Annotation 12 страница

– Какие грустные стихи, – прошептала Кэтрин. – Очень хорошие, но мой перевод недостоин оригинала – Язык понятен, и история – пронзительно-горькая. Я не считаю, что поэма потеряла в переводе на английский. Она в самом деле очень трогательна. – Очень точное выражение – трогательная. Я все пытался найти эквивалент в английском. Стихотворение сочинил Лю Цин. – Кто? Лю Цин?! – Одноклассник Вэнь, про которого говорил Лихуа. Помните? Тот самый разбогатевший предприниматель, который на свои деньги устроил встречу одноклассников. – Да, да, помню! «Колеса фортуны вращаются так быстро». Чжу тоже вспоминала про него, сказала, что в старших классах его просто не замечали. А почему вдруг вы решили, что его стихи имеют для нас такое значение? – Дело в том, что в доме Вэнь нашли сборник стихов. Кажется, я говорил вам. – Да, о нем говорится в ее деле… Постойте! Революционный жернов, деревенская артель, работницы, полирующие детали своими руками, и Лили… – Теперь вы понимаете? Вот почему я решил сегодня же поговорить с вами о стихах. Уйдя от вас, я позвонил Юю, он выяснил, что в том сборнике была напечатана поэма Лю Цина, и переправил мне ее факсом. Впервые поэма была напечатана в журнале «Звезда». Тогда Лю еще работал репортером в «Вэньхуэй дейли». Подобно автору поэмы, он написал статью об образцовой фабрике в деревне Чанлэ, провинции Фуцзянь. Вот номер газеты с его статьей. – Чэнь достал из портфеля газету. – Так, сплошная пропаганда. Я не успел ее перевести. Сейчас его стихи можно купить лишь в нескольких книжных магазинах. И разве можно представить, чтобы бедная крестьянка специально поехала в книжный, чтобы купить сборник стихов! – Вы считаете, что в поэме описывается подлинная история? – Трудно сказать, насколько она правдива. Конечно, появление репортера на фабрике, где работала Вэнь, было чистой случайностью. Но Лю использовал в газетной статье ту же метафору – «революционный жернов, шлифующий дух нашего социалистического общества». Это могло быть одной из причин, по которым он оставил работу журналиста. – Почему? Ведь Лю не сделал ничего плохого. – Не стоило ему писать всю эту политическую чушь, но у него не хватало смелости отказаться. И потом, может быть, он чувствовал себя виноватым, что ничем ей не помог. – Кажется, теперь я вас понимаю. Если в стихах описывается то, что произошло на самом деле, значит, в тот раз Лю не только не открыл ей свое имя, но даже никакой помощи не предложил. Вот отсюда и образ зеленой улитки на стене. Символ вины и сожалений самого Лю. – Да, ведь улитка обречена всю жизнь тащить на себе свою ношу. Поэтому, как только я перевел стихи, сразу поспешил к вам. – И что вы теперь думаете делать? – Нам нужно обязательно побеседовать с Лю. Хотя во время посещения фабрики он не разговаривал с Вэнь, все-таки потом он прислал ей экземпляр своего сборника, а она по каким-то причинам сохранила его. И я допускаю, что между ними была и еще какая-то связь. – Да, похоже на то. – Я поговорил со служащими «Вэньхуэй дейли», – сказал Чэнь. – Лю ушел из журналистики пять лет назад, основал в Шанхае компанию по производству стройматериалов. В самом начале деятельности компании он получил от правительства Сингапура несколько заказов на поставку для Особой экономической зоны в Сучжоу. А сейчас у него, кроме компании в Шанхае, уже целых два завода и деревообрабатывающий завод в Сучжоу. Сегодня днем я позвонил Лю домой. Его жена сказала, что он поехал в Пекин на какие-то переговоры и завтра должен вернуться. – Значит, мы едем в Сучжоу? – Да. Это довольно далеко. Товарищ Ли распорядится, чтобы завтра утром в гостиницу доставили билеты на поезд. – Ваш секретарь парткома иной раз может действовать весьма оперативно, – заметила Кэтрин. – Во сколько мы уезжаем? – Поезд отходит в восемь утра и прибывает в Сучжоу около половины десятого. Ли предлагает нам провести в городе два-три дня. Чэнь предложил отдых как камуфляж для расследования, и Ли охотно согласился на его план. – Значит, мы с вами становимся туристами, – сказала она. – Но как вам пришло в голову связать стихи с нашим расследованием? Я угощу вас кофе, если вы объясните мне. Из особых кофейных зерен, прямо из Бразилии. – А вы быстро ухватили обычай китайцев обмениваться услугами – в них и заключен смысл гуаньси. Но сейчас уже поздно. Завтра нам рано вставать. – Ничего страшного, подремлем в поезде. – Кэтрин достала из шкафа кофемолку и маленький пакетик с зернами и поискала взглядом розетку. – Я знаю, что вы любите крепкий кофе. – Вы привезли его из Америки? – Нет, купила здесь, в отеле. У них есть все, что ни пожелаете. Посмотрите на кофемолку – «Крупс». – Но в отеле очень высокие цены. – Так и быть, открою вам один секрет, – улыбнулась Кэтрин. – Нам выдают командировочные, сумма которых зависит от места командировки. В Шанхае я получаю девяносто долларов в день. Я не считаю, что пускаю деньги на ветер, если потрачу половину суточных на угощение своего гостя. Розетка нашлась на стене за диваном, а шнур кофемолки оказался недостаточно длинным. И Кэтрин поставила кофемолку на пол, вставила штепсель в розетку и насыпала кофе. Присев на корточки, отчего из-под платья стали видны ее стройные ноги, она стала молоть кофе. Вскоре по комнате распространился приятный аромат свежемолотого кофе. Она налила ему кофе, положила на столик ложечку для сахара, поставила молоко и достала из холодильника кекс. – А вы? – спросил он. – Вечером я стараюсь не пить кофе, так что лучше выпью стакан вина. Она налила себе бокал белого вина, но не уселась рядом с ним на диван, а вернулась на прежнее место на ковре. Чэнь маленькими глотками пил горячий кофе и размышлял, не лучше ли было отказаться от угощения: в столь поздний час оказаться в номере наедине с американской гостьей… Но он был слишком возбужден сегодняшними событиями, и ему очень хотелось поговорить, и не только как офицеру полиции, но и как мужчине – с женщиной, общество которой ему приятно. В день приезда Кэтрин он тщательно осмотрел ее номер, но не обнаружил ни жучок, ни скрытую камеру. Значит, им ничего не грозило. Хотя после случая на рынке и после сообщения секретаря парткома о том, что он является объектом слежки МОБ, он уже ни в чем не был уверен. – Никогда не пил лучшего кофе, – искренне похвалил он. Кэтрин подняла бокал: – За наши успехи! – За успехи всегда готов выпить. – Он чокнулся с ней своей чашкой с кофе. – Кстати, насчет стихов. Понимаете, исчезающие на тротуаре под солнцем следы