III. Специальные исследования. II. Учебники, учебные пособия

II. Учебники, учебные пособия

1) Kayser W. Das sprachliche Kunstwerk.

Гл. VI. Формы представления (пер. М.И. Бента).

“Лирика проявляет себя как монологическое самовыражение «я». При этом за автором остается право решить, хочет ли он сделать лирическую речь выражением своего собственного непосредственного «я», либо вложить ее в уста определенной фигуры. Стихотворения, которые предстают как высказывания определенного персонажа, называют ролевыми стихотворениями. <...> история литературы рассматривала как выражение «я» средневековые, а также и более поздние стихотворения, которые в действительности были задуманы и являлись ролевыми” (с. 293).

Гл. Х. Структура жанра (пер. Н. Лейтес).

“Ныне признаком лирики считают субъективное. И не без оснований, потому что понятие субъективного всегда направляет внимание на субъект, возможно, на реальный субъект речи, который как таковой вообще не принадлежит лирическому произведению. И в конечном счете понятие затемняется, потому что в лирическом нет недостатка в предметности — уже потому, что поэзия создает ситуацию, из которой возникает весть. Но предметность в лирике — это не только основа для субъективной вести. Она не остается неподвижной: в лирическом мир и «я» сливаются, взаимопроникают, и все это в ходе возбуждения настроения, которое есть, собственно, самораскрытие. Духовное пропитывает предметность, и она одухотворяется. Одухотворение всего предметного в этом сиюминутном волнении есть сущность лирического”.

1) Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 3.

“...принципом лирики, в отличие от эпической широты, становятся стянутость, сжатость, и вообще лирика призвана воздействовать внутренней глубиной выражения, а не пространностью описаний и внешнего раскрытия”. “...по-настоящему конкретные лирические произведения представляют субъект и в его внешней ситуации и потому вбирают в себя также природу, место действия и т. д. <...> Но тогда не реальная объективность и ее пластическое живописание составляют собственно лирический элемент, а созвучие внешнего и души, возбужденное им настроение, сердце, как оно чувствует себя в таком окружении...” (с. 514-515).

2) Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Фр. Сочинения: B 2 т. Т. 1. С. 57-156.

“Он (лирик. — Н.Т.) вначале как дионисический художник, вполне сливается с Первоединым, его скорбью и противоречием, и воспроизводит образ этого первоединого как музыку <...> но затем эта музыка становится для него как бы зримой в символическом сновидении под аполлоническим воздействием сна. Прежнее, лишенное образов и понятий отражение изначальной скорби в музыке, с ее разрешением в иллюзии, создает теперь вторичное отражение в форме отдельного уподобления или примера. <...> Я лирика звучит, таким образом, из бездн бытия: его «субъективность» в смысле новейших эстетиков — одно воображение”.

“...образы лирика, напротив, не что иное, как он сам и только как бы различные объективации его самого, отчего он, будучи центром, вокруг которого вращается этот мир, и вправе вымолвить Я; но только это Я не сходно с Я бодрствующего эмпирически реального человека, а представляет собою единственное вообще истинно сущее и вечное, покоящееся в основе вещей Я, сквозь отображения которого взор лирического гения проникает в основу вещей. <...> Архилох, сжигаемый страстью, любящий и ненавидящий человек, лишь видение того гения, который теперь уже не Архилох, но гений мира и символически выражает изначальную скорбь в подобии человека-Архилоха; между тем как тот субъективно-желающий и стремящийся человек-Архилох вообще никак и никогда не может быть поэтом”. “...субъект, волящий и преследующий свои эгоистические цели индивид, мыслим только как противник искусства, а не его источник” (с. 72-75).

3) Анненский И. Бальмонт-лирик [1906] // Анненский И. Книги отражений.

“Новая поэзия прежде всего учит нас ценить слово, а затем учит синтезировать поэтические впечатления, отыскивать я поэта, т. е. наше, только просветленное я в самых сложных сочетаниях, она вносит лирику в драму и помогает нам усваивать в каждом произведении основной настрой души поэта. Это интуитивно восстановляемое нами я будет не столько внешним, так сказать, биографическим я писателя, сколько его истинным неразложимым я, которое, в сущности, одно мы и можем, как адекватное нашему, переживать в поэзии” (с. 102-103).

4) Тынянов Ю.Н. Блок [1921] // Тынянов Ю.Н. Литературный факт. С. 224-229.

“Блок — самая большая лирическая тема Блока. Эта тема притягивает как тема романа еще новой, нерожденной (или неосознанной) формации. Об этом лирическом герое и говорят сейчас. <...> когда говорят о его поэзии, почти всегда за его поэзией невольно подставляют человеческое лицо — и все полюбили лицо, а не искусство”. “...этот лирический образ стремился втесниться в замкнутый предел стихотворных новелл”. “Эмоциональные нити, которые идут непосредственно от поэзии Блока, стремятся сосредоточиться, воплотиться и приводят к человеческому лицу за нею ”.

5) Кассирер Э. Сила метафоры [1925] / Пер. Т.В. Топоровой // Теория метафоры. С. 33-43.

