Крестьянство и школа первой четверти XVIII в

Широкая просветительная деятельность Петра I меньше всего коснулась крестьянских масс. Школы, созданные в первой четверти XVIII в., предназначались в основном для детей господствующего класса, которые, получив образование, должны были занять руководящие посты в армии, на флоте, в общей системе государственного управления.

Отдельные школы были созданы и для других сословий — для детей солдат, мастеровых, приказных и т. д. Целью этих школ была подготовка специалистов низшего звена. Однако и в эти школы крестьянские дети по существовавшим тогда правилам не принимались. Особенно строго запрещалось принимать в школы детей крепостных крестьян.

Отрицательное отношение правительства к вопросам крестьянского образования было связано с общим направлением крестьянской политики самодержавия, с усилением крепостной неволи и эксплуатации крестьян со стороны государства. Вместе с тем потребности государства: создание регулярной армии, развитие промышленности и т. д. — заставляли правительство, вопреки основной, сословной линии его внутренней политики, нередко нарушать сословный принцип комплектования школы. Именно этим обстоятельством объясняется то, что некоторым из крестьянских детей удавалось получить образование, удавалось преодолеть запрет на учение, тяготевший над крестьянским сословием. Это были немногие, единичные случаи, лишь подчеркивавшие бесправные условия, в которых жили крестьянские массы России.

О том, насколько редко удавалось крестьянским детям получить образование, свидетельствуют данные о сословном составе так называемых цифирных школ, которые были наиболее массовым типом учебных заведений в первой четверти XVIII в. Известно, что открытие этих школ представляло собой первую попытку петровского правительства создать в России сеть государственных общеобразовательных начальных школ, доступных более или менее широким слоям населения. «Цифирные школы» предназначались для «всякого чину людей опричь однодворцев», т. е. для людей «всякого чину», кроме крестьян. Крестьянских детей запрещалось принимать в «цифирные школы», поскольку, как отмечалось в одном из указов 1722 г., крестьянский труд не требует какого-либо образования.

По данным 1727 г., в «цифирных школах» насчитывалось около 2000 учеников, распределявшихся по сословиям следующим образом:

Из духовного звания 931 (45,4%)

Солдатских (драгунских, казачьих

и пушкарских детей) 402 (19,6%)

Приказных 374 (18,2%)

Посадских 93 (4,5%)

Дворян и детей боярских 53 (2,5%)

Как видно из этих данных, даже в наиболее доступных и наиболее массовых школах того времени — в «цифирных школах» — крестьянских детей не было.

Иногда попадали крестьянские дети и в так называемые архиерейские школы, которые устраивались под надзором архиереев при их домах. Так, в частности, мы знаем, что в архиерейской школе, открытой в 1721 г. при Александро-Невской лавре, которая рассматривалась как учебное заведение, предназначенное «на пользу общую», среди учащихся были дети монастырских вотчинных служителей, в том числе и крестьян. В архиерейской школе при Далматовском монастыре, возникшей около 1719 г., также обучались дети монастырских вотчинных крестьян. Школы, отчасти доступные крестьянству, существовали в начале 1720-х гг. в Новгородской епархии. Однако уже через несколько лет после их организации в этих школах из 500 учащихся было только 30 детей «разночинцев», остальные — дети духовенства. Среди «разночинцев» к концу 1720-х гг. уже практически не было детей крестьян.

Такая же участь постигла крестьянских детей, обучавшихся в семинарии Троицкой лавры, открытой в 1742 г. В первые годы существования семинарии из 92 семинаристов только 12 были выходцами из духовного сословия. Остальные учащиеся были детьми монастырских приказных, подьячих, солдат, конюхов, портных, колесников и других служителей. Однако уже через два года после открытия семинарии было издано распоряжение солдатских и крестьянских детей отпустить к их отцам и впредь не принимать.

Аналогичное распоряжение последовало и относительно учащихся Славяно-греко-латинской академии. «Обретающихся в Московской славяно-греко-латинской академии в школах солдатских детей, — гласил указ 1728 г., — обуча отослать в полки в службу и впредь для обучения принимать таковых, о которых... прислано будет письменное уведомление, что они ныне и впредь вполне не надобны; помещиков людей и крестьянских детей, также непонятных и злонравных от помянутой школы отрешить и впредь таковых не принимать».

Этот указ, допускавший в академию только детей духовного сана, преградил доступ в нее крестьянским детям. Известно, что М.В. Ломоносову удалось поступить в академию только в результате того, что он выдал себя за поповского сына.

Проведение в жизнь указа 1728 г. существенно затруднило пополнение контингента учащихся Славяно-греко-латинской академии. Синод неоднократно пытался привлечь в академию детей-поповичей и удержать тех из них, которые там обучались. Эти попытки не имели особого успеха, о чем свидетельствует жалоба руководства академии, адресованная в 1732 г. в Синод, в которой говорилось, что «без духовных детей там учение пресекается», тогда как «солдатских, помещиковых и вотчинниковых и крестьянских детей принимать запрещено». Для пополнения академии, как и других церковных школ, детьми духовного сословия правительству в 1736 г. пришлось прибегнуть к такой мере, как угроза отдавать детей духовенства в солдаты, если они будут уклоняться от обучения. Однако и это не привело к благополучному исходу в решении вопроса о комплектовании академии детьми духовенства. В том же году Сенату пришлось принять постановление, со­гласно которому в академию было принято 158 детей светских родителей, сословный состав которых отличался удивительной пестротой: наряду с сыновьями князей Оболенских и Долгоруких были приняты и подьяческие, и солдатские, и конюховы дети. Так необходимость подготовки кадров заставляла правительство временами отступать от сословных принципов своей школьной политики. Эта же необходимость заставила правительство принять в число учащихся Петербургского академического университета и академической гимназии, созданных в 1725 г., не только детей солдат и мастеровых, но даже и крепостных, что, конечно, также было нарушением сословных принципов. Та же необходимость побуждала правительство допускать некоторых крестьянских детей к обучению в так называемых немецких школах, которые готовили специалистов со знанием иностранных языков.

Состав учащихся этих школ был весьма разношерстным. Просматривая сведения об учениках московских «немецких школ», мы находим также упоминания: «дворянский сын», «сын подьячего», «сын стольника», «сын бомбардира», «сын дворового человека», «солдатский сын» и т. д.

Все эти сведения позволяют утверждать, что школ, предназначенных собственно для обучения крестьянских детей, в первой половине XVIII в. было чрезвычайно мало. Такие школы изредка встречались в селениях удельных крестьян, например в Царском Селе, в Кузьминой слободе, в Гатчине, в селе Бобрики, но это были школы для крестьян, принадлежавших царской фамилии, в дворянских имениях их насчитывалось единицы.

Таким образом, вопрос о подлинно народном крестьянском образовании на протяжении всей первой половины XVIII в. и не ставился. Были созданы Академия наук и университет, создавались высшие и средние специальные учебные заведения, но они не имели необходимой базы — народной школы.

Все это не могло не волновать лучших представителей образованного дворянства; появляются публикации в защиту права крестьян на образование, проекты устройства народных школ. Суждения одного из таких общественных деятелей предлагаются ниже.

Дата добавления: 2015-03-31