босых ног Иволги напомнили мне стихотворение эпохи Сун. – Интересно! – В нем говорится о мимолетности всего сущего на земле – подобно следам журавля на снегу, которые можно видеть всего одно мгновение. Глядя на следы Иволги, я пытался сочинить стихи. Потом подумал о Вэн и вспомнил, что среди ее знакомых тоже был поэт, тот самый Лю Цин. – Это может оказаться очень важной зацепкой, – сказала Кэтрин. – Во всяком случае, ничего другого у нас пока нет. – Еще кофе? – Я бы предпочел стакан вина, – ответил Чэнь. – Верно, не стоит пить на ночь много кофе. Вдруг стоявший в углу факс заработал, и из него стал выползать длинный свиток бумаги. Кэтрин просмотрела содержание, не отрывая бумагу. – Всего лишь сведения о нелегальной перевозке иммигрантов. Это все Эд Спенсер старается, снабжает меня информацией. – Да, ведь Юй еще кое-что мне рассказал, – спохватился Чэнь. – Оказывается, «Летающие топоры» запросили помощь от других банд, и одна из них вполне может орудовать в Шанхае. – Ничего удивительного, – невозмутимо отозвалась Кэтрин. Чэнь считал, что именно действиями местной банды и могли объясняться все «инциденты» последних дней, включая рейд на рынке, тем не менее многое оставалось ему непонятным. Она осушила свой бокал одним глотком и потянулась к бутылке, чтобы снова его наполнить. Чэнь заметил в вырезе ее свободного платья нежные округлости груди и поспешно отвел взгляд. – Мы так рано уезжаем, а вам еще добираться до дому… – Да, очень рано. – Он поднялся. Но вместо того чтобы уйти, он подошел к открытому окну, в которое врывался душистый прохладный ветерок. В ряби речных вод отражались неоновые огни реклам на набережной Вайтань. Вид, открывающийся перед ними сверху, напоминал сказочное видение. – Как красиво, – проговорила вставшая рядом Кэтрин. В комнате стало тихо, оба молчали. Ему было достаточно чувствовать ее близость, глядя на набережную. 3атем он обратил внимание на парк и на темный берег реки – «Там всполохи боя и крики смятенного бегства, / где ночью внезапно столкнулись войска» – сцена, которую видел другой поэт в другие времена и в другом месте, стоя рядом с другим человеком. Мысль о нераскрытом убийстве в парке омрачила настроение Чэня. Сегодня ему так и не удалось поговорить ни с Гу, ни со Старым Охотником. – Что ж, пожалуй, мне пора идти, – сказал он. 26

Поезд подошел вовремя, и в девять тридцать они уже были в Сучжоу. Неподалеку от вокзала в боковой улочке инспектор Рон с восхищением заметила маленькую гостиницу. С решетчатыми окнами, ярко-красной верандой и двумя каменными львами, охранявшими ворота, она производила впечатление древней античности. – Мне не хочется останавливаться в «Хилтоне», – заявила Кэтрин. Чэнь согласился с ней. Он не собирался извещать полицию Сучжоу о своем прибытии, а остановиться на два-три дня можно где угодно. К тому же если бы кто-то вздумал за ними следить, то вряд ли их стали бы искать в маленькой гостинице, затерянной в лабиринте тесных улочек старого центра города. В Шанхае, прибыв на вокзал, он поменял приобретенные Ли билеты на Ханчжоу, никому не сказав, что на деле они отправляются в Сучжоу. Когда-то гостиница была большим домом в стиле шикумэнь, с фасадом, украшенным старинным узором. Через внутренний дворик вела дорожка, выложенная плоскими разноцветными камнями. Управляющий гостиницей пыхтел и мялся, не выказывая особенной радости по поводу их появления, и наконец смущенно признался, что гостиница не предназначена для приема иностранцев. – Но почему? – спросила Кэтрин. – Согласно правилам городского туризма, иностранцев положено размещать в отелях классом не ниже трех звезд. – Не волнуйтесь, – успокоил его Чэнь, предъявляя ему свое удостоверение. – Мы на особом положении. Тем не менее в гостинице оказался всего один люкс, который предоставили Кэтрин, Чэню же пришлось остановиться в обычном номере. Провожая их наверх, управляющий непрестанно извинялся и сначала показал комнату Чэня. В крошечном номере помещалась только деревянная кровать, больше никакой мебели не было. Управляющий объяснил, что в коридоре находятся две душевых: одна для мужчин, другая для женщин. Позвонить Чэнь мог только с телефона, который находился внизу у администратора. Зато в номере Кэтрин работал кондиционер, имелся телефон и даже ванная. Уместились в номере и стол со стулом, но такие маленькие, как будто их привезли из начальной школы. Хотя пол был застлан ковром. После того как управляющий, рассыпаясь в извинениях, распрощался и оставил их одних, Чэнь занял единственный стул, а Кэтрин уселась на кровать. – Извините, старший инспектор Чэнь, что я поставила вас в такие условия, но вы можете звонить отсюда. Чэнь сразу же набрал номер Лю. Ему ответил женский голос с сильным шанхайским акцентом: – Лю еще в Пекине, вернется только завтра. Самолет прибывает в восемь тридцать утра. Хотите оставить ему сообщение? – Нет, спасибо, я перезвоню завтра. Тем временем Кэтрин распаковала свои вещи. – Так что же нам пока делать? – Как говорится в китайской пословице, будем наслаждаться земным раем. Сучжоу знаменит своей парковой архитектурой – павильонами, прудами, гротами, мостиками. Здесь все устроено так, чтобы создавать безмятежную и уютную атмосферу, которая отражала вкусы ученых и правительственных чиновников во времена династий Цин и Мин. – Чэнь достал карту Сучжоу. – Парки очень живописны, все, что в них находится – крутые мостики, заросшие мхом тропинки, журчащие ручейки, скалы причудливой формы, старинные надписи на крышах красных павильонов, – должно сливаться в единую, совершенную картину. – Мне не терпится посмотреть на них, старший инспектор Чэнь. Поскорее решайте, куда нам пойти. Вы прирожденный гид, честное слово! – Мы обязательно осмотрим парки, но сначала не предоставите ли вы своему скромному гиду отпуск на полдня? – Конечно, но зачем? – В уезде Гаофэн похоронен мой отец. Это недалеко от Сучжоу, всего час езды на автобусе. Я не навещал его могилу уже несколько лет. Поэтому мне очень хотелось бы съездить туда сейчас, утром. Тем более что только что прошел праздник Цинмин. – А что это за праздник? – Он приходится на пятое апреля, это день, когда почитаются могилы предков, – пояснил он. – А совсем рядом от центра находятся два парка. До знаменитого И-парка можно дойти пешком. Вы можете погулять там, а я вернусь к двенадцати часам. И потом мы с вами насладимся обедом в сучжоуском стиле на базаре около храма Сюаньмяо. И я весь день буду в вашем распоряжении. – Конечно, вы обязательно