Философия культуры 2 страница

Мы все играем множество социальных ролей ежедневно. Пришел в университет – ты студент или доцент. Вышел на улицу – ты пешеход. Сел в автобус – ты пассажир. Приехал домой – ты сын или отец, муж или зять, и в каждом случае есть свои каноны поведения: можно нагрубить теще, но нельзя грубить жене; нужно командовать сыном, но нельзя матерью, и т. п. Социальные роли задают также общественный статус человека, поскольку они, как правило, фиксируются документами. То, что человек является гражданином государства, удостоверяет паспорт; то, что у него имеется высшее образование, подтверждает диплом; то, что он профессор – можно заявить, предос­тавив аттестат. Таким образом, документ есть форма опредмечивания социальной роли. Ведь говорят же: без бумажки ты – букашка! С документом – ты полноправное юридическое лицо: предъявил мандат или удостоверение и уже можешь чего-то требовать и «качать права».

Точно так же опредмечены и даже овеществлены по большей части и сами общественные институты. К примеру, наш университет имеет не только юридический, но и фактический адрес; учебные корпуса, спорткомплекс, культурный центр, общежития и даже загородные базы отдыха. Все это – не просто имущество, а «тело» нашей организации. На фронтоне входа в главный корпус крупные буквы составляют имя нашей организации, на всех корпусах таблички с названием университета, на дверях аудиторий и кабинетов указатели того, что там расположено или какое именно должностное лицо там работает. Так организовано пространство университета. Внутри корпусов везде развешаны табло, на которых указаны режим работы служб, график приемных часов должностных лиц или расписание лекций и семинаров, и т. д. Так организовано время работы университета. Аналогичным образом функционируют все учреждения: магазины и кафе, административные органы и учреждения культуры, и пр. Мы никогда не перепутаем функции двух расположенных рядом зданий в центре города: мэрии и театра оперы и балета, и даже не
из-за вывесок – сама архитектура сооружений нам однозначно подскажет: это – театр!

Знаки – это репрезентанты вещей. Если слово «презентация» переводится как предъявление, демонстрация, то префикс «ре» означает «вновь», «еще раз». Когда мы показываем кому-нибудь не саму вещь, а то, что ее заменяет и представляет, мы используем знак.
В науке о знаках семиотике (от греч. semа – признак, указатель) есть базовое определение: знак есть вещь, которая замещает собой другую вещь. Именно в этом смысле мы говорим, что знак есть превращенная, т. е. вторичная, форма вещи. Зачем нужны знаки?

В «Путешествиях Гулливера» Джонатана Свифта есть замечательный эпизод, когда Лемюэль Гулливер попадает на летающий остров Лапута. Там он кроме всего прочего знакомится с группой философов-скептиков, которые ведут борьбу с двусмысленностью и даже многозначностью языка. К примеру, когда мы произносим слово «коса», то о чем, собственно, идет речь? Что это? Вид девичьей прически? Орудие для заготовки сена? Далеко выдающийся в море узкий мыс? Или, представьте, приходим мы в присутственное место, а секретарша заявляет: начальника нет и не будет! Как это понимать? Кто же тогда руководит департаментом? Смысл слов и выражений выявляется в контекстах, но вот лапутянские скептики затеяли решать проблему радикально. Они предложили вообще отказаться от слов и молча показывать пальцем на нужную вещь или же предъявлять ее собеседнику в натуральном виде, «живьем». Привело это к тому, что скептичные философы сначала набивали себе всяческими вещицами карманы, потом стали таскать за спиной котомки и в руках торбы с различными предметами, но дальше потребовались тележки и, наконец, целые возы всякого барахла. А как быть, если то, о чем мы хотим что-нибудь сообщить, неподъемно и нетранспортабельно, находится далеко или осталось в прошлом и сейчас уже исчезло? Что предъявлять? Конечно же Свифт как сатирик шаржировал ситуацию, но философы-скептики действительно существовали в Древней Греции, к примеру – Пиррон. Однако до таких крайностей, как лапутяне, греки не доходили.

