Отрицательное отклонение медленного потенциала 2 страница

Испытуемый выбирал одну из пяти карт, каждая из кото­рых была помечена буквой или числом. Через несколько минут проигрывалась пленка с перечнем всех пяти карт. Чтобы уменьшить влияние ориентировочной реакции (см. гл. 4), отве­ты на первый раздражитель ряда не учитывались. Затем вы­числялись средние величины РСК в ответ на каждый из раздра­жителей. В группе с повышенной мотивацией из 18 испытуемых-мужчин — студентов колледжа — у 12 наибольшая реакция обнаружилась на тот знак, который был на выбранной карте, тогда как в группе из 18 испытуемых без мотивации РСК позво­ляла обнаружить это только у 6 человек. Эти различия были статистически достоверными, и авторы пришли к выводу, что усилия, направленные на то, чтобы скрыть обман, дают об­ратный результат.

Отметим еще раз разницу между этими экспериментами и использованием полиграфа при расследовании преступлений. В экспериментах единственным физиологическим показателем была электрическая активность кожи, и ее оценка была совер­шенно объективной. В отличие от этого в криминалистике производят более многостороннее обследование и больше полагаются на характер изменений дыхания и сердечно-сосу­дистых показателей, считая, что кожная реакция слишком чувствительна для использования в эмоционально напряженной ситуации (Barland, Raskin, 1973).

Другое очевидное и даже более важное отличие — то, что испытуемые в лабораторных исследованиях были хорошо обра­зованными людьми, которые участвовали в психологическом эксперименте, и, что бы ни случилось, они были вольны уйти после его окончания. Совершенно иначе будет относиться к обследованию гетерогенная группа преступников, у которых от его результатов может зависеть сама жизнь. С другой сто­роны, обстановка лаборатории дает возможность исследователю

Прикладная психофизиология

определять правила игры и благодаря этому изучать такие вопросы, как, например, влияние мотивации.

Обзор таких лабораторных исследований, сделанный Ор-ланским (Orlansky, 1965), показал, что средняя успешность детекции в них составляет 92%. В более позднем обзоре (Orne et al., 1972) сообщается, что в тех работах, где исполь­зовалась инсценировка преступления, успешность детекции составила в среднем 80%, а в работах с более нейтральными стимулами — 73%.

Барланд и Рэскин (Barland, Raskin, 1975) пытались при­близить эксперимент к обычным условиям детекции лжи. Для выявления «воров» и «невиновных» использовали стандарт­ную процедуру допроса, полиграф Килера и обычную систему оценок. Были получены верные ответы в отношении 53% испы­туемых; 12% (9 человек) были классифицированы ошибочно, из них 6 были неверно определены как виновные, а для 35% были получены неопределенные результаты.

Используя ряд приемов, можно попытаться «обмануть» полиграфера (Barland, Raskin, 1975). Не исключено, что с помощью гипноза и некоторых фармакологических препаратов можно ввести в заблуждение допрашивающего. Возможно также, что тренировка с помощью обратной связи (о которой речь будет в следующем разделе) позволит человеку настоль­ко надежно управлять своими физиологическими процессами, что детекция лжи станет невозможной. Выяснить все это — задача будущих исследований.

В попытках обмануть полиграфера существуют две главные стратегии. Первая — это подавление всех реакций, чтобы ни при каких условиях ни один сигнал не вызвал реакции. Основ­ной принцип состоит в том, что человек старается отвечать на все вопросы автоматически, не обращая на них серьезного внимания. Он должен сосредоточить внимание на рисунке стены, которая находится перед ним, или на каком-нибудь другом нейтральном предмете. Хотя некоторые утверждают, что таким способом можно добиться успеха, обычно это бы­вает очень трудно. Подобное поведение может насторожить допрашивающего, а это приводит, напротив, к нежелательному результату. Известно, что с той же целью некоторые преступни­ки опрыскивают ладони средствами от пота. Это действительно подавляет кожные реакции, но, конечно, не влияет на другие физиологические показатели.

Значительно эффективнее оказываются притворные эмо­циональные реакции на незначащие раздражители. Умелый специалист может разгадать и эту стратегию, но, если исполь­зовать ее в подходящие моменты, это может привести полигра­фера к ошибочным выводам.