должны посетить кладбище. Обо мне не беспокойтесь. – Кэтрин помолчала, потом спросила: – А почему ваш отец похоронен в Сучжоу? Мне просто интересно. – Кладбища в Шанхае уже переполнены. Поэтому здесь стали открывать новые кладбища. Многие старики верят в фэн-шуй – они завещают похоронить себя с видом на горы и реки. Мой отец сам выбрал место для своей могилы. А когда он умер, мы привезли сюда гроб с его телом. Я навещал могилу всего два или три раза. – Мы пойдем в замок днем, но я не хочу одна гулять утром. Такой красивый город, – сказала она с озорным огоньком в глазах. – «Кому я могу сказать об этом вечно прекрасном ландшафте?» – Ого, вы знаете Лю Юна! – Чэнь не стал говорить ей, что поэт эпохи Сун посвятил эти стихи своей возлюбленной. – Так я могу поехать с вами? – Вы хотите сказать, на кладбище? – Да. – Нет, я не могу просить вас. Это было бы слишком большим одолжением с вашей стороны. – Мне запрещают туда ехать китайские обычаи? – Да нет, не совсем. – Чэнь не решился сказать ей что китаец посещает могилу своих предков только с женой или невестой. – Тогда все в порядке, поедем вместе. Я буду готова через минуту. – И она поспешила в ванную, чтобы принять душ и переодеться. Ожидая девушку, Чэнь набрал номер Юя, но ему ответил автоответчик. Он оставил ему сообщение, указав номер своего сотового. Кэтрин появилась в белой блузке, в легком светло-сером блейзере и юбке такого же цвета. Ее светлые волосы были забраны назад. Он предложил добраться на такси, но она изъявила желание поехать на автобусе. – Хочу провести день как обычная местная жительница. Чэнь сомневался, чтобы Кэтрин это удалось. Кроме того, ему не хотелось, чтобы она тряслась в переполненном автобусе. К счастью, в нескольких кварталах от гостиницы они увидели автобус с табличкой: «Экспресс до кладбища». Билеты стоили в два раза дороже, зато они сели без всякой толкотни. Пассажиров в автобусе оказалось меньше, чем их багажа, – корзинки с готовой едой, пластиковые пакеты с фастфудом, бамбуковые чемоданчики, вероятно наполненные бумажными деньгами, и разваливающиеся картонные коробки, обвязанные веревками, чтобы не вывалилось содержимое. Они протиснулись на сиденье прямо за водителем, благодаря чему смогли вытянуть ноги в пространство под его сиденьем. Кэтрин протянула водителю пачку сигарет – знак ее статуса «почетной гостьи» в гостинице «Мир», и водитель весело им улыбнулся. Несмотря на открытые окна, в автобусе было неимоверно душно, а сиденья из кожзаменителя буквально раскалились. Пахло потом, соленой рыбой, маринованным мясом и разными пряными закусками. Однако Кэтрин была явно довольна: она увлеклась разговором с пожилой женщиной, сидящей через проход от нее, и с интересом рассматривала различные «приношения», которые полагалось возлагать на могилы. Шумную разноголосицу перекрывала громкая песня, доносившаяся из невидимых колонок. Популярный гонконгский певец высоким голосом выводил слова песни. Чэнь узнал эти стихи: поэма, написанная Су Дуном. Это была посвященная жене поэта элегия, которая, однако, имела и более широкий смысл. Почему шофер автобуса выбрал именно ее? Видно, рыночная экономика проникала повсюду: поэзия тоже стала товаром. Старший инспектор Чэнь не верил в загробную жизнь, но под влиянием песни ему захотелось, чтобы она существовала. Узнал бы его отец? После стольких лет… Вскоре вдали показалось кладбище. От подножия холма навстречу им медленно шли несколько старух с белыми головными повязками, в халатах из черной домотканой материи. Во время своего последнего приезда на кладбище его встречали такие же старухи. Он схватил Кэтрин за руку: – Пойдемте скорее. Но она еле поспевала за ним. Чтобы добраться до могилы его отца, нужно было подняться до середины высокого холма. Тропинка густо заросла травой. Краска на указателях выцвела и облупилась. Несколько ступеней почти совсем осыпались. Пробираясь под свешивающимися ветвями сосен и цепкого шиповника, он вынужден был замедлить шаг и подождать Кэтрин. – А почему на могильных камнях некоторые иероглифы красные, а другие – черные? – спросила Кэтрин осторожно пробираясь между могилами. – Имена, написанные черным, означают тех, кто уже умер, а красным – тех, кто еще жив. – А это не предвещает несчастье живым? – В Китае муж и жена должны покоиться под одним и тем же памятником. Поэтому, когда умирает один из супругов, другой заказывает памятник с выгравированными на нем именами обоих супругов – одно черным, а другое красным. А когда и он умирает, их дети помещают гробы родителей или урны с прахом в одну могилу и перекрашивают все иероглифы в черный. – Должно быть, очень древний обычай. – Да, но постепенно он исчезает. Теперь семьи не такие прочные, люди разводятся, женятся снова. Старики и то не все следуют старинной традиции. Их разговор прервало появление старух в черном. По возрасту им было лет по семьдесят, а кому-то и больше, но они медленно и неуклонно взбирались по крутой тропе на распухших ногах. Чэнь был поражен их упорством. Они несли свечи, благовония, бумажные деньги, цветы и средства для мытья надгробий. Одна из них с трудом дошаркала до Чэня и стала совать ему бумажный домик. – Да защитят вас души ваших предков! – Ах, какая у вас красивая жена-американка! – воскликнула другая старуха. – Ваши предки радуются за вас в могиле. – Предки благословляют вас! – подхватила третья. – У вас впереди замечательное будущее! – Вы заработаете за границей целые кучи денег! – предсказала четвертая. – Нет, не надо, не надо! – упрямо качал головой Чэнь в ответ на их завывания на сучжоуском диалекте, которого, к счастью, Кэтрин не понимала. – Что они говорят? – спросила она. – Ну, всякие приятные пожелания, чтобы мы купили у них что-нибудь или дали им денег. – Купив у одной старухи букетик цветов, по их поникшему виду он сразу догадался, что они с чьей-то могилы, но промолчал. Кэтрин купила связку благовонных палочек. Когда они наконец нашли могилу его отца, старухи кинулись к каменному надгробию с тряпками и вениками. Одна из них достала кисточку и две баночки с красками и стала обновлять иероглифы. За такую услугу следовало заплатить. Отчасти причиной их старательной угодливости была Кэтрин. Старухи наверняка решили: раз у него жена из Америки, значит, он очень богат. Чэнь смахнул с памятника оставшуюся пыль. Кэтрин сделала несколько снимков, и он обрадовался, что сможет показать матери фотографии. Воткнув в землю палочки с благовониями, она зажгла их, после чего встала рядом с