Общество без гендера? 2 страница

женщинами. И все же, как и изнасилование, домашнее насилие скорее совершается не тогда,

когда мужчина чувствует свое полновластие, а когда он чувствует свое относительное

бессилие. Насилие призвано реставрировать, восстановить власть, которая ему, как он уверен,

принадлежит по праву. Как объясняет один социолог: «Мужчины часто избивают жен и детей,

когда чувствуют, что теряют контроль над их жизнями». Другой напоминает нам, что

«физическое превосходство мужчины над женщиной — иллюзия власти — дает все же

минимальную компенсацию за недостаток власти в других сферах жизни»66.

Заключение

Насилие широко распространено в современном американском обществе. Соединенные

Штаты являются обществом с самым высоким уровнем насилия среди промышленно

развитых стран мира, несмотря на то, что в нашем обществе больше всего заключенных и мы

являемся единственной развитой страной, где есть смертная казнь якобы для предотвращения

насилия. Я сказал «несмотря»? Может, я хотел сказать «потому что»?

Насилие приносит огромный ущерб обществу, и дело не только в жертвах, а в гигантских

затратах на поддержание системы судов, тюрем и полиции. Психологический ущерб под-

считать невозможно: вся страна привыкла жить в страхе перед насилием. (Включите вечерние

новости в любом американском городе, и вы увидите парад убийств, пожаров, жестокости

родителей и потасовок, представленных как спортивные состязания.) «Чтобы обуздать

преступность, надо не расширять репрессивные меры государства, а уменьшить тендерное

неравенство», — пишет криминолог Джеймс Мессершмидт. И снижение этого страха, как

выразилась криминолог Элизабет Стан-ко, «принесет больше пользы, чем уличное

освещение»67.

Конечно, лучше начать с улучшения освещения. Но мы должны защитить женщин от культуры

насилия, которая так часто

превращает их в мишени. А также мы должны защитить мальчиков «от культуры насилия,

которая развивает их худшие наклонности, укрепляя и усиливая атавистические ценности

мистики мужества». В конце концов, сами мужчины оказываются жертвами насилия именно

потому, что они его порождают68.

Часто за биологическими объяснениями кроется желание уйти от проблемы. «Мальчишки

есть мальчишки», — говорим мы и беспомощно разводим руками. Но даже если бы все

насилие биологически программировалось тестостероном или эволюционными требованиями

репродуктивного успеха, распространенность мужского насилия в Америке все равно

поставила бы на политическую повестку дня вопрос: как мы будем устраивать наше общество

— максимизировать или минимизировать насилие? Это — политический вопрос, и он требует

политических ответов, которые побудили бы нас найти альтернативные, ненасильственные

пути для самовыражения мужчин в качестве мужчин.

Я искренне верю, что мужчины — не биологически запрограммированные жестокие хищники.

Я полагаю, что мы можем сделать гораздо больше, чем кивать на биологию или стыдливо

молчать и тем самым поддерживать насилие и соучаствовать в нем. Когда правые начинают

поносить мужчин, выставляя их одуревшими от тестостерона агрессивными хамами (именно

поэтому женщины должны оставить работу и вернуться домой, чтобы получше обуздать нас),

большинство мужчин знает, что все эти разговоры — ложь. Но в этой лжи есть доля правды.

Пока мужчины молча сочувствуют жертвам или отрицают насилие, можно подумать, что мы

ему потворствуем. «Все сильные чувства, — писал великий британский социальный критик

XIX в. Джон Раскин, — производят в нас ошибочные представления о внешнем мире». Пока

мы не преобразуем смысл мужественности, мы будем воспроизводить эту фальшь с неиз-

менно трагическими последствиями.

Эпилог ВОЗМОЖНО ЛИ

Принцип, господствующий над нынешними социальными отношениями между обоими полами —

легальным подчинением одного пола другому, — есть зло в самой сущности и одна из главнейших преград

человеческому прогрессу..он должен быть заменен принципом полного равенства, не допускающим

никакого преобладания или привилегий с одной стороны, никакой неправоспособности с другой.

Джон Стюарт Мшшь*

На заре нового тысячелетия мы вглядываемся в будущее. В каком обществе мы хотим жить?

Каково будет его тендерное устройство?

