Андреева Галина Михайловна 16 страница

Теория относительной депривации утверждает, что человек испытывает потребность достижения какой-либо цели не в том случае, когда он абсо­лютно лишен какого-то блага, права, ценности, а в том случае, когда он лишен этого относительно. Иными словами, потребность эта формирует­ся при сравнении своего положения (или положения своей группы) с по­ложением других. Критика справедливо отмечает упрощение проблемы в этой теории или как минимум абсолютизацию фактора, который в дей­ствительности может иметь место. Другая теория— мобилизиции ресурсов — делает акцент на более «психологические» основания присоединения к движению. Здесь утверждается, что человек руководствуется потребнос­тью в большей степени идентифицироваться с группой, ощутить себя ча­стью ее, тем самым почувствовать свою силу, мобилизовать ресурсы. В дан­ном случае также можно сделать упрек в односторонности и переоценке лишь одного из факторов. По-видимому, вопрос о рекрутации сторонни­ков социальных движений еще ждет своих исследований.

Вторая проблема касается соотношения позиций большинства и мень­шинства в любом массовом, в том числе социальном движении. Эта про­блема является одной из центральных в концепции С. Московиси [Мос­ковиси, 1984]. Учитывая неоднородность социальных движений, объе­динение в них представителей разных социальных групп, а также специфические формы действий (высокий эмоциональный накал, на­личие разноречивой информации), можно предположить, что во вся­ком социальном движении актуальна проблема выделения «несоглас­ных», более радикальных, решительных и т.д. Иными словами, в движе­нии легко обозначается меньшинство. Неучет его позиции может ослабить движение. Следовательно, необходим диалог, обеспечивающий права меньшинства, перспективы для торжества и его точки зрения.

Описаны условия, при которых меньшинство может рассчитывать на влияние в движении. Главное из них — последовательный стиль по­ведения. Под этим понимается обеспечение последовательности в двух «сечениях»: в синхронии (единодушие участников в каждый данный мо­мент) и диахронии (стабильность позиции и поведения членов меньшин­ства во времени). Только при соблюдении таких условий переговоры меньшинства с большинством (а это неизбежно во всяком движении) могут быть успешными. Необходима проработка также и самого стиля переговоров: умение достигать компромисса, снимать излишнюю кате­горичность, демонстрировать готовность к продвижению по пути по­иска продуктивного решения.

Третья проблема, возникающая в социальном движении, — это ха­рактеристика лидера или лидеров. Понятно, что лидер такого специфи­ческого типа массового поведения должен обладать особыми чертами. Наряду с тем, что он должен наиболее полно выражать и отстаивать цели, принятые участниками, он должен и чисто внешне импонировать до­вольно большой массе людей. Имидж лидера социального движения должен быть предметом его повседневного внимания. Как правило, прочность позиции и авторитета лидера в значительной мере обеспечи­вает успех движения. Эти же качества лидера способствуют и удержа­нию движения в принятых рамках поведения, не допускающих легкос­ти изменения избранной тактики и стратегии действий [Яницкий, 1991].

Все сказанное позволяет сделать вывод о том, что социальные дви­жения — сложнейшее явление общественной жизни со своими специ­фическими социально-психологическими характеристиками. Они не могут быть строго привязаны к изучению лишь больших организован­ных социальных групп или, напротив, сугубо стихийных образований. Тем не менее, они включают в себя весь набор тех специфических спо­собов общения людей, который свойствен этим типам групп.

Анализ психологических характеристик больших социальных групп приводит к постановке принципиально важного для социальной пси­хологии вопроса, каким образом элементы общественной психологии «взаимодействуют» с психикой каждого отдельного человека, входяще­го в такую группу. Исследование того, как социальный опыт группы, отраженный в элементах ее психологии, «доводится» до индивида, не может быть выполнено без учета такого звена в этой цепи, как малая группа. В рамках социального класса, нации, профессиональной груп­пы люди объединяются в самые различные малые группы, созданные по самым разнообразным поводам. Следующий логический шаг в про­блеме взаимодействия личности и общества — это анализ малых групп.