Чэнем в такой же позе – прижав ладони к сердцу. Интересно, как бы воспринял сегодняшнюю сцену покойный профессор-неоконфуцианец? Его сын, китайский полицейский, с девушкой, сотрудницей американской полиции? Закрыв глаза, Чэнь мысленно попытался вступить в связь с почившим. Он очень подвел своего отца, который больше всего заботился о продолжении семейного рода. Стоя у отцовской могилы, все еще неженатый Чэнь смог найти себе единственное оправдание: по нравственным установкам Конфуция, забота о благоденствии страны считается самой главной обязанностью человека. Однако ему не удалось спокойно предаться размышлениям. Старухи снова завели свою шарманку, стали назойливо предлагать приношения. Их хору вторило громкое жужжание целых полчищ огромных черных комаров, которые облепили их с Кэтрин, словно нытье седых вещуний пробудило в них жажду крови. Самые ярые хищники уже вонзили в него свое жало, Кэтрин тоже потирала шею, морщась от боли. Она достала из сумочки баллончик с аэрозолем и побрызгала ему на руки, затем натерла ему шею. Но противомоскитный спрей американского производства не устрашил китайских насекомых. Они и не думали улетать, а продолжали с назойливым жужжанием липнуть к влажной от пота коже. С другой стороны кладбища показались еще несколько старух в черном. Пора уходить, подумал он. – Идемте. – Почему так быстро? – Все равно здесь уже не та атмосфера. От этих старух ни минуты покоя. Спустившись с холма, они встретились с новой проблемой. Судя по расписанию, им предстояло дожидаться автобуса битый час. – На дороге в Муду останавливаются несколько автобусов, но до ближайшей остановки минут двадцать пешком. Вдруг рядом с ними затормозил грузовик, и из окошка высунулся водитель: – Вас подвезти? – Да. Вы едете в Муду? – Забирайтесь. С вас двадцать юаней, – сказал шофер. – Но в кабине только одно место. – Кэтрин, садитесь вы, – предложил Чэнь. – Я поеду в кузове. – Нет, нет, я хочу с вами. Поставив ногу на колесо, он перемахнул через борт и подтянул ее наверх. На днище валялось несколько порванных коробок. Он перевернул одну из них и предложил девушке присесть. – Со мной такое впервые, – весело сказала она, усевшись и вытягивая ноги. – Ребенком я часто просила, чтобы мне разрешили покататься в кузове, но родители ни разу не позволили. Она скинула туфли и потерла лодыжку. – Все еще побаливает? Мне так неловко, инспектор Рон. – Вы опять за свое? За что вы извиняетесь? – За москитов, за старух, за тяжелую тропу, а теперь еще и за поездку в кузове. – Но ведь я увидела настоящий Китай! Что же здесь плохого? – Наверное, вы дали старухам кучу денег. – Не будьте таким жестоким. Бедняки существуют во всем мире, например, в Нью-Йорке очень много бездомных. Я конечно, не богата, но не разорюсь оттого, что дала им немного мелочи. Одежда Кэтрин помялась, намокла от пота, скинутые туфли валялись рядом, а ей хоть бы что: сидит себе на дне кузова и довольна без меры. Чэнь понял, что она не просто красавица – от нее исходил какой-то живительный свет, веселая доброжелательность. – Вы очень добры, – пробормотал он, понимая, что ему, члену партии, не следовало демонстрировать гостье из Америки царившую в деревне бедность, правда, и она признала наличие бездомных в Нью-Йорке. – Смотрите! Вон пагода Люхэ! – указал Чэнь, желая отвлечь ее от разговора на эту тему. Грузовик остановился в середине улицы Гуаньцяньлу, рядом с храмом Сюаньмяо. Высунув голову, водитель крикнул: – Дальше мне нельзя. Мы уже в центре города. Меня задержит полиция за то, что я везу пассажиров в кузове. Автобуса можете не ждать, отсюда вы пешком доберетесь до Гуаньцяньлу. Чэнь вылез из кузова первым. Мимо пролетали один за другим велосипедисты. Видя, что Кэтрин колеблется, он протянул ей руки и помог спуститься. Вскоре показался дивный храм на улице Гуаньцяньлу. На площади перед храмом раскинулся базар, где продавалась различная еда, а также товары местного производства: безделушки, картины, вырезанные из бумаги фигурки и всякие мелочи, которых не найдешь в крупных универмагах. – Торговля проникла гораздо глубже, чем я думала. – Кэтрин с удовольствием приняла у него бутылку «спрайта», которую он купил для нее. – Впрочем, это неизбежно. – Город расположен достаточно близко от Шанхая, поэтому многое перенимает оттуда. Ну и туристы помогают – их здесь всегда очень много. Для входа в храм им пришлось приобрести билеты. За красными воротами, обитыми медью, они увидели кусочек замощенного камнями дворика, где толпились паломники, над которыми клубился дым от благовоний. Кэтрин была поражена. – Неужели даосизм так популярен в Китае? – Если вы имеете в виду количество даосских храмов то не очень. Большее влияние он оказывает на философию. Например, люди, которых вы могли видеть в парке Хуанпу, занимаются гимнастикой тайцзи. Так вот, они являются последователями даосизма в мирском смысле исповедуют принцип борьбы мягкого с твердым, верят что медленное побеждает быстрое. – Да, я понимаю: инь превращается в ян, ян – в инь, все находится в процессе превращения во что-то иное. Старший инспектор превращается в гида, а потом в поэта-постмодерниста. – А сотрудник маршальской службы в китаеведа, – подхватил Чэнь. – По своим религиозным обрядам даосизм не так уж отличается от буддизма. И там и здесь возжигают свечи и благовония. – Если построишь храм, найдутся и молящиеся. – Можно сказать и так. При все более пронизывающем китайское общество духе потребительства некоторые китайцы в поисках ответа на духовные запросы обращаются к буддизму, даосизму или к христианству. – А как насчет коммунизма? – Члены партии верят в него, но сейчас, в переходный период, в жизни много трудностей. Люди не уверены в завтрашнем дне. Так что не так уж плохо во что-то верить. – А вы? – Я верю, что Китай развивается в нужном направлении… Появление облаченного в шелковое одеяние даосского монаха прервало мысль Чэня. – Добро пожаловать, наши уважаемые жертвователи. Не желаете ли погадать? – Даосец протянул вперед бамбуковый сосуд, в котором торчали бамбуковые палочки с номерами. – Что это? – спросила Кэтрин. – Один из способов предсказания судьбы, – объяснил Чэнь. – Выберите какую-нибудь палочку. Она скажет вам все, что вы хотите узнать. – Неужели! – Она вытянула одну палочку, на которой оказался номер 157. Даосец подвел их к деревянной подставке, на которой лежала толстая книга, и нашел страницу с соответствующим номером. На странице было написано: Все горы и горы вокруг; кажется, выхода нет.
