М.М.Коченов Судебно-психологическая экспертиза. 2 страница. Не согласившись с заключением судебно-психиатрической экспертизы, следователь назначил судебно-психологическую экспертизу

Не согласившись с заключением судебно-психиатрической экспертизы, следователь назначил судебно-психологическую экспертизу, перед которой поставил вопрос: «Не находилась ли Н. в беспомощном состоянии в психологическом отношении в момент совершения над ней насилия?»

Следователь поступил совершенно правильно, назначив судебно-психологическую экспертизу, тем более что эксперты-психиатры, сделав попытку дать оценку и толкование поступков психически здоровой девочки, вышли за пределы своей научной компетенции.

Смысл поставленного на разрешение экспертов вопроса, сводится к тому, понимала ли Н. характер и значение совершаемых с нею действий, но в данном случае на первый план выступает задача исследования способности потерпевшей правильно оценивать морально-этическую сторону событий.

Можно только сожалеть, что не имевшие достаточного опыта эксперты ограничились общими, житейскими рассуждениями о поведении Н., оставив без внимания факты, которые достаточно ясно могли указать психологу на особенности восприятия Н. внутреннего содержания событий. Хотя эксперты и отметили в заключении, что Н. находилась в беспомощном состоянии, они почти ничем не обосновали своего вывода.

Между тем для более убедительного ответа на поставленный вопрос экспертам-психологам следовало обратиться к тщательному анализу следующих важных в психологическом отношении фактов. В первую очередь, конечно, внимание психолога должно привлечь то, что после совершения половых актов 29 января девочка не чувствовала себя оскорбленной или обесчещенной. Судя по дальнейшему поведению Н., эти события не вызвали у нее глубоких переживаний и не произвели большого впечатления. Более того, один из подростков, вступавших в половые сношения с Н., продолжал ей нравиться, она охотно с ним встречалась и проводила время. Девочка не была ни напугана, ни смущена. Такое некритичное отношение к ситуации достаточно убедительно свидетельствует о том, что Н. не сознавала истинного смысла происшедших событий. Что же касается «урока вероломства», то, по всей вероятности, тринадцатилетняя Н. воспринимала поведение В. иначе, чем эксперты-психиатры. Сам факт, что Н. не сделала выводов из событий 29 января, не извлекла из них никакого урока, еще раз доказывает, что она была не в состоянии правильно воспринимать смысл этих событий. Скорее всего, это может быть объяснено возрастом девочки и отсутствием у нее жизненного опыта.

Неспособность человека в силу тех или иных причин правильно воспринимать внутреннее содержание событий, их социальное и морально-этическое значение практически означает, что он находится в психически беспомощном состоянии. Если не иметь в виду чисто инстинктивных действий, следует сказать, что сопротивление или бегство возможно только при условии осознания опасности. Человек, субъективно не воспринимающий опасности, угрожающей его жизни, здоровью или достоинству, когда она реально существует, находится в беспомощном состоянии.

Значительные трудности при расследовании и судебном разбирательстве уголовных дел об изнасиловании могут возникать в связи с определением способности потерпевших оказывать сопротивление посягательствам на их половую неприкосновенность. Сложность установления этого обстоятельства объясняется тем, что способность к сопротивлению в большой степени зависит от индивидуальных и возрастных особенностей потерпевшей. Попытки решить вопрос о способности оказывать сопротивление, исходя только из оценка внешних условий, всегда будут иметь механистический характер. При таком рассмотрении проблемы из поля зрения выпадает важнейший объект — человек, его сознание, психологическая устойчивость к внешним воздействиям, в том числе к психическом} насилию.

Вопрос о психическом насилии не получил еще, как нам кажется, достаточного освещения в правовых науках и в психологии. Не претендуя на исчерпывающее определение понятия, мы называем психическим насилием применение средств психологического воздействия, направленных на принуждение человека к совершению нежелательных для него поступков. Необходимо оговориться, что это определение касается только тех случаев, когда человек ясно понимает, чего от него добиваются, так как психическое насилие может осуществляться и в других формах, минуя сознание, как, например, принуждение в состоянии гипнотического сна.

Результат психического воздействия нельзя прямо соотносить с его интенсивностью. Существует, безусловно, некоторый индивидуально-изменчивый «порог» устойчивости к психическому воздействию. Многочисленные психологические исследования говорят о том, что одинаковые раздражители вызывают неодинаковую реакцию у различных людей. То, что приводит к повышению активности, мобилизации психических и психофизиологических ресурсов у одних людей, у других порождает противоположное состояние, внутренне сковывает, служит непреодолимым барьером для достижения желаемой цели.

