Е.М. Мелетинский Структурно-топологическое изучение сказки 2 страница

Все это, разумеется, отнюдь не лишает смысла те задачи, которые выдвигает Леви-Строс. И как раз исследование В.Я. Проппа дает необходимый твердый базис для дальнейшего углубления структурного анализа повествовательного фольклора. Не удивительно, что после знакомства ученых Запада с классическим трудом В. Я. Проппа буквально ни одно из исследований структурных моделей фольклора не могло обойтись без этого труда, не опираться на него.

Во французской науке, где структурализм особенно распространен, заслуживает внимания прежде всего цикл работ А.Ж. Греймаса. В статье "Описание значения и сравнительная мифология" (1963)27 он пытается исключительно методами Леви-Строса осветить разыскания Ж. Дюмезиля по сравнительной мифологии. Он считает, что мифемы, вопреки видимости рассказа, связаны парадигматическими узами и что примерная формула мифа такова:

(две оппозиции связаны глобальной корреляцией).

Рассматривая ряд мифических тем (общественный договор, добро и зло, безмерность и др.) в различных мифологиях, Греймас выявляет некоторые "семантические оппозиции в роли дифференциальных признаков (благодетельный — зловредный, дух — материя, мир — война, интегральный — универсальный) и представляет одни мифологические концепции как трансформации других.

В статьях "Русская народная сказка, функциональный анализ" (1965)28, "Элементы теории интерпретации мифического рассказа" (1966)29, а также в соответствующих частях "Структурной семантики" (1966)30 Греймас использует английский перевод книги В.Я. Проппа даже для разработки некоторых аспектов лингвистической семантики. Он пытается синтезировать методику В. Я. Проппа и методику Леви-Строса, синтагматику и парадигматику за счет обработки схемы В.Я. Проппа средствами современной логики и семантики. В своем анализе сказки Греймас берет за основу В.Я. Проппа, дополняя и «поправляя» его с помощью теории Леви-Строса, а в анализе мифа, наоборот, исходит из Леви-Строса, дополняя его В.Я. Проппом.

Структурная модель действующих лиц разработана Греймасом на основе сопоставления схем В.Я. Проппа и Э. Сурьо и выглядит следующим образом:

В подателе объединены пропповские отправитель и отец царевны, в помощнике — чудесный помощник и даритель: получатель в сказке якобы слит с героем, который одновременно является и субъектом. Объект — царевна. Помощника и противника Греймас при этом считает второстепенными действующими лицами, связанными с обстоятельствами. Это — лишь проекция воли к действию самого субъекта. Оптозиции податель — получатель, по мнению Греймаса, соответствует модальность знать, помощнику — противнику — модальность мочь, а субъекту — объекту — модальность хотеть. Желание героя достигнуть объекта реализуется на уровне функций в категории поисков (quest).

Что касается синтагматических функций, то Греймас их прежде всего сильно сокращает в числе (вместо тридцати одной остается двадцать) за счет их объединения по парам (пользуясь указанной В.Я. Проппом бинарностью функций). При этом каждая пара мыслится связанной не только с импликацией (одна функция влечет за собой появление другой в синтагматическом ряду S → поп S), но и дизъюнкцией (S vs. поп S) как неким парадигматическим отношением, независимым от хода развертывания сюжета, от линейной синтагматической последовательности. Парные функции обозначенные прописными буквами) Греймас в свою очередь пытается представить в виде семантической корреляции двух пар — негативной и позитивной:

Негативную серию двойных функций Греймас связывает синтагматически с начальной частью сказки (нагромождение бед — отчуждение), а позитивную серию — с концом сказки (их ликвидация и награждение героя). Завязка и развязка, обрамляющие обе эти серии, трактуются как своего рода нарушение договора (что ведет к бедам) и восстановление договора. В середине сказки оказывается ряд испытаний, каждое из которых в свою очередь начинается с заключения договора по поводу предстоящего испытания и включает также борьбу с противником и следствие успеха героя. Греймас устанавливает определенное соответствие между структурой испытания и структурной моделью действующих лиц: основной коммуникации (податель — получатель) соответствует договор, оси помощник — противник соответствует борьба, а достижению желанного объекта — следствие (результат) испытания. В первом испытании (квалификация героя для решающих испытаний) податель выступает в роли противника, а во втором (главном) испытании и третьем (приносящем славу) соблюдается точное соответствие функций и деятелей. По трем осям (передача сообщения, силы, желаемого объекта) группируются и остальные функции.