Признание непреодолимости тендерных различий ведет к политике отказа от социальных

изменений и достижения тендерного равенства. Тот, кто объявляет, что мужчины и женщины

происходят с разных планет, хочет заставить вас поверить, что в лучшем случае мы можем

надеяться на своего рода разрядку межпланетной напряженности, при которой мы с раздражением

будем мириться с не подлежащими искоренению недостатками другого пола, а психологи будут

богатеть, изображая переводчиков, пытающихся расшифровывать непонятные нам языки.

Для меня очевидно, что между женщинами и мужчинами гораздо больше сходств, чем различий, и

что нам нужно гораздо меньше «космических» переводчиков и гораздо больше тендерного

равенства, чтобы и женщины, и мужчины могли жить согласно своим желаниям. Будущее

тендерных различий тесно связано с будущим тендерного неравенства. Чем меньше будет

тендерное неравенство, тем меньше будет различий между женщиной и мужчиной.

Кроме того, межпланетная теория тендерных различий совершенно игнорирует исторические

данные. В течение целого столетия мы неуклонно шли к уменьшению тендерного неравенства,

удаляли барьеры, которые стояли на пути женщин во

Цит. по: Милль Дж.Ст. О подчиненности женщины. СПб.; Тип. Е.А.Благосветовой, 1882. — Прим. ред.

всех сферах жизни общества, защищали женщин от тех мужчин, которые силой пытались

противостоять их появлению в обществе или отсрочить его. В результате оказалось, что женщины

могут превосходно работать в «чисто мужских» сферах, а мужчины отлично справляются с «чисто

женскими» профессиями. Если не верите мне, поговорите с женщинами — хирургами, адвокатами

и летчицами; поговорите с мужчинами — нянями, учителями, социальными работниками, а также

с отцами-одиночками, которые растят своих детей.

В этой книге я затронул некоторые вопросы нашего генде-ризованного общества. Я показал, что

между женщинами и мужчинами больше сходств, чем различий, что все мы родились на одной

планете. Я показал, что тендерное неравенство не только производит наблюдаемые различия, но и

рождает культурные стимулы искать различия, для которых нет или почти нет реальных

оснований. Кроме того, я показал, что тендер — это не свойство индивидов, которое развивается в

ходе социализации, а система отношений, которая производится в наших социальных

взаимодействиях друг с другом внутри гендеризо-ванных институтов, чье функционирование

воспроизводит тендерное неравенство, а следом и тендерные различия.

Я также указал на существенное сближение между тендерами за последние 50 лет. В сексуальном

поведении, в движущих силах дружбы, в попытках совместить работу с семейными заботами, во

взглядах и ожиданиях женщин и мужчин относительнообразованияи работы тендерный разрыв

сокращается. (Единственным исключением, как я писал в последней главе, является насилие.)

Праздновать тендерное сближение в поведении и в установках не равнозначно стремлению

лишить людей гендера. Это — не признание андрогинии. Некоторые психологи предложили

андрогинию как решение проблем тендерного неравенства и тендерных различий. Под

андрогинией подразумевается такое сглаживание тендерных различий, при котором женщины и

мужчины будут думать, поступать и вести себя в некоем «гендерно нейтральном» стиле. В

«мужественности» и «женственности» будут видеть архаичные понятия, по мере того как каждый

будет становиться все более «просто человеком».

Подобные предложения конструктивнее пораженческих заявлений о неизменности различий, на

которых настаивают сторонники «межпланетной» теории. Ведь сторонники андрогинии, по

крайней мере, признают социальную сконструированное^ тендерных различий и возможность их

изменения.

Но андрогинная теория остается непопулярной в качестве политического и психологического

выбора, поскольку она стремится к устранению различий между людьми и смешивает

равенство с одинаковостью. Многими из нас идея одинаковости воспринимается как призыв к

принудительному растворению различий в мягкой, безвкусной амальгаме, в которой индивид

теряет свои особенности. Это напоминает голливудские образы коммунизма, где классовые

различия сливаются в бесцветную, аморфную массу, в которой все выглядят, поступают и

одеваются одинаково, или рекламные ролики, в которых показывают бедно, но одинаково

одетых русских. Андрогинии часто боятся, потому что думают, что реализация этой идеи

загонит жизнь в плоское, совершенно пустынное, дегендеризован-ное пространство. Разве

единственный способ установления равенства между женщинами и мужчинами в том, чтобы

стать одинаковыми? Разве нельзя представить равенство, основанное на признании и

уважении различий?

