КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Document Outline 4 страница
палец, проверяя, подходит ли он, и гадал, на кого указывает этот перст — на деда или на меня? И если я действительно замешан во всей этой путаной истории, то чем она обернется для меня — и для девушки из моего кошмара? Ночь, река и она. И тот вечер с дедом. Сломанная рука Флика. Кошмар, который действительно становился все более реальным и ярким. Бумаги, о которых сказала мне Джилл Джекел... Я смотрел на темное пятно в книге, вспоминая о предложении одноклассницы... и ее саму — на трибуне, она казалась такой маленькой и робкой. И очень умной. А еще у нее были документы, невероятно ценные документы. Вдруг туман и дымка над рекой точно рассеялись, я принялся листать книгу, терзая страницы в поисках дословной цитаты, вспыхнувшей вдруг в моем мозгу. Наконец нашел ее и с выражением прочел вслух: «Поспешив назад в кабинет, я снова приготовил и испил магическую чашу... и очнулся...» Я закрыл книгу, мысли вихрем проносились у меня в голове. Препарат Джекила не только породил Хайда… Джилл хотела, чтобы я ей помог, но, может, и она окажется мне полезна? Идея казалась почти абсурдной. Но я был готов ухватиться за самую тонкую соломинку. Стоя в спальне, слушая, как отец посреди ночи принимает душ, вспоминая жажду крови, с которой я очнулся от кошмарного сна, и осознавая, сколько страшного я не мог — или, быть может, не хотел — вспомнить, вдруг внезапно и четко осознал, что если в том ящике, которого я еще не видел, не скрыто решение моей проблемы, то я обречен. Глава 12 Джилл Я передвинула мольберт поближе к окну в гостиной, чтобы успеть поработать, пока солнце еще не село. Работа застопорилась. Я писала автопортрет — это было самое серьезное задание в этом году, и оценка за год на двадцать процентов зависела от него.
Я подняла повыше свою прошлогоднюю школьную фотку, с которой рисовала, сделала шаг назад, чтобы посмотреть на холст под другим углом, сравнить рисунок с фотографией. Где моя ошибка? В улыбке? В глазах? Мисс Лэмпли, моя преподавательница, согласилась с тем, что что-то в портрете не так. — Технически у тебя все верно, как всегда, — задумчиво прокомментировала она, подойдя ко мне на уроке. — Но сущности Джилл Джекел тебе уловить не удалось. Чего-то не хватает. Я смотрела в глаза собственному портрету. Мне пришлось очень постараться, чтобы передать их непростой каре-зеленый цвет, который никогда мне не нравился. Но попадания в цвет оказалось недостаточно. В чем моя «сущность»? Я разочарованно вздохнула и попыталась прикрепить снимок к холсту, но, услышав громкий стук в дверь, уронила его. Я резко развернулась в сторону прихожей, удивившись и насторожившись. Не открывай, сказала себе я. Уже вечерело, к тому же я обещала маме, пока она на работе, никого без спроса домой не впускать. Тут снова постучали, на этот раз еще громче, и я тихонечко пошла в прихожую, чтобы проверить замок, убедиться, что дверь заперта. Но едва я протянула к ней руку, как услышала: — Джилл? Ты дома? Раздался знакомый голос, и я заколебалась. «Никого не впускать» однозначно подразумевало «не пускать парней». — Джилл, я знаю, что ты там. Я тебя слышал, — сказал он. — Открой, а? Ну неужели сейчас я должна послушаться маму, а не Тристена Хайда, который стоял на крыльце с сумкой через плечо, скрестив руки, и ждал? Я открыла и увидела его высокую, внушительную фигуру. — Э, вообще-то мне не положено... Но Тристен уже шагнул через порог и объявил: — Джилл, я еще раз подумал над твоим предложением по поводу конкурса. Считаю, что за это стоит взяться. — И хотя я так и стояла у него на пути, он прошел мимо меня и
