриальному (информационному) и постлиберальному обществу есть противоречивый и сложный процесс, который должен быть осознан на уровне коммуникативной рациональности, что позволяло бы учитывать культурную и национальную специфику стран, находящихся в начале пути.

Завершая обзор основных положений двух выдающихся представителей неклассического функционализма – Н. Лумана и Ю. Хабермаса, хотелось бы ещё раз отметить, что благодаря им системная теория обрела новое дыхание, а системное движение получило новый импульс к развитию. Анализ их работ показывает, что системный подход к социальному познанию не исчерпал своих эвристических возможностей. Дополненный идеями других идейно-теоретических доктрин он остаётся по-прежнему надёжным инструментом познания социальной действительности, обогащая исследователей своими методологическими средствами.

Литература

1. Гревцов Ю.И. Социология права. Курс лекций. – СПб.: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2001.

2. Современный толковый словарь русского языка. – М.: Ридерз Дайджест, 2004.

3. Щедровицкий Г.П. Философия. Наука. Методология. – М.: Шк.Культ.Политики, 1997.

4. Луман Н. Социальные системы: Очерк общей теории./Западная теоретическая социология 80-х годов. – М.: 1989.

5. Luhmann N. Das Recht der Gesellschaft. Frankfurt a/M., 1995. (Перевод Сартакова В.В.)

6. Luhmann N. Ausdifferenzierung des Rechts. Frankfurt a/M., 1981. (Перевод Сартакова В.В.)

7. Цит. по: Лапаева В.В. Социология права. – М.: Норма, 2004.

8. Моннсон П. Современная западная социология: Теория, традиции, перспективы. – СПб, 1992.

Советую прочитать:

Ø Громов И.А., Мицкевич А.Ю., Семёнов В.А. Западная теоретическая социология. – СПб., Изд-во «Ольга» 1996.

Дата добавления: 2014-01-11