Глубина и содержание реакции на психическое насилие не могут быть объяснены одним или двумя личностными свойствами человека. «Порог» устойчивости является сложной личностной характеристикой и базируется на целом комплексе свойств человека, начиная от типологических особенностей высшей нервной деятельности и кончая высшими формами проявления сознания.

Имеющийся в нашем распоряжении материал, почерпнутый из экспертной практики, не позволяет делать широких обобщений относительно роли конкретных индивидуально-психологических особенностей в структуре того психического образования, которое мы условно обозначили как «порог» устойчивости к психическому насилию. Этот важный в теоретическом и практическом отношении вопрос заслуживает специального изучения. Тем не менее уже сейчас ряд известных в психологии положений может быть использован при проведении экспертизы способности потерпевших оказывать сопротивление.

Случай, о котором речь пойдет ниже, интересен именно тем, что экспертам пришлось решать вопросы о способности потерпевшей оказывать сопротивление в эпизодах, когда она? понимала характер и значение совершаемых с нею действий⁹. В январе 1972 г. к 15-летней Л. во дворе дома, в котором она жила, подошла группа знакомых ей подростков. Двое из них как бы шутя взяли Л. под руки и повели в подвал, где располагались сараи жильцов. В подвале один из подростков неожиданно втолкнул Л. в сарай и вместе с приятелем повалил ее на пол. Вдвоем они раздели Л., но она вырывалась, плакала, и подростки отпустили ее.

Спустя две недели те же подростки встретили Л. в подъезде и, не обращая внимания на ее крики и сопротивление, вновь повели Л. в подвал. Там подростки раздели Л. и поочередно пытались совершить с ней половые акты, но сделать это никому из них не удалось.

В марте уже трое подростков, один из которых участвовал в двух предыдущих эпизодах, увидела идущую по улице вместе с подругой Л. Спутницу Л. они прогнали, после чего двое подростков спустились в подвал и спрятались в одном из сараев, а третий остался на улице вместе с Л. Он стал уговаривать девочку войти в подъезд. Л. долго не соглашалась, но подросток настаивал, уверяя, что ему необходимо поговорить о чем-то важном. Наконец, Л. согласилась. Когда они вместе оказались в подъезде, подросток неожиданно втолкнул Л. в подвал, где прятались его приятели. Вместе они раздели Л., и один из подростков совершил с ней половой акт.

После этого случая подростки еще трижды водили Л. в подвал, раздевали и поочередно ложились на нее, но совершить половой акт удалось однажды только одному из них.. Последние три эпизода очень.похожи один на другой: каждый раз подростки, встретив Л. во дворе, брали ее под руки и, не обращая внимания на ее слабое сопротивление, вели в подвал.

На предварительном следствии Л. утверждала, что она пыталась сопротивляться подросткам, но всегда безрезультатно. Некоторые материалы уголовного дела прямо указывали на то, что сопротивление Л. было минимальным. О случившемся с ней Л. никому, кроме своей ближайшей подруги, не рассказывала.

Не вызывает сомнений, что, за исключением первого и третьего случаев, Л., нормально развитая пятнадцатилетняя девочка, понимала характер и значение совершаемых с нею действий. Уже после первых эпизодов в подвале Л. записала в дневнике, что подростки из нее «хотят сделать проститутку». Вместе с тем многое в поведении Л. оставалось неясным, в первую очередь причины ее пассивности, слабого сопротивления. Поэтому была назначена судебно-психологическая экспертиза, которой предстояло решить, могла ли Л., учитывая ее индивидуально-психологические особенности, оказывать сопротивление и не находилась ли она в эмоциональном состоянии, существенно влиявшем на ее поведение. Экспертиза проводилась не «по горячим следам», а спустя более полутора лет после описываемых событий. Это создавало дополнительные трудности для экспертов. Многое могло измениться в характере, взглядах Л., в ее отношении к пережитым событиям. Экспертам приходилось все время помнить, что в процессе взросления подростки, как правило, делаются более самостоятельными, повышается их устойчивость к внешним воздействиям. Поэтому анализ результатов психологического исследования проводился с поправками на возможные изменения важных личностных особенностей подэкспертной.

Как уже говорилось, главным для экспертов было установление способности Л. оказывать сопротивление в тех эпизодах, когда она понимала характер и значение совершаемых с нею действий. Исходя из представления об индивидуальном для каждого человека «пороге» устойчивости к психическому насилию, эксперты основные усилия направили на изучение эмоционально-волевой сферы Л.

Исследование показало, что в дошкольном возрасте Л. была слабым, болезненным ребенком, психическое развитие протекало нормально.