Между тем скептики кое в чем правы. Если всякий знак есть заместитель вещи, образно говоря – «выступает от ее имени и по ее поручению», то вполне можно утверждать, что исходным в происхождении знаков является автосемиотическое отношение, а именно: всякая вещь является знаком самой себя. Действительно, если в витрине магазина мы видим шляпы, то понимаем, что это магазин головных уборов и в нем можно купить и шапку, и кепку, и панаму. Если на трассе мы видим на обочине установленный на постаменте разбитый автомобиль, то сообразим сбросить скорость на опасном участке дороги. Если перед зданием в Толмачево установлен самолет «Ту-154», то ясно, что это аэровокзал, а не гостиница или бассейн. Знаки изобретают
тогда, когда автосемиотическое отношение трудно или вообще невозможно реализовать. Тогда люди создают новые вещи, единственное предназначение коих – представлять, репрезентировать вещи первого рода, которые мы не можем «имати», т. е. иметь как таковые, но о которых мы получаем возможность «знати», т. е. иметь о них представление. Соотнеся первые со вторыми, мы сможем «понимати», о чем идет речь.

В качестве знаков можно использовать все что угодно: звуки, изображения, запахи, жесты, но наиболее употребительны в качестве знаков специально созданные и хорошо приспособленные для решения задач коммуникации, т. е. общения, обмена знаками, – символы (от греч. symbolon – знак, отличие). Символ не является частью предмета, как знаки-признаки, скажем, следы на земле или отпечатки пальцев рук на поверхности вещей, хотя именно такие знаки особо интересуют криминалистов. Символ не является «портретом» вещи, как знаки-образы: рисунки, картины, фотографии, исполняемые актерами роли, изображаемые жестами артистов пантомимы предметы. Символ есть нечто исключительно условное, отношение чего к предмету, к первичной вещи устанавливается чисто конвенционально (от лат. conventia – соглашение). Мы просто сговорились – и все с этим согласились, что знак $ означает доллар, знак & заменяет союз «и», а знак % выражает процент или сотую долю некоторой величины.

Язык как знаковая система

Знаки группируются по своим функциональным признакам и образуют знаковые системы. Самые древние и функционально универсальные – язык как коммуникативная система и речь как средство непосредственного общения. Вариантов таких систем очень много: в настоящее время имеет место несколько десятков тысяч живых разговорных языков, да еще в каждом из них множество диалектов. Так, в России говорят на русском языке, но даже собственно русские говорят по-разному. Скажем, казаки, волгари, поморы, уральцы или сибиряки: волгари «окают», уральцы «екают», сибиряки «чокают», а «м а сквичи» – «акают».

Помимо живых языков было и частично остается огромное число мертвых языков. Это латынь и древнегреческий, санскрит и древнеславянский. На них не говорят вообще или говорят узкие профессиональные группы (на латыни – католические священники, на старорусском – православные батюшки), однако и они не вышли из употребления. И в речи в целом, и в языке науки, и в лексиконе философии сохраняется множество корней древних языков в составе специальных терминов, с чем мы уже многократно столкнулись даже в этой книге.

Добавим к сказанному, что изобретались искусственные языки, такие как воляпюк, идо или эсперанто. Преследовалась благая цель: создать язык международного общения, чтобы не осваивать десятки языков, а каждому человеку владеть только двумя – своим родным и международным. Не получилось – а жаль. Хотя по всему миру существуют, к примеру, клубы эсперантистов. Там любители эсперанто разговаривают на нем, издают книги, переписываются. Такой клуб есть и в нашем городе при Областной научной библиотеке.

На принципиально новый уровень выходит язык как знаковая
система тогда, когда появляется письменность. Современная нам письменность возникла совсем недавно, при переходе от варварства к цивилизации. Причем на примере письменности очень хорошо можно проиллюстрировать эволюцию языка. Так, самый древний вид письменности – пиктограмма (от лат. pictus – краски и греч. grapho – пишу), т. е. рисунчатое письмо. Пример из современности – это комиксы, а древние люди изображали на стенах пещер сцены охоты и животных, которых предполагали добыть. Но пиктографическое письмо крайне трудоемко и малоэффективно: писать приходится долго, а сказать получается мало. Тогда изобрели идеографическое (от греч. idea – образ и grapho – пишу) письмо, в котором использовались сокращенные картинки. Современные примеры – это условные изображения стоящего или идущего человечка на пешеходном светофоре, выбегающего человечка на выходе или же человеческих фигурок в костюме или платье на всем известных и нужных дверях.