Наконец, уточняя схему перемещений героя, Греймас вместо уходов и приходов отмечает присутствие или отсутствие героя, исходя из того, что отсутствие имеет известный мифологический смысл. В соответствии с указанными принципами Греймас следующим образом преобразует схему В. Я. Проппа (все что подчеркнуто чертой вверху, я подчеркнул здесь внизу):

где: А — договор (приказ — акцептация); F — борьба (нападение — победа); С — сообщение (отправление — получение); p — присутствие; d — быстрое передвижение. _ Нарушение договора (в завязке) — А есть парная функция (запрет — нарушение, a vs. (n o n a), коррелирующая с заключением договора — А (приказ — акцептация, a vs. поп а).

Окончательное восстановление договора в развязке есть свадьба (податель передает получателю-субъекту желанный объект поисков). A 1 есть посредничество — начало противодействия, А 2 — это первая функция дарителя — реакция героя, A 3 — задавание задачи герою в последнем испытании.

Инициальная негативная серия C 1 C 2 C 3 соответствует пропповским выведыванию — выдаче, подвоху — пособничеству и вредительству — ликвидации недостачи и распределяется по трем осям: сообщение, т. е. вопрос — ответ (1), сила (2; речь якобы идет о лишении героической энергии) и объект желания (3; ликвидация недостачи есть добывание царевны).

Позитивная серия — это C1 C 2 С3. Метка — узнавание коррелирует с выведыванием — выдачей как вид сообщения (C1 vs. C1). Обличение — трансфигурация противостоит подвоху — пособничеству как обнаружение силы героя (СН 2 vs. C 2). Кроме того, и получение волшебного средства противостоит лишению героя героической энергии, выраженной функцией пособничества (поп c2 vs. поn c 2). Вредительству соответствует в позитиве наказание вредителя, но недостача преодолевается не только ее прямой ликвидацией, но также свадьбой, компенсирующей недостачу героя (С3 vs. С3).

Греймас обращает внимание на то, что все следствия испытаний (получение волшебного средства поп c 2, ликвидация недостачи поп с, и узнавание поп c 1 ), а потому и сами испытания направлены на преодоление вредоносных результатов отчуждения. Главным результатом описанной редукция функций Греймас считает выделение парадигматических структур и выявление возможности двойного анализа — семического к семантического, что ведет к двум уровням значений. Не ограничиваясь этим, Греймас пытается (с помощью структурного анализа, одновременно синтагматического и парадигматического, пользуясь леви-стросовским методом корреляций и его теорией медиации) проникнуть в самую суть волшебной сказки как целого, в ее общий смысл. Диахронически (синтагматически) инициальная серия А С коррелирует с финальной С А: в мире без закона-договора А ценности С перевернуты; восстановление ценностей открывает путь для восстановления закона. Ахронически возможна корреляция А: A = С: С, означающая, что отсутствие и наличие общественного договора так же соотносятся между собой, как отсутствие и наличие ценностей. По мнению Греймаса, правая часть формулы выражает индивидуальную сферу обмена ценностями, альтернативу «отчужденного» человека и человека, пользующегося полнотой ценностей. Левая же часть не только выражает договорную организацию общества, но и постулирует наличие-индивидуальной свободы, проявляющейся в нарушении запрета. Таким образом как бы устанавливается двойная корреляция между свободой личности и отчуждением, отказом от свободы личности и установлением порядка. Восстановление порядка необходимо для реинтеграции ценностей.

Испытание — борьба является, по Греймасу, не только синтагматически промежуточным членом между А С и С A, но, посредником трансформирующим структуру

Испытание осуществляет операцию отрицания негативных членов и замещения их позитивными. Испытание оказывается функциональным, динамическим и антропоморфическим выражением сложной значимой структуры, включающей и негатив и позитив. Медиативность F выражается и в отсутствии к нему функциональной пары. Действия героя в ходе испытания свободны, заключают в себе выбор и необратимость: черты, определяющие историческую деятельность человека, — этому соответствует отсутствие импликативной связи между А и F, их объединение только через: следствие. Таким образом, обнаруживается медиативная роль сказки в целом. Она разрешает противоречия между структурой и поступками, непрерывностью и историей, обществом и личностью. В анализе мифа (на примерах индейцев-бороро, взятых из книги Леви-Строса "Сырое и вареное") Греймас стремится использовать свою интерпретацию пропповского анализа сказки для того, чтобы выявить не только парадигматику, но и синтагматику мифа. Он исходят из обязательного негатива в первой половине сказки и позитива во второй (дихотомия временной протяженности рассказа до — после).