Литература

Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. Зарубежная социальная психология XX столетия. М., 2002.

Бехтерев В. М. Роль внушения в общественной жизни. СПб., 1903.

Грушин Б. А. Мнения о мире и мир мнений. М., 1967.

Дилигенский Г. Г. Движения как субъект социально-политической психоло­гии // Социальная психология: Хрестоматия / Сост. Е. П. Белинская, О. А. Тихомандрицкая. М., 1999.

Московиси С. Общество и теории социальной психологии / Пер. с фр. // Современная зарубежная социальная психология: Тексты. М, 1984.

Московией С. Век толп / Пер. с фр. М., 1996.

Обухова Л. Ф. Детская психология: Теории, факты, проблемы. М., 1995.

Парыгин Б. Д. Основы социально-психологической теории. М., 1971.

Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1968.

Тард Г. Законы подражания. СПб., 1892.

Шерковин Ю. А. Стихийные влияния и внеколлективное поведение // Со­циальная психология. М., 1975.

Штомпка П. Социология социальных изменений / Пер. с нем. М., 1996.

Яницкий О. Н. Социальные движения: 100 интервью с лидерами. М., 1991.

Гл а в а 11

Общие проблемы малой группы в социальной психологии

К истории вопроса

Проблема малой группы является наибо­лее традиционной и хорошо разработан­ной проблемой социальной психологии. Интерес к исследованию малых групп возник очень давно, по существу немедленно вслед за тем, как начала обсуждаться проблема взаимоот­ношения общества и личности и, в частности, вопрос о взаимоотноше­нии личности и среды ее формирования. Интуитивно любым исследо­вателем, приступающим к анализу этой проблемы, малая группа «схва­тывается» как та первичная среда, в которой личность совершает свои первые шаги и продолжает далее свой путь развития. Очевидным явля­ется тот простой факт; что с первых дней своей жизни человек связан с определенными малыми группами, причем не просто испытывает на себе их влияние, но только в них и через них получает первую информа­цию о внешнем мире и в дальнейшем организует свою деятельность. В этом смысле феномен малой группы лежит на поверхности и непос­редственно дан социальному психологу как предмет анализа.

Однако из того обстоятельства, что феномен малой группы очевиден, отнюдь не следует, что ее проблемы относятся к простым в социальной психологии. Прежде всего и здесь так же весьма остро стоит вопрос, какие же группы следует рассматривать в качестве «малых». Иными словами, необходимо ответить на вопрос о том, что такое малая группа и какие ее параметры подлежат исследованию в социальной психологии. Для этой цели полезно обратиться к истории изучения малых групп. Эти исследо­вания прошли ряд этапов, каждый из которых привносил нечто новое в саму трактовку сущности малой группы, ее роли для личности.

На первом этапе исследований, а они были проведены в США в 1920-е годы XX в., выяснялся вопрос о том, действует ли индивид в оди­ночку лучше, чем в присутствии других, или, напротив, факт присут­ствия других стимулирует эффективность деятельности каждого. Одним из первых исследований было исследование Н. Трипплета, выяснявшего, как влияет на движение велосипедиста присутствие за его спиной вто­рого ездока. Акцент делался именно на факте простого присутствия дру­гих, а в самой группе изучалось не взаимодействие (интеракция) ее чле­нов, а факт их одновременного действия рядом (коакция).

Результаты исследования «коактных» групп показали, что в присут­ствии других людей возрастает скорость, но ухудшается качество дей­ствий индивида (даже если условиями эксперимента снимался момент соперничества). Эти результаты были интерпретированы как возник­новение эффекта возрастающей сенсорной стимуляции, когда на про­дуктивность деятельности индивида оказывали влияние сам вид и «зву­чание» других людей, работающих рядом над той же самой задачей. Этот эффект получил название эффекта социальной фацилитации, сущность которого сводится к тому, что присутствие других облегчает действия одного, способствует им. В ряде экспериментов было, правда, показано наличие и противоположного эффекта — известного сдерживания, тор­можения действий индивида под влиянием присутствия других, что получило название эффекта социальной ингибиции.

