Творчество как ценность жизни человека

Творчество, считал Николай Бердяев, выдает гениальную природу человека, каждый человек гениален. Гениальной может быть любовь матери к ребенку, способность услышать и понять другого человека, искание правды жизни. Гений в любой творческой деятельности соединяет индивидуальность и всеобщность, свободу и необходимость. В своем погружении в чисто личную сферу гений находит тайну и способность «всеобщей сообщаемости», и каждое великое произведение искусства являет собой образец для сотворения и высшую духовную ценность. Творчество всегда начинается с удивленного видения. Так, Рафаэль увидел Мадонну, а И. Кеплеру «открылась бездна звезд полна», так А. Энштейн прозрел искривляющуюся Вселенную. Это же видение водило рукой Тициана и А. Рублева, это же изумление перед красотой и неисчерпаемостью бытия слышится в музыке Бетховена и Стравинского.

В пронзительно чутком видении (и слышании!) мир всегда нов, поскольку это живое, непосредственное восприятие, состояние переживаемой актуальности момента, здесь нет мертвого прошлого, с которым мы сравниваем настоящее. Здесь рождается принципиально новое видение, мы вдруг открываем мир таким, каким его никто не знал, переживаем удивительный подъем духа и чувствуем, что происходит как бы «слияние» с целостностью всего, всей жизни, чувствование и осознание ее «изнутри».

Это восприятие мира похоже на то, как если бы мы смотрели на реку, плавно текущую и заливающую берега. «Если утром вы смотрите на солнечный свет, отражающийся от реки, на всю ширину танцующей воды, не рассуждая, не переводя все это в какие-нибудь обозначения, то вы сами входите в этот свет, в его бесконечное движение, похожее на прилив моря, растворяетесь в нем, чувствуете охватывающую вас красоту мира, а себя и свой разум — просветленными до самых глубоких основ. Это и есть то, что называется созерцанием, с него начинается и мысль, и действие, и сам человек, почувствовавший смысл своего существования и свою опору в природе»[251].

Так открываются предпосылки к гениальности как власти человеческого духа над самим собой и над окружающим миром. Одухотворение внешнего мира возможно только через одухотворение себя. Поэтому гений есть человек, пришедший к стихии воли и власти над собой и развивший ее во вдохновение самотворения.

Произведение гениального творчества вызывает восторг и открывает горизонты смысла. Так, слово Гельдерлина, которое в экстатическом порыве доходит до краев поэтически возможного, не только творит бытие и слагает его вечность, но и прерывается молчанием, застывает перед неизреченностью бытия. Для Гете слово — видящее, его задача — открывать реальность исторического, временного, движущегося; такое слово — слово самой поэзии, которая не творит свой смысл из ничего, но стремится достичь глубины реального мира.

Или, слушая гениально созданное произведение музыки, человек, одаренный музыкальным чувством, слышит, кроме самих звуков и их сочетаний, еще что-то, что можно назвать музыкальной красотой. Звуки воспринимает наше ухо, а то невысказанное, о чем они говорят, воспринимает непосредственно наша душа. Музыка есть звучание духа, и своим содержанием она призвана возвысить душу прикосновением к величайшей полноте бытия. Такое понимание музыки объясняет ее поразительную способность воздействия на человека — как пишет об этом В. Гроссман в романе «Жизнь и судьба». «Люди в лагерях, люди в тюрьмах, люди, вырвавшиеся из тюрем, люди, идущие на смерть, знают потрясающую силу музыки… Музыка, коснувшись гибнущего, вдруг возрождает в его душе не мысли, а лишь одно слепое пронзительное чудо жизни… Музыка сумела выразить потрясение души, объединившей в своей слепой глубине все перечувствованное в жизни…».

Звуки музыки, слова поэтического произведения, образы пластических искусств, природы или человеческого лица, добрые поступки пробуждают в нашем сердце что-то иное, говорят нам о чем-то далеком, непосредственно не доступном, смутно различаемом. До нашей души, согласно Франку, в самой ее интимной глубине доходит голос как бы издалека, несущий весть о неком лучшем, высшем мире. Совершенно несущественно, называем ли мы это голосом совести или испытываем как глас, возвещающий нам волю Божью — это только два разных названия для одного и того же. Важно только одно: мы испытываем в интимной глубине нашего сердца живое присутствие и действие некой силы, о которой мы непосредственно знаем, что она есть сила порядка высшего, бытия иного, чем привычный, повседневный мир.

Дата добавления: 2014-12-29