Вдруг: ивы тенистые, яркие всюду цветы -
Приметы новой деревни.
Мостик крутой над зеленой весенней водой.
Когда-то в ней отражался гусь дикий,
Во всей красоте взмывающий в небо.

– И что же означают эти стихи? – спросила Кэтрин. – Вы не поверите, но я в них совершенно не разбираюсь, – ответил Чэнь. – Смысл предсказания истолкует вам этот монах – за мзду, конечно. – А сколько нужно дать? – Десять юаней, – сказал монах. – Данное предсказание имеет для вас очень большое значение. – Отлично. – О каком периоде времени вы хотите узнать – о настоящем или о будущем? – О настоящем. – Что вы хотели бы узнать? – Об одном человеке. – В таком случае ответ очевиден. – Монах угодливо улыбнулся. – То, что вы ищете, прямо перед вами. Первый куплет подразумевает внезапное изменение, когда, казалось бы, ничего уже невозможно сделать. – О чем еще говорят стихи? – Они подходят и для романтических отношений. Второй куплет все объясняет. – Ничего не понимаю, – сказала Кэтрин, обернувшись к Чэню. – Ведь рядом со мной стоите вы! – Ответ нарочито двусмыслен, – улыбнулся Чэнь. – Я рядом с вами, так кого же вам искать? А может, речь идет о Вэнь, кто знает! Они стали обходить храм, рассматривая глиняных идолов на камнях в форме подушки – богов даосской религии. Когда монах уже не мог их слышать, она снова спросила: – Вы же поэт, Чэнь. Объясните мне смысл стихов. – Смысл стихов и предсказания может быть совершенно разным. Вы же заплатили за предсказание судьбы так что должны удовлетвориться его интерпретацией. – А что значит «гусь дикий, во всей красоте взмывающий в небо»? – В старину в Китае существовало четыре легендарных образа красоты, настолько прекрасных, что затмевали все остальное: птица, взлетающая в небо, рыба, ныряющая в глубь реки, луна, прячущаяся за облаками, и цветок, закрывающийся на ночь. А позже теми же метафорами пользовались для описания красавицы. Вскоре они вошли в храмовый дворик. Кэтрин стала фотографировать – как типичная американская туристка, подумалось ему. Восхищенная, она снимала храм с разных ракурсов, потом остановилась около пожилой женщины. – Вы не могли бы нас сфотографировать? – попросила она и встала рядом с Чэнем. Ветерок швырнул Чэню на плечо прядь ее пронизанных солнцем светлых волос; стоя на фоне старинного храма, она смотрела в видоискатель камеры. На базаре перед замком было темно от толп людей. Кэтрин любовалась экзотичными и дешевыми сувенирами. Помимо нескольких корзиночек с растениями, от которых исходил приятный аромат, она приобрела у старушки, торгующей крошечными птичьими яйцами пакетик чая «Сучжоу» и мешочек с сушеными грибами. У киоска с народными игрушками Чэнь нашел извивающуюся и гремящую камушками бумажную змею на бамбуковой палочке, живо напомнившую ему о детстве. Потом они уселись за столик под тенью огромного зонта. Он заказал пельмени по-сучжоуски, очищеннных креветок с нежным чайным листом и суп из крови курицы и утки. За едой Кэтрин продолжала забрасывать его вопросами о стихотворении-предсказании. – Эти строки принадлежат Лю Ю, поэту эпохи Сун, но взяты они из двух разных стихотворений, – сказал он. – Первые часто приводят, когда хотят описать внезапные перемены. А что касается двух вторых строк, то здесь кроется трагическая история. Когда Лю было за семьдесят, он снова приехал туда, где впервые увидел Шень, женщину, которую любил всю жизнь, и написал стихи, созерцая зеленую воду под мостиком. – Очень романтическая история, – сказала Кэтрин, зачерпнув полную ложку супа. 27

Когда наконец они добрались до гостиницы, уже спускались сумерки. Старший инспектор Чэнь позвонил из номера Кэтрин следователю Юю. Зная о присутствии инспектора Рон, Юй сказал только, что вскоре Чэню доставят запись нового допроса. Затем Кэтрин решила позвонить своему начальству. Чэнь извинился и вышел в коридор покурить. Разговор Кэтрин оказался коротким: не успел он выкурить сигарету, как она уже вышла из номера. Глядя из окна коридора на древний город, подернутый вечерней мглой, она сообщила Чэню, что босс предложил ей вернуться домой. Судя по тону, она не горела желанием подчиниться ему. – Может быть, завтра мы что-нибудь выясним, – с надеждой сказала она. – Может быть. Кто знает, вдруг оправдается предсказание, которое подразумевалось в тех стихах. Пойду, пожалуй, к себе, нужно отдохнуть. Завтра у нас с вами трудный день. – Если что-нибудь случится, позвоните мне, – попросила Кэтрин и тут же вспомнила, что у него нет телефона. – Или просто постучитесь ко мне. – Хорошо… Может, мы вечером немного пройдемся. Он направился к себе в номер. Включив свет, он удивленно уставился на сидящего в кровати человека – точнее, спящего прислонившись спиной к изголовью. Малыш Чжоу вздрогнул и проснулся. – А я вас ждал. Извините, что заснул тут у вас, старший