Глава 10

Прикладная психофизиология

Для создания фальшивых реакций есть много разных способов. Труднее всего разоблачить внутренние, мысленные приемы. Если вы хотите вызвать реакцию, попытайтесь просто помножить в уме два многозначных числа или подумать о чем-нибудь, что вызывает ярость или сексуальную эмоцию. Если вы можете некоторое время поддерживать такое состояние концентрации, то то же самое может сделать и большинство других людей. Другой способ — это незаметное для экспе­риментатора напряжение каких-нибудь мышечных групп. Обычно люди прижимают пальцы ног к полу, сводят глаза к носу или прижимают язык к твердому небу. Все дело в том, чтобы скрыть это движение от допрашивающего.

Физиологические реакции, характерные для стресса, вызы­вает также боль, и некоторые люди додумались до того, чтобы в ботинок под большой палец класть кнопку: боль при надавливании на нее должна вызывать «фальшивую реакцию». И опять-таки внимательный полиграфер должен убедиться в том, что подобные средства не применяются.

Наши выводы относительно детекции лжи не будут такими определенными, как мог бы надеяться читатель. При достаточ­ной опытности исследователя полиграф может с успехом при­меняться (но не без возможности ошибок) для отличения лжеца от говорящего правду. В руках неопытного оператора детектор лжи может стать реальной угрозой для гражданских свобод.

По мнению Ликкена (Lykken, 1974), использование детек­тора лжи перед наймом на работу может оказаться намного более коварным, чем его применение в криминалистике (для которой он рекомендует тест на «знания виновного»). Ликкен приводит довольно сложные математические расчеты, которые показывают, что, поскольку при найме на работу, в деловой обстановке, лгать будут лишь относительно немногие, от оши­бок метода может пострадать значительно большее число ни в чем не повинных людей.

В теоретическом плане рассмотрение детекции лжи дает нам довольно прямой урок. Во-первых, сам термин «детектор лжи» представляется неверным. Никто не утверждает, что существует какой-то единый комплекс физиологических реак­ций, связанный с попытками обмана. Вероятно, правильнее было бы азывать этот прибор «детектором эмоций» или «детектором активации».

Мы должны также помнить, что профессионал использует много приемов, которые не имеют почти никакого отношения «^регистрируемым физиологическим данным, и когда он читает запись физиологических реакций, он ищет в ней определенную комплексную картину. В пользу такой практики говорят и

экспериментальные данные, полученные Катроу и сотр. (Cutrow et al., 1972). В этом лабораторном исследовании по детекции лжи регистрировались 9 независимых психофизиоло­гических переменных (амплитуда дыхания, длительность ды­хательного цикла, частота мигания и его латентный период, пульсовой объем пальца, сердечный ритм, реакции сопротив­ления кожи ладони и предплечья, латентный период голосовой реакции). Хотя с помощью каждого из этих показателей, взято­го в отдельности, можно в определенном проценте случаев отличить правду от лжи, использование интегрального пока­зателя, отражающего комплекс физиологических реакций в целом, оказалось значительно более надежным.

Помимо теоретических моментов, проблема детекции лжи, даже осуществляемой наилучшим экспертом, включает серь­езные вопросы этического характера. Например, в книге Дж. Бартела «Смерть в Ханаане» описывается сложный слу­чай Петера Рейли, который был посажен в тюрьму в 1973 году после его признания в убийстве своей матери, которое он сде­лал во время интенсивного обследования с помощью поли­графа, хотя на другой день он отрицал свою виновность. Обозреватель «Нью-Йорк тайме» охарактеризовал эту книгу как «леденящее душу... разоблачение того, как слепо верит в эту проклятую машину полиция штата Коннектикут» (С. D. В. Bryan, New York Times Book Review, 12 декабря 1976 г.)

Обратная связь

В то время как практика детекции лжи сформировалась как род бизнеса, использование обратной связи ведет свое начало от одного сугубо академического спора. Психологи спорили о том, сколько существует различных видов научения. Некоторые, как мы увидим позже, не соглашались с тради­ционным разделением условных рефлексов на классические (павловские) и инструментальные (как, например, у скин-неровских крыс). Эти теоретики хотели доказать, что путем выработки инструментальных реакций можно сделать управ­ляемыми непроизвольные процессы, контролируемые веге­тативной нервной системой. Так, Нил Миллер и его сотрудники начали свои знаменитые эксперименты, в которых парализован­ную крысу обучали ускорять ритм сердца, повышать артери­альное давление, увеличивать объем почечного кровотока и т. п. Примерно в то же время Джо Камийя в Чикагском университете начал серию исследований, в которых он хотел выяснить, может ли человек определить, когда в его заты­лочной области имеется альфа-ритм. Оказалось, что может. Эту работу Камийя продолжил в Нейропсихиатрическом ин-

Глава 10

Прикладная психофизиология

ституте Лэнгли Портера в Сан-Франциско и показал, что люди могут даже научиться управлять «количеством» генерируемо­го альфа-ритма.

Эта история использования обратной связи — хороший при­мер того, как фундаментальные исследования, предмет которых часто кажется далеким от «реального» мира, иногда при­водят к появлению новых методов и новых концепций, дающих неожиданный выход в практику.

Основной принцип обратной связи очень прост. Именно обратная связь обеспечивает возможность научения. Пред­ставьте себе, как можно было бы учиться играть на форте­пиано, очень надежно заткнув уши. Без обратной связи — не слыша своих ошибок, вызывающих какофонию,— вы никогда не перестанете сводить с ума ваших соседей. Ваша игра может улучшаться только благодаря обратной связи — благодаря тому, что вы слышите свои ошибки. Или вообразите себе попытку научиться метать дротик с завязанными глазами. Вы никогда не будете знать, попадаете вы в центр мишени или нет.

Наше сознание не получает подробной информации о внутреннем физиологическом состоянии организма. Не сосчи­тав пульса, я не могу сказать, 60 или 70 раз в секунду сокра­щается сейчас мое сердце. Я совершенно не представляю себе, какое у меня может быть артериальное давление или как изме­няется электропроводность кожи. Обычно мы не контролируем эти величины сознательно, они регулируются без нашего ве­дома. Вероятно, я мог бы отличить относительно частый ритм сердца при игре в теннис от более редкого при относительном покое, когда, например, я сижу и обдумываю следующую фразу. Однако этот тип обратной связи очень груб.

Это прямо подводит нас к инструментальному принципу формирования реакции. Обратная связь, доставляющая ин­формацию о малых изменениях, обычно более эффективна, чем информация о крупных сдвигах. Если вы узнаете о том, что чересчур растолстели, только тогда, когда вам станут узки все ваши туалеты, это будет не лучший способ самоконтроля. И если единственным стимулом для соблюдения диеты будет надежда на то, что через полгода на вас налезут ваши любимые брюки, вы скорее всего так долго не выдержите. Если' же вы будете ежедневно становиться на весы, то, узнав, например, что ваш вес со вчерашнего дня уменьшился со 113 до 111 кг, вам, вероятно, легче будет ограничиться сегодня черным кофе и ломтиком хлеба без масла.

* Таким образом, нужно обеспечить обратную связь, которая позволяла бы осознавать очень тонкие изменения в физиоло гических процессах, и тогда можно надеяться поставить эти

процессы под контроль сознания. Если счетчик будет все время сообщать вам, составляет ли частота вашего пульса 75 или 80 ударов в минуту, вы постепенно научитесь поддерживать ее примерно равной одной из этих величин. Что же именно вы будете делать для управления ритмом своего сердца? Трудно сказать. Дэвид Шапиро (Shapiro, 1973) рассказывает о таком разговоре с одним человеком, который достиг в этом успеха: «Когда я спросил его, как он это делает, он ответил: «А как вы двигаете рукой?» Как бы то ни было, под контроль сознания можно поставить множество разнообразных физиологических процессов и величин, в том числе различные ритмы ЭЭГ, ритм сердца, артериальное давление и периферический кровоток. Как уже говорилось, использование такой обратной связи явилось, по крайней мере отчасти, результатом споров отно­сительно типов научения. Психологи обычно различали два таких типа — павловские классические условные рефлексы и скиннеровское инструментальное научение. Было широко распространено мнение (Kimble, 1961), что инструментальными могут быть только поведенческие реакции, контролируемые ЦНС, тогда как вегетативные реакции могут становиться ус­ловными рефлексами только классического типа (Skinner, 1953). Миллер (Miller, 1969) поколебал эту точку зрения, показав, что у парализованной крысы можно вырабатывать инструментальные вегетативные реакции. Он горячо выступил против «возмутительной дихотомии», противопоставляющей друг другу центральные и вегетативные функции, и проследил ее истоки вплоть до «Диалогов» Платона. Мысль о единстве механизма, научения не была новой (Smith, 1954), однако именно Миллер и его ученики впервые наблюдали подлинные инструментальные реакции вегетативной нервной системы.

Спорным, собственно, был вопрос о том, можно ли управлять такими реакциями «непосредственно». Если я хочу повысить частоту своего пульса, я легко могу это сделать с помощью небольшой пробежки, гипервентиляции легких или даже про­стого напряжения мышц. Все должны согласиться, что такой способ «опосредования» позволяет мне «произвольно» управ­лять непроизвольным процессом. Значит, важно не то, можно ли вообще управлять частотой пульса, а то, можно ли управлять ею непосредственно. Если учащение пульса сопровождать подкреп­лением и это будет автоматически ускорять ритм сердца, то, следовательно, законы выработки инструментальных условных рефлексов применимы и к вегетативной нервной системе. Поэ­тому Миллер и его ученики решили показать, что вегетативные реакции можно вызывать у себя непосредственно.

Они приложили поистине героические усилия, стараясь исключить возможное участие скелетных мышц в осуществле-

Глава 10

Прикладная психофизиология

нии этих реакций. Большинство их экспериментов было прове­дено на крысах, парализованных с помощью кураре — веще­ства, которое избирательно блокирует двигательные концевые пластинки мышц. Жизнь подопытных животных поддержива­лась с помощью аппаратов искусственного дыхания. А так как парализованной крысе очень трудно сделать что-нибудь приятное, подкрепление давалось в виде электрического раздра­жения «центров удовольствия» в головном мозгу. Принимались специальные меры для того, чтобы показать, что здесь дей­ствительно важна обратная связь. Это позволяло почти пол­ностью исключить возможность того, что полученные результа­ты — просто особого рода классический условный рефлекс. В 1968 году появился ряд работ, выполненных на пара­лизованных крысах. Миллер и Бануазизи (Miller, Banuazizi, 1968) показали, что можно увеличивать или уменьшать частоту сокращений кишечника, не влияя при этом на ритм сердца. И наоборот, можно изменять ритм сердца, не влияя на частоту сокращений кишечника. Ди Кара и Миллер установили, что можно уменьшить или увеличить мочеотделение (изменив кровоток в почках) так, что это не будет сопровождаться изменением сердечного ритма, артериального давления или периферического вазомоторного тонуса. Те же авторы (DiCara, Miller, 1968a) обучили крыс расширять сосуды правого или левого уха, сопровождая нужную реакцию подкреплением. В этом случае ритм сердца, АД и периферическая вазомото-рика в целом тоже не изменились. Используя удар тока, приложенный к хвосту, как подкрепление в опыте с выработкой избегания, Ди Кара и Миллер (DiCara, Miller, 1968b) научили крыс поднимать или снижать систолическое артериальное дав­ление без сопутствующего изменения ритма сердца.

Однако, когда несколько лет спустя Миллер и его сотрудники попытались тщательно воспроизвести свои собственные экспе­рименты, они, к своему удивлению, обнаружили, что это им не удается (Miller, Dvorkin, 1974). Как они ни старались, так и не смогли выяснить, в чем же было дело.

Еще до того, как обнаружились трудности воспроизведе­ния результатов, эксперименты Миллера получили широкое признание как достоверный пример выработки инструмен­тального условного рефлекса на основе реакций вегетативной нервной системы. Споры начались тогда, когда исследователи, занимавшиеся созданием обратной связи у человека, распро­странили выводы Миллера на человека и стали утверждать, что получаемые ими сходные результаты также связаны с выработкой инструментальных условных реакций. Действи­тельно, достоверные случаи произвольной регуляции сердеч­ного ритма у человека, например, были известны за много лет

до изобретения полиграфа (King, 1920). Скиннер в 1938 году высказал предположение, что взрослый человек может добиться контроля над реакциями автономной нервной системы, подобно тому как это получается у детей, которые могут научиться плакать по своему желанию. Однако, утверждал он, эта реак­ция осуществляется на основе других процессов.

Кэткин и Мюррей (Katkin, Murray, 1968) подробно рас­смотрели теоретические вопросы, связанные с обратной связью у человека. Хотя они охотно допускали, что у парализованных крыс действительно вырабатывались инструментальные услов­ные рефлексы, они не считали возможным заключить, что с подобным же явлением связан и контроль над вегетативными функциями у человека. Говоря коротко, они утверждали, что если данная физиологическая реакция осуществляется либо сознательно, либо на физиологическом уровне, то в отношении такой реакции нельзя утверждать, что она условнорефлектор-ная. Это привело их к крайней позиции, из которой следовало, что существование инструментальных условных реакций веге­тативной системы у человека можно было бы доказать только в том случае, если бы испытуемые были без сознания и были полностью кураризированы.

Кэткин и Мюррей, правда, признавали, что вряд ли стоит труда разрешать этот теоретический спор. Однако их аргументы были восприняты столь серьезно, что один исследователь позво­лил даже подвергнуть себя частичной кураризации в экспе­рименте с реакциями кожных потенциалов (Birk et al., 1966). Ему удалось воспроизвести ряд таких реакций, но, поскольку он оставался в сознании и был парализован лишь частично, результаты были признаны не вполне убедительными.

В дискуссию включились и другие авторы. Крайдер и сотр. (Crider et al., 1969) критиковали позицию Кэткина и Мюррея по нескольким пунктам, особенно в связи с тем, что те так и не смогли идентифицировать пути осуществления реакции, на которые они столь часто ссылались. Как бы то ни было, скоро стало ясно даже для Кэткина и Мюррея (Katkin, Murray, 1969), что спор касается теперь больше эпистемологии, чем фактических данных.

Вопрос о полной специфичности, а вместе с ним и вопрос о том, действительно ли обратная связь осуществляет подкреп­ление условной реакции, становился постепенно все менее важным, по мере того как люди начинали понимать то, о чем Энджел (Engel, 1972) говорит так: «Специфичность, доведен­ная до степени физиологической дезинтеграции, была бы губи­тельной». Линч и Паскевиц (Lynch, Paskevitz, 1971) высказа­лись об аргументах в пользу условных реакций следующим образом: «Разве можно выработать условный рефлекс в физио-

Глава 10

Прикладная психофизиология

логической системе без участия каких-либо опосредующих звеньев? Можем ли мы, например, ускорить ритм сердца, не влияя при этом на кровоток, артериальное давление крови или периферический вазомоторный тонус? Это было бы невозможно с точки зрения гидравлики, и поэтому, если строго интерпре­тировать предложения Кэткина и Мюррея, окажется, что выра­ботка инструментальной условной реакции сердечного ритма вообще невозможна.»

Теперь, оглядываясь назад, легко видеть (Schwartz, 1974), что этот спор не кажется особенно плодотворным. Конечно, тот читатель, которому мы успешно внушили основную мысль этой книги — мысль о центральной роли мозга во всех физио­логических реакциях,— может удивиться, как вообще эта дискуссия могла возникнуть. Нужно отметить, что историче­ски постепенное признание фундаментальной биологической точки зрения, изложенной здесь, частично связано и с итогами спора об «опосредовании». Теперь уместно будет рассмотреть использование обратной связи как один из аспектов «приклад­ной психофизиологии», поскольку теоретические споры пред­ставляются сейчас менее существенными.

Наиболее важное применение обратная связь нашла в кли­нике. Ее потенциальные возможности были очевидны: почему бы, например, не научить людей с высоким артериальным давлением поддерживать его на уровне нормы?

Многие клиницисты стали экспериментировать с приспособ­лениями, создающими обратную связь. Результаты первых работ были широко разрекламированы средствами массовой информации (см., например, Pines, 1970; Karlins, Andrews, 1972). Вопрос об оценке подобных утверждений в истории медицины не нов. Клиницисты заинтересованы в эффектив­ном лечении своих пациентов любыми возможными средства-. ми, и в этом они правы. Однако их энтузиазм относитель­но нового метода лечения может в такой же степени содейство­вать успеху его применения, как и само это средство. Конечно, существует древний медицинский афоризм, который гласит: «Лечи больных новыми средствами до тех пор, пока они помо­гают» (по Shapiro, 1971).

Подобная ситуация частично обусловлена феноменом, который Льюис Томас, специалист по раку и писатель, назвал «великим секретом врачей», все еще скрываемым от публики. Этот секрет заключается в том, что «большинство болезней проходит само собой... Почти во всем наступает улучшение к утру» (Thomas, 1974).

* Артур Шапиро (Shapiro, 1960, 1971) в своих блестящих, написанных со знанием дела статьях об эффекте плацебо тща­тельно прослеживает историю использования внушения в пси-

хиатрии и медицине. «Несмотря на большую проницательность Галена и Гиппократа, все их лекарства были бесполезными» (Shapiro, 1971). Или возьмем, например, хорошо документиро­ванный случай одного английского средства от зубной боли (XVIII в.): «наберите в рот молока и трясите его там, пока оно не превратится в масло» (Shapiro, 1960). И тем не менее эти старинные методы помогали множеству больных. Практи­ческая медицина и сейчас продолжает полагаться на эффект плацебо. Одно исследование, в котором было просмотрено 17 000 рецептов, выписанных английскими врачами (Dunlap et al., 1952), показало, что около трети прописанных лекарств не обладают, насколько известно, лечебным действием. Эффект плацебо настолько достоверно установлен, что в настоящее время ни одно лекарство не считают эффективным до тех пор, пока действие его не будет проверено «двойным слепым мето­дом», т. е. одним больным должно даваться лекарство, а дру­гим — плацебо, причем ни врачи, ни больные не знают, кто именно что получает.

В наш технический век использование обратной связи могло бы быть крайней формой плацебо (Stroebel, Glueck, 1973), так как в ней сочетаются помощь больного самому себе со всеми привлекательными атрибутами современной электроники.

Миллер (Miller, 1974) отмечает, что снижение артериаль­ного давления, наблюдаемое в экспериментах с созданием обратной связи, по своей величине сравнимо со снижением, достигаемым при помощи плацебо. Больному может быть безразлично, от чего ему стало лучше, если ему действительно лучше. Однако клиницисту хотелось бы отделить действие пла­цебо от «подлинных» эффектов терапии, чтобы можно было наилучшим образом подбирать методы лечения для других больных. Бланчард и Янг (Blanchard, Young, 1974) дали пре­восходный обзор различных экспериментальных схем, пред­назначенных для демонстрации эффективности того или иного метода, и на этой основе рассмотрели клинические иссле­дования по обратной связи. В целом они пришли к выводу, что обратная связь — метод многообещающий, но его эффек­тивность еще не доказана. Исходя кз этих, а также более новых данных, мы должны сохранять предельную осторожность при оценке этого метода. По крайней мере некоторая часть этой осторожности представляет собой, видимо, реакцию на чрезмерный энтузиазм конца 60-х годов.

К наиболее документированным клиническим применениям обратной связи относится «тренировка по электромиограмме». То, что человек может научиться управлять своими мышцами,— не удивительно. В конце концов, это то, что мы делаем, когда чешем себе нос. Удивительна та степень контроля, кото-

Глава 10

Прикладная психофизиология

рой можно достичь с помощью дополнительной обратной связи.

Если от удивления я поднимаю брови, то я получаю при этом какой-то сигнал обратной связи и чувствую напряжение мышц моего лба. Однако, если я не буду смотреть в зеркало, я смогу лишь очень грубо оценить степень этого напряжения. Предположим теперь, что к моей лобной мышце (см. рис. 8.4) прикрепили электрод и подсоединили его к электронной схеме, которая при малейших изменениях в напряжении мышцы изменяет освещенность комнаты. Это будет добавочная, более эффективная обратная связь. После некоторой практики я смогу научиться значительно более тонко изменять тонус лоб­ной мышцы, чем могу это делать сейчас.

Обратную связь через электромиограмму (ЭМГ) можно, таким образом, использовать для выработки у некоторых больных способности необычайно тонко управлять своими мыш­цами. Так, например, Эндрюс (Andrews, 1964) исследовал 20 больных, страдающих гемиплегией, при которой все тра­диционные способы восстановления нервно-мышечной функции успеха не принесли. Однако после простой процедуры обуче­ния с обратной связью эти больные могли произвольно вызывать мышечное напряжение в парализованной руке. Джонсон и Гартон (Johnson, Garton, 1973) сообщают, что сходный метод помог восстановлению нормальной функции конечностей у десяти больных с гемиплегией, которые ранее были вынуждены носить шину. После года обычной физиоте­рапии у этих больных совсем или почти не было улучшения. Через 2—16 недель обучения с обратной связью у пяти из де­сяти больных состояние улучшилось настолько, что они смогли отказаться от ношения шин; у остальных улучшение было не столь резким, но все же значительным.

Чаще всего метод обратной связи используется для обучения больных расслаблению. Ливи и сотр. (Levee et al., 1976), например, описали случай, когда больной — музыкант, играв­ший на деревянных духовых инструментах,— давно страдал тиком и чрезмерным напряжением мышц лица и горла. С по­мощью обратной связи через ЭМГ этих мышечных групп он смог научиться расслаблять их и устранять таким образом болезненные симптомы.

Головные боли нередко бывают результатом напряжения лобной мышцы. Будзинский и его сотрудники (Budzynski et al., 1973) провели серию исследований, показавших, что обучение расслаблению этой мышцы с помощью обратной связи может уменьшить частоту приступов головной боли. В одной работе с хорошим контролем (Budzynski-et al., 1973) шесть человек обучались таким образом продолжительное время. Четверо

из них полностью вылечились. Для сравнения использовались две контрольные группы: в первой (6 человек) применялась «ложная обратная связь», т. е. больным говорили, что они обу­чаются расслаблению по ЭМГ, тогда как на самом деле тон, который они слышали при своих действиях, не был связан с определенным уровнем напряжения мышц; в этой группе только у одного человека наступило улучшение. У другой контрольной группы был еженедельный контакт с эксперимен­татором, но никаких сеансов обучения не проводилось; ни у одного из этих шести человек улучшения не было.

Данные об эффективности дополнительной обратной связи при сердечно-сосудистых заболеваниях менее систематичны. Вейс и Энджел (Weiss, Engel, 1971) нашли, что обучение с обратной связью позволяет ослабить превентрикулярные сокращения (род сердечной аритмии). Бенсон и сотр. (Benson et al., 1971) сообщают, что таким же образом 5 из 7 больных-гипертоников научились снижать уровень систолического АД по крайней мере на 16 мм рт. ст. Шварц и Шапиро (Schwartz, Shapiro, 1973) показали, что этот метод менее эффективен в отношении диастолического АД. Элдер и сотр. (Elder et al., 1973) пришли к прямо противоположному выводу — что обрат­ную связь можно использовать для снижения диастолического, но не систолического АД.

С помощью обратной связи можно изменять и перифери­ческое кровообращение. Шварц (Schwartz, 1972a) приводит интересные данные о применении ее в двух случаях болезни Рейно — расстройства, при котором чрезмерное сужение сосу­дов делает руки и ноги ненормально холодными. Если научить больного согревать кисти рук, оказывается возможным лечить и мигрень; по-видимому, при этом происходит расширение ар­терий пальцев и сужение мозговых артерий. В наиболее систе­матических из проведенных исследований Сарджент и сотр. (Sargent et al., 1972) подтвердили клиническое улучшение только у 29—39% больных мигренью; такие результаты легко можно объяснить и эффектом плацебо.

Дата добавления: 2014-11-16