направился в гостиную. — Давай обсудим. — Тристен, погоди... — Я поплелась за ним. — Мамы нет дома, и... Но Тристена это не беспокоило, мне показалось, что его заинтересовало что-то в гостиной. Поначалу я подумала, что он смотрит на картину, и у меня внутри все похолодело. —Я еще не дорисовала, — выпалила я, защищая свое творение от возможной критики. — Я понимаю, что с выражением лица тут что-то не так! Но когда Тристен повернулся ко мне, я осознала, что он смотрел не на портрет. Он показал в дальний угол комнаты и спросил взволнованно: — Джилл, это то, что я думаю? Глава 13 Джилл И хотя мне хотелось поговорить о конкурсе, а ответила, что наш старый рояль не настроен, но Тристен решительно направился к нему, пройдя мимо мольберта и даже не обратив внимания на портрет. Инструмент, на котором мы с мамой складывали всякое барахло, точно магнит притянул его к себе. — Джилл, это же старинный «Стэйнуэй», — сказал он, бросив свою сумку на пол, и убрал со стула стопку журналов. — Хороший? — поинтересовалась я, следуя за ним. Проходя мимо мольберта, я спрятала свою работу, повернув ее лицом к стене. — О, да. — Тристен поднял крышку, обнажив клавиши, которые не видели света уже несколько лет. — У меня дома тоже «Стэйнуэй». Миньон. Есть что-то в этих древних инструментах... — Он вопросительно посмотрел на меня, уже коснувшись пальцем клавиши. — Можно? —Да, — сказала я, вспомнив ту прекрасную мелодию, которую слышала на компьютере. — Хочу еще раз послушать, как ты играешь. У Тристена изогнулись брови. — Еще раз? Я осознала, что проговорилась, и лицо мое вспыхнуло. — Я слышала запись у тебя на «МайСпейсе», — призналась я. — Правда? — На его губах обозначилась улыбка. Та же самая улыбка, которую я видела в первый день этого учебного года в кабинете химии, когда Тристен подумал, что я за ним наблюдаю. — Слышала? — Я... То есть Бекка открыла твою страницу. — Я свалила все на подругу, снова краснея. — Ах да, Бекка. — Улыбка его угасла, и он повернулся к роялю. Я вдруг вспомнила, что она начала рассказывать о том, как виделась с Тристеном прошлым летом. Но не закончила. Что тогда между ними произошло? — Посмотрим, на что годится этот заброшенный инструмент, — сказал Тристен, меняя
тему, и уселся за рояль. Я стояла посреди комнаты, единственная слушательница, и чувствовала себя крайне неловко. Я ждала, когда Тристен заиграет ту чудесную мелодию, которую я слышала прежде. Чего я не предполагала, так это того, что Тристен так сильно преобразится. Он закрыл глаза, поднял руки над клавиатурой, напряг пальцы. И когда заиграл, легко ударяя по клавишам, извлекая из них нежную мелодию, показалось, что он здоровался с инструментом, предлагал ему свою дружбу. Мне стало ясно — он очень необычный человек, и все, что он делает, похоже на... волшебство. Рояль был явно не настроен, некоторые ноты звучали диссонансом даже на мой невзыскательный слух, но почему-то это не имело никакого значения. Я завороженно слушала, а Тристен играл невообразимо грустную, красивую мелодию. Даже фальшивые ноты не портили ее — он как шеф-повар добавлял горькие травы в сладкое блюдо, чтобы создать совершенный вкус. Как под гипнозом я подходила все ближе, и мрачная мелодия, которую играл Тристен, зазвучала с какой-то полной безнадегой, руки его сместились в левую часть клавиатуры, плечи напряглись. Но сам он был расслаблен, лицо казалось умиротворенным. Он выглядел божественно, просто божественно. Бекка права. Тристен действительно красавчик. Но когда он сидит у рояля и играет, его можно назвать только «божественный». Не «милый», не «привлекательный», и даже не «красивый». Во время игры его внутренняя сила становится мощнее, «ослепительнее». Я подошла ближе, но Тристен уже заканчивал эту горько-сладкую композицию, в которой чувствовались уверенность и мощь, такие же, как в его походке или жестах. Пальцы уже скакали по клавиатуре, крещендо ускоряюсь и становилось громче, грохотала в толстых оштукатуренных стенах нашей гостиной, он начал стучать по клавишам, играя захватывающе и яростно. Это было мощнее бури, разыгравшейся несколько дней назад. Когда я уже думала, что Тристену ничего больше не выжать из нашего старого рояля, что композиция почти закончилась, с довольным и даже каким-то блаженным лицом он