Но и сокращенные рисунки малоэффективны. Им на смену приходит иероглифическое (от греч. hierogliphoi – оттиски, письмена) письмо, названное так потому, что восходит к печатям. Сейчас нам известны китайские или японские иероглифы, в которых еще сохраняется некоторое портретное сходство с оригиналом. Так, иероглиф «жилище» напоминает фанзу, а иероглиф «дерево» похож на ствол с кроной, причем повторенный дважды он уже означает «лес». Но и такое письмо трудоемко, ведь грамотному китайцу, к примеру, нужно запомнить несколько тысяч иероглифов, а с клавиатурами вообще беда!

Примерно четыре тысячи лет тому назад легендарный и полумифический финикиец по имени Кадм изобрел фонетическое (от греч. phone – звук, голос) письмо, в котором буквами изображались отдельные звуки. Так, в современном букваре буква «Д» похожа на домик, а буква «О» – просто портрет губ, произносящих этот звук.
У Кадма буква «a» обозначала первый звук в слове «алеф» – бык,
а «Δ» – первый звук в слове «делеб» – вход в палатку, и сами знаки похожи на те вещи, к которым относятся. Когда же алфавит Кадма заимствовали греки, то сходство утратилось и буквы получили условные названия «альфа» или «дельта». Ну, а когда усилиями Кирилла и Мефодия эти знаки, как и другие, попали в славянскую азбуку, то ни о каком портретном сходстве с быком или палаткой не было уже и речи: буквы целиком превратились в символы.

Измерение ценностей

Ценности как продукты человеческой деятельности можно сравнивать друг с другом, но каких-нибудь единиц измерения не существует. Хотя мы постоянно занимаемся субординацией ценностей, выстраиваем их иерархии (оба слова в переводе означают «соподчинение»), ранжируем их по принципу «выше – ниже», «больше – меньше», «лучше – хуже» и т. п. Но иерархии различны: кто-то превыше всего ценит власть, кого-то привлекает слава, другой гонится за богатством, юной девушке нужна прежде всего любовь, а зрелой женщине – семья и дети, тогда как с годами превыше всего все мы начинаем ценить здоровье. «Не знаем мы, сколько в них метров, и литров, и килограмм… Но блага, когда в них нуждаемся, огромными кажутся нам»*.

Не имея единиц измерения, мы все же можем сформулировать некоторые принципы ранжирования ценностей. Так, наиболее простой и известный принцип измерения относится к утилитарным ценностям. Имеется в виду экономическая теория и классическая концепция стоимости товара. У Адама Смита впервые появилась трудовая теория, согласно которой цена товара зависит от его стоимости, а последняя определяется количеством труда, затраченного на производство товара, и сам труд измеряется общественно необходимым временем на создание единицы продукта.

Приведем пример построения иерархии ценностей, предложенной великим Сократом. Одним из первых философских текстов, в котором понятие ценности отталкивается от экономического понятия, был платоновский диалог «Гиппарх». Сократ отождествляет ценное с прибыльным, а лишенное ценности – с неприбыльным и утверждает, что ценное, в отличие от неценного, приобретать выгодно. Значение этого положения в том, что подобное утверждение является едва ли не первой попыткой включить в понятие «ценность» дополнительную характеристику – давать выгоду или приносить пользу. Это положение не могло быть не замечено другими мыслителями, в частности авторами экономических учений, которые пытались соотнести понятия ценности и полезности предмета. С точки зрения классиков теории трудовой стоимости, ценность предмета есть мера его полезности. Тогда закон измерения утилитарных ценностей может быть сформулирован следующим образом: ценность предмета тем выше, чем больше степень его полезности.

