III. Причины девиантного поведения

Виды девиантного поведения

Девиантное поведение: понятие и виды

Социализация формирует такое качество, как конформность – принятие существующих в обществе норм. Но поведение индивида не всегда конформно. Поступки и действия людей, вступающие в противоречие с утвердившимися в данном обществе нормами и правилами поведения, называют девиантным поведением. Сложность определения девиации связана с неопределенностью социальных ожиданий.

Девиантное поведение не трактуется однозначно как социальная патология. Нормы не рассматриваются как безоговорочно и навсегда связанные с адаптацией людей к своему окружению и к сохранению личностного благополучия. Выделяют три уровня функционирования нормативных образований: 1) для индивидуального организма; 2) для группы, что обусловлено ее структурой, функциями, особенностями по сравнению с другими группами; 3) общесоциальная норма отражает общие принципы социального взаимодействия и регулирования конфликтов для всех членов общества. Соответственно, девиации по отношению к нормам одного уровня могут быть вполне успешным адаптивном поведением на другом уровне.

I. Индивидуальная девиация – отклонение от норм, принятых в данной субкультуре. Групповая девиация – отклоняющаяся субкультура. Чаще всего эти типы пересекаются.

II. Первичное отклонение – поведение, которое является терпимым с точки зрения данного общества. Вторичное отклонение – более серьезное, которое сопровождается навешиванием ярлыка и прерыванием социальных связей с группой (отстранение от работы, заключение и т.д.). Ярлык может быть навешен ошибочно, но это не меняет ситуации. Изоляция способствует повторению девиации.

III. Культурно одобряемая девиация – которая одобряется обществом. Основа для одобрения:

сверхинтеллектуальность – возможность возвыситься в узких областях;

сверхмотивация – упорство, стремление к достижению цели;

свойства характера, которые помогают достичь возвышения, связанные с областью деятельности.

Культурно осуждаемая девиация – которая осуждаются обществом (нарушения законов и моральных норм).

IV. Негативные отклонения – наносящие обществу ущерб и препятствующие социальному развитию. Позитивные – способствующие развитию общества.

Э. Дюркгейм утверждал, что причиной девиаций является такое состояние общества, которое он назвал аномией. Оно характеризуется моральной неопределенности за счет существования в обществе большого числа конфликтующих между собой норм, при котором личность не имеет твердого чувства принадлежности, никакой надежности и стабильности в выборе линии поведения.

Р. Мертон определяет девиантное поведение как результат нормальной реакции нормальных людей на ненормальные условия.

Вникнем с помощью Р.К. Мертона в современную американскую культуру. Р. Мертон говорит, что она близка к полярному типу, когда акцентирование цели-успеха не сопровождается эквивалентным акцентированием институциональных (законных, легитимных, культурно-признанных) средств. Культ успеха символизирован богатством, последнее — деньгами. Денежный успех укоренен в американской культуре («ты стоишь ровно столько, сколько у тебя денег!»). Институциональные средства заменяются инструментальными, эффективными в данной ситуации (т.е. мораль ситуативна — на этом обобщении настаивал еще Д. Дьюи, американский философ, представитель прагматизма).

В американской (принятой) культуре нет слова «неудача ». Неудачи относятся лишь к временным явлениям. Подобный подход преследует цель: не уменьшать притязаний за счет самоидентификации с равными себе, а самоотождествлять себя с «верхними» («каждый может стать экономическим королем!» — рефрен американских легенд о богатых). А это означает, что индивид в своих неудачах обвиняет лишь себя, строй же критике не подвергается. Самокритика ведет к еще большей активизации субъекта, но в условиях, когда происходит сильное акцентирование богатства как основного символа успеха без соответствующего акцентирования законных способов его достижения, в обществе открывается широкая дорога преступности. Рост преступности за последние годы в США достиг таких размеров, что срочно была принята государственная программа по борьбе с преступностью, в которой видное место занимают программы профессиональной ориентации с целью «предложить подросткам здоровую альтернативу преступным способам наживы».

Наиболее характерно отклоняющееся поведение для низших слоев. К ним культура предъявляет несовместимые требования: с одной стороны, их ориентируют на богатство, с другой — они в значительной степени лишены возможности достичь его законным путем.

Р.К. Мертон описывает пять форм приспособления личности к социальным условиям. К ним он относит конформность, инновацию, ритуализм, ретритизм (полную потерю жизненных целей, свойственную, например, фигуре бомжа в российских условиях), мятеж (внешний и внутренний бунт, направленный на изменение существующих целей, стандартов и норм, т.е. на установление новой законности и культуры, — революционные движения, политические движения радикального характера, феминистские движения и т.д.).

Неуспешная социализация. Под “успешной социализацией” нами подразумевается установление высокого уровня симметрии между объективной и субъективной реальностями. И наоборот, “неуспешную социализацию” следует понимать в терминах асимметрии между объективной и субъективной реальностями. Как мы видели, абсолютно успешная социализация антропологически невозможна. Совершенно неуспешная социализация является по меньшей мере крайне редкой, ограничиваясь случаями тех индивидов, у коих даже минимальная социализация безуспешна в силу крайней органической патологии.