провел пальцами по клавишам и полностью смазал концовку. И я едва не вскрикнула от ужаса, словно этим можно было как-то спасти испорченное впечатление. Но Тристен... улыбнулся. Я была просто ошарашена. Я никогда не видела, чтобы человек радовался, испортив что-то. Особенно когда это что-то было столь прекрасным. А потом он повернулся ко мне, открыл глаза, и я увидела синяк и — отблеск того мрака, в котором родилась эта композиция. — Тристен... супер!.. — Я не знала, что тут еще можно сказать. Ни о музыке, ни о том, что я увидела у него в глазах. — Супер! Тристен, похоже, воспринял это как комплимент. — Спасибо. — А еще он кивнул в направлении мольберта: — Твоя работа мне тоже понравилась. Я снова почувствовала, как щеки покраснели, и бросила взгляд на портрет, который я наскоро попыталась спрятать, придвинув к стене. — Я думала, ты не видел. — Сходство очень точное, — прокомментировал Тристен, и я поняла, что он снова надо мной смеется. — По крайней мере, очень на тебя похоже, хотя я успел взглянуть на него только мельком, прежде чем ты его развернула. Так, значит, он и это заметил. Мои щеки стали совсем пунцовыми. — Он еще не закончен. Меня смутило то, что он заметил мою попытку спрятать картину, но еще я поняла, насколько бледны мои попытки творчества в сравнении с даром Тристена. Никто никогда не подумал бы глумиться над тем, что он только что сыграл, никто не сказал бы ему, что тут «не отражена сущность автора». Я его едва знала, но, когда слышала его игру, понимала, что вижу его самого. Даже то, что он скрывает ото всех. Я снова смущенно уставилась на мольберт. Так вот чего не хватает в моей работе! В глазах! Тьмы, которая, я знаю, проскальзывает иногда. Но ее просто не могло быть на прошлогоднем портрете, его сняли еще до того, как убили отца... еще до того, как на меня стала наваливаться настоящая чернота, когда я узнала, что отец меня обокрал. Не думаю, что кому-то было бы интересно увидеть ее в картине? Мою потерю и мою злость... они отвратительны. Разве нет? Это та часть меня, которую надо не только скрывать, от нее надо избавиться. — Джилл. — Голос Тристена вернул меня к реальности. Он встал и вышел из-за рояля. Я повернулась к нему, беспокойно убрала за ухо прядь волос и, к удивлению своему, заметила, что, пока я смотрела на картину, он снова стал серьезным. — Да? — Об искусстве хватит, — сказал он, направляясь ко мне. — Посмотрим на ящик. Глава 14 Джилл — Я не заходила в кабинет с тех пор, как умер отец, — призналась я, пытаясь вставить в замочную скважину ключ, который достала из маминой шкатулки с украшениями. Но рука дрогнула. Что я почувствую, когда увижу отцовские вещи? — Почему? — поинтересовался Тристен, стоявший сзади меня в полутемном коридоре. — Почему сюда нельзя заходить? — Не знаю, — призналась я, думая о том, что мне было бы комфортнее, если бы он чуть отошел. — Просто нельзя. — Пальцы продолжали вертеть ключ. Что я там увижу? Может, я совершаю ошибку? А почему Тристен передумал? — Джилл. — В его голосе слышалось нетерпение. Он положил ладонь на мою руку, заставив меня вставить ключ в замок, и повернул мое запястье — мягко, но уверенно. Он прижался грудью к моей спине и, слегка навалившись на меня, открыл дверь. Дверь распахнулась, и первое, что я увидела в кабинете, освещенном лишь лучами луны, был мой отец — он улыбался мне. Глава 15 Джилл — Папочка... Это детское слово, которого я не произносила лет с шести, в