Противоречивость результатов заставила более пристально искать причины этого явления. Так, было установлено, что если действуют хоро­шо обученные люди, то факт соприсутствия дает положительные результа­ты; люди, в меньшей степени нуждающиеся в оценке со стороны, напротив, лучше действуют в одиночку. Все это стимулировало дальнейший поиск причин противоречивых данных [Кричевский, Дубовская, 2001].

Второй этап развития исследований ознаменовал собой переход от изучения коактных групп к изучению «интерактных» групп, т.е. к учету такого фактора, как взаимодействие и тип групповой деятельности.

В исследовании Р. Зайонца (1965) было показано, что фацилитация имеет место в том случае, когда хорошо обученные люди выполняют лег­кую работу, а ингибиция — в том случае, когда плохо обученные люди вы­полняют трудную работу. Объяснение было сделано при помощи так называемого «доминирующего ответа» (когда возбуждение усиливает доминирующую реакцию): присутствие других возбуждает участников совместной деятельности, так как возникает боязнь оценки, отвлече­ния внимания и т.п. Как следствие, доминирующий ответ усиливается: при легкой работе результат улучшается, при трудной — ухудшается.

В другом исследовании (И. Штайнера) было показано, что резуль­тат взаимодействия зависит от таких показателей, как: разлагается ли деятельность на составные элементы или нет, что важнее — количество или качество произведенной работы, каково соотношение индивиду­альных вкладов и группового продукта. Впоследствии последнее обсто­ятельство позволило сформулировать тезис о возможном возникнове­нии в совместной работе феномена «социальной лености» — стремления отдельных членов группы стать «зайцами», спрятаться от работы за счет группы [Майерс, 1997. С. 364].

На третьем этапе исследования малых групп стали значительно бо­лее разветвленными. Начали выявлять не только влияние группы на ин­дивида, но и характеристики группы: ее структуру, композицию, типы групповых процессов, сложились подходы к описанию общей деятельно­сти группы. Совершенствовались и методы измерения различных груп­повых характеристик. Вместе с тем обозначился такой методологический принцип, как отказ от выявления связи группы с более широкими социальными общностями, в которые она входит, отсутствие вычлене­ния ее как ячейки социальной структуры, а значит, и уход от решения вопроса о содержательной стороне тех социальных отношений, кото­рые даны в малой группе. Позже именно по этим параметрам исследо­вания малых групп в европейской традиции и отечественной социаль­ной психологии возник подход, принципиально отличающийся от свой­ственного ранней американской социальной психологии.

Что же касается интереса социальной психологии к малым группам, то он настолько велик, что в каком-то смысле всю традиционную соци­альную психологию можно рассматривать как социальную психологию малых групп. Существует ряд причин, как объективных, так и субъек­тивных, почему малая группа стала своеобразным фокусом интереса социальной психологии. М. Г. Ярошевский справедливо характеризует причины этого явления как моменты общей познавательной ситуации в психологии XX в. [Ярошевский, 1974. С. 413].

Во-первых, это общее изменение общественной жизни, вызванное усиливающейся дифференциацией видов человеческой деятельности, усложнением общественного организма. Сам факт включенности лю­дей в многочисленные образования по видам их деятельности, по ха­рактеру их общественных связей становится настолько очевидным, что требует пристального внимания исследователей. Можно сказать, что роль малых групп объективно увеличивается в жизни человека, в част­ности, потому, что умножается необходимость принятия групповых ре­шений на производстве, в общественной жизни и т.д.

