Дополнение 1. Добавочные соображения. Вопрос о ренте

Дополнения и пояснения

Добавим в заключение еще некоторые соображения, которые мы собира­емся учесть при дальнейшей разработке математических моделей выхода из мальтузианской ловушки:

· Высокие цены устремляют интересы товаропроизводителей прежде всего в те отрасли, которые наиболее выгодны, поэтому на первых по­рах производится именно наиболее выгодная продукция (например, производство льна на плодородных отвоеванных у моря землях [польдерах] всего с 0,65 га могло обеспечить средствами к существованию целую голланд­скую семью [Винокурова 1994: 268]). При понижении цен на хлеб земли использовались под виноград, иные культуры или под пастбища (Там же: 264). Высокие цены позволяют наиболее выгодно использовать капитал, в том числе на окультуривание новых земель. Например, только в результате деятельности графов Бедфордов и их последователей по мелиорации и осушению болот в XVII−XVIII вв. к «обрабатываемой площади королевства прибавилась новая область длиной 80 миль и шириной от 10 до
30 миль» (Тревельян 1959: 138, 244−247). По словам Дж. М. Тревельяна, «победа над природой в забо­лоченных местностях была одержана благодаря накоплению капи­тала и его вложению в предприятие, заранее широко задуманное людьми, которые готовы были рискнуть большими средствами и ждать, пока они окупятся через двадцать лет или через еще больший срок. Осушение болот давно было известно в мировой истории, но в нашей стране оно представляет собой один из первых примеров действия современных экономических методов и поэтому заслуживает быть специально отмеченным в социальной истории» (Там же: 247−248; выделено нами. – авт.). В результате такого рода процессов к середине XVIII в. Англия не только полностью обеспечивала себя зерном, но более того, «экспорт зерновых из Англии к 1750 г. достиг 200 тыс. т, или 13–15 % внутреннего потребления страны. В связи с этим Англию в XVIII в. называли зернохранилищем Европы» (Галич 1986: 191 со ссылкой на: Bairoch 1971: 30). В целом в XVIII в.
(в конце которого вышла в свет знаменитая книга Мальтуса) экономико-демогра-фическая динамика Англии не была мальтузианской, так как темпы роста сельскохозяйствен­ного производства здесь обгоняли темпы демографического роста: «...за столетие (1700–1800) английское сельское хозяйство удвоило свою продукцию при росте населения страны с 5,5 млн до 9 млн», то есть при росте продуктов питания на 100 % население выросло на 64 % (Рейснер 1986: 233; см. также: Манту 1937: 127; Тревельян 1959: 358; Bairoch 1971: 47). Однако в прежние времена рост населения на две третьих, скорее всего, вызвал бы социально-демографическую катастрофу. При этом надо учитывать реальное снижение смертности (см. выше).

· Высокие цены запускают процесс, в результате которого разрушаются старые обычаи и сельхозтехнологии. Но, конечно, это социально тяже­лый процесс. Именно таковы были «огораживания», которые, однако, способствовали наиболее производительному использованию земли (см., например: Дмитриева 1990). Прогресс сельскохозяйственной тех­ники в ХVI в. почти незаметен: новшества касались в основном мето­дов землепользования. От традиционных двухполья и трехполья стали все чаще переходить к более сложным севооборотам с интенсивным использованием земель, ранее остававшихся под паром. Большой по­пулярностью стали пользоваться бобовые, а также клевер, чередо­вавшийся с зерновыми: он обогащал почву и к тому же был прекрас­ным кормом для овец. Эта система зародилась в тех графствах, кото­рые всегда были житницей Англии и основными поставщиками зерна – Кенте, Суррей, Эссексе, Норфолке, и в скором времени полу­чила широкое распространение. Следующим шагом вперед в интенси­фикации зернового хозяйства стала более сложная система так назы­ваемого «обращаемого земледелия» (convertible husbandry) (Thomas 1967; Clarkson 1971). Суть ее состояла в том, что пашне позволяли на несколько лет естественным путем зарастать травой и оставляли ее «отдыхать» на 7–12 лет, в течение которых она служила пастбищем для овец или крупного скота, то есть продуктивно использовалась. Затем землю вновь распахивали и 5–7 лет выращивали на ней зерновые. Предельный срок составлял 12 лет, иначе дальнейшая распашка при­вела бы к окончательному уничтожению корневой системы трав, и это не позволило бы им восстанавливаться. Зерновые сеяли в следующем порядке: овес – ячмень – пшеница. Система «обращаемого» земледе­лия давала более высокий урожай как зерна, так и трав (Дмитриева 1990: 8−9).