пыльном кабинете прозвучало очень громко. Мне, наверное, следовало смутиться из-за того, что я сказала это при Тристене, но я как-то забыла о том, что он стоял рядом, тупо пошла к отцовскому столу и взяла с него фотографию в черной рамке. На ней мы всей семьей щурились на солнце на фоне Атлантического океана. Отец обнимал меня за плечи. Я обвела его контур. Папочка… Его в тот день ужалила медуза, и, выбегая из воды, он стонал и одновременно хохотал, зная, что выглядит глупо: красные трусы липли к ногам, худым и бледным, как у меня. Мы пошли в ближайший магазин, отец купил там уксуса, которым полил рану, рассказывая мне, как кислота нейтрализует токсины. Вспомнив это, я чуть-чуть улыбнулась, но на портрет уже капнула слеза. Папа... он всегда оставался химиком и учителем, даже в таких трудных обстоятельствах. Тот день был чудесным... — Джилл, ты я порядке? — спросил Тристен. Он подошел, положил руку мне на плечо и сжал его. Я сняла очки и вытерла пальцем под глазом; — Не знаю... — На снимке вы выглядите счастливыми, — заметил он. Даже сквозь майку я чувствовала тепло его руки. — Мы были счастливы, — сказала я, пристально глядя на фотографию и борясь с новой волной слез. Я дрожала, стараясь не разрыдаться. Почему отец стал другим? Почему он обманул начальство и меня? Тристен встал позади меня, взял за плечи обеими руками — он словно опять пытался меня поддержать. — Джилл, — мягко сказал он. — Я говорил, что тебе станет лучше, и я не солгал. Но на это нужно время. Когда исчезла моя мама, первые два года я вспоминал ее ежедневно. А сейчас я уже стараюсь примириться с мыслью, что начинаю ее забывать. Надо ведь как-то жить дальше, согласна? Я резко повернулась к нему, на миг забыв о собственном горе: —Твоя мама исчезла? —Да, — ответил Тристен, так и не выпуская меня из объятий. — Около трех лет назад. Исчезла. Это было какое-то волшебное слово. Услышав его, я подумала о красном бархатном занавесе, о мужчинах в черных плащах и женщинах в блестящих костюмах — их закрывали в высоких ящиках, и они исчезали... а потом опять появлялись. И снова надела очки и внимательно посмотрела в лицо Тристена: я ожидала увидеть там какую-то надежду... —Ты думаешь... — Она умерла. — Он говорил сухо. — Я уверен, что ее убили, хотя мой отец так не считает и дело официально не закрыто. — Мне так жаль, — с ужасом прошептала я. — Очень жаль. Вдруг все стало ясно. Как Тристен оказался на кладбище и как он понял, что я была на грани срыва. — Ничего страшного, Джил. — Он словно успокаивал меня, в то время как утешать его должна была я. — Ничего страшного. Мы стояли лицом друг к другу, мы были даже ближе, чем на похоронах отца, и мне было тепло и комфортно с ним. Наконец я встретила человека, понимавшего мое горе. Сильного человека. Очень сильного. Сила и притягательность Тристена были видны издалека. Его рост, осанка, взрослые черты лица... В лунном свете, пробивавшемся через грязные окна, я заметила на щеках Тристена темную щетину, темнее копны пепельных волос, спадавшей на лоб. У большинства моих одноклассников лица были еще почти детскими, в отличие от Тристена. Я заглянула в его темные карие глаза, теплые и очень печальные. Он человек непростой, но прекрасный, как его музыка. Я крепче вцепилась в фотографию, которую все еще держала в руках, вспомнила отца и вдруг снова почувствовала себя предательницей. Я страдала, но сквозь страдания пробивалось что-то еще... Мы с Тристеном так и стояли, глядя друг другу в глаза, еще какое-то время. Но потом он быстро взглянул куда-то вдаль: — Это?.. Я повернулась и поняла: на самой верхней полке в углу кабинета он увидел тот самый ящик. Глава 16 Джилл — Да, это он, — ответила я. Но Тристен уже скинул с плеча сумку, которую взял с собой наверх, и направился к полкам, где стоял