Адам Смит, в свою очередь, утверждал, что на создание любого товара человек затрачивает определенное количество труда, поэтому труд – единственная мера, посредством которой можно сравнивать между собой стоимость различных предметов рыночного обмена. По мнению классика, действительная ценность всех составных частей цены различных товаров измеряется количеством труда. Исключительно труд никогда не меняется в своей собственной ценности, служит единственным конечным и действительным мерилом, посредством которого может быть устанавливаема и сравниваема ценность всех товаров. Он являет их действительную цену.

Связь и соотношение таких понятий, как труд, ценность, потребность, выявлена и аргументирована в работах Георга Гегеля. Так, в книге «Философия права» великий немецкий философ связывает ценность с характером труда человека, посредством которого удовлетворяются и порождаются потребности: «Когда мы рассматриваем понятие ценности, в самой вещи видим лишь знак, и она имеет значение не сама по себе, а лишь как то, чего она стоит». Согласно Гегелю, человек в своем потреблении имеет отношение в основном к произведениям людей, и он потребляет именно такие человеческие усилия. Человеческий пот и человеческий труд добывают для человека средства удовлетворения его потребностей.

Как бы в дальнейшем ни разрабатывалась категория стоимости, а значит, и утилитарной ценности, базировалась она на одном из пунктов творческого наследия Адама Смита, сущность которого заключается в том, что труд лежит в основе стоимости или ценности произведенного предмета, что труд измеряет ценность. Опираясь на такую позицию, т. е. на понятия стоимости и цены, можно утверждать, что чем больше труда вложено в предмет, тем выше не только его стоимость, но и ценность.

Аналогичным образом можно рассуждать относительно персонифицированных ценностей, для определения места которых в
иерархии также будет справедлива прямо пропорциональная зависимость. Богаче с точки зрения внутреннего мира, интереснее, привлекательнее будет та человеческая личность, в которую вложено больше времени и сил в процессе ее воспитания. Выше говорилось, что человек – самый трудоемкий продукт деятельности. В самом деле, в социализации человека принимают непосредственное и опосредованное участие практически несчетное количество других людей. В пределе – все предшествующие и ныне живущие поколения. К этому следует добавить не поддающуюся измерению работу человека над самим собой. Огромных усилий стоит любому из нас освоение норм и правил общежития, образцов поведения в различных жизненных обстоятельствах, юридических установлений и экономических моделей, знаний в сфере образования и умений в профессиональной деятельности, тренировка физических сил и умственных способностей.

Стать образованным человеком, интересным собеседником, достойным любви партнером, заслуживающим уважения другом, профессионалом в своем деле – все это большая работа. Талант – это труд, гений – это труд и еще раз труд. Отсюда закон: достоинство человеческой личности определяется совокупными усилиями – общими и индивидуальными, затраченными на формирование этой личности и на самореализацию накопленного ею духовного богатства.

Внутренний мир человека лишь в очень малой степени выражается внешне: в мимике лица, в глазах как зеркале души, в одежде и манере поведения. Главным своим содержанием душа человека раскрывается в общении. Мудрый Сократ, вступая в беседу с человеком, предлагал: «Заговори, чтобы я тебя увидел!».

Даже любовь как высшая ценность человеческого общения есть результат не первого взгляда, а длительной взаимной настройки, чтобы в итоге получился унисон, созвучие множества слагаемых: близости физической, нравственной, интеллектуальной, житейской, родственной и много чего еще, что не падает с неба и не дается даром, а является продуктом длительной и напряженной работы друг над другом и каждого над собой. У индусов есть прекрасное слово «сангам», означающее «слияние» наподобие слияния вод великих рек Инда и Ганга. Когда две личности образуют единство и целостность, тогда достигается высокая ценность общения.

Относительно превращенных или же вторичных ценностей действительной будет и обратная зависимость: их высокий ранжир определяется не столько мерой затраты сил и средств на их производство, сколько мерой затрат на их потребление. Это относится прежде всего к духовным или же идеологическим, в частности интеллектуальным, ценностям. Ученый совершает открытие, как Ньютон законы механики, и миллионы людей годами, а то и веками пользуются им. Изобретатель создает новую конструкцию, как Зворыкин телевизор, и поколения людей потребляют его идею и не представляют свою жизнь без такой нужной вещи. Философ пишет трактат, как Аристотель
«О душе», и мы до сих пор читаем его текст и размышляем вместе
с ним.