инспектор Чэнь. – Долго же тебе пришлось ждать. Что привело тебя сюда, Малыш Чжоу? – Посылка от следователя Юя. Велено срочно доставить вам. После похищения Цяо Чэнь взял за правило связываться с Юем только по сотовому, а в крайнем случае – через Малыша Чжоу, которому полностью доверял. – Мог бы и не тащиться в такую даль, – сказал Чэнь. – Я уже завтра буду в управлении. Никто не знает, что ты поехал в Сучжоу? – Ни одна душа, даже секретарь парткома Ли. – Спасибо тебе, Малыш Чжоу. Из-за меня тебе приходится здорово рисковать. – Да чего там, старший инспектор Чэнь. Я на вашей стороне, в управлении об этом каждый знает. Давайте я вечером отвезу вас в Шанхай, там безопасней. – Не волнуйся. У нас есть здесь одно дельце. Пойду поговорю с управляющим гостиницей, пусть найдет для тебяномер. И ты вернешься в Шанхай завтра утром. – Нет, не беспокойтесь. Если я вам не нужен, то лучше поеду. Только сначала куплю чего-нибудь поесть на ночном рынке. – Здорово придумал. Лучше всего живые речные креветки. И тушеное тофу сочжоу. – Он написал Малышу Чжоу свой сотовый номер. – Ты и Лю можете звонить мне по этому телефону. Чэнь проводил Малыша Чжоу до выхода. – До Шанхая долго ехать, будь осторожен, Малыш Чжоу. – Всего-то два часа. Даже устать не успею. Вернувшись в номер, Чэнь вскрыл конверт. В ней находилась кассета с небольшим введением Юя. «Старший инспектор Чэнь!
По сведениям, которые я получил от Чжэня, я нашел в парикмахерской Тун Цзяцин. Тун – девушка лет двадцати с небольшим, ей несколько раз предъявлялись обвинения за мелкие правонарушения, но обвинения каждый раз вскоре снимали. Далее следует беседа с ней в одном из отдельных кабинетов. Я вспомнил, как поступили вы, когда расследовали убийство Всекитайской отличницы труда, и назначил ей встречу в салоне. Юй. Итак, вы и есть Тун Цзяцин? Тун. Правильно. А почему вы спрашиваете? Юй. Я из управления полиции Шанхая. Вот, взгляните на мое удостоверение. Тун. Что?! Так вы – фараон! Но я не сделала ничего плохого. С начала нового года я работаю здесь парикмахером и не нарушаю никаких законов. Юй. Я знаю, чем вы занимаетесь, но меня это не касается. До тех пор пока вы будете помогать полиции и честно отвечать на мои вопросы, я не стану доставлять вам проблем. Тун. Какие такие вопросы? Юй. Относительно Фэн Дэсяна. Тун. Фэн Дэсяна? Гм, он был моим клиентом. Юй. В этом салоне? Тун. Нет, в массажном салоне в Фучжоу. Юй. То есть там, где полиция несколько раз привлекала вас к ответственности. Значит, тогда вы с ним часто встречались? Тун. Да дело было уже год назад. Он занимался всякими разными делишками, продавал браслеты из поддельного нефрита и крабов. Поэтому в течение пяти-шести месяцев он заходил к нам в салон раз или два в неделю. Юй. Расскажите подробнее о его посещениях. Тун. Ну, вы сами уж догадайтесь. Очень мне нужно рассказывать все подробно. Вы же записываете мои показания, а потом используете их против меня как доказательство. Юй. Я же сказал, что вам ничего не будет, если вы нам поможете. Вы знаете Чжэнь Шимина, не так ли? Он и дал мне ваш адрес. Я нахожусь здесь с особым заданием. Учитывая ваши прежние деяния, вы понимаете, как легко я могу снова упрятать вас за решетку. Только на сей раз вас уже никто не освободит. Тун. Нечего меня запугивать. Я обыкновенная массажистка. Вы же знаете, в массажных салонах есть обычные услуги и полные услуги. За обычные услуги клиент платит пятьдесят юаней, а за полные – четыреста или пятьсот да плюс чаевые. Юй. Выходит, Фэн в течение почти полугода приходил в салон раз или два в неделю и каждый раз тратил по четыреста-пятьсот юаней. Набегает приличная сумма. Тут нужно все проверить. Вы же сами сказали, что Фэн занимался всякой мелочовкой. Как же он мог позволить себе такую роскошь? Тун. Не знаю. Такие, как он, никогда не говорят, чем они на самом деле занимаются. Только говорят, что от тебя требуется. А потом делают что им вздумается за свои вонючие деньги. Юй. А вы знали, что у Фэна есть жена? Тун. Мы в салоне не задаем таких вопросов. Но он сам рассказал мне об этом в первую же ночь. Юй. И что он вам рассказал о своем браке? Тун. Сказал, что Вэнь его давно уже не волнует. Сказал, что в постели она как дохлая рыба, ни свежего вкуса, ни запаха. И не реагирует на его ласки. Он привез из Тайваня видеокассеты с порнухой, хотел, чтобы она делала то же самое, что там показывают. Но она не захотела, и он ее наказал. Юй. Проклятый извращенец! Как же он ее наказал? Тун. Связал ее по рукам и ногам, а потом прижигал ей груди свечой, бил поленом и трахал ее как животное. Он сказал, что она заслужила… Юй. С чего он вздумал все вам рассказывать? Тун. Потому что захотел, чтобы я тоже проделывала все эти штуки. А вы знаете, что до того, как во время культурной революции он