В первой половине основным темам предшествует вступительная часть, а во второй с основными темами коррелирует заключительная часть. Но вступительная и заключительная части остаются за пределами основного тематического корпуса. Греймас делит повествовательные функции на три категории: договорные, действенные (т. е. испытания) и отъедидительные (т. е. уходы и возвращения). Кроме того, Греймас предлагает выделить две повествовательные манеры — «обманчивую» и "правдивую".

Идя по стопам В.Я. Проппа, Греймас сопоставляет более или менее самостоятельные фрагменты повествования с функциями и с дистрибуцией ролей между персонажами в рамках того же эпизода. Это дает ему возможность проследить механизм перемены ролей того же самого персонажа, что оказывается очень существенным для понимания общего смысла сюжета. Так, например, в анализируемом мифе бороро сын, совершивший кровосмешение и навлекший на себя гнев отца, в конце концов оказывается положительным героем и его месть отцу за преследования вызывает сочувствие. Греймас трактует этот переход как смену ряда «договорных» функций (задержка «договора», его разрыв, появление нового «договора», т. е. новой фазы "игры согласий и отказов") и обмен ролей между отцом и сыном в результате двойной трансформации: отец из подателя и субъекта становится получателям и вредителем, а сын наоборот.

Главный теоретический пафос исследователя состоит в выяснении взаимоотношений и взаимопроникновений дискурсивной и структурной изотопий, т. е. сопоставление повествовательных диахронических множеств с определенными трансформациями глубинного содержания. Для раскрытия содержательных единств привлекается мифологический словарь и ряд культурно-этнографических кодов (естественный, пищевой, сексуальный и т. п.). Между кодами в свою очередь устанавливаются сложные корреляции. При этом обнаруживается промежуточность в характеристике героев, соответствующая их посреднической роли между мифологическими полюсами в конечном счете — между жизнью и смертью (по Леви-Стросу). На этой стороне анализа Греймаса в рамках статьи о структуре сказки нет возможности останавливаться.

Исследования Греймаса заслуживают серьезного внимания. Особенно следует одобрить его стремление практически установить между синтагматическими функциями парадигматические отношения, наметить несколько групп и типов функций, жестко увязать анализ синтагматики с динамикой перераспределения ролей между конкретными персонажами сказки, движением сказочных ценностей. Ему удалось правильно определить ключевую роль сказочных испытаний как средства разрешения конфликтных отношений путем трансформации негативной ситуации в положительную. Однако логическое углубление теории В. Я. Проппа и сама логическая стройность достигаются ценою ряда явных натяжек и не свободны от схоластичности. Это во многом объясняется отрывом разыскании Греймаса от конкретных фольклорных текстов; он оперирует функциями В. Я. Проппа как исходными данными, без какой-либо оглядки на интерпретируемый материал. Можно ли, например, видеть в получении волшебного средства пару к пособничеству героя вредителю? Пособничество — это естественная реакция на подвох и соответствует правилам поведения героя, а не актам получения сказочных ценностей. Если уже строить семантические «четверки» из двух парных функций, то подвох — пособничество есть негативный вариант предписания — акцептации, ибо в обоих случаях речь идет о невозможности героя отказаться от выполнения просьбы. Столь же натянуто сопоставление подвоха — пособничества с обличением — трансфигурацией. Верно, что подвох — пособничество находится к выведыванию — выдаче в отношении оппозиции сила — сообщение (вернее бы сказать, действие — слово). Поэтому семантическая четверка, естественно, может быть построена так:

Вся четверка композиционно соотносится с первой частью сказки и отражает противоположность между действиями, ведущими к беде (недостаче), и действиями, в результате которых начинается противодействие беде.