В школу пошла семи лет. С первого класса отличалась дисциплинированностью, исполнительностью и прилежанием. Способности, по мнению учителей, имела средние.

По характеристике классного руководителя, Л. в школе ничем не выделялась, была очень скромной и тихой девочкой. Все порученные задания выполняла аккуратно, но инициативы не проявляла, в ее действиях всегда было мало самостоятельности. Привыкла всем подчиняться, боится кому-нибудь не угодить. На уроках самостоятельных мыслей не высказывала, всегда повторяла то, что содержится в учебнике или объяснениях учителя. В конфликты с подругами и учителями не вступала, производила впечатление несколько боязливой и замкнутой девочки.

Мать характеризует Л. как добрую, послушную и уступчивую девочку. Всегда охотно помогала по дому, все требования родителей выполняла беспрекословно. С матерью отношения были всегда хорошие, отца боялась, так как он злоупотреблял спиртными напитками, в нетрезвом состоянии был агрессивен, бил жену, устраивал скандалы.

В школе дружила преимущественно с девочками, часто ходила к ним в гости, они вместе гуляли, ходили на каток. Основные сведения о сущности половой жизни имеет от подруг.

Повышенного интереса к сексуальным вопросам никогда не отмечалось, с матерью на эти темы не разговаривала.

Со слов подэкспертной, в предшествовавший событиям уголовного дела период среди девочек, с которыми она дружила, было много разговоров о том, что девушек иногда насилуют; эти разговоры производили на нее гнетущее впечатление. После изнасилования была сильно огорчена и напугана, часто мысленно возвращалась к событиям, ухудшился сон.

В январе 1972 г. Л. было 15 лет. По существующей в психологии периодизации, этот возраст считается переходным от.детства к ранней юности. Он характеризуется сочетанием у подростков типичных детских особенностей личности (относительно невысокая критичность к своим и чужим действиям, недостаточное умение делать выводы из происходящего, использовать житейский опыт при выборе линии поведения, поспешность в принятии решений, доверчивость) с первыми признаками «взрослости», проявляющимися в углублении эмоциональных реакций, стремлении оградить свой внутренний мир, некотором отдалении от взрослых и др.

В 15 лет Л., как показало исследование, были свойственны многие черты личности, присущие переходному возрасту. Большое значение имело также исследование устойчивого эмоционального состояния Л. в начале 1972 года и тех временных эмоциональных состояний, которые возникали у нее в эпизодах, составляющих содержание уголовного дела. Эмоции и чувства человека участвуют в регуляции поведения и потому в большей или меньшей степени находят в нем внешнее выражение. Ценным материалом об эмоциональном состоянии человека служат данные наблюдения за его поведением. Надо сказать, что в описываемом уголовном деле такого рода сведений было достаточно.

Когда эксперту, спустя длительное время после события, приходится мысленно «реконструировать» эмоциональное состояние исследуемого лица, он, разумеется, не может ограничиться только информацией, относящейся непосредственно к самому событию. Эксперт должен, используя свои специальные профессиональные познания, составить представление об индивидуальных, присущих именно исследуемому им человеку особенностях и содержании его эмоциональной жизни. Многое в этом отношении может дать анализ приведенных в систему анамнестических сведений, раскрывающий процесс постепенного развития устойчивых форм эмоционального реагирования, характерных для данного человека, и экспериментально-психологическое обследование, в том числе его разделы, прямо не направленные на изучение эмоционально-волевой сферы испытуемого.

В психологии существует деление эмоций и чувств на стенические и астенические. Первые повышают активность человека, вторые — затормаживают и уменьшают ее. Применительно к каждому человеку можно говорить об относительном преобладании у него стенических или астенических чувств если не на протяжении всей жизни, то в периоды, длящиеся иногда годами. Сказанное не означает, конечно, что человек, склонный к грусти, никогда не радуется. Правильнее понимать это так, что у одних людей легче и чаще возникают стенические чувства, а у других — астенические. Небезразлично для понимания поведения людей и то известное в психологии положение, что однотипные переживания (например, страх или радость) в зависимости от психического склада человека определяют совершенно различные и даже противоположные по содержанию и интенсивности действия.

Ранее пережитые человеком эмоциональные состояния, имеют свойство возобновляться в сходных ситуациях, у инертных людей они быстро превращаются в устойчивые реакции на определенные события.

По данным психологического исследования, Л. может быть охарактеризована как личность преимущественно астенического склада, с заметно выраженной инертностью и тенденцией к «застойным» эмоциональным состояниям.

