Annotation 6 страница

Мартен допоздна засиделся на работе. Несколько раз он протягивал руку к телефону, размышляя о том, что скажет Мириам, когда она снимет трубку. Потом все-таки поехал домой. Он чувствовал себя униженным и оскорбленным. Он ревновал. Она ему изменила. Хотелось бы ему ответить тем же, тоже причинить ей боль, но он понимал, сколько в этом глупости и ребячества. Накануне, перед тем как уснуть, он уже почти решился ей позвонить и сказать, что любит ее и готов отдать все на свете, лишь бы она к нему вернулась. Но повел бы он себя так же, будь рядом Марион? Ему хватило честности самому себе ответить: нет. Утром, едва проснувшись, он вспомнил, что вчера чуть не натворил бог знает чего, и его щеки залила краска стыда. Пока он пережевывал свой вроде бы половинчатый развод, оставлявший ему массу возможностей, Мириам спокойно строила будущее, в котором ему не было места. Если бы только он мог одной чертой перечеркнуть все, что она для него значила! Забыть ее, как будто ее никогда не существовало. Вот уже которую ночь он безуспешно пытался в точности припомнить все произнесенные ею слова в вечер их последней встречи. Он что-то такое сказал насчет того, когда они увидятся в следующий раз, а она, возможно дав волю гневу, ответила: «Если будет следующий раз…» Но потом она добавила кое-что еще, то, что взволновало его до глубины души: «Я никогда никого не буду любить так, как любила тебя». Нет, она сказала как-то не так, хотя похоже. Во всяком случае, это прозвучало окончательным прощанием. В таком духе произносят надгробное слово над покойником. И под занавес сообщила, что выходит замуж. Она не лгала. Уж это-то он мог легко проверить — достаточно было ей позвонить. Но как раз позвонить он и не решался. Мартен попытался представить себе ее будущего мужа. Коллега по работе? Друг детства? Он мысленно составил перечень мужчин, с которыми она общалась в ту пору, пока они жили вместе и вместе встречались с друзьями. Ни один из них не тянул на эту достойную роль. Впрочем, он мог оказаться кем угодно. Банкиром, иностранцем, сотрудником, курортным знакомым, клиентом. Ну да, например богатым клиентом, способным обеспечить ей уровень жизни, недоступный Мартену. В последнее время она и так зарабатывала в четыре-пять раз больше его, и, сколько бы он ни твердил себе, что для него это не имеет значения, он знал, что это не так. Однажды ему предложили должность начальника охраны крупной фирмы — с высокой зарплатой и массой льгот, и он всерьез обдумывал это предложение, готовый его принять. Отговорила его Мириам — отговорила решительно, и, разумеется, была права. У него забурлило в желудке, и он сообразил, что за весь день съел всего один сэндвич. Впрочем, на объеме талии вынужденная голодовка пока никак не отразилась. Он поставил варить яйца, убедился, кляня себя на чем свет стоит, что хлеба нет ни крошки, и тут зазвонил телефон. Он бросился к мобильнику, забыв на плите кастрюлю. Надежда, что на экране высветится имя Мириам, развеялась как дым. Номер был незнакомый. Он ответил на вызов. Голос он узнал не сразу, настолько звонившая была далека от занимавших его мыслей. Она не представилась, и ему пришлось отвечать обтекаемо, пока она вдруг громко не расхохоталась: — Ну надо же, Мартен! Я должна чувствовать себя оскорбленной. Я же поверила, что вы только обо мне и мечтаете! Он пробормотал нечто нечленораздельное, и она снова рассмеялась: — Ваш любимый психолог. Надеюсь, ни от чего вас не отрываю. Я вот тут думала о вашем убийце. У вас есть новые данные? — Да нет, ничего серьезного, — ответил Мартен. — Хотя кое-что есть. И это вполне укладывается в схему. Убийство он готовил с невероятной скрупулезностью. Но относительно мотива у нас по-прежнему пусто. — Хотите это обсудить? — предложила она. — Иногда достаточно поговорить, глядишь, и родится здравая идея. — У вас есть какие-то соображения? — спросил Мартен. — Возможно. Если вы пожелаете их выслушать… — Буду счастлив. Когда вы будете свободны? — Например, сейчас. За этим заявлением последовала короткая пауза. — Это я так сказала, — чуть торопливо добавила она. — Можно завтра или послезавтра. — Нет уж, сейчас так сейчас, — повинуясь какому-то импульсу, произнес Мартен. — Где встречаемся? — Вы уже ужинали? — Нет, — ответил Мартен. — Вот только сниму с огня свои яйца всмятку, и я в вашем полном распоряжении. Она засмеялась. Они договорились встретиться в небольшом итальянском ресторанчике в XVII округе. Нажимая на отбой, Мартен задумался, правильно ли поступил. В предложении психологини ему послышался какой-то подтекст. Или он ему только почудился? Он не очень хорошо понимал, как обстоят дела с Мириам. Хотя нет, как раз это он понимал очень хорошо. И инициатива принадлежала ей. Но у него была еще Марион. Последний раз они говорили по телефону неделю назад. Она была далеко. Он ждал ее возвращения, но уже начинал в ней сомневаться. Может быть, садясь в самолет, она дала ему понять, что их роман окончен? Но даже если он продолжится, как будут развиваться их отношения? Она была хорошенькой, живой и умной и часто его дразнила. Она ему очень нравилась, но он понимал: она — не Мириам. Он улыбнулся. А собственно, в чем проблема? Он никому не давал клятвы верности. Поживем — увидим.