ящик. Он смотрел на него почти так же, как я только что смотрела на портрет отца. Я зажгла свет. Тристен стоял как вкопанный и пристально смотрел на коробку, поглаживая ее я напряженно о чем-то думая. — Тристен? Он поднял на меня взгляд — и впервые показался неуверенным, но быстро опомнился: — Джилл, скрепка у тебя есть? — Что? — Чтобы замок вскрыть, — пояснил Тристен, ставя ящик на стол. Он выдвинул кресло и сел, мне тут же захотелось согнать его. Это было папино кресло... Я подошла и встала рядом: — А ты умеешь? — Конечно, — сказал Тристен, словно этот навык должен иметь каждый. — Это не сложно, особенно если замок, как тут, навесной. В Интернете полно обучалок. — Мы сейчас будем открывать? — спросила я, когда он залез в ящик стола и принялся там шарить. — Прямо сейчас? — Да. — Тристен запустил руку глубже. — Почему нет-то? — Подожди, — сказала я. Он действовал слишком быстро, трогал отцовские вещи... Но он уже нашел то, что искал. Его пальцы действовали уверенно: он разогнул скрепку, согнул один конец углом, вставил его в замок и принялся вертеть там так, точно это было его обычным занятием. — Тристен... — Не зря ли мы это затеяли? Мне нужно время, чтобы подумать. И может быть, даже отказаться от этой затеи. Поздно. Похоже, даже Тристен удивился, легко и почти мгновенно открыв замок. — Джилл, ну и дела, — твердил он без конца, орудуя скрепкой, но, когда откинул крышку, воскликнул: — Черт! — И мы оба заглянули в ящик. — Офигеть! Глава 17 Тристен Вообще-то я слегка сомневался в том, что Джилл не лукавила, рассказывая про свой семейный секрет, но, когда я открыл этот ящик и увидел пожелтевшие листы с выцветшими записями, сделанными неразборчивым почерком, все стало на свои места. Я был просто в шоке... Опыт от 7 октября 1856года...Добавлено 3 грамма фосфора... — Господи боже, — пробормотал я, листая бумаги. — Твою ма... — Похоже, это действительно то, о чем говорил отец, — сказала Джилл; она тоже явно была встревожена. — Опыты. — Да, — согласился я, не в состоянии оторваться от записей. Выпил пол-литра... — Неужели? — выдавил я, качая головой. — Неужели это правда? Я старался не показывать своего нетерпения, но понимал, что Джилл все равно заметила его. Даже не глядя в ее сторону, я сказал: — Стоит начать немедленно. Только давай постараемся пока сохранить все это в тайне, будем работать после школы. Этому дураку Мессершмидту не обязательно что-либо рассказывать. Он может вмешаться и даже попытается остановить нас. — Что? — Джилл удивилась. — Тристен... Но я ее почти не слышал. — Встретимся завтра вечером в школе, — сказал я, запустил в ящик руку и достал толстую стопку бумаг, при этом изо всех сил стараясь унять дрожь в пальцах. Работы предстояло много. — Надо будет расшифровать все опыты, а их ведь немало… На первой странице в верхнем левом углу я увидел надпись: «Научный дневник Г. Джекила». Я остолбенел. Вот оно, имя человека, которого так часто проклинал дед. Записи нечеткие, но прочесть можно. Изо всех сил старясь подавить волнение и касаясь ветхих листов как можно аккуратнее, я перевернул несколько листов. «Добавление 0,2 грамма натрия не производит видимых изменений в поведении...» Не веря своим глазам, я прочел эту строчку снова. Видимых изменений... Неужели заявления отца Джилл могли быть правдой? Неужели я действительно докопался до корней своего злополучного семейного древа? — Тристен? Я был настолько поглощен своими мыслями и планами, что не ответил. — Тристен? Снова прозвучало мое имя, меня осторожно постучали по плечу, я поднял взгляд и вспомнил, что не один. На меня смотрела Джилл Джекел, в ее каре-зеленых глазах читалось любопытство — и огромная неуверенность. Наконец я увидел эти глаза! Когда вслух говорил об исчезновении мамы — впервые с тех пор, как мы переехали