“Однако есть одна область духа, где слово не только сохраняет свою изначальную изобразительную силу, но и постоянно обновляет ее, сохраняя в известной мере свою устойчивую палингенезию, свое эмоциональное и духовное возрождение. Этот процесс происходит тогда, когда слово создается с целью художественного выражения. <...> Из всех видов поэзии именно лирика яснее всего отражает это идеальное развитие. Ведь не только истоки лирики коренятся в определенных магико-религиозных мотивах, но и сама лирика прямо поддерживает связь с мифом в своих возвышенных и чистых творениях”. “Слово и мифологический образ, которые сначала противостояли духу как грубые реальные силы, отбросили от себя всю действительность и действенность: они представляют собой только легчайший эфир, в котором свободно и беспрепятственно движется дух. Это освобождение осуществляется не благодаря тому, что дух отбрасывает чувственную оболочку слова и образа, а потому, что он использует их как свой орган, видит в них то, чем они являются в действительности, — формы самораскрытия” (с. 41-42).

6) Ларин Б.А. О лирике как разновидности художественной речи (Семантические этюды) [1927] // Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. С. 54-101.

“Неотъемлемые эмоции восприятия лирики — не те, которые могут индуцироваться, то есть могут возникнуть как аналогичные ее тематике, — не воспоминания любви, грусти и т. д., а возбуждаемые ею переживания в области эстетики языка (любованье речевым искусством) и эмоции интеллектуальные” (с. 60). “Лирические стихотворения по большей части не связаны с внеэстетическими эмоциями, то есть не вызывают никаких, кроме эмоций поэтической речи...” (с. 61). “Как ритмическое членение есть очевидная и общепризнанная основа знаковой стороны лирики, так кратность, осложненность — существенный признак ее семантической стороны. <...> Лирика в большинстве случаев дает не просто двойные, а многорядные (кратные) смысловые эффекты; эти ряды значений не равно отчетливы и не одинаково постоянны. Потенциальность этих семантических рядов (возможное отсутствие некоторых элементов ряда в данном восприятии лирической пьесы) и дает повод к утверждениям о неограниченной, произвольной множественности истолкований ее. <...> За фактами произвольного понимания нельзя упускать из виду потенциально-полного истолкования сложных смысловых рядов, предуказанных в стихотворении. <...> Как же предуказаны пути разгадки многозначимой поэтической речи? Более всего — традиционной условностью словоупотребления и вообще поэтического стиля; затем — контекстом (обязательной знаменательностью данной совокупности речевых элементов, взаимодействием слов); наконец — в несколько меньшей мере — ожиданием новизны, устремлением мысли к тем возможным способам представления, которые противостоят привычному, известному; иначе говоря, третий момент действует неразлучно с первым, мы разделяем их лишь в теории. Без новизны — и знаковой, и семантической — нет ощущения поэтической действенности речи”(с. 66-67).

7) Steiger E. Grundbegriffe der Poetik. 8. Aufl.

“В эпическом бытии вещи идут к нам из внешнего мира. В лирическом бытии — не так. Здесь еще нет противопоставления. Но поскольку еще нет никакого противостояния и никакого объекта, то нет еще никакого субъекта. Теперь мы понимаем ошибку, которая приводила к смешению понятий. Если лирическое стихотворение не объективно, то это еще не значит, что оно должно называться субъективным. И если оно не представляет внешний мир, то поэтому вовсе не обязано изображать мир внутренний. «Внутри» и «снаружи». «субъективно» и «объективно» в лирической поэзии вообще не отделены друг от друга” (S. 60. — Пер. С.Н. Бройтмана).

8) Гинзбург Лидия. О лирике. Изд. 2-е, доп.

“Термином лирический герой несомненно злоупотребляли. <...> В подлинной лирике всегда присутствует личность поэта, но говорить о лирическом герое имеет смысл тогда, когда она облекается устойчивыми чертами — биографическими, сюжетными” (с. 155). “...лирический герой — единство личности, не только стоящей за текстом, но и наделенной сюжетной характеристикой, которую все же не следует отождествлять с характером. Лирика вызывает ассоциации, молниеносно доводящие до сознания читателя образ, обычно уже существующий в культурном сознании эпохи” (с. 157). “Лирический герой двупланен. Возникал он тогда, когда читатель, воспринимая лирическую личность, одновременно постулировал в самой жизни бытие ее двойника. Речь идет не о читательском произволе, но о двойном восприятии, заложенном в художественной системе данного поэта. Притом этот лирический двойник, эта живая личность поэта отнюдь не является эмпирической, биографической личностью, взятой во всей противоречивой полноте и хаотичности своих проявлений. Нет, реальная личность является в то же время «идеальной» личностью, идеальным содержанием, отвлеченным от пестрого и смутного многообразия житейского опыта” (с. 161).

9) Užarević J. Лирический парадокс // Russian Literature. ХХIХ (1991). 123-140.

“Позиция лирического Сверх-Я вполне аналогична позиции кинокамеры по отношению к снятому фильму. <...> В этой полной связанности Сверх-Я со стихотворением как целым лежит смысл транспарадоксальности, т. е. эффект художественного катарсиса. Проблематика лирического Я и Сверх-Я включает два предельных случая: подчеркнутый персонализм и полную (но, в сущности, видимую) деперсонализацию. Между этими предельными случаями есть целая шкала возможностей структурных реализаций лирического субъекта. Здесь важно также подчеркнуть, что лирическое Я в тематическом и структурном смысле так же является объектом лирики (а не только и не столько «субъектом»), как и все многообразные его состояния...” (с. 130). “Необходимость и природа лирического Сверх-Я до сегодняшнего дня, если я не ошибаюсь, в работах, посвященных проблемам лирики, остались не только не проанализированными, но и незамеченными” (с. 132).

Дата добавления: 2015-04-30