стал председателем деревенской коммуны, он был мясником? Так вот, он говорил, что, когда она истекала кровью и визжала, как свинья, это его возбуждало. Юй. Что же такого она сделала, чтобы заслужить такое наказание? Тун. Он считал, что она поломала ему карьеру. Если бы не скандал, который произошел из-за нее, он мог бы остаться в руководителях. Юй. Он же сам ее изнасиловал. Как он может винить Вэнь? Тун. Ну, он-то смотрит на все иначе. Он называл жену «звездой белого тигра» в своей жизни. Юй. Тогда почему же он не развелся с ней? Тун. Кажется, я догадываюсь. Как только у него заводились деньги, он все без остатка тратил в разных местах, вроде моего массажного салона. Поэтому хотел, чтобы у него что-то оставалось про запас… Ну, дом, куда он мог вернуться, где он мог украсть у жены деньги, где мог издеваться над ней. Юй. Ясно. Вижу, ты его хорошо поняла. Когда ты видела его в последний раз? Тун. Около года назад. Юй. Он говорил, что собирается уехать в Соединенные Штаты? Тун. В Фуцзяни это ни для кого не секрет. Он обещал забрать меня к себе, когда доберется туда. Юй. А как же его жена? Тун. Он называл ее тряпкой, говорил, что рад от нее избавиться. Я ему не верила. Он для вида пообещал забрать меня, чтобы я бесплатно его обслуживала. Юй. Значит, перед отъездом его чувства к жене не изменились? Тун. Нет, совсем не изменились. Только из-за ее беременности… Юй. Постой, Тун! Ты только что сказала, что видела его год назад. Откуда же ты знаешь о ее беременности? Тун. Да просто слышала от других мужчин. Юй. От кого именно? Большинство мужчин его деревни уехали. Ты меня обманываешь, Тун! Ты по-прежнему поддерживаешь связь с Фэном, верно? Тун. Нет, клянусь, теперь у нас с ним ничего общего нет! Юй. Послушай, что я тебе скажу, Тун. Чжэнь – крепкий орешек, но и он раскололся, когда услышал, как комиссар Хун пообещал сделать с ним то, что я захочу. Поэтому Чжэнь многое мне рассказал, в том числе и про тебя. Например, как однажды к тебе пришли сразу несколько мужчин: Фэн, Слепой Ма и Коротышка Инь. Тун. Что?! И это сказал вам Чжэнь? Ах сволочь! Да ведь в тот вечер он был четвертым! Юй. Одного этого достаточно, чтобы упрятать тебя за решетку. Ты отлично знаешь, что групповой секс категорически запрещен. А теперь я вот что тебе скажу. Я здесь тайно, никто не знает о том, что я сюда приехал. А почему? Потому что я расследую дело, которое курирует непосредственно центральное правительство. Тун. И никто о нашем разговоре не знает? Юй. Ни единая душа. Вот почему мы говорим с тобой в отдельном кабинете. Когда я выйду, я специально перед всеми заплачу тебе за полные услуги, так что никто ничего не заподозрит. Тун. Гм… Верю вам на слово. Может, у меня что-то и есть для вас, но про то, какие сейчас дела у Фэна, я узнала только на прошлой неделе. Ко мне приходил один бандит. Юй. К тебе приходил бандит из «Летающих топоров»? Зачем, Тун? Тун. Он расспрашивал меня как раз о том, о чем вы. Юй. Как его имя? Тун. Чжан Шань. Он сказал, что он из Гонконга, но меня не так-то просто провести. Если он из Гонконга, то я из Японии! Уж больно толстая морда была у ублюдка. Юй. Откуда ты знаешь? У него же на лице не написано, где он живет! Тун. Я ничего не смогла ему рассказать, поэтому он потребовал, чтобы я бесплатно его обслужила, а иначе угрожал порезать мне лицо. Вы думаете, человек из Гонконга может пасть так низко? А этот тип – давно протухшее яйцо! Юй. А он говорил что-нибудь про Фэна? Тун. Он полночи не давал мне передохнуть. А потом все что-то говорил про Фэна да про его жену. Юй. Это может быть очень важно. Что он говорил? Тун. Их банда прямо из кожи лезет, чтобы найти его жену, все вокруг перевернули. Юй. А если они ее найдут? Тун. Тогда все будет зависеть от Фэна. Юй. Что это значит? Тун. Он не объяснил. Наверное, хотят схватить ее как заложницу. Держать в подземной тюрьме, пытать. Все, что только можно представить. Если Фэн не станет им помогать, они могут пустить в ход «восемнадцать топоров». Юй. Что это значит? Тун. Зарубить ее восемнадцатью ударами топора. У банды это считается самым жестоким наказанием. Вроде предупреждения остальным. Юй. До суда осталось всего две недели. Что они собираются сделать, если ее не найдут? Тун. Не знаю, но думаю, их действительно что-то здорово беспокоит. Только я понятия не имею что. Они не остановятся, пока ее не схватят. Любой ценой, сказал Чжан. Юй. Любой ценой… Понятно. Еще что-нибудь? Тун. Это все, офицер Юй. Этот ублюдок, он как насытился, так не очень-то болтал. А я не хотела показывать, что интересуюсь Фэном. Я же не знала, что сегодня придете вы. Юй. Что ж, если ты действительно рассказала мне правду, то я больше не приду. Но если нет, то я тебя найду, и тогда ты сама знаешь, что будет. Тун. Я сказала вам правду, поверьте мне».