сюда из Англии. Глаза Джилл оказались красивыми и умными. — Тристен, — отважилась сказать она звенящим от страха голосом. — Скажи мне честно, почему ты вдруг захотел принять участие в этом конкурсе? Почему ты пришел? Я ждал, что Джилл задаст мне этот вопрос, если в ящике действительно окажется то, о чем говорил ее отец, и если мы начнем воплощать в жизнь мои планы. Она — умная девушка и не пошла бы на это без вопросов. В отличие от Тодда Флика, который собирался работать с Дарси Грей, скромница Джилл претендовала на роль партнера, а не ассистента. К Тому же ее наверняка удивило то возбуждение, в которое повергли меня найденные записи. Так что я решился — взял свою сумку, лежавшую у ног, и достал из нее свою «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда». Я протянул ее Джилл, думая о том, насколько все же невероятно то, что я встретил единственного на этой земле человека, владевшего ключом к спасению моего рассудка, и спросил отнюдь не риторически: — Джилл, ты веришь в совпадения? Или в судьбу? Глава 18 Джилл — В совпадения или судьбу? Вот уж и не знаю, Тристен, — ответила я смущенно и испугалась. Он предлагал заниматься в школе тайно, когда там никого не будет, и ничего при этом не говорить учителю. Я на такое пойти не могла. Я посмотрела на часы, стоявшие на отцовском столе. Мама скоро придет. — О чем ты? И зачем ты принес книгу? Я потянулась за ней, но Тристен плавно отвел руку. Еще одна вещь, которую, похоже, нельзя трогать, по крайней мере, мне, — Еe, Джилл, подарил мне мой дед Хайд, Человек, благодаря которому я полюбил музыку и который был моим первым учителем. Он задал мне курс на будущее, и он же уверял меня, что в этом романе описывается мое прошлое. — Что? — В замешательстве я опустилась на стул, стоявший рядом со столом отца, — Не понимаю. — Твой отец считал, что вы являетесь родственниками доктора Генри Джекила, а мой дед уверял, что я — прямой потомок того самого «злодея Хайда». Тристен говорил очень внятно и разборчиво, с явным британским акцентом... но я все же как-то не уловила смысла. — Так ты утверждаешь, что мы с тобой, типа, родственники? Отец говорил мне, что у Генри Джекила детей не было. Отчасти именно поэтому его записи оказались у нас... Тристен улыбнулся, но это была безрадостная, неприятная улыбка. — Нет, Джилл, мы не родственники. Не надо желать себе такой судьбы! Я, наверное, все равно выглядела очень озадаченной, так что Тристен перестал улыбаться и постарался объяснить серьезно. — Если ты читала книгу, то знаешь, что доктор Джекил считал, что, выпив препарат, он изменил собственную душу. Что созданный им Хайд — это отдельное существо, «новая жизнь», как называл ее Стивенсон. — Да, книгу я читала, — сказала я. — Но... — Эта новая жизнь, — продолжил Тристен, — сильно отличалась от своего создателя, даже габаритами и статью. И именно это новое создание, это чудовище и положило начало моей семье. Я рассматривала красивое лицо Тристена, думая о том, что он крайне не похож, по крайней мере внешне, на чудовище. О чем он таком говорил, это просто смешно. Дурацкая шутка. — Ты же не хочешь сказать, что являешься прямым потомком... настоящего монстра? — Именно об этом я и говорю. — Тристен постучал пальцем по книге. — Дед подарил мне ее прямо перед смертью. Он называл ее «нашей адской генеалогией» и «ужасающей картой нашего будущего». Я слегка отодвинулась — мне не понравился ни зловещий тон его голоса, ни то, что он сказал. Но стало ясно, что он не шутит. — Картой? В каком смысле? — Дед говорил, что твой предок, составивший тинктуру, положил начало роду Хайдов, все мужчины в котором чужды морали. Он уверял, что во всех нас — равно как и в мистере Хайде — рано или поздно верх берет темная сторона и мы начинаем совершать ужасные преступления. — Его