Во-вторых, более специальной причиной является тот факт, что про­блема малой группы оказалась на перекрестке, который образован пе­ресечением психологии и социологии. Поэтому образование социаль­ной психологии на стыке этих двух наук «покрыло» собой прежде всего именно данную сферу реальности.

В-третьих, к сказанному можно добавить и еще одну причину — ме­тодологического порядка. Сама специфика социально-психологичес­кого знания как бы оправдывает преувеличенный интерес к малой группе. Потребность в получении все более точных фактов, успехи экс­периментального метода в других отраслях психологии заставляют со­циальную психологию искать такой адекватный объект, где были бы приложимы экспериментальные методы, в частности метод лабораторного эксперимента. Малая группа оказалась той самой единицей анализа, где более всего возможен и уместен эксперимент, что как бы «помогло» со­циальной психологии утвердить свое право на существование в каче­стве экспериментальной дисциплины.

Все названные причины обострения интереса к малым группам име­ют определенный резон. Однако при некоторых условиях законный интерес к малым группам перерастает в абсолютизацию их значения. Именно это и произошло в 1920—1930-е годы в социальной психологии США, где позже стали раздаваться голоса о переоценке значения малых групп в ущерб исследованию социально-психологической стороны мас­совых социальных процессов. Таким образом, ситуация в этой области исследования весьма противоречива. С одной стороны, поставлены многие действительно важные вопросы, проведены сотни часто весьма интересных и изощренных в техническом отношении экспериментов, изучены в деталях многочисленные процессы и эффекты малых групп. С другой стороны, — не говоря уже об отсутствии интеграции этих дан­ных, адекватных теоретических схем, — многие элементарные вопросы оказываются нерешенными. Это часто коренные проблемы, определе­ние исходных принципов, так что отсутствие ясности по ним представляется даже парадоксальным в условиях бесконечного множества про­веденных исследований.

В частности, до сих пор является дискуссионным вопрос о самом определении малой группы, о ее наиболее существенном признаке (а следовательно, о принципах выделения малых групп). Также не ре­шен вопрос о количественных параметрах малой группы, нижнем и вер­хнем пределах. Одна из причин этого заключается, несомненно, в от­сутствии единого теоретического подхода; проблема малой группы в рав­ной степени интересует представителей разных теоретических ориентаций, а пестрота и противоречивость интерпретаций стимули­рует, по-видимому, сохранение белых пятен в самых кардинальных час­тях разработки проблемы. Таким образом, ситуация, с которой столк­нулась социальная психология, требует серьезного пересмотра положе­ния в области, казалось бы, детально разработанной.

Определение и границы

Итак, первый вопрос, который необхо­димо решить, приступая к исследованию малых групп, это вопрос о том, что же такое малая группа, каковы ее признаки и границы. Если выбрать из бесчисленных определений малых групп наиболее «синтетическое», то оно сводится примерно к следующему: «Под малой группой понимает­ся немногочисленная по составу группа, члены которой объединены об­щей социальной деятельностью и находятся в непосредственном лич­ном общении, что является основой для возникновения эмоциональ­ных отношений, групповых норм и групповых процессов». Это достаточно универсальное определение, не претендующее на точность дефиниции и носящее скорее описательный характер, допускает самые различные толкования, в зависимости от того, какое содержание при­дать включенным в него понятиям. Например, в системе интеракционистской ориентации, где исходным понятием является понятие «взаимодействия», фокус в этом определении усматривается именно в том, что малая группа — это определенная система взаимодействия, ибо слова «общая социальная деятельность» толкуются здесь в интеракционистском смысле. Для когнитивистской ориентации в этом же оп­ределении отыскивается другой опорный пункт: не важно, на основе общей деятельности или простого взаимодействия, но в группе возни­кают определенные элементы групповой когнитивной структуры — нор­мы и ценности, что и есть самое существенное для группы.