Когда он вошел в ресторан, Лоретта уже сидела за столиком на двоих. Перед ней стоял бокал красного вина и корзинка с соломкой, которую она жевала. Ее личная драма заключалась в том, что при виде еды удержаться она не могла. Несмотря на поздний час, народу в ресторане было битком. Он сел напротив нее, и она протянула ему руку через узкий стол. Очки она сняла. На лицо нанесла макияж. Чуткий нос Мартена уловил даже аромат духов, впрочем не слишком настойчивый. В вырезе декольте у нее покачивалась на золотой цепочке камея. Расшитый жилет тесно облегал пышные формы. — Извините, что заставила вас тащиться в такую даль, — сказала она, — но я жутко боюсь водить в темноте. Поэтому сегодня приглашаю я. К ним подошел официант, наполнил бокалы и принял заказ. По дружескому тону, с каким он обращался к Лоретте, Мартен догадался, что она здесь частый гость. Официант покосился на Мартена, окинув его оценивающим взглядом. Видимо, психологиня имела обыкновение приводить сюда мужчин. — Да, я здесь часто бываю, — сказала она, словно прочитав его мысли. — Я живу тут рядом. Если хотите, после ужина зайдем ко мне на чашку травяного чая. Она сопроводила свое приглашение неуверенной улыбкой. Ну вот, приехали, подумал он. А вслух сказал: — С удовольствием. Правда, я ненавижу травяные чаи. Ее улыбка стала откровенней. — Значит, придумаем что-нибудь еще. Они немного помолчали. Жребий брошен, мелькнуло у Мартена. Она сделала предложение — он его принял. Ну, может, и не принял, но и не отверг. Теперь, если он согласится зайти к ней, но откажется ложиться с ней в койку, то поведет себя крайне непоследовательно. Ладно, Марион далеко, а Мириам выходит замуж, но разве это причина, чтобы вот так по-глупому нарушать один из своих принципов — не спать с коллегами? Он, никогда не смешивавший работу и постель, вдруг без колебаний сдал свои позиции… — Что-то вы неразговорчивы, — заметила она. — Можно спросить, о чем вы думаете? Он не удержался от вздоха и сейчас же пожалел об этом. — Да вот размышляю… — начал он. — А, черт с ним. Скажу все, как есть. Я думаю, что между нами сегодня кое-что произойдет, и спрашиваю себя, хорошо ли это. — В каком смысле — хорошо? — заинтересованно спросила она без малейшей иронии в голосе. — Вы имеете в виду, разумно? — Я влюблен… Ну, полагаю, что влюблен в женщину, которая сейчас в отъезде. А нам с вами еще работать. И мне не хотелось бы, чтобы то, что между нами произойдет — или то, что не произойдет, — в будущем омрачило наши отношения. — Как вы все усложняете! — воскликнула она. — Вы, случайно, не собираетесь привязать меня к кровати и стегать до крови? — Простите, не понял. — Тогда с какой стати нам с вами злиться друг на друга? Знаете, у меня было несколько мужей и очень много любовников, и я со всеми ними продолжаю регулярно общаться. В том числе с одним из коллег — мы с ним часто обсуждаем текущие дела. Если вы откажетесь со мной переспать, меня это огорчит, потому что мне этого хочется, но мое эго от этого нисколько не пострадает, вы уж мне поверьте. Этого вам достаточно или вы потребуете расписку? Он рассмеялся — сначала немного принужденно, затем почти весело. Но в глубине души он был жестоко разочарован. «Очень много любовников» — вот что его смутило. Ему вдруг показалось, что он выступает в плотной толпе других мужчин, что, разумеется, было преувеличением, но все же никак не льстило его самолюбию. — Забавно… — сказала