Старший инспектор Чэнь остановил кассету и закурил. Он был подавлен. Ему приходилось иметь дело и с более грязными делами, но случай с Вэнь вызывал в нем особую тревогу. Откинув голову на изголовье, он словно видел на противоположной стене танцующие экзотические узоры из тени и света, подобно танцору в маске дьявола из кино. Ему не нравилась его работа. Он был глубоко потрясен жизнью несчастной Вэнь Теперь он понимал, почему Вэнь не обратилась за паспортом в январе. Могла ли она стремиться приехать к такому мужу? Отсюда прямо напрашивался следующий вопрос. Что заставило ее передумать? Как могла она когда-то прелестная, одаренная девушка, «самая красивая левачка», с гордостью носившая хунвейбинскую повязку, решиться всю оставшуюся жизнь прожить как кусок протухшего мяса на разделочном бревне, чтобы ее терзал бывший мясник, ее муж?! Кассета вызвала у Чэня еще более тревожный вопрос. Снова возник какой-то приезжий из Гонконга, а не местный бандит. Тун могла и ошибаться. Для гангстера нет ничего слишком низкого, будь он из Гонконга или из Фуцзяни. Но почему «Летающие топоры» послали гонконгского гангстера к Тун, девушке из салона в Фуцзяни? И главное, что же так сильно беспокоило гангстеров, что они стремились найти Вэнь любой ценой? Полностью полагаться на показания Тун было трудно, тем не менее Чэня тревожило дурное предчувствие. Должно быть, в его прежней гипотезе допущены большие ошибки. Одно он знал наверняка: критический момент близится. Стоит сделать одно неверное движение, и все будет безвозвратно проиграно. В игре го он изменил бы свое положение, на какое-то время отложив решающую схватку, чтобы сосредоточиться на другой или начать новую игру. Так сказать, тактическая смена позиции. В конце концов, он мог подготовиться заранее к решающему штурму, дождавшись благоприятного положения. Поэтому для него оставался единственный выход – прекратить расследование, отказаться от него. С точки зрения секретаря парткома Ли, старший инспектор Чэнь достаточно хорошо справился с порученным заданием. И босс Кэтрин Рон тоже настаивал на ее возвращении. А что касается Вэнь Липин, то, как ни странно, он должен был признать: где бы она сейчас ни находилась, хуже чем с Фэном, ей не могло быть. В одном товарищ Ли был прав. Наиглавнейшим долгом Чэня было обеспечение безопасности инспектора Рон. Тот гангстер сказал «любой ценой», что заставило старшего инспектора содрогнуться. Если с Кэтрин что-нибудь случится, он себе никогда этого не простит. И не только из-за политики. Сегодня утром он ощутил ее сочувствие. Особенно около могилы своего отца. До сих пор никто еще не сопровождал его на кладбище. И ее поступок имел для него большое значение. Он понял, что, несмотря на существующие между ними различия, Кэтрин Рон значит для него гораздо больше, чем просто временный партнер. Но было просто нелепо предаваться таким мыслям, когда расследование тонуло в пучине вопросов без ответов, необъяснимых осложнений, непредсказуемых случайностей, а Вэнь по-прежнему где-то скрывалась. Неужели он действительно сможет оставить сейчас это дело, которое сам же считает вопросом национальной чести, и допустит, чтобы Фэн отказался давать показания против Цзя? Когда над Вэнь, беспомощной беременной женщиной, у которой нет ни денег, ни работы, маячит угроза расправы «восемнадцатью топорами»? Дотлевший окурок обжег ему пальцы. Ему хотелось забыть все противоречивые мысли: о Вэнь, о политике, о самом себе, хотелось провести вечер в храме Золотых Гор на берегу Кленовой реки, любоваться восходящей луной, вслушиваться в крики ворон, следить, как темнеет холодное небо, созерцать красоту колеблемых ветром ветвей прибрежных кленов, ловить светящиеся всплески рыбы и ожидать в полночь прибытия лодки с гостем… Хотя бы на мгновение погрузиться в волшебный мир поэзии эпохи Тан. Выйдя из своего номера, он увидел под дверью номера Кэтрин полоску света. Но не остановился, а спустился к регистрационной стойке на первом этаже. Взялся было за телефон, но звонить не решился. В фойе было слишком много народу, несколько человек сидели рядом перед цветным телевизором. Он положил трубку и вышел на улицу. Несмотря на новую политику «открытых дверей», Сучжоу не слишком изменился. То там, то здесь среди старых строений возвышались новые жилые корпуса, но ему не удалось найти телефонную будку. Он добрел до арки старинного моста из белого камня. Перейдя на другую сторону реки, он неожиданно оказался в ярко освещенном районе с множеством магазинов. Как будто перенесся в другое измерение. На углу он увидел открытую почту. В просторном холле несколько человек ожидали разговора перед застекленными телефонными будками, над каждой из которых были указаны города и номера телефонов. Пожилая женщина взглянула наверх, открыла дверцу и набрала номер. Он стал заполнять заказ на телефонный разговор с Гу. И снова его рука замерла в нерешительности. Пожалуй, не стоит обнаруживать свое местонахождение такому типу, как Гу. Он указал в бланке номер телефона господина Ма, предположив, что Гу мог уже поговорить со старым доктором. Через десять минут над одной из будок загорелся номер заказанного им телефона. Он вошел в нее, плотно закрыл за собой дверь и снял трубку. – Это Чэнь Цао, господин Ма. Вы разговаривали с Гу? – Да, говорил. Я позвонил в управление, но мне сказали, вы уехали в Ханчжоу. – Что вам сказал Гу? – Гу очень за вас беспокоится, говорит, что кое-кто, очень влиятельный, настроен против вас. – Кого он имел в виду? – Я спросил, но он мне не назвал. Зато спросил, слышал ли я о триаде из Гонконга под названием «Зеленый бамбук». – «Зеленый бамбук»? – Да. Сегодня днем я кое-кого поспрашивал на этот счет. Оказывается, это международная организация, a штаб-квартира у них в Гонконге. – А узнали что-нибудь об их делах в Шанхае? – Нет, еще не узнал. Постараюсь узнать. А вы берегите себя, старший инспектор Чэнь. – Хорошо, и вы тоже, господин Ма. Выйдя из почты, он медленно побрел по улице. Совершенно разные вещи сплетались между собой, подобно корням бамбука под землей. «Зеленый бамбук»! Старший инспектор Чэнь впервые слышал об этой преступной группировке. Незаметно для себя он заблудился в незнакомом городе. Несколько раз свернув не в ту сторону, он оказался у сада пагоды Баусу. Он купил входной билет, хотя было уже слишком поздно, чтобы осмотреть пагоду изнутри. Бесцельно бродя по дорожкам парка в надежде, что его осенит какая-нибудь идея, он увидел на скамье читающую девушку. Ей было не больше девятнадцати, она тихо сидела с книгой в одной руке и с ручкой в другой, а рядом лежала раскрытая газета. Она водила по губам блестящим наконечником ручки, и ее волосы, связанные сзади, подрагивали, как бабочка под дыханием ветерка. Мирная сцена напомнила ему, как в юности он сам проводил время в парке Хуанпу. Интересно, что она читает? Стихи? Он шагнул было к скамейке, как вдруг сообразил, до какой степени заблуждается. Он увидел название книги – «Рыночная стратегия». На протяжении огромного периода времени биржи были закрыты, но сейчас страну захлестнуло «биржевое безумство» и докатилось даже до этого уголка в старинном саду. Он поднялся на небольшой холм и остановился на его вершине. Где-то поблизости журчал водопад. Вдалеке он разглядел слабый проблеск света. Сейчас, апрельской ночью, звезды казались такими далекими, яркими, как будто что-то нашептывали ему… Такие же звезды, но ночь не та, она давно уже потерялась
В годах, как и та, за которую я стою сейчас
Против ветра и холода.

Дата добавления: 2015-05-06