Опасения андрогинии смущают нас как тендер изо ванных людей с гендеризованнЫми

признаками. Дело не в том, чтобы женщины и мужчины стали еще больше походить друг на

друга, чем сейчас, а в том, что все психологические черты, установки и поведение, которые

мы, как носители данной культуры, определяем как «мужественные» и «женственные»,

нуждаются в пересмотре. Эти черты и установки, в конце концов, несут в себе положительные

и отрицательные ценности, и именно из-за иерархии ценностей, из-за их неравнозначности

тендерное неравенство тесно переплетается с тендерным различием. Дегендеризация людей

сама по себе не приведет к устранению тендерного неравенства.

Фактически призывы к андрогинии, как это ни парадоксально, реифицируют сами тендерные

различия, на устранение которых они направлены. Защитники андрогинии часто убеждают

мужчин больше выражать свои «женские» стороны, а женщин —- свои «мужские». Такие

увещевания, откровенно говоря, меня глубоко оскорбляют.

Приведу один пример. Я сидел в парке неподалеку от дома и держал на руках

новорожденного сына, и проходящая мимо женщина сказала: «Как замечательно, что в наши

дни мужчина выражает свои женские качества». Бурное негодование я скрыл фальшивой

улыбкой. Я постарался быть вежливым, но хотел ответить ей следующее: «Ничего подобного

я не выражаю, мэм. Я чуткий, любящий, заботливый отец. Мне кажется, я выражаю свою

мужественность1.»

Почему, в конце концов, любовь, забота и нежность считаются женскими чувствами?

Почемуя должен подражать другому полу, чтобы иметь доступ к тому, что я считаю

человеческим чувством? Будучи мужчиной, я выражаю свою мужественность во всем, что

делаю. И я уверен, что моя жена была бы оскорблена не меньше, если бы, отредактировав

какую-нибудь особенно трудную статью или написав какое-нибудь пространное и

проникновенное эссе, услышала, как необычно и замечательно, что женщина выражает свои

мужские качества, — как будто компетентность, честолюбие и уверенность в себе не

являются общечеловеческими качествами.

Любовь, нежность, забота, компетентность, честолюбие, самоуверенность — это человеческие

качества, которые должны быть одинаково доступны и женщинам, и мужчинам. И когда мы

их проявляем, мы выражаем собственную тендерную идентичность, а не чью-то иную. Весьма

странная идея считать одни чувства «мужскими», а другие — «женскими», поскольку на

самом деле все чувства присущи человеку вообще, так что весь широчайший диапазон чувств

полностью доступен и женщинам, и мужчинам.

Странно и немного грустно. «Пожалуй, ничто так не удручает, как каталог бесчеловечного

поведения сторонников мужского превосходства, как тот факт, что более светлые

человеческие черты назначены люмпенизированному классу: привязчивость, отзывчивость,

доброта, жизнерадостность», — написала феминистка Кейт Миллет в своей знаковой книге

«Политика сексуальности», впервые изданной в 1969 г.'

С тех пор многое изменилось. Мир, в котором я сейчас живу, гендеризован совершенно иначе,

чем мир моих родителей. Мой отец учился в мужском колледже, служил в вооруженных

силах, где не было женщин, и згю жизнь проработал среди мужчин. Сегодня от того мира

остались одни воспоминания. Женщины появились во всех профессиях, в вооруженных силах

и военных вузах, и сегодня все колледжи, за исключением трех или четырех, принимают

студенток. Несмотря на постоянные усилия некоторых политических сил вернуться в

середину XIX в., эти изменения происходят постоянно; женщины больше не вернутся в дом,

где, как думают некоторые, их место.

Эти громадные изменения только ускорятся в последующие десятилетия. В обществе третьего

тысячелетия дегендеризация качеств и поведения —а нелюдей — усилится. Мы останемся

женщинами и мужчинами, равными, но способными понимать

наши различия, и не будем стремиться использовать различия как основание для

дискриминации.

Представьте, как ускорятся эти изменения, если мы деген-деризуем качества, а не людей.

