Вениамин Фильштинский. Открытая педагогик. веское действие. Что есть этот термин?

Диалоги с коллегами 275

веское действие. Что есть этот термин? В духе нашего сегодняшне­го разговора я уже готов услышать от вас, что это не так плохо, хотя какое-то время тому назад в воздухе носилось, что этот тер­мин не корректен как минимум, потому что действие неделимо, по­тому что оно — психофизический процесс, потому что слово — одна из составляющих действия, а не самостоятельный пласт...

В.Г. Слово может участвовать в действии и идти помимо дейст­вия. Вне действия. По касательной. Я понимаю, что имел в виду Станиславский, когда говорил о словесном действии, и мне кажет­ся, что здесь ничего ни загадочного, ни начетнического, ни устарев­шего нет. Это очень простые вещи. Слово, которое воздействует, которое включено в поток действия и влияния на партнера и на зрителя, — это операционный термин.

В.Ф. Все-таки, есть вред в выделении словесной составляющей

действия.

В.Г. Нет вреда, если подходить с головой. Может быть просто словоговорение, причем помимо воли артиста. Его привычки тако­вы, что пока он не говорит или говорит своими словами, он вклю­чен в действие как в органический процесс достижения цели, а цель всегда — это воздействие, правда же? В.Ф. На кого? На партнера? На зрителя? В.Г. Это не точечное понятие, а полевое... И, тем не менее, мо­жет быть такая привычка к слову, такая обученность слову, что когда включается авторский текст, весь органический процесс ле­тит к дьяволу. Вот это и есть то слово, которое не является словес­ным действием. Оно само по себе. Оно оформлено, артикулировано и иродышано, но действует само по себе, на постороннем волевом

импульсе.

В.Ф. Словесное действие означает подчеркнутое давление, уда­рение на слово, вот в чем может быть опасность.

В.Г. Нервная система очень большая. В ней очень много всего. Казалось бы, сердце маленькое. Но вот мой личный частный слу­чай сердечной аритмии. Часто работают одновременно два несовпа­дающих сердечных ритма. Работает тот нервный узел, который дает один ритм, и параллельно с ним начинает работать какой-то другой, который дает другой ритм, и возникают два пульса. И один доктор мне сказал: «Понимаете, это ваша природная особенность. Если мы подавим этот второй очажок, он возникнет в третьем мес­те. Это вам так на роду написано — двоеритмие. Живите с этим». Тем более, в нервной системе возникают разные очаги импульсов. Если все сведено к единому очагу, идет из единого нервного импу­льсного ствола, тогда человек вообще не думает, как он говорит,

как двигается, у него все подчинено внутреннему потоку, внутрен-| ней направленности, и если все разработано и гибко, то все ему ^! подчиняется. А бывает, что одновременно работают несколько не-скоординированных очагов. Тело, мимика, пластика работают на одном рычаге возбуждения, а слова — на другом. Поэтому слово не является словесным действием, оно становится лишь средством трансляции. Как только через слово проходят все те же нервные импульсы, что и через систему кровообращения, через гормональ­ные процессы, которые происходят в организме человека во время творчества, он — зажил, он включился. Изменилось кровообраще­ние, гормональный процесс и газообмен. Тогда возникают артику­ляция, интонирование, которых пет в обыденной жизни, — все это происходит под влиянием творческих нервных процессов. Но все может работать и по отдельности, и тогда это не органическое творчество. А иногда бывает, что что-то вообще не работает. Или работает безобразно. Если не слышать, если только видеть — это очаровательно, но послушаешь — ужас. И потом, он же изрыгает помои вместо прекрасного шекспировского текста...

В.Ф. А вот вторая — самая волнующая меня тема. Я исповедую этюдный метод — так, как я его понимаю, хотя считаю, что все это фундаментально заложено Станиславским, — где могу, этот метод защищаю и пропагандирую, но признаю открыто, что перехода от этюда к тексту пет. В самые последние годы, в самые зрелые, у Станиславского определенно написано: все хорошо, но перехода к тексту не нашли. Есть наивные, как мне кажется, рекомендации Киебель, будто это само возникает, авторский текст постепенно вы­тесняет текст этюдный. Нет и нет. Что вы по этому поводу думае­те? Иногда мне казалось, что это вообще особый этап, и нужно подловить момент и сказать: стон! А теперь учите текст! Есть точка зрения: учи сразу, не валяй дурака! С ней не могу согласиться...

В.Г. Это очень сложный вопрос, очень трудная проблема. Свои слова необходимы, мне кажется, — для расконсервации. Я думаю, что это действительно постепенная вещь. Это вытеснение своих слов открытиями, которые сделаны с помощью этюда в нераскры­той целине авторского глубинного мышления. Ведь то, что мы чи­таем, — это результат, а содержание залегает на уровне намерений, на уровне того, что человек хотел сказать, а не того, что он сказал и что десятью людьми может быть понято совершенно по-разному... Проникновение в намерения — тут и нужны свои слова. Ведь чело­век подключается собственным опытом, нервами, страданиями и размышлениями, иногда неосознанными в свое время, которые остались где-то валяться неразобранными. В процессе этюдной ра-

Дата добавления: 2015-03-31