Максимального успеха социализация достигнет, скорее всего, в обществах с очень простым разделением труда и минимальным распределением знания. В таких условиях социализация производит социально предопределенные и в высокой степени профилированные идентичности — в том смысле, что она целиком представляет ту объективную реальность, в которую она помещена. Проще говоря, каждый чуть ли не является тем, за кого его принимают. В таком обществе идентичности легко узнаваемы, как объективно, так и субъективно. Всякий знает про всякого, кем является другой и он сам.

Рыцарь является рыцарем, а крестьянин - крестьянином, как для других, так и для себя самого. Поэтому тут нет проблемы идентичности. Вопрос: “Кто я такой?” — вряд ли возникнет в сознании, поскольку социально предопределенный ответ массивно реален субъективно и постоянно подтверждается всей социально значимой интеракцией. Это никоим образом не означает, что индивид рад такой идентичности. Быть крестьянином вряд ли очень приятно, это включает в себя всякого рода субъективно реальные и настоятельные проблемы, совсем не радостные. Но в эти проблемы не входит проблема идентичности. Можно быть нищим или даже бунтующим крестьянином. Но он был именно крестьянином.

В этих условиях неуспешная социализация имеет место только в результате биографических случайностей, будь они биологическими или социальными.

Например, первичная социализация ребенка может быть нарушена в силу его физического недуга, который социально стигматизируется (либо стигматизация основывается на социальных дефинициях). Калека и бастард — прототипы этих двух случаев. Биологические помехи вообще могут исключить возможность социализации, как это случается при крайних умственных нарушениях. Все эти случаи имеют характер индивидуальной несчастливой судьбы. Они не предоставляют основания для институционализации контр-идентичности или контр-реальности.

Стоит возникнуть более сложному комплексу распределения знания в обществе, и неуспешная социализация может оказаться для индивида результатом опосредования различными значимыми другими разных объективных реальностей. Иначе говоря, неуспешная социализация может быть результатом гетерогенности социализирующего персонала. Это может происходить различным образом.

Могут быть ситуации, когда все значимые другие первичной социализации являются посредниками общей реальности, но с существенно расходящимися перспективами. В известной степени каждый значимый другой, конечно, имеет особую перспективу по отношению к общей реальности уже потому, что он является особым индивидом со своей биографией. Но последствия, которые мы имеем здесь в виду, происходят лишь там, где различия между значимыми другими связаны, скорее, с их социальными типами, а не с индивидуальными идиосинкразиями.

Например, мужчины и женщины могут “населять” довольно различные социальные миры в рамках общества. Если и мужчины, и женщины выполняют функцию значимых других в процессе первичной социализации, они передают эти различающиеся реальности ребенку. Само по себе это не создает угрозы неуспешной социализации. Мужская и женская версии реальности являются социально признанными, и это признание также передается в первичной социализации. Для мальчика предопределенным является господство мужской версии, для девочки — женской. Ребенок узнает о версии, принадлежащей другому полу, насколько она была опосредована для него значимыми другими противоположного пола, но он не станет отождествлять ее со своей версией. Даже минимальное распределение знания предполагает специфическую юрисдикцию для различных версий общей реальности. В приведенном выше случае женская версия социально определена так, что она не имеет юрисдикции для ребенка мужского пола. В нормальном случае такое определение “соответствующего места” реальности другого пола интернализируется ребенком, который “соответственно” идентифицирует себя с предписанной ему реальностью.

Однако “ анормальность” становится биографической возможностью, если между дефинициями реальности существует некая конкуренция,делающая возможным выбор между ними. По разнообразным биографическим причинам ребенок может сделать “ложный выбор”.

Например, ребенок мужского пола может интернализировать “не соответствующие” элементы женского мира, поскольку его отец отсутствовал в решающий период первичной социализации, и он направлялся исключительно своей матерью и тремя старшими сестрами. Они могли опосредовать “соответствующие” определения-юрисдикции, так что маленький мальчик знает, что ему не положено жить в женском мире. Но он тем не менее может с ним идентифицироваться. В любом случае между его социально предписанной идентичностью и его субъективно реальной идентичностью будет иметься асимметрия.

Неуспешная социализация может происходить также из опосредования значимыми другими различающихся миров в процессе первичной социализации. По мере усложнения распределения знания доступными становятся расходящиеся миры, и они могут быть переданы в первичной социализации значимыми другими. Это случается реже, чем только что описанная ситуация, в которой среди персонала, ответственного за социализацию, были распределены различные версии того же самого общего мира. У составляющих группу индивидов (скажем, супружеской пары) имелась скрепляющая связь, так что при решении задачи первичной социализации они, скорее всего, создавали некий общий для них мир. Однако случается и обратное, что не лишено теоретического интереса.