Мальчики и девочки будут видеть, как мать и отец утром идут на работу без какого-либо

ущерба для своей женственности и мужественности. Эти мальчики и девочки, когда вырастут,

будут думать, что иметь работу — быть компетентным, зарабатывать на жизнь, стремиться не

останавливаться на достигнутом — значит обладать характеристиками взрослого человека,

неважно, женщины или мужчины. Не так, как раньше, когда то, что делали мужчины,

женщины могли делать лишь с ощущением вины, с одобрения общества, спорадически и в

зависимости от плодовитости. «Когда я вырасту, — скажут эти дети, — я тоже буду

работать».

Если матери и отцы будут одинаково любить своих детей и заботиться о них, если уход за

детьми будет делом просто взрослого человека, а не тем, что матери делают постоянно, а отцы

лишь субботними вечерами, эти самые дети скажут: «Когда я вырасту, я буду заботиться о

своих детях и любить их».

Подобное направление изменений может выглядеть наивно оптимистическим, но его

признаки повсюду окружают нас. На самом деле исторические свидетельства точно

указывают на движение именно в этом направлении. Идеология XIX столетия

упорнонасаждаларазделениесфердлямужчини женщине соответствующими наборами качеств

и стилей поведения. Эта ситуация была аномалией в истории. Резкость, с которой эта идеоло-

гия порывала с тем, что ей предшествовало, с «естественными» наклонностями людей, во

многом объясняет то рвение, с каким она навязывалась. Если бы она имела природные,

биологические основания, подобное принуждение было бы излишним.

XX столетие стало свидетелем вызова разделению сфер; его бросили те, кто оказался

подавлен безжалостной идеологией, — женщины. Это столетие засвидетельствовало

беспрецедентный переворот в статусе женщин, возможно, самое существенное

преобразование в мировой истории тендерных отношений. Пройдя путь от права голосовать и

работать, завоеванного в начале столетия, до права на любое рабочее место, на получение

гражданского и военного образования к его концу, женщины поколебали основы

гендеризованмого общества. И в конце столетия им осталось совершить вторую половину

революции — добиться возможности совмещать работу и материнство.

Незавершенность революции оставила многих женщин несчастными. По целому ряду причин

они по-прежнему

не могут быть и хорошими матерями, и производительными и честолюбивыми работницами.

Против всякой логики некоторые ученые мужи пытаются доказать, что женские несчастья

происходят не от упорного сопротивления мужчин и институтов, в которых господствуют

мужчины, не от нежелания политиков принять необходимые меры, которые позволили бы

женщинам сочетать работу и семью, а от того, что женщины стремятся расширить свои

возможности и стать полноправными людьми. Меня постоянно изумляет, как много

работающих полный рабочий день женщин стараются убедить других женщин не идти

работать полный рабочий день.

Вторая половина революции только началась, и совершить ее будет, как я подозреваю,

гораздо труднее, чем первую. Дело в том, что в XX в. интуитивно ощущался этический

императив расширить возможности женщин и устранить их дискриминацию. Однако

преобразования XXI столетия должны будут изменить жизнь мужчин.

Мужчины только начинают понимать, что «традиционное» определение мужественности

делает их несостоятельными и удовлетворить не может. Если женщины оставили дом, куда

они были «заключены» идеологией разделения сфер, и теперь стремятся сочетать работу и

семью, то мужчины стараются вернуться в семью, из которой их вытолкнула та же самая

идеология. Некоторые мужчины в смятении уповают на возврат к старому тендерному

режиму, к тому самому разделению сфер, которое сделало несчастными и женщин, и мужчин.

Другие присоединяются к различным мужским движениям, подобным «Держащим слово»,

«Маршу миллиона мужчин», или ударились в мифопоэтическую разработку более

удовлетворяющего современные духовные запросы определения мужественности.

Идеология разделения сфер XIX в. оправдывала тендерное неравенство, обосновывая его

якобы природными различиями между полами. То, что считалось нормативным,

подкреплялось санкциями, провозглашалось нормальным, соответствующим природе вещей.

Больше половины столетия женщины посвятили доказательству, что эта идеология пагубно

влияет на их внутренний мир, ставит вне закона работу вне дома, которую они и так

выполняют, и навязывает такое определение женственности, которое не позволяет женщинам

проявить все свои человеческие качества.

Разумеется, это касалось и мужчин, поскольку превозносились одни чувства и поступки и

дискредитировались другие. Как и женщинам, мужчинам дозволялось реализовать лишь

часть своей природы. Но только недавно мужчины стали выражать недовольство

ограничениями этой идеологии.