Это же определение в отечественной социальной психологии на­полняется новым содержанием: установление факта «общей социаль­ной деятельности» сразу же задает группу как элемент социальной струк­туры общества, как ячейку в более широкой системе разделения труда. Наличие в малой группе общей социальной деятельности позволяет ин­терпретировать группу как субъекта этой деятельности и тем самым предлагает теоретическую схему для всего последующего исследования. Для того чтобы именно эта интерпретация приобрела достаточную оп­ределенность, можно в приведенном определении выделить самое су­щественное и значимое, а именно: «малая группа — это группа, в кото­рой общественные отношения выступают в форме непосредственных лич­ных контактов».

В этом определении содержатся в сжатом виде основные признаки малой группы, выделяемые в других системах социально-психологичес­кого знания, и вместе с тем четко проведена основная идея понимания группы с точки зрения принципа деятельности: малая группа — это груп­па, реально существующая не в вакууме, а в определенной системе об­щественных отношений, она выступает как субъект конкретного вида социальной деятельности, как звено определенной общественной сис­темы, как часть общественной структуры. Определение фиксирует и спе­цифический признак малой группы, отличающий ее от больших групп: общественные отношения выступают здесь в форме непосредственных личных контактов, в которых реализуются определенные обществен­ные связи и которые опосредованы совместной деятельностью.

Теперь необходимо расшифровать количественные характеристики малой группы, ибо сказать: «немногочисленная по составу» группа — значит предложить тавтологию. В литературе довольно давно идет дис­куссия о нижнем и верхнем пределах малой группы. Было подсчитано, что в большинстве исследований число членов малой группы колеба­лось между 2 и 7 при модальном числе 2 (упомянуто в 71% случаев). Этот подсчет совпадает с представлением, имеющим широкое распрос­транение, о том, что наименьшей малой группой является группа из двух человек — так называемая «диада».

Хотя на уровне здравого смысла представляется резонной мысль о том, что малая группа начинается с диады, с ней соперничает другая точка зрения относительно нижнего предела малой группы, полагаю­щая, что наименьшее число членов малой группы не два, а три челове­ка. И тогда, следовательно, в основе всех разновидностей малых групп лежат так называемые «триады». Спор о том, диада или триада есть наи­меньший вариант малой группы, может быть также бесконечным, если не привести в пользу какого-то из подходов веских аргументов.

Есть попытки привести такие аргументы в пользу триады как наи­меньшей единицы малой группы. Опираясь на экспериментальный опыт исследования малых групп как субъектов и объектов управления, авторы приходят к следующим выводам. В диаде фиксируется лишь самая простейшая, генетически первичная форма общения — чисто эмоцио­нальный контакт. Однако диаду весьма трудно рассмотреть как подлин­ный субъект деятельности, поскольку в ней практически невозможно вычленить тот тип общения, который опосредован совместной деятель­ностью: в диаде в принципе неразрешим конфликт, возникший по по­воду деятельности, так как он неизбежно приобретает характер чисто межличностного конфликта. Присутствие в группе третьего лица со­здает новую позицию — наблюдателя, что добавляет существенно но­вый момент к возникающей системе взаимоотношений: этот «третий» может добавить нечто к одной из позиций в конфликте, сам будучи не включен в него и потому представляя именно не межличностное, а дея­тельное начало. Этим создается основа для разрешения конфликта и снимается его личностная природа, будучи заменена включением в кон­фликт деятельностных оснований. Эта точка зрения находит опреде­ленную поддержку, но нельзя сказать, что вопрос решен окончательно.