В материалах уголовного дела имелись многочисленные указания, что в январе—марте 1972 года Л. вообще была в подавленном состоянии, хотя те, кто ее наблюдал (мать, учителя, подруги), не могли тогда объяснить причины этого. Подавленность является комплексным психическим состоянием, включающим в себя целый ряд астенических переживаний. Возникновению и развитию у Л. чувства подавленности могли одновременно способствовать и события, происходившие в ее жизни, и специфические черты личности. Оно было обусловлено и страхом перед подростками, угрожавшими Л. расправой, и страхом перед родителями, и боязнью огласки случившегося среди учителей и подруг. Можно с уверенностью утверждать, что в этих условиях состояние подавленности было естественно и адекватно сложившимся обстоятельствам.

Действия подростков были стереотипны и повторялись без существенных изменений. На фоне общей подавленности стереотипные действия подростков могли вызывать у Л. стереотипное астеническое эмоциональное состояние, снижавшее ее и без того невысокую активность.

Психологическое исследование, проведенное экспертами с учетом всего, о чем говорилось выше, позволило им прийти к выводу, что в эпизодах, когда подростки водили Л. в подвал, она, понимая характер и значение совершаемых с нею действий, не могла оказывать интенсивного сопротивления.

Сравнение случаев потерпевших Л. и Ж. показывает, что определение способности потерпевших понимать характер и значение совершаемых с ними действий и способности оказывать сопротивление, при всей глубокой внутренней связи этих явлений, могут составлять содержание раздельных вопросов, выносимых на разрешение экспертов. Не исключено, однако, что перед экспертами, как в деле об изнасиловании Л., целесообразно ставить один вопрос: «Учитывая индивидуально-психологические особенности потерпевшей, ее эмоциональное состояние во время совершаемых с нею действий и содержание сложившейся ситуации, могла ли потерпевшая оказывать сопротивление обвиняемому?»

В связи с проводившимися судебно-психологическими экспертизами не только по упоминавшимся в данной главе, но и по другим, подобным им делам, хотелось бы сделать одно замечание психолого-педагогического характера. По нашим наблюдениям, далеким пока от того, чтобы считаться статистически достоверными, психологическое изучение потерпевших обнаруживает некоторые общие черты в условиях их воспитания и сходство личностных особенностей. Многие из этих девочек воспитывались в семьях, в которых считалось правильным и даже необходимым добиваться от детей беспрекословного повиновения, основанного не на понимании требований, а на слепом их выполнении, где дети боялись родителей (как правило, отцов). С психологической точки зрения, нет ничего удивительного в том, что воспитанные в таких условиях дети, не привыкшие к самостоятельной и быстрой ориентировке в новых для них обстоятельствах, не имеющие навыков в принятии решений, лишенные.инициативы, оказывались беспомощными и несостоятельными в критические моменты жизни.

Рассмотренные нами примеры, как нам кажется, показывают, что при всей сложности экспертного психологического, исследования способности потерпевших по делам об изнасиловании понимать характер и значение совершаемых с ними действий и оказывать сопротивление использование специальных психологических знаний повышает степень точности в определении этих важных обстоятельств. Нельзя забывать также и о том, что пока мы можем говорить только о первых опытах проведения психологической экспертизы в этом направлении, которые, как,и многие первые опыты, далеки от совершенства. Однако уже и теперь, как показывает следственная и судебная практика, проведение психологической экспертизы дает положительные результаты: заключения экспертов-психологов по делам об изнасиловании Л. и Ж. были использованы следователями при составлении обвинительных заключений и сыграли свою роль в качестве аргументов при рассмотрении дел в судебной инстанции.

¹ «Бюллетень Верховного Суда СССР», 1964, № 3, стр. 19.

² Л. А. Андреева, Состав преступления изнасилования в советском уголовном праве, Л., 1962, стр. 9.

³ См. А. Н. Игнатов, Квалификация половых преступлений, М., 1974, стр. 51.

⁴ См. Я. М. Яковлев, Половые преступления, Душанбе, 1969, стр. 130—131.

⁵ См. А. Н. Игнатов, названная работа, стр. 52.

⁶ См. Г. Н. Мудьюгин, Ю. А. Шубин, Расследование изнасилований, М., 1970, стр. 20.

⁷ Л. А. Андреева, Г. А. Густов, В. Г. Степанов, А. П. Филиппов, Расследование изнасилований, Л., 1971, стр. 13.

⁸ В проведении экспертизы участвовала психолог Э. П. Замуруева.

⁹ В проведении экспертизы участвовали врач-психиатр В. Ю. Грюнталь и психолог О. Д. Ситковская.

Дата добавления: 2014-11-29