· Стремление к прибыли также ведет к уменьшению праздности и празд­ных затрат, что повышает общий объем производства. Так, у анг­лийских фермеров появилось много помощников, но, как указывал ав­тор XVI в. Томас Смит: «Те по большей части являются фермерами у джентльменов, кто занимается скотоводством. Они часто ездят на ры­нок
и держат слуг не в праздности, как джентльмены, а так, чтобы они могли заработать на жизнь и себе, и хозяину» (цит. по: Дмитриева 1990: 29). Отметим также, что протестантизм отменил много праздни­ков, в результате чего количество рабочего времени в протестантской Европе увеличилось (Мельянцев 1996: 88). В целом среднее число от­работанных часов на одного занятого в год, по оценкам В. А. Мельянцева, увеличилось в Европе с 2400–2600 в XII−XIII вв. до 2700−2900 в конце XVII − середине XVIII в., то есть на 10–12 %.

Остановимся теперь на проблеме изменения земельной ренты в Англии. Хотя, как уже выше было сказано, в теории видится, что земельная рента не может постоянно и длительно расти быстрее, чем цены на продукцию фермеров, и в целом должна существовать определенная пропорция ме­жду изменениями цен и изменениями ренты[40], однако на практике могли возникать сильные диспропорции в ту или иную сторону в течение до­вольно длительного времени, что могло играть как положительную, так и отрицательную роль в плане возможностей выхода из мальтузианской ловушки.

Приведем еще раз мнение Дж. М. Тревельяна (1959: 141–144). Между 1500 и 1560 гг. цены, которые лендлорд должен был уплачивать для удовлетворения собственных и своей семьи с домочадцами нужд, подня­лись больше чем в два раза, цены на продукты питания выросли почти в три раза (Там же: 143). Размеры рент же в целом оставались преж­ними.

Однако здесь надо иметь в виду, что прежней рента оставалась, только пока действовал старый арендный договор. Вместе с тем при окончании сроков аренды и возобновлении арендных прав рента могла резко повы­шаться, что часто вело к разорению тех, кто попадал в такую ситуацию. Таким образом, относительно быстрые и плохо регулируемые перемены вели к резкому обогащению одних и разорению других, но в целом про­цесс канализировался стремлением получить как можно больше выгоды от растущих цен на продукты сельского хозяйства (и соответственно цен на землю и ренту). В результате одна группа фермеров и протофермеров копила деньги, не платя дополнительной ренты, в то время как на другую группу – социально неотличимую от первой, исключая лишь сроки их аренд или юридические формы их держаний, – нажимали все больше, чтобы получить компенсацию за то льготное положение, в котором нахо­дились другие. Согласно Дж. М. Тревельяну, йомен-фригольдер, который не платил ленд­лорду манора никакой ренты или лишь чисто символическую, продавал свое зерно и скот в три раза дороже той цены, по которой мог бы продать его дед. Таким образом, в то время как некоторые лица чрезмерно наживались и процветали, другие, включая многих лендлордов и сквайров, оказались в поистине бедственном положении.

