Вот-вот начнется

Волосы отросли настолько, что теперь необходимо было причесываться, и Антон разглядывал себя в зеркале с улыбкой.

Теперь оставалось только надеть новый сюртук из черно бархата с узорами цвета чертополоха.

Молодой человек внимательно вглядывался в свое лицо, поправляя запонку рубашки и стараясь заметить и запомнить все перемены, происшедшие с того вечера, когда точно также он разглядывал себя в отражении стекла в тамбуре поезда. Не то, чтобы эти перемены были разительными, и теперь здесь стоял совсем иной человек, но в некоторой степени это было правдой. И это тоже было очень красиво.

- Ты уже собираешься?! – воскликнул Роберт, выглянувший из-за двери.

- А что такое?

- Я думал, я успею.

- Для чего? Или куда?

Роберт внес в квартиру соседа свой патефон и включил его.

- Совершенно непозволительно готовиться к такому вечеру без интригующей и волнительной музыки, - сказал старик, возвращаясь к двери.

- Джаз?

Роберт резко кивнул с закрытыми глазами, вскинул вверх голову, вытянулся, как струна, будто наполнившись до краев достоинством, и значительно ответил:

- Рок-н-ролл. The Turtles. Elenore.

«Пам-пам-пам-пам-пам…» - заиграло пианино.

Антон накинул сюртук с блестящими медными пуговицами.

Роберт замер в коридоре у двери молодого соседа. Услышав музыку, он улыбнулся, и, чуть пританцовывая, направился к себе.

Где-то в другой части города Дядюшка Дювей, разгладил свои пышные усы, проведя по ним пальцами, сложенными в щепотки, и как следует, подкрутил концы, задрав их чуть кверху.

Медленно поползли вверх по рукам длинные перчатки с белыми кружевами. Мадам Буфе оценивающе осмотрела свой пышный наряд и подвела полные губы ярко-красной помадой. Последний штрих – на бледном лице появилась черная мушка.

«Как замечательно, что я умер в роскоши», - проговорил изысканно одетый призрак, напугав нахорохоренного кота в белом галстуке-бабочке.

Марк встряхнул головой, отбросив с лица кудрявые локоны. Он внимательно прошелся взглядом по своему френчу, который тут же начал где-то утягиваться, где-то подкрашиваться, пока не стал полностью повторять все изгибы стройного тела.

Король задрал нос выше собственной головы и торжественно проговорил: «Я готов». Слуги бережно накрыли плечи своего властителя красной мантией с белыми перышками.

Вальц, одетый в белоснежную рубашку и черный жилет, положил ладони на широкую грудь. Он медленно повел руками вниз, разглаживая складки на черном сукне, и с легкой грустью посмотрел на окаменевшую часть своего лица.

Роберт выпрямился перед длинным зеркалом. Пиджак и брюки, последовав примеру хозяина, подтянулись и стали немного уже. Серый цвет изменился в теплый шоколадный и оттенился черными узорами, которые проявились на сукне костюма.

Когда Антон вошел в квартиру Роберта, то увидел его, с прямой осанкой сидящего в мягком кресле – том, где, по вечерам рассказывал своему молодому соседу истории о друзьях и Флере. А теперь здесь был старик, который отрешенно смотрел на циферблат увесистых карманных часов.

Может быть, в глазах постаревшего Роберта эти стрелки открывали каждый год его жизни, начиная с самых первых воспоминаний. Секундная стрелка сделала шаг, и из этого шага вырвались воспоминания вечера, когда он познакомился с Викрамом в парижском кафе. А за ними стремительно вспыхивали и другие – ухоженный мужчина с мягкими чертами лица произнес вдруг фразу «…век джаза…», которая потом появилась в учебниках литературы, и пропала точно также, как и сам этот человек. И открытое, красивое лицо незнакомой девушки, единственного человека из всех, стоявших тогда на перроне, кто засмеялся над нелепыми кривляньями Роберта и его друга.

И новый шаг стрелки вызвал образ Викрама – с бледным лицом, на фоне которого алые губы казались особенно яркими и болезненными. И холодный взгляд зеленых глаз.

Все эти воспоминания мерцали, как проносятся кадры кинофильма, из которых потом сложатся сцены, и они сплетутся в большую красивую историю, полную любви к миру и людям и безвозмездной доброты.

- Как-то раз я уже был таким же старым, - заговорил негромко Роберт. – Но тогда я понял, что это не то время, когда мне пора будет состариться до конца. Потом, представляя в течение всей своей жизни, как же это будет, я не мог нарисовать картину своей старости полностью. Только маленькие детали – сундук, это кресло, например. Но я не мог предположить, что все это будет столь красиво в своей простоте и уюте.

- У меня есть для тебя подарок, - продолжил Роберт, указывая на книгу, лежавшую перед ним на низеньком столике, – он не имеет цены, потому что ничего не стоит. Но для тебя, на мой взгляд, он будет бесценен. Возьми его, пожалуйста.

Антон взял в руки книгу. Совсем сбитый, некогда жесткий переплет, коричневая кожа, впитавшая в себя сотни напитков, случайно пролитых на неё, засаленный ремешок, не дававший ей развалиться…

- А мне и подарить нечего… - растерянно проговорил молодой сосед.

- А мне уже ничего и не нужно, - с улыбкой отозвался старик. – Что мне теперь делать с подарками да сувенирами? Ведь я больше не буду перебирать их по вечерам, вспоминая друзей, и расставлять по порядку на крышке своего сундука. Но, если ты пожмешь мне руку, я буду очень рад.

- Нет-нет-нет, подожди секунду, - запротестовал Роберт, когда Антон пошел к нему. – Не встать для твоего рукопожатия я не могу себе позволить. Ну-ка, помоги мне. - Старик оперся на трость, и Антон помог ему подняться. – Только, пожалуйста, без сентиментов.

Антон посмотрел в глаза Роберта и почувствовал его спокойствие. Друзья крепко сжали ладони.

- Спасибо, - сказал Антон.

- Спасибо, - ответил Роберт с ласковой мягкой улыбкой.

Дата добавления: 2014-11-06