она. — Я всегда вас немного побаивалась. А теперь мне кажется, что и вы меня чуть-чуть боялись. — Это правда. Меня пугает ваша работа. Вы же знаете, для полицейского нет страшнее угрозы, чем попасть в лапы к психологу. По доброй воле к вам никто не обращается — только в крайнем случае. Если следствие заходит в тупик и ты готов хвататься за любую соломинку. Или если начинаешь слетать с катушек и получаешь письменный приказ от начальства немедленно проконсультироваться у психолога — иначе следующим будет приказ об отстранении от должности. — Я вас понимаю, — сказала она и взяла из корзинки еще соломки. — В ваших глазах я самое настоящее пугало, хотя в этом нет ничего личного. — Вот именно. Очень аппетитное пугало. Она подняла бокал, и они чокнулись, глядя друг другу в глаза. — Теперь, когда мы выяснили отношения, я хотела бы изложить вам свои соображения. Они вас еще интересуют? Он склонил голову. — У меня все не шел из головы этот арбалет. Маленький арбалет, если я ничего не перепутала. И я попыталась поставить себя на место убийцы. — Я тоже пытался. Но у меня ничего не получилось. — Я убеждена — остановите меня, если думаете, что я ошибаюсь, — что избранный способ действия представлялся ему самым эффективным и рациональным. Иначе он нашел бы другой. — Пока что я с вами полностью согласен, — сказал он и отпил вина. — Вместе с тем я думаю — заметьте, я ничего не понимаю в оружии, — что это довольно рискованный и ненадежный способ убийства, даже если ваша цель — беззащитная женщина. Посреди многолюдного города, в час пик… Нет, он не искал легких путей. — И снова полностью с вами согласен. — Из ваших отчетов следует, что он тщательно спланировал убийство и подготовил себе пути отхода. — Именно. Учел каждую деталь. — Следовательно, выбор арбалета для него не случаен. Просто мы пока не знаем причины, по которой он остановил на нем свой выбор. Но если арбалет, с его точки зрения, идеальное оружие, то это может означать две вещи. Либо раньше он уже использовал его, причем успешно, например во время охоты, то есть умеет мастерски с ним обращаться. В этом случае мы остаемся в рациональном поле. Либо арбалет имеет для него символическое или даже мифическое значение. Пример — древнеримские авгуры, которые совершали жертвоприношения, пользуясь ножами определенного типа. — Что-то я за вами не поспеваю, — сухо перебил ее Мартен. — Теперь вы готовы утверждать, что мы имеем дело с психопатом? Но, насколько мне известно, даже у психопата должен быть мотив! Пусть даже в виде стремления подчинять жертвы своей воле. — Ну да, вот это-то и странно. Я не улавливаю в этом убийстве ни малейшего сексуального подтекста, даже косвенного. Об этом я вам уже говорила. А сейчас… Сейчас я просто пытаюсь дать вам понять, что в его сознании… ну, мне так представляется… Для него «арбалет» и «убийство» — синонимы. Если вам станет известно об убийстве, совершенном при помощи похожего оружия, пусть даже очень давно, десять, пятнадцать или двадцать лет назад, на вашем месте я бы пригляделась к нему внимательнее. — Все, что нам удалось отыскать, — это нераскрытое убийство подростка, совершенное полтора десятка лет назад. Стрела из арбалета попала ему в голову и пронзила мозг. Я как раз жду документы по этому делу. — Очень хорошо, — сказала она и положила на стол салфетку. — Меня уже тошнит от разговора об убийствах. И я не хочу десерта. А вы?