Практически все равно приходится считаться с тем фактом, что ма­лая группа «начинается» либо с диады, либо с триады. В пользу диады высказывается до сих пор большое направление исследований, имену­емое уже упоминавшейся теорией «диадического взаимодействия». И хотя сами по себе предложенные решения представляют интерес, их ограниченность состоит именно в том, что группа отождествляется с диа­дой и допустимое в случае построения модели упрощение оказывается упрощением реальных процессов, происходящих в группе. Естествен­но, что такой методологический принцип, когда диада, причем лабора­торная, объявлена единственным прообразом малой группы, нельзя считать корректным. Поэтому в литературе иногда высказываются мне­ния о том, что диаду вообще нельзя считать малой группой. Так, в од­ном из европейских учебников по социальной психологии введена гла­ва с названием «Диада или малая группа?», где авторы настаивают на том, что диада — это еще не группа. Таким образом, дискуссия по этому вопросу не окончена.

Не менее остро стоит вопрос и о «верхнем» пределе малой группы. Были предложены различные решения этого вопроса. Достаточно стойкими оказались представления, сформированные на основе открытия Дж. Миллером «магического числа» 7+2 при исследованиях объема опе­ративной памяти (оно означает количество предметов, одновременно удерживаемых в памяти). Для социальной психологии оказалась заман­чивой определенность, вносимая введением «магического числа», и дол­гое время исследователи принимали число 7±2 за верхний предел малой группы. Однако впоследствии появились исследования, которые пока­зали, что если число 7±2 справедливо при характеристике объема опе­ративной памяти (что тоже, впрочем, спорно), то оно является абсо­лютно произвольным при определении верхнего предела малой группы. Хотя выдвигались известные аргументы в пользу такого определения (поскольку группа контактна, необходимо, чтобы индивид одновремен­но удерживал в поле своих контактов всех членов группы, а это, по ана­логии с памятью, может быть обеспечено в случае присутствия в группе 7±2 членов), они оказались не подтвержденными экспериментально.

Если обратиться к практике исследований, то там находим самые произвольные числа, "определяющие этот верхний предел: 10, 15, 20 че­ловек. В некоторых исследованиях Дж. Морено, автора социометричес­кой методики, рассчитанной именно на применение в малых группах, упоминаются группы и по 30-40 человек, когда речь идет о школьных классах.

Представляется, что можно предложить решение на основе приня­того нами принципа анализа групп. Если изучаемая малая группа дол­жна быть прежде всего реально существующей группой и если она рас­сматривается как субъект деятельности, то логично не устанавливать ка­кой-то жесткий верхний предел ее, а принимать за таковой реально существующий, данный размер исследуемой группы, продиктованный потребностью совместной групповой деятельности. Иными словами, если группа задана в системе общественных отношений в каком-то кон­кретном размере и если он достаточен для выполнения конкретной де­ятельности, то именно этот предел и можно принять в исследовании как верхний.

Это специфическое решение проблемы, но оно не только допусти­мо, но и наиболее обосновано. Малой группой тогда оказывается такая группа, которая представляет собой некоторую единицу совместной деятельности, ее размер определяется эмпирически: при исследовании семьи как малой группы, например, на равных будут исследоваться и семьи, состоящие из трех человек, и семьи, состоящие из двенадцати человек; при анализе рабочих бригад в качестве малой группы может приниматься и бригада из пяти человек, и бригада из сорока человек, если при этом именно она выступает единицей предписанной ей дея­тельности. В современных исследованиях управления считают опти­мальным состав группы из 5—9, но не более 12 человек.

Групповые структуры

Именно по отношению к малым группам достаточно хорошо разработана схема, описывающая различные групповые структуры. «Первая часть схемы включает в себя два элемента жизнедеятельности группы: композиция (состав) группы и разновидности ее струк­тур. Каждый из этих параметров может приобретать совершенно различ­ное значение в зависимости от типа изучаемой группы. Так, например, композиция группы может быть описана в зависимости от того, значимы ли в каждом конкретном случае, например, возрастные, профессиональ­ные или социальные характеристики членов группы. В каждом конкрет­ном случае начинать надо с того, какая реальная группа выбирается в качестве объекта исследования: школьный класс, спортивная команда, производственная бригада или пациенты одной больницы. Важно, од­нако, всегда фиксировать состав участников изучаемой общности.