В равной мере этот закон относится к произведениям искусства. Великие книги мы перечитываем снова и снова, как «Войну и мир» Льва Толстого. Великую музыку, как токкаты и фуги Иоганна Себастьяна Баха или концерты Петра Чайковского, мы готовы слушать вновь и вновь. Картины великих художников, как Рафаэля или Леонардо, Репина или Дали, мы можем и хотим видеть десятки раз, и они всегда вызывают в нас новые и новые переживания и ассоциации. Аналогичным образом дело обстоит применительно к заповедям религиозной веры. Каноны вероучений, такие как Библия или Коран, издаются миллионными тиражами, определяют мораль, мировоззрение и поведение поколений людей и целых эпох на протяжении веков и тысячелетий. Это – вечные ценности.

Такой же принцип действует и в отношении институциональных ценностей. Значение социальной роли определяется тем, что мы можем получить от ее исполнителя, что именно зависит от того или иного должностного лица, на что и на кого он может повлиять. Если нашу проблему не может решить мэр – мы идем к губернатору, если и он не в силах – обращаемся к президенту. И так во всем: не решает декан – решит ректор; не согласны с приговором суда – апеллируем в высшую инстанцию; не оценил нашу идею доцент – несем свой бессмертный труд профессору. Социальные роли – должности, степени, звания, статусы, ранги – уже сами по себе составляют иерархию, в которой мы ищем необходимый нам уровень компетенции, чтобы получить некоторую услугу: государственную, экспертную, юридическую, интеллектуальную или любую другую.

Таким образом, получается, что прямая зависимость ранга ценности, ее значимости в имеющейся иерархии, ее места в субординации благ характерна для первичных элементов социума – людей и вещей, и определяется она мерой затрат на их производство. Тогда как обратная зависимость имеет место быть для вторичных элементов социума, превращенных форм людей – социальных институтов и превращенных форм вещей – знаков и образов в виде идей и идеалов, и она определяется мерой затрат на их потребление.

Контрольные вопросы

1. Чем искусственное отличается от естественного?

2. Каков первоначальный смысл слова «культура»?

3. Чем общество людей отличается от животных «сообществ»?

4. Как проявляет себя разум на поверхности планеты Земля?

5. Зачем и когда появляются города?

6. Что изучает аксиология?

7. Как и почему дифференцируется социум?

8. В чем специфика людей, вещей, институтов и знаков как типов ценностей?

9. Как соотносятся язык и речь, языки «живые» и «мертвые»?

10. Когда и зачем изобретается письменность?

11. Почему зависимость ценности людей и вещей от затрат прямая?

12. Почему зависимость ценности социальных ролей и знаков от затрат обратная?

Задания для самостоятельной работы

1. Обоснуйте отличие культуры от натуры.

2. Рассудите, есть ли граница у ноосферы.

3. Дайте определение ценности и разверните его содержание.

4. Проиллюстрируйте принцип социального эгоцентризма.

5. Постройте иерархию ценности вещей: «дом», «автомобиль», «дача», «зажигалка», «мобильник», «планшетник».

6. Ранжируйте ценности: «любовь», «образование», «здоровье», «богатство», «власть».

Дополнительная литература

1. Бажутина Н.С. Философские проблемы филологии: учеб. пособие / Н.С. Бажутина. – Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2010. – 15 с.

2. Бажутина Н.С. Философия языка: учеб. пособие / Н.С. Бажутина. – Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2011. – 50 с.

3. Данилкова М.П. Введение в аксиологию: учеб. пособие / М.П. Данилкова. – Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2009. – 44 с.

4. Донских О.А. К истокам языка: В шутку и всерьез / О.А. Донских. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. – 192 с.

5. Крюков В.В. Основные концепции теории ценностей: учеб. пособие / В.В. Крюков, М.П. Данилкова. – Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2003. – 104 с.

6. Новосёлов В.Г. Философские аспекты семиотики: учеб. пособие /
В.Г. Новосёлов. – Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2009. – 32 с.

Глава 5

Дата добавления: 2014-12-16