Ее квартира напоминала ее рабочий кабинет, только была значительно больше. Обставленная со вкусом, правда, разномастной мебелью, она изобиловала книгами и психологическими журналами на разных языках. На всем лежал тонкий слой пыли. Ведение домашнего хозяйства явно не относилось к числу ее приоритетов. Мартен невольно сравнил эту квартиру с жильем Мириам, просторным, удобным и безупречно чистым, и с жильем Марион — маленьким и тесноватым, но также сверкающим чистотой. Она провела его в спальню, села на кровать и притянула к себе. Он сел рядом с ней. Она обхватила его лицо обеими руками и нежно поцеловала, а затем отстранилась. — Так я и думала, — сказала она. — У вас сухой и жесткий рот. Я как раз такие люблю. Мне не хочется перед вами раздеваться — я уже не такая молоденькая и красивая. Располагайтесь. Я только загляну в ванную. Она поднялась, открыла маленькую дверь и скрылась за ней, заперев за собой. — А я-то? — вслух сам себя спросил Мартен. — Если она полагает, что на меня голого приятно смотреть, то ее ждет большое разочарование! На миг мелькнула мысль, не смыться ли ему отсюда, но это было чистой воды лицемерие. Нечего было принимать приглашение в гости. Он разулся, снял пиджак, рубашку и брюки. Затем освободился от носков и замер, потянувшись к трусам. Решил, что временно оставит их на себе. Откинул одеяло, скользнул в постель и укрылся по шею. Пожалуй, впервые в жизни у него намечалось любовное свидание, настолько лишенное непредсказуемости и непосредственности. Но тут же его обожгла другая мысль, совсем уж несуразная, и по спине побежали мурашки. А что, если ее стыдливость — только предлог? Вдруг у нее какой-нибудь лишай или экзема, захватившая две трети поверхности тела? Кстати сказать, он даже не позаботился о необходимых предосторожностях! Надо было сунуть в бумажник презерватив! Или заскочить в дежурную аптеку! Дверь ванной комнаты открылась, и на пороге появилась она — в длинном, до пят, халате, плотно застегнутом на груди. Его безумные предположения на глазах оборачивались реальностью. — Уже в постели? — спросила она. — Ванная освободилась, если вам надо. Это звучало почти как приказ, и Мартен встал, задним числом поздравив себя, что не снял трусы. Еще не хватало демонстрировать свою голую задницу женщине, с которой он даже не успел переспать! Когда он, по-прежнему в трусах, вышел из ванной, психологиня уже лежала в постели. Халат она сняла, а одеялом накрылась только до половины, выставив на обозрение свою пышную грудь. — Не думала, что вы такой здоровяк, — сказала она. Он не нашелся с ответом и молча забрался к ней в постель. Грудь у нее была большая и красивая. Невероятно красивая. Соски под немыслимым углом задирались кверху. В первый раз собираюсь трахаться с силиконовой бабой, мелькнуло у него. Вот уж никогда бы не подумал. Несмотря ни на что, его охватило возбуждение. Он наклонился над ней и поцеловал в губы. Она обхватила его руками и ответила на поцелуй с неожиданной для него страстью. Он боялся придавить ее своим телом. Как это ни глупо, но его останавливал страх, что силикон взорвется и она завопит от боли. — Можешь их потрогать, — шепнула она ему на ухо. — Это не опасно. Взяла его за руку и провела ею у себя по груди. Он принялся ее ласкать, она тихо застонала и задвигалась под ним. Он гладил ее живот и бедра, восхищаясь гладкостью ее упругой кожи и исходившим от нее чуть пряным ароматом. Она права, говорил он себе, хорошо, что я к ней пришел, зачем лишать себя удовольствия, я никого не обманываю, а до чего приятно. В эту самую секунду зазвонил его мобильник. Она теснее прижалась к нему, обхватив ногами его торс, и он подался ей навстречу. Когда звонок замолк, он уже был в ней, и ее раздутые груди колыхались в ритме их движений, словно два живущих независимой жизнью резиновых мяча. Про презерватив он больше не вспоминал. Она застонала от удовольствия. Позже, улучив момент, чтобы не показаться грубым, он достал телефон и прослушал оставленное сообщение. Звонила Мириам. Хотела с ним поговорить. Ей надо было сказать ему две вещи, из которых лишь одна могла подождать до завтра. Просила перезвонить. Ему не улыбалось разговаривать с Мириам в присутствии психологини. Но и ждать не хотелось. В тоне Мириам он явственно услышал тревожные нотки. Лоретта посмотрела на него, заинтригованная: — Проблемы? — Пока не знаю, — честно ответил он. — Не исключено. — Не переживайте. Если вам надо уйти, я пойму. Вас не слишком разочаровал наш первый раз? Вместо ответа он приблизился к ней и поцеловал в губы. Она чуть отодвинулась, чтобы лучше его видеть. На ее губах играла полуулыбка. — Мне показалось, что вас смутила моя грудь, — сказала она. — Она вам не нравится? — Не в этом дело, — ответил он, слукавив лишь наполовину. — Грудь восхитительная, но я боялся, что, если надавлю слишком сильно, вам будет больно. Она засмеялась: — Ну и напрасно. Можете попробовать. Она притиснулась к нему, нежно сжала в руке его член и снова откинулась на постели. — Буду спать. Мне завтра рано вставать. Захлопните за собой дверь. Спокойной ночи. И спасибо. Он тоже засмеялся: — Не за что, красавица. Поцеловал ее в щеку и в лоб и выпрямился. Затем оделся и ушел.