В начале XXI столетия стоило бы вспомнить слова автора начала XX в. В замечательном эссе,

написанном в 1917 г., писатель Флойд Делл разъяснил последствия разделения сфер для

женщин и для мужчин:

«Когда вы держите женщину в заточении и платите за это арендную плату, то ее отношение к

вам незаметно меняется. Исчезает прекрасное волнение демократии. Уходит товарищество,

поскольку оно возможно только в условиях демократии. У вас больше нет совместной жизни

— она распалась на части. Одна половина — готовка, стирка, дети; вторая — работа,

политика, бейсбол. Неважно, чья половина хуже. Любая из них оказывается ущербной».

Как и феминистки, Делл понимал, что разделение сфер, обедняющее жизнь и женщин, и

мужчин, строится на тендерном неравенстве. (Обратите внимание, что он обращается к

мужчинам, которые «держат женщину в заточении».) Тендерное неравенство породило

идеологию разделения сфер, а идеология разделения сфер, в свою очередь, узаконила

тендерное неравенство. Прэтому Делл в первом же предложении своего эссе говорит, что

«феминизм впервые дает возможность мужчинам стать свободными»2.

Дегендеризация общества в новом столетии и новом тысячелетии идет не к тому, что

женщины и мужчины станут более одинаковыми, а к тому, что они станут более равными. Ибо

те качества и модели поведения, которые прежде считались мужскими или женскими, —

компетентность и сострадание, честолюбие и привязанность —суть исконно человеческие

качества, доступные и женщинам, и мужчинам, которые достаточно повзрослели, чтобы об

этом открыто заявить. Это предполагает некую форму тендерного протейства —

изменчивость и адаптивность к своему окружению с использованием всего многообразия

переживаний и способностей. Протейская личность, предложенная психиатром Робертом

Джеем Лифтоном, такова, что может соединять в себе противоречия; такая личность

изменчива и эластична в быстро изменяющемся мире3. Чтобы стать такой личностью, не

нужно, чтобы мужчины и женщины стали больше походить друг на друга, а нужно, чтобы

каждый еще полнее и глубже стал собой.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава 1

1 Gray J. Men Are from Mars, Women Are from Venus, New York: HarperCollins, 1992. P. 5.

Risman B. Gender Vertigo. New Haven: Yale University Press, 1998. P. 25. См. также: Lorber J. Paradoxes of Gender. New Haven: Yale University Press, 1994.

3 Stimpson C. Where the Meanings Are. New York: Methuen, 1988.

См.: Kimmel M. Manhood in America: A Cultural History. New York: The Free Press, 1996.

Я рассказываю об этом и в книге «Manhood in America».

Minton T. Search for What It Means to Be White // San Francisco Chronicle. 1998. May 8.

Зиммель цит. по: Coser L. Georg Simmel's Neglected Contributions to the Sociology of Women // Signs. 1977. Vol. 2. № 4. P.

872.

Цит. по: Coser L. Georg Simmel's Neglected Contributions to the Sociology of Women. P. 872.

Цит. по: Brooke J. Men Held in Beatings Lived on the Fringes //The New York Times. 1998. October 16. P. AI6.

Connell R.W Gender and Power. Stanford: Stanford University Press, 1987. P. 183; Goffman E. Stigma. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1963. P. 128.

" Connell R.W Gender and Power. P. 183, 187-188. Цит. no: Risman B. Gender Vertigo. P. 141.

1 Tavris C. The Mismeasure of Woman // Feminism and Psychology. 1993.

Vol. 3. № 2. P. 153.

Epstein C.F. Deceptive Distinctions. New H?iren: Yale University Press, 1988.

Tannen D. You Just Don't Understand. New York: William Morrow, 1991.

O'Barr W., O'Barr J.F. Linguistic Evidence: Language, Power and Strategy — The Courtroom. San Diego: Academic Press, 1995. См. также: Kohn A. Girl Talk, Guy Talk // Psychology Today. 1988. February. P. 66.

17 Witchel A. Our Finances, Ourselves // The New York Times. 1998. June 4. P. 13.

18 Ibid.

Kanter R.M. Men and Women of the Corporation. New York: Harper and Row, 1977.

Gerson K. Hard Choices. Berkeley: University of California Press, 1985; Idem. No Man's Land. New York: Basic Books, 1993.

Дата добавления: 2015-05-06