Динамику движения рентных платежей в результате изменения условий договоров можно увидеть из следующих таблиц и графиков (см. Табл. 2.1.1–2.1.2 и Рис. 2.1.21–2.1.22). Однако, подчеркнем, при интерпретации Табл. 2.1.1 и Рис. 2.1.22 совершенно необходимо учитывать следующие обстоятельства: 1) речь здесь идет о средних размерах ренты при заключении новых арендных договоров (в то время как арендная плата по длящимся договорам оставалась той же); 2) речь здесь идет не об Англии в целом, а лишь об одном конкретном комплексе землевладений (The Herbert Estates). См. также ниже примечание 41.

Табл. 2.1.1. Динамика номинальной земельной ренты в Англии, 1510–1660 гг.

Декада	Средняя рента (в пенсах с акра)
1510–1519	6,562
1520–1529	6,235
1530–1539	13,283
1540–1549	13,796
1550–1559	20,192
1560–1569	22,902
1570–1579	28,551
1580–1589	21,577
1590–1599	35,927
1600–1609	44,070
1610–1619	54,405
1620–1629	45,867
1630–1639	57,838
1640–1649	42,572
1650–1659	55,447

Рис. 2.1.21. Динамика номинальной земельной ренты в Англии, 1510–1660 гг.

Источник: Kerridge 1953: 25, Table II.

Табл. 2.1.2. Динамика реальной земельной ренты в Англии, 1460–1815 гг.

Год	Средняя реальная рента (в условных единицах)
	1,1752
	1,2217
	1,0736
	1,3542
	0,7887
	4,1571
	5,3031
	4,3822
	4,2364
	4,2230
	7,1223
	6,6528
	6,1794
	5,3608
	5,3611

Рис. 2.1.22. Динамика реальной земельной ренты в Англии, 1460–1815 гг.

Источник: Allen 1992. Цит. по: Turchin, Nefedov 2009: Table 3.3.

Как видно из вышеприведенных таблиц и графиков, в течение основной части XVI в. реальная рента росла крайне слабо, периодами существенно понижаясь. Но затем в последние де­сятилетия этого и первые десятилетия следующего XVII столетия ее рост резко ускорился[41].

Причины отставания роста ренты от роста цен мы уже объясняли. Причины ее быстрого роста также вполне понятны. Отставание уровня ренты от уровня цен не могло длиться бесконечно. Важно, что это доста­точно случайное обстоятельство уже объективно сыграло положительную роль в запуске механизма перестройки английского хозяйства на рыноч­ный лад и повышения мотивации к росту производительности и товарно­сти. По простой экономической логике раньше или позже диспропорция должна была быть устранена, иначе экономическая система разрушилась бы. Историческая же логика говорит о том, что к концу столетия рента существенно повысилась как по причине того, что сроки прежней (тра­диционной и потому льготной) аренды уже почти везде кончились и были заключены новые более выгодные землевладельцам договоры и часто на более короткий срок (так называемые лизы), так и по причине роста населения, роста цен и ценности земли (что резко усилило конкуренцию фермеров за аренду земли, приносящей высокую прибыль); следует учитывать также изменения состава землевладельцев и прочие обстоятельства. О некото­рых из них мы скажем ниже. Но прежде отметим: в согласии с вышеизложенной экономической логикой, по которой после скачка раз­меры ренты должны были прийти в определенное равновесие
с ценами и доходностью земли, из таблицы видно, что на протяжении почти всего XVII в. при неизбежных колебаниях ренты столь драматических скачков все-таки уже не было (новый скачок произошел уже в конце XVII – начале XVIII в.; рассмотрение его причин выходит за рамки данной главы).