Мириам он позвонил из машины. Она не спала. — Я получил твое сообщение, — сказал он. — Что случилось? — У меня твоя дочь. Не в самом лучшем состоянии. У Мартена сжалось сердце. — Она же вроде на гастроли уехала, — чуть слышно проговорил он. — Нет, она вернулась. — Что с ней? — Она сама тебе скажет. Она к тебе уже едет. А ты что, не дома? — Буду через десять минут. Можешь хотя бы сказать, это очень серьезно или не очень? — Все зависит от того, что считать серьезным. Нет, она не заболела. Но я тоже думаю, что будет лучше, если она все расскажет тебе сама. — Ладно. А вторая вещь? — Ах да… Мне нужен твой совет. Но это может подождать до завтра. — Хорошо, — ответил Мартен. — Спокойной ночи. — Я ее знаю? — не удержалась от вопроса Мириам. Мартен ничего не ответил и нажал на отбой. Глава 17

Изабель ждала его на лестничной клетке, сидя на нижней ступеньке лестницы. — Ты что, ключи потеряла? — с ходу спросил Мартен, когда она поднялась ему навстречу. Обнял дочь и отпер дверь. — А сумка твоя где? — И долго ты собираешься задавать мне дурацкие вопросы? — вопросом на вопрос ответила она, и Мартена поразила агрессивность ее тона. — Нет у меня сумки, и ключей нет. Ничего у меня нет. Я уехала прямо так, ничего не взяла. — А как же спектакль? — Плевать я хотела на спектакль. Она сняла куртку, швырнула ее на старый диван, упала в кресло и обвела квартиру таким взглядом, словно видела ее в первый раз. Выглядела она вполне здоровой. Уже неплохо, сказал себе Мартен. Она все больше становится похожей на мать — какой та была, когда они познакомились. Тот же овал лица, тот же широкий лоб, та же фигура, тот же разрез глаз. Сердце кольнуло от чувства вины и печали, неизменно посещавшее его всякий раз, когда он вспоминал первую жену. У Изабель под глазами залегли синие круги. Пожалуй, она чуть похудела. Любовные огорчения, диагностировал он. Не в первый раз и не в последний. — Ты вот так же ешь взглядом подозреваемых? — еще более раздраженно проговорила она. Сердитый и слегка обиженный голос всегда служил у нее признаком плохого настроения. Он решил не мучить ее расспросами. — Выпьешь чего-нибудь горячего? — Выпью. Она изящно поднялась с кресла и пошла на кухню. — Кажется, зеленый чай остался, — сказал Мартен. — Но ни какао, ни молока нет. — Ты по-прежнему со своей журналисткой? — крикнула она, не поворачиваясь к нему. Мартен тоже пришел на кухню. Она ставила на газ чайник, одновременно подозрительно принюхиваясь. — Чем это тут воняет? А что, убираться к тебе больше никто не приходит? — Приходит, — ответил Мартен. — Так что у тебя стряслось? Она повернулась к нему и улыбнулась беглой улыбкой, от которой у него разрывалось сердце, а затем снова уставилась на плиту, словно никогда в жизни не видела более захватывающей картины. — Да так, ничего страшного, — наконец сказала она. — Я узнала, что, стоит мне отвернуться, этот говнюк Кристоф вставляет Лидии. И я беременна. — От него? — Нет, от папы римского. Мартен привалился к стене и скрестил на груди руки. Ей двадцать два года. Она взрослая женщина. И в то же время — его дочка. Зачем она к нему пришла? За советом? Узнать его мнение? Или просто поплакаться ему в жилетку? — Что ты собираешься делать? — спросил он. — Не знаю. Убью эту суку. А потом его. Но сначала я их помучаю. Научи меня как. — А ребенок? Она не ответила. Он помог ей собрать поднос, и она унесла его в гостиную. Он сел и стал смотреть на нее. Каким образом такая молодая, красивая и умная женщина умудряется связываться со столь выдающимися кретинами? Или он ослеплен отцовской любовью? Кристоф даже привлекательностью не отличался. Меньше ее ростом, с намечающимся животиком, залысинами и шармом уличного зазывалы. Он видел его всего раз, но этого хватило, чтобы у него