Например, ребенок может воспитываться не только родителями, но также нянькой, воспитанной в ином этническом или классовом подобществе. Родители передают ребенку мир, скажем, аристократов-завоевателей, принадлежащих к одной расе; нянька опосредует мир покоренного крестьянства другой расы. Возможно даже, что два таких посредника пользуются совершенно различными языками, которые одновременно усваиваются ребенком, но которые родители и служанка находят совершенно непонятными. В таком случае, конечно, мир родителей, по определению, будет господствующим. Ребенок будет признан всеми принадлежащими к группе своих родителей, а не няньки.

Но в то же время предопределенность соответствующих юрисдикции может быть нарушена различными биографическими случайностями, как то могло произойти и в приведенной выше ситуации. Но с той разницей, что теперь неуспешная социализация включает в себя возможность интернализированного перехода в иное как постоянной черты индивидуального субъективного самопонимания. Потенциально доступный ребенку выбор теперь становится более четким, он включает в себя уже различные миры, а не просто различные версии того же самого мира. Разумеется, на практике между первой и второй ситуациями будет иметься множество промежуточных ступеней.

Когда резко различающиеся друг от друга миры опосредуются в первичной социализации, то индивид стоит перед выбором между четко очерченными идентичностями, осознаваемыми им как подлинные биографические возможности. Он может стать человеком в соответствии с тем, как это понимается расой А или расой Б. Тогда возникает возможность скрытой истинной идентичности, которая нелегко распознается в соответствии с объективно наличными типизациями. Другими словами, может существовать социально умалчиваемая асимметрия между “публичной” и “приватной” биографиями.

Пока это касается родителей, ребенок готов к началу подготовки к рыцарскому званию. Им неизвестно, что переданная через его няньку вероятностная структура покоренного подобщества способствует тому, что в подготовку к рыцарству он “просто играет”, тогда как “в действительности” он подготавливается к посвящению в высшие религиозные таинства покоренной группы. Сходные противоречия возникают в современном обществе между процессом социализации в семье и среди группы сверстников. Пока речь идет о семье, ребенок готовится к окончанию средней школы. Что касается связи с группой сверстников, то он готовится к своей первой проверке на храбрость при краже автомобиля. Само собой, такие ситуации полны возможностями внутреннего конфликта и чувства стыда.

Третья важная ситуация, ведущая к неуспешной социализации, возникает в случае противоречий между первичной и вторичной социализациями. Единство первичной социализации тут сохраняется, но во вторичной социализации в качестве субъективной возможности выбора появляются альтернативные реальности и идентичности. Конечно, возможности выбора ограничиваются социально-структурным контекстом индивида. Он может, например, желать сделаться рыцарем, но его социальное положение говорит, что это дурацкое притязание. Когда дифференцированность вторичной социализации достигает момента, когда становится возможным субъективный отрыв идентичности от “собственного места” в обществе, а социальная структура в то же самое время не позволяет реализовывать субъективно избранную идентичность, имеет место любопытное развитие Субъективно избранная идентичность становится фантастической, она объективируется в сознании индивида как его “действительное Я”. Можно предположить, что у людей всегда имелись мечты с неисполнимыми желаниями и т.п. Особенность данной фантазии лежит в ее объективированности на уровне воображения речь идет об иной идентичности, чем та, что была предписана объективно и прежде была интернализирована в первичной социализации Очевидно, что широкое распространение подобного феномена привносит в социальную структуру беспокойство, угрожает институциональным программам с их само собой разумеющейся реальностью.

Другим очень важным последствием противоречия между первичной и вторичной социализациями является возможность того, что индивид может оказаться соотнесенным с расходящимися мирами, которая качественно отлична от его взаимоотношений с прежде рассматривавшимися ситуациями. Если расходящиеся миры появляются в первичной социализации, индивид имеет возможность идентификации с одним из них в противопоставлении другим. Этот процесс будет в высшей степени эмоционально нагруженным, поскольку он совершается во время первичной социализации. Идентификация, отход от нее и альтернация будут сопровождаться эмоциональными кризисами, так как они неизменно зависимы от опосредования значимыми другими. Представленность расходящихся миров во вторичной социализации вызывает совсем иную конфигурацию. Во вторичной социализации интернализация необязательно сопровождается эмоционально заряженной идентификацией со значимыми другими; индивид может интернализировать различные реальности без идентификации с ними. Поэтому при появлении альтернативного мира во вторичной социализации индивид может осуществить выбор в его пользу манипулятивным образом. Здесь сложно говорить о “холодной” альтернации. Индивид интернализирует новую реальность, но вместо того, чтобы сделать ее своей реальностью, он пользуется ею для специфических целей. Так как это включает исполнение определенных ролей, он сохраняет по отношению к ним субъективную дистанцию — он целенаправленно и произвольно “надевает” их на себя. При широкой распространенности этого феномена институциональный порядок в целом принимает характер сети взаимных манипуляций.

Дата добавления: 2014-01-14