Возвращаясь к причинам скачка стоимости рент, отметим, что в его основе лежал не только «наросший» за десятилетия дисбаланс между инфляцией и доходами землевладельцев, не только усилившееся демо­графическое давление, но и (что особенно важно для нашего исследова­ния) резко возросшая доходность земли вследствие перевода хозяйства на фермерский и рыночный уклад. В результате этого обострилось стрем­ление использовать землю именно для извлечения максимальной из нее прибыли, что было гораздо менее присуще феодализму прежнего времени (выше мы приводили цитату из
Дж. М. Тревельяна на эту тему), а было знамением совершившегося (под влиянием в том числе и постоянного роста цен) аграрно-экономического переворота. Фактически повышение рент и иных платежей за землю, изменение формы арендных договоров и прочее озна­чали слом прежнего аграрного строя, когда держатели земли, говоря сло­вами одной жалобы, могли спокойно владеть держанием за уплату древ­них традиционных рент. Теперь для держания земли требовалось доби­ваться ее максимальной доходности.

Приведем подтверждение сказанному, опираясь на исследование О. В. Дмитриевой (1990: 18 и далее), согласно которой конечной целью лендлордов при повышении файнов (платы за переход земли к новому владельцу) во многих случаях было вытеснение обычных держателей с земли, на что последние неоднократно жаловались в суды, органы госу­дарственного управления, Тайный совет. Но поскольку процесс «выжи­вания» обычных держателей с земли шел довольно медленно и наталки­вался на сопротивление крестьян, их апелляции к традициям и законам, в ряде случаев лендлорды прибегали к более радикальным мерам – прямому насилию, огораживаниям общинных угодий и пашни, в результате которых часть крестьян изгонялась со своих наделов. «Освобо­дившиеся» таким образом земли лендлорды использовали по-разному, в частности сдавали мелким арендаторам-лизгольдерам (крестьянам, порой вчерашним держателям «по обычаю»). Однако условия лиза были иными: договор, как правило, заключался на короткий срок и давал собственнику земли неограниченные возможности для увеличения арендной платы при его перезаключении.

Но для нас очень важно, что чаще лендлорды сдавали зна­чительные площади в аренду крупным фермерам, использовавшим для их обработки наемный труд. Арендная плата, взимаемая с фермера, была значительно выше традиционных крестьянских платежей, она измерялась десятками фунтов стерлингов, в то время как обычные держатели платили лендлорду несколько шиллингов. Погоня за свободной землей заставляла зажиточную крестьянскую верхушку активно прибегать к аренде земли у лендлордов. Спрос на земельные участки необыкновенно вырос. Совре­менник описываемых процессов, член одной из правительственных ко­миссий по «огораживаниям» Джон Норден отмечал: «Какое-то безумие ов­ладело держателями, они наперебой, состязаясь друг с другом, стреми­лись захватить землю, дав за нее больше». Но это привело к формирова­нию во второй половине XVI в. значительной прослойки крупных ферме­ров-арендаторов (Дмитриева 1990: 24).

Итак, если аренда с фермеров могла столь существенно возрасти, зна­чит, производительность и доходность фермерского хозяйства была принципиально выше, чем у крестьян. Следовательно, подобно тому, что Ф. Бродель говорит о высоких ценах на товары, и высокая рента на землю иногда означает, что сельское хозяйство стало высокопроизводительным (то есть в существенной мере обратное тому, что утверждает демографиче­ски-структурная теория), хотя, естественно, как и высокие цены, так и вы­сокая рента били по бедным слоям. Но в целом такая динамика цен вела в определенном измерении к очевидному прогрессу на пути к выходу из мальтузианской ловушки.

Таким образом, по нашему мнению, столь драматический взлет рент означал своего рода революцию в правах на землю, когда владельцы земли, пользуясь любым случаем, вытесняли прежних держателей с их необременительными рентами и договорами длительностью в десятки лет. А как любой революционный переворот, этот тоже не мог идти без ломки старых структур (интересные данные об этом процессе и его идейном ос­мыслении приведены в исследовании Ю. М. Сапрыкина [1972]). Взлет арендной платы и иных платежей за землю, ухудшение положения арен­даторов, которые все еще вели хозяйство по старинке, не хотели или про­сто не могли перестроиться, и были платой за такую революционную ломку.

Дата добавления: 2014-11-18