немедленно возникло желание надрать ему задницу. Он описал Мириам любовника дочери примерно в этих словах, а она лишь рассмеялась и сказала ему, что он ревнует. Но при чем тут ревность? Просто он считал, что этот парень недостаточно хорош для его Изы. Впрочем, признаться в том, что в тебе говорит ревность, довольно трудно. — Какой у тебя срок? — Шесть недель. Снова повисло молчание. Она перемешала ложечкой содержимое заварочного чайника и разлила по чашкам. — Я неудачница, — со спокойствием, ужаснувшим Мартена, изрекла она. — Я бездарная актриса. А парень, которого я люблю, спит с моей лучшей подругой. — Это Лидия — твоя лучшая подруга? — удивился он. — Нет, конечно. Это я так, для красного словца. И прекрати меня перебивать, или я тебе больше ничего не скажу! А в довершение всего я залетела. Завтра пойду к врачу. — А может, оставишь? — предложил он и тут же пожалел о своих неосторожно вырвавшихся словах. Она смотрела на него с холодной яростью: — Ты прав. Здорово придумал. Мать-одиночка в двадцать два года. В начале карьеры. Буду брать его с собой на кастинги, может, разжалобит режиссеров. — У меня есть идея получше, — сказал Мартен. — Папа! Мне уже страшно. Ты все-таки сначала думай, а потом говори. — Ты хочешь спать? — Нет. Почему ты спрашиваешь? — Мне надо съездить на запад, по работе. В Бретань. Смотаться туда-обратно. Если мы тронемся прямо сейчас, то попадем как раз к началу рабочего дня. Позавтракаем, я сделаю свои дела, и вернемся назад. Она вдруг улыбнулась: — А повести дашь? — Веди, если хочешь. — А если попадем в пробку, мигалку разрешишь включить? — Там видно будет. Она спрыгнула с кресла, уселась к нему на колени и поцеловала его в лоб: — Гениально. Поехали. Она сварила не меньше литра кофе и разыскала в стенном шкафу старый термос. Через четверть часа они покинули квартиру.
Вопреки своим водительским планам, она заснула еще до того, как они проехали Порт-д’Орлеан, предоставив Мартена собственным мыслям, и пробудилась только часа через три, когда горизонт у них за спиной начал светлеть. Завтракать они остановились в Ренне. Изабель выбросила термос — оказалось, у него было пробито дно. Судя по всему, ей больше не хотелось говорить о своих проблемах, потому что, не успели они сделать по первому глотку кофе, как она принялась терзать его вопросами о бывшей жене. — Что у тебя с Мириам? — начала она. — Позволь тебе напомнить, что скоро три года как мы развелись. — Вот только за дуру меня держать не надо. Вы же любите друг друга. Вы что, поссорились? — Нет, с чего ты взяла? — Вопросы задаю я. Я так и не поняла, почему вы разъехались, но ладно, меня это не касается. Но в главном я права: вы любите друг друга. Или нет? — Разве она ничего тебе не сказала? — А что она должна была мне сказать? — Не знаю, могу ли я… А, все равно скоро все узнают. Она выходит замуж. Изабель поставила чашку. — Ну да? — спросила она. — Ты надо мной смеешься? Он покачал головой. Она отвела взгляд, и Мартен догадался, что она перебирает в уме все, что видела и слышала у Мириам, что подтвердило бы новость или опровергло ее. — Мне она ничего не сказала. Хотя, если честно, я что-то такое почувствовала… В последние дни, когда мы говорили по телефону. Но почему она так долго молчала? Не нравится мне это. А за кого, ты знаешь? — Нет. — Может, это из-за твоей журналистки? Типа отомстить? — Неужели ты думаешь, что Мириам согласится выйти замуж только ради того, чтобы возбудить во мне ревность? — Нет, — признала Изабель. — Но тогда как же?.. Она не договорила. — Кстати, — продолжил Мартен, — относительно Марион — журналистки, как ты ее называешь, — так вот, Мириам про нее даже не знает. — Про Марион Деламбр? Ты что, шутишь? Это Мириам сказала мне, как ее зовут. Теперь замолчал потрясенный