То же можно сказать и относительно структуры группы. Существу­ет несколько моделей структуры малой группы: структура межличност­ных отношений между членами группы, структура власти, структура ком­муникаций и др. Каждая из них должна быть рассмотрена особо.

Структура межличностных отношений предполагает прежде всего выяснение положения индивида в группе в качестве ее члена. Первым из понятий, употребляемых здесь, является понятие «статус», или «по­зиция», обозначающее место индивида в системе групповой жизни. Вто­рая характеристика индивида в группе — это «роль». Обычно роль оп­ределяют как динамический аспект статуса, что раскрывается через пе­речень тех реальных функций, которые выполняет личность в группе в соответствии с содержанием групповой деятельности. «Уровень» ис­полняемой роли определяется уровнем группы: по сравнению с ролью членов большой организованной социальной группы (русский, ученый, женщина и др.) в малых группах нельзя представлять роль как что-то неизменное: динамизм ее в том, что при сохранении статуса набор фун­кций, ему соответствующих, может сильно варьировать в ходе разви­тия как самой группы, так и более широкой социальной структуры, в ко­торую она включена. Пример с семьей ярко иллюстрирует эту законо­мерность: изменение роли супругов в ходе исторического развития семьи — актуальная тема современных социально-психологических ис­следований.

Важным компонентом характеристики положения индивида в груп­пе является система «групповых ожиданий». Этот термин обозначает тот простой факт, что всякий член группы не просто выполняет в ней свои функции, но и обязательно воспринимается, оценивается другими. В ча­стности, это относится к тому, что от каждой позиций, а также от каж­дой роли ожидается не просто выполнение некоторых функций, но и качество их выполнения. Группа через систему ожидаемых образцов поведения, соответствующих каждой роли, определенным образом конт­ролирует деятельность своих членов. В ряде случаев может возникать рассогласование между ожиданиями, которые имеет группа относитель­но какого-либо ее члена, и его реальным поведением, реальным спосо­бом выполнения им своей роли. Для того чтобы эта система ожиданий была как-то определена, в группе существуют еще два чрезвычайно важ­ных образования: групповые нормы и групповые санкции.

Все групповые нормы являются социальными нормами, т.е. представ­ляют собой «установления, модели, эталоны должного, с точки зрения общества в целом и социальных групп и их членов, поведения» [Бобне­ва, 1978. С. 3]. В более узком смысле групповые нормы — это опреде­ленные правила, которые выработаны группой, приняты ею и которым должно подчиняться поведение ее членов, чтобы их пребывание в груп­пе было возможно. Нормы выполняют, таким образом, регулятивную функцию по отношению к каждому члену группы. Нормы группы свя­заны с ценностями, так как любые правила могут быть сформулирова­ны только на основании принятия или отвержения каких-то социально значимых явлений [Обозов, 1979. С. 156]. Ценности каждой группы скла­дываются на основании выработки определенного отношения к соци­альным явлениям, продиктованного местом данной группы в системе общественных отношений, ее опытом и целями.

Хотя проблема ценностей в ее полном объеме исследуется в социо­логии, для социальной психологии крайне важно обозначить некото­рые принципы. Важнейшим из них является признание различной зна­чимости разных ценностей для групповой жизнедеятельности, различ­ное их соотношение с ценностями общества. Когда речь идет об относительно общих и абстрактных понятиях, например о добре, зле, счастье и т.п., то можно сказать, что на этом уровне ценности являются общими для всех общественных групп и они могут быть рассмотрены как ценности общества. Однако при переходе к оцениванию более кон­кретных общественных явлений, например, таких, как труд, образова­ние, культура, группы начинают различаться по принимаемым оцен­кам. Ценности различных социальных групп могут не совпадать между собой, и в этом случае трудно говорить уже о ценностях общества. Спе­цифика отношения к каждой из таких ценностей определяется местом социальной группы в системе общественных отношений.

Дата добавления: 2014-12-24