Но при этом между отдельными функциями инициальной и финальной серий явно нет конкретных соответствий, есть только общий контраст между атмосферой несчастья в начале и благополучия в конце. Кроме того, обе эти серии практически могут отсутствовать почти полностью, поскольку сказка иногда начинается сразу с вредительства или недостачи (не случайно В.Я. Пропп выделил некоторые функции в предварительную часть) и кончается основным испытанием. Дополнительное испытание и соответствующие функции (вроде обличения, трансфигурации, наказания антагониста) составляют необязательный второй ход волшебной сказки. Таким образом, концепция Греймаса строится в значительной мере на необязательных элементах сказки и потому не может претендовать на фундаментальность. Для Греймаса очень важна оппозиция между свадьбой и нарушением запрета, которую он трактует как нарушение и восстановление договора. Но нарушение запрета — это опять-таки необязательная функция из предварительной части, а вторжение антагониста само по себе можно, конечно, трактовать как нарушение некоего гармонического миропорядка, но не общественного договора. В сказках о добывании невест и чудесных предметов нет и нарушения миропорядка. Исключительно в сказках богатырского типа, где герой спасает общину от демонического вторжения антагониста, можно рассматривать свадьбу, хотя бы очень отдаленно, как награду герою за восстановление миропорядка (но не договора). Но эти сказки богатырского типа как раз сохраняют отчетливо следы мифа с его интересом к космическим масштабам и коллективным судьбам. Другие же волшебные сказки в большей мере сосредоточены на индивидуальных судьбах, на компенсации невинно гонимых, социально обездоленных и т. п. Их коллективное значение обнаруживается только через сопереживание, сочувствие герою, на место которого легко поставить самого себя. Здесь сказывается недооценка Греймасом (так же как и Леви-Стросом) специфических качественных отличий мифа и сказки. Эта недооценка проявляется и в том, что Греймас считает возможным применять к мифам схему, в основе которой лежит анализ специфической морфологии волшебной сказки. Ни категория испытания в целом, ни специально первое «квалифицирующее» испытание не характерны для мифов, нерелевантны в мифах. Поэтому исследования Греймаса при всей их методической ценности нуждаются в очень серьезных коррективах.

Если Греймас переносит на миф выводы В.Я. Проппа, касающиеся волшебной сказки, то Клод Бремон стремится извлечь из анализа В.Я. Проппа общие правила развертывания всякого повествовательного сюжета". Кроме того, в отличие от Греймаса Бремон сосредоточен не на мифологическом контексте сказки, а на самой логике повествования, не на парадигматических оппозициях, а на синтаксисе человеческих поступков. Он придерживается мнения, что функция (которую он относит к тому же уровню, что и В.Я. Пропп) действительно является "повествовательным атомом", а из группировки таких атомов и складывается рассказ.

Элементарной последовательностью Бремон считает триаду из трех функций, соответствующих трем фазам, обязательным для всякого процесса. Первая из них открывает самое возможность процесса в форме соответствующего поведения или предвидимых событий, вторая реализует эту возможность, а третья завершает процесс, достигая каких-то результатов соответствующего события (поступка). Однако в отличие от В.Я. Проппа Бремон считает, что каждая фаза вовсе не влечет за собой в обязательном порядке наступления следующей фазы, всякий раз возможны как актуализация некой возможности, цели, так и отсутствие такой актуализации. На первый план выдвигаются определенные альтернативы и выбор, который делается героем и автором. Элементарные последовательности группируются в сложные. При этом возможны несколько конфигураций, условно обозначенных им как "из конца в конец", «чересполосица», «скобка». События дихотомически делятся на улучшения и деградации.

Бремон анализирует целый ряд таких последовательностей и дает им определенные наименования (задача, договор, ошибка, ловушка и т. п.). Он, например, показывает возможную цепь функций, реализующих улучшение (ср. ликвидацию недостачи у В.Я. Проппа): для улучшения необходимо преодоление некоторых препятствий, для чего нужны соответствующие средства. Возникает определенная задача, которая часто возлагается на некоего союзника (ср. помощник, даритель), противостоящего противнику (ср. антагонист). Отношения героя с союзником имеют характер договора (их можно иногда уподобить отношениям кредитора с дебитором; ср. договорные функции Греймаса). Обезвреживание противника может быть или мирным (переговоры), или враждебным (агрессия), переговоры могут иметь характер соблазнения или устрашения; агрессия часто становится обманом и включает притворство, необходимое для того, чтобы противник попал в ловушку, и т. п.

Каждый персонаж может быть носителем определенной последовательности действий, для него специфических, но так как обычно в действии участвуют два персонажа, то действие имеет две стороны, противоположные для обоих деятелей (обман со стороны первого есть одновременно одурачивание второго; решение задачи одним предполагает одновременно ошибку другого и т. п.). Сами функции могут оборачиваться разными сторонами, например воздаяние может быть и вознаграждением и местью. По этому принципу серии улучшение и деградация оказываются в отношениях дополнительного распределения:

Дата добавления: 2015-05-08