Мартен. Она ни разу не позволила себе ни малейшего намека. Как давно она в курсе? И каким образом узнала? Если она ревнует к Марион, почему даже не обмолвилась об этом? — Ты очень огорчился? — спросила Изабель. — Не знаю, — ответил он. — Наверное, да. Как будто мы еще раз расстались. — Можно задать тебе нескромный вопрос? Он пожал плечами. Она покраснела и, набравшись храбрости, выпалила: — Ты с ней все еще спишь? Мартен посмотрел на нее. Сам он ни за что не осмелился бы задать такой вопрос своим разведенным родителям. — Тебя это не касается. — Пап, не будь занудой, — сказала она. Но настаивать не стала. — Что ты думаешь делать в ближайшее время? — спросил он. — А что тут думать? Сделаю аборт, вернусь как ни в чем не бывало и буду дальше работать. Или, как вариант: сделаю аборт, вернусь, скажу им всем, что они полное дерьмо, и начну искать работу. Или: аборт не делаю, возвращаюсь и продолжаю сниматься, пока не уйду в декрет. Или: аборт не делаю, возвращаюсь, говорю им всем, что они дерьмо, и начинаю искать работу. Вот и все. Они немного посидели молча. Потом Мартен заплатил за кофе, и они ушли.
В 9.25 они остановились перед Дворцом правосудия Лорьяна, неподалеку от порта. Мартен отправился в канцелярию за документами, а Изабель пошла прогуляться по городу. Он смотрел, как она удаляется — быстрым шагом, надменно подняв голову. Метров через пятьдесят, зная, что он провожает ее глазами, она обернулась и с улыбкой махнула ему рукой. Они встретились через два часа. Мартен получил ксерокопии документов, за которые, кстати говоря, заплатил из своего кармана. Изабель подарила ему серый свитер, купленный в лавочке в центре города. Себе она приобрела индийский серебряный браслет, который с гордостью ему продемонстрировала. — А нам обязательно возвращаться? — спросила она. — А то погуляли бы еще. И на море хочется посмотреть. Мартен улыбнулся. Он тоже был бы не прочь продолжить приключение. Махнуть куда глаза глядят и ехать, пока не надоест. Слушать, как дочь рассказывает ему о своей жизни. Или еще о чем-нибудь. Давненько уже он не чувствовал себя так комфортно. — У меня отпуск только в декабре. — А зачем тебе эти бумаги? — Пока сам не знаю. Может, все это пустышка. А может, они помогут мне арестовать типа, который застрелил из арбалета молодую женщину. Если ты не против немножко повести, я бы их почитал. Она согласно кивнула и села за руль. Водила она хорошо, хотя слишком быстро, и Мартену было непросто сосредоточиться на содержании полученных документов. Глава 18

Сабина Рену работала старшей медсестрой отделения детской хирургии в крупной больнице, расположенной в южной части Парижа. Ее смена закончилась еще час назад, но она не могла уйти с работы. В последние месяцы уволилось сразу несколько сестер, а новеньких поступило всего двое. Пришлось полностью менять весь график дежурств. К тому же главврач объявил, что в конце года уходит на пенсию, и между его замами развернулась яростная борьба за власть, быстро перешедшая в войну на уничтожение, что нисколько не облегчало жизнь ни больным, ни медицинскому персоналу. В довершение всего профсоюз регулярно устраивал общие собрания работников и представителей администрации, на которых обсуждался переход на 35-часовую рабочую неделю. Эти собрания сжирали три четверти остававшегося у нее свободного времени. К счастью, ее сын Александр на две недели уехал к бабушке. Она скучала без него, но понимала, что ему сейчас хорошо, а она может по утрам вставать на целый час позже — немыслимая роскошь. Сабина торопливо переоделась в раздевалке и быстро вышла на улицу. Возможно, судьба уже стучится в ее двери, но узнать это она сможет не раньше, чем удалится на достаточное расстояние от больницы и коллег и включит мобильник.