карие глаза подернулись мутной пеленой. — Поначалу мы даже не осознаем, что творим. А со временем, как мы ни пытаемся унять живущего внутри зверя… Тристен смолк, а у меня глаза на лоб полезли, и я изо всех сил старалась побороть желание вскочить и убежать. Это просто безумие какое-то. Тристен... Не мог он быть злодеем. Он меня так обнимал, утешал. Мы были близки... А его глаза. Они такие теплые и красивые. Я не хотела верить в то, что он злой. Или ненормальный. Но тут я увидела синяк у него под глазом. —Ты же не думаешь, что ты... — Думаю, — подтвердил Тристен. — Вся эта история с Тоддом — это был не я. И мне начали сниться сны, как и предвещал дед. Кошмары, которые становятся все ярче и ярче. — Кошмары. — Я все так и смотрела на его синяк, и спросила упавшим голосом: — Что за кошмары? Тристен уже не просто объяснял, что с ним происходило, он исповедовался. Делился со мной тайнами, которых в себе держать уже, наверное, не мог. Глаза его были полны страдания. — Я... то, что живет внутри меня, — говорил он, — во сне оно пытается убить девушку... и ему это нравится. Ему в кайф зарезать человека. Я в ужасе вскочила со стула: — Тристен! Надо было спасаться от него. Он все же безумен. Но он схватил меня за запястье, и я посмотрела на его руку: — Прошу тебя, отпусти! — Джилл, — ровно сказал он, пытаясь меня успокоить. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Клянусь. Живущий во мне зверь жаждет не твоей крови. Во сне не ты. Я все еще смотрела на руку Тристена, но я снова села, не видя другого выхода. Он был слишком силен, я бы не вырвалась. — Чего ты хочешь от меня? — Мой голос все еще дрожал. И хотя я уже знала ответ, я все равно повторила свой вопрос: — Почему ты ко мне пришел? — Я хочу повторить описанные здесь опыты. — Он кивнул на стол, все еще не выпуская мою руку. Держал он меня сильно, но не больно. — И я хочу, чтобы ты мне помогла. Ты единственная, кому я доверяю и при ком я смогу пить эти растворы. А ты при необходимости сможешь нейтрализовать токсины. Я покачала головой — мне было слишком страшно, чтобы чувствовать себя польщенной. — Нельзя тебе все это пить... Тристен поднял руку с книгой: — В книге все четко описано. Этот состав не только порождает зверя, но и убивает его. Именно так Джекил переходил из одной сущности в другую — пил составы. «Зверь». «Чудовище». Просто безумие. То, о чем творит Тристен, — полное сумасшествие. — Я тебе не помогу, — сказала я. — Я не могу. — Мой взгляд метнулся на ящик. — Я тебе бумаги не отдам. Тебе нужен врач... — Я сын лучшего психотерапевта в мире, — сообщил Тристен, пристально глядя мне в глаза. — Но мне нужно не сидеть в кресле у него на приеме. Мне нужно работать в лаборатории. Нам нужно работать. Вместе. — Тристен, нет. — Почему у него такой ясный взгляд, когда он — в этом не было никаких сомнений — бредит? — Джилл, — Он внимательно смотрел на.меня. Его глаза притягивали, казались теплыми, умными и не выдавали безумия. — Мои кошмары в последнее время участились и стали ярче. Я боюсь, что живущее внутри меня чудовище становится сильнее. Оно уже слишком часто обретает надо мной власть. Глаза мои опять на лоб полезли. — Что? С Тоддом это было не первый раз? На этом Тристен замолчал. Его признание закончилось. Но в его глазах я успела прочить удивление и упрек самому себе — в том, что он рассказал мне больше, чем хотел. — Я пока контролирую себя, — сообщил он, оставив мой вопрос без ответа. — Но я не знаю, сколько это продлится. Этот сон про девушку... просыпаясь, я иногда не могу понять, случилось это во сне или наяву. Что, если эта тварь захватит власть не только над моим разумом, но и над телом, и этот сон станет реальностью?
Дата добавления: 2014-11-25; Просмотров: 355; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |