Монастыри и монашество

Со времени Крещения Руси очагами духовной жизни русского народа были монастыри. Православный народ верит, что молитва­ми спасающихся в них подвижников стоит Русская земля. Петр I с его узко утилитарным отношением к Церкви, с его жадным стремлением из всего извлекать государственную пользу ¾ эту главную для России «пользу» монастырей просмотрел. Он настойчиво требовал от монастырей иных, более зримых «польз» и «прибылей» и этими своими требованиями расстраивал монас­тырскую жизнь. Монахов царь считал людьми, «чуждые труды поядающими»; он стремился оттеснить монашество на задворки национальной жизни, сократить число обителей и их насельни­ков. Еще при предшественниках Петра предпринимались меры по изъятию в государственную казну части монастырских имений. Петр продолжил эту политику, но проводил ее более жестко и круто. Чтобы удобно было извлекать доходы из «туне гибельных», как он говорил, монастырских вотчин в казну, в 1701 году был восстановлен Монастырский приказ. «Сидеть на Патриаршем дво­ре в палатах и писать Монастырским приказом» ведено было бо­ярину Мусину-Пушкину. Этот приказ и ведал всеми патриаршими, архиерейскими, монастырскими и церковными вотчинами. Лишь малая часть доходов от церковных земель шла на содержание архиерейских домов, монастырей и приходов. Все остальное пос­тупало в казну. Монастырский приказ назначал настоятелей, влиял на поставление архиереев, распоряжался патриаршей ти­пографией, тем самым существенно ограничивая духовную власть местоблюстителя патриаршего престола.

Один за другим стали выходить указы, которыми предписы­валось без промедления составить опись монастырских владе­ний и точно определить число монашествующих. В каждом монас­тыре дозволялось оставить столько монахов, сколько требова­лось для совершения богослужения и управления имениями. Так впервые на Руси начали вводиться монастырские штаты. Насель­ников, не принявших пострига, выдворяли из обителей. Постриг новых монахов разрешался лишь на убылые места и не иначе, как после трехлетнего искуса. В 1721 году монастырям было за­прещено вести летописание. В 1722 году издано было составленное архиепископом Фео­фаном и одобренное царем «Прибавление к Духовному регламенту», В «Прибавлении» запрещалось постригать мужчин, не достигших 30 лет, а для пострига женщин определен был возраст от 50 до 60 лет. Исключения допускались лишь с разрешения Святейшего Синода. Военнослужащим и чиновникам поступление в монастыри запрещалось вовсе. Не разрешалось принимать в обители и лиц, имевших несовершеннолетних детей или обремененных долгами. Крепостные могли поступать в монастыри только с разрешения своих помещиков. Неграмотные принимались в монастыри с ведома царя или Синода. «Прибавлением» возбранялось основание новых обителей без дозволения Синода, а строительство скитов запре­щалось окончательно. Маленькие пустыни подлежали либо упразд­нению, либо соединению с другими монастырями. Многие монас­тыри закрывались тогда и от недостатка средств. В 1723 году вышел указ все убылые места в монастырях замещать исключи­тельно отставными военными, но из-за нелепости своей этот указ вскоре был отменен.

Мысли Петра: о монашестве с особенной характерностью вы­ражены в составленном им вместе с Феофаном «Объявлении, когда и какой ради вины начался чин монашеский и каковой образ жи­тия монахов древних и како нынешних исправить, хотя по неко­ему древним подобию надлежит». Как и «Духовный регламент», этот документ, изданный в 1724 году, полон самых хлестких и развязных обвинений, передержек и прямой клеветы.

На монастыри «Объявлением» возлагалась повинность об­щественного благотворительства: «еже служити прямым нищим, престарелым и младенцам». При монастырях ведено было откры­вать богадельни, лазареты, приюты для душевнобольных преступ­ников, для искалеченных солдат, воспитательные дома для под­кидышей. Когда по обителям разослали инвалидов, часто вместе с их семьями, селившимися в монастырских слободах, в монастырях открылись свары, бесчинства, драки. Больных, увечных, сумасшедших часто нечем было кормить. Чтобы разместить их, многих монахов бесцеремонно изгоняли из обителей. Монастыр­ские вотчины поэтому оставались без надзора, так что Монас­тырский приказ скоро вынужден был из хозяйственных сообра­жении вернуть изгнанных иноков обратно в монастыри.

Государственная власть не оставила вниманием и внутрен­ний строй монастырской жизни. «Прибавление» требовало во всех обителях вводить общежительный устав. Инокам запрещалось сос­тавлять завещания: все, что оставалось от почившего брата, переходило во владение монастыря или Синода. Строго-настрого запрещен был переход из одной обители в другую. Настоятелям вменялось в неукоснительную обязанность вести учет братии. Беглых иноков по задержании заковывали в кандалы. Родствен­ников и знакомых насельников не дозволялось впускать в келии. Сами монахи могли посещать своих родных только четыре раза в год; а монахини не имели и этой возможности ¾ только в случае тяжкой болезни или смерти родных они могли выходить из обители, и непременно в сопровождении пожилых инокинь.

Чтобы лишить монахов возможности составлять подметные письма, жалобы и челобитные, им воспрещалось держать в келиях писчую бумагу, чернила и перья. В случае нужды они мог­ли писать в покоях настоятеля под его присмотром. Настояте­лей обязывали давать присягу не держать в монастырях «зат­ворников и ханжей» и не «распложать суеверий».

Лишь ученые монахи пользовались благоволением царя. Большей частью это были выходцы из Киевской Академии. Они то и становились кандидатами на замещение высших церковных должностей, в том числе и архиерейских кафедр. Ученым мо­нахам полагалась иная, лучшая, чем простым братиям, еда и одежда. С немалой щедростью им выдавалось денежное содер­жание. Рассадником ученого монашества в Великороссии должен был, по замыслу Петра, стать основанный в 1712 году в Петер­бурге Александриевский монастырь. Но ученое монашество пос­тавлено было при Петре в крайне суровые условия, оно подвер­галось жестким стеснениям, почти гонениям.

Для аскетических подвигов, столь мало ценимых царем-реформатором, вроде бы не оставалось места. Но и в эту эпоху, охваченную горячкой преобразований, в эпоху бесцеремонного натиска на Церковь и развала монастырей, русские обители не оскудели иноками высокого молитвенного духа. Одни из них ос­тались сокрытыми от мира, подвиги других были явлены людям и сохранились в церковной памяти.

В суровое петровское время подвизались первоначальник Саровской пустыни иеросхимонахИоанн и основатель Белобережского монастыря схимонахСимеон. А на далеком Севере, в древ­ней Соловецкой обители, спасался муж святой жизни иеросхимо­нах Иисус. Он родился в 1635 году и в миру носил имя Иоанн. Многие годы служил приходским священником в Москве. Своей молитвенностью, чистотою жизни, своим даром рассуждения отец Иоанн привлекал в свой храм многих богомольцев. За советом и поучением к нему приходили люди со всей Москвы. Молва о его подвижнической жизни дошла до Петра, и царь определил его священником в одну из придворных церквей, и вскоре назначил своим духовником.

Свое новое высокое и влиятельное положение отец Иоанн употребил на то, чтобы заступаться за нищих и сирот, за оби­женных и неправедно осужденных. Особенно полюбил он посещать тюрьмы и богадельни. Содержавшихся в них узников и убогих утешал дарами и беседами. Духовничество в царской семье не мешало ревностному пастырю принимать еще больше людей, чем он это делал прежде. В беседах с посетителями он проводил дни и ночи, а прощался со всеми со скорбью, в которой потом угадали предчувствие близкой беды. Беда разразилась над ним в 1701 году. Духовник царя был оговорен Талицким, осужден­ным за составление сочинений, в которых Петр именовался ан­тихристом. Несмотря на очевидную невинность своего духовни­ка, царь распорядился отослать его «с Москвы на Холмогоры для пострижения и неисходного пребывания в Соловецком монас­тыре».

Архиепископ Холмогорский Афанасий принял узника ласково и любовно, дал ему несколько дней отдохнуть в архиерейском доме, а потом отправил его на Соловецкий остров. Соловецкий архимандритФирс постриг отца Иоанна и нарек его Иовом. Ему назначили послушание в братской поварне. Семидесятилетний старец рубил дрова, носил их на плечах по крутым лестницам и целые ночи проводил в молитве. Братию он изумлял смирением и по­корностью всем, строгостью своего постничества: он не вкушал ничего, кроме воды и хлеба. За это его прозвали Иовом Пост­ником. Узнав о его великих подвигах, настоятель снял с него все послушания и предоставил ему отдельную келию, где бы он мог заниматься рукоделием, читать Священное Писание и творить Иисусову молитву. До Петра I дошел слух о святой жизни его бывшего духовника. К тому времени Петр узнал о непричастнос­ти старца Иова к делу Талицкого и стал звать его обратно к себе. Но старец не захотел возвращаться в мир: ему предсто­ял новый подвиг ¾ скитское житие.

Он переселился в скит на Анзерском острове, основанный преподобным Елеазаром. Братские келии стояли в этом скиту на версту одна от другой. Отшельники собирались вместе по субботним дням в храме, а в воскресенье после Литургии опять расходились по своим уединенным келиям. Старец Иов считал себя последним послушником в скиту, однако братия избрали его своим настоятелем. Но и в настоятельстве он целыми дня­ми трудился, а ночами молился, стоя на коленях. Подражая преподобным Феодосию и Сергию, он обходил келии иноков, чтобы стуком напомнить о молитве тем, кто сходился для раз­говоров. Заботясь о больных скитниках, он перевязывал их раны, мазал освященным маслом и тем исцелял их. На службу старец всегда приходил первым, а в уме и сердце непрестанно держал Иисусову молитву.

В 1710 году старец Иов принял великую схиму с именем Иисуса в память о пророке Иисусе Навине. Однажды иеросхимонах Иисус остался на ночь у подножия горы с остроконечной вершиной. В тонком сне подвижнику явилась Пресвятая Богоро­дица с преподобным Елеазаром, который на этом месте начинал свои подвиги. Богородица сказала старцу: «Сия гора отныне нарицается второю Голгофою. На ней будет Церковь во имя распятия Сына Моего и Бога, устроится скит и наречется Распятским». Это видение отец Иисус поведал своему духовному брату Паисию, который описал его, вырезав письмена на де­ревянном кресте.

Иеросхимонах Иисус испросил у Холмогорского архиерея благословение построить скит с церковью на Голгофской горе. В скиту собралось около 20 братии. Настоятель скита по-преж­нему сам рубил дрова, сам носил воду на высокую гору, сам го­товил тесто в пекарне. Своими подвигами старец стяжал благо­датные дары. Одного из скитских отшельников волновали плот­ские страсти, и он просил помощи у настоятеля. Старец в от­вет на эту просьбу прикоснулся к телу его жезлом, и страсти навсегда погасли в иноке. Господь открыл угоднику время его кончины. Простившись с братиями, великий праведник тихо ото­шел в иной мир. Это произошло 6 марта 1726 году. В минуту его преставления келию озарил необыкновенный свет. Тело под­вижника погребли в храме на вершине Голгофы.

Дата добавления: 2014-11-18