Работа и дорога отнимали у нее почти все время, но все же Сабина не хотела, чтобы ее жизнь целиком подчинялась одной суровой необходимости. В свои тридцать восемь лет она все еще считала себя молодой и привлекательной и полагала, что, как и все, имеет право на личное счастье. Но где его искать? Не в метро же и не в автобусе. Тем более не на работе. Сабина не верила в романы между медсестрами и врачами, хотя иногда ей казалось, что это скорее правило, чем исключение. Ей хотелось, чтобы любовь вырвала ее из привычного круга и открыла перед ней новую вселенную. О чем интерн или даже заведующий отделением говорит с любовницей-медсестрой в те минуы, когда они не трахаются? О больных и о больнице.
Некоторое время назад ее мать отпустила невинное с виду замечание, заставившее Сабину глубоко задуматься и подсказавшее ей, как надо действовать. И вот на прошлой неделе она решилась. Опубликовала в еженедельной газете объявление и, преодолев ни на чем не основанный страх перед коллегами, дала номер своего мобильного. Молодая женщина 35 лет, брюнетка с хорошей фигурой, рост 1 м 74 см, глаза светлые, разделит досуг с мужчиной своего возраста, свободным, симпатичным и с чувством юмора. В объявлении было всего двадцать семь слов, но она просидела над ним целых два часа, взвешивая каждую запятую. Она немножко схитрила насчет возраста, но совсем чуть-чуть, рассудив, что тридцать восемь — это слишком близко к сорока, тогда как тридцать пять — это все еще молодость. Она долго колебалась, указывать ли рост, но в конце концов сочла, что так будет честнее (мужчины не любят женщин выше себя), а заодно поможет ей отсечь коротышек, которые ее не привлекали. Она не стала указывать точных физических характеристик кандидата (не считая возраста), потому что содержавшие их объявления представлялись ей нелепыми и даже пошлыми. Конечно, она бы предпочла, чтобы он был высоким, с густыми курчавыми волосами, тонкой талией, широкими плечами и узким задом, но охотно допускала, что, даже окажись он лысым очкариком среднего роста, способным водить ее по всяким интересным местам и веселить до слез, она бы перед ним не устояла. Отправляя объявление, она почувствовала укол в сердце, словно преодолела некую незримую границу, за которой открывался неведомый опасный мир. Почему-то ее охватило ощущение, что возврата назад уже не будет.
В тот день, когда вышла газета с ее объявлением, она перечитала его, не веря своим глазам, и обругала себя идиоткой, горько сожалея о каждом из двадцати семи написанных ею слов. Пользоваться мобильным на территории больницы было запрещено, поэтому прослушать сообщения она могла только во время перерывов. Не желая никого посвящать в свои дела, она каждый раз старалась уединиться, не обращая внимания на несущиеся в спину удивленные и даже ехидные комментарии коллег. В первые часы ей никто не позвонил. Только вечером, покинув больницу, она получила первое сообщение. Мужчина звонил ей в четыре часа дня и оставил свой номер мобильного. Он говорил пронзительным голосом и слегка заикался. Сабина стерла сообщение, надеясь, что перезванивать он не станет. На смену мечтам пришла реальность. А на что она надеялась? На прекрасного принца? Если б только можно было уничтожить объявление! Сделать так, чтобы оно никогда не появлялось! Телефон зазвонил, когда она ехала в метро. Она посмотрела на экран — номер незнакомый. Городской. Не мать и не из больницы. С отчаянно колотящимся сердцем она дождалась, пока стихнут звонки и прозвучит голосовое сообщение. Опять по поводу объявления. Тихий, чуть хрипловатый голос. Она мгновенно представила себе рослого мужчину около сорока, возможно, провинциала (он говорил с легким акцентом), скорее всего, из простых (впрочем, она тоже вела свою родословную не от английской королевской фамилии). «Мне понравилось ваше объявление, — говорил голос. — Хотелось бы с вами встретиться. Постараюсь перезвонить вам сегодня в девять вечера». Она прослушала сообщение четырежды, и с каждым разом первоначальное впечатление только усиливалось. В говорившем ощущались сила и решительность. Но также и мягкость: тональность речи звучала уважительно и заинтересованно. Дома она не смогла проглотить ни крошки. Старалась не отходить далеко от мобильника и несколько раз проверила, заряжен ли он и не перегружена ли память. Мужчина позвонил ровно в девять. Глава 19

Дата добавления: 2014-10-17