Средства достижения

Улучшение Услуга союзника-кредитора

Деградация Добровольная жертва в интересах союзника-должника

Улучшение Услуга союзника-должника

Деградация Долговой платеж союзнику-кредитору

Улучшение Навязанная агрессия

Деградация Испытанная агрессия

Улучшение Успех ловушки

Деградация Ошибка, заблуждение

Улучшение Месть

Деградация Наказание

Такое двустороннее рассмотрение каждого действия, такой внимательный анализ альтернатив для хода повествования представляется продуктивным. Но анализ Бремона слишком абстрактен (и потому обеднен) в силу отказа от жанрового подхода (как у В.Я. Проппа) ради общеродового. Еще дальше в этом отношении идут Р. Барт, Т. Тодоров, Г. Женет (статьи их помещены в том же сборнике)32.

Американское издание "Морфологии сказки" было мощным толчком для структурно-типологического изучения сказки в Соединенных Штатах. Известная почва была подготовлена деятельностью таких лингвистов-структуралистов, как Р. О. Якобсон и Т. Себеок33, которые занимались и вопросами фольклора, а также представителями школы культурных моделей в этнографии. К последним принадлежал и Мелвил Джэкобс, автор интересной монографии о стилистических клише и драматической организации повествования в мифах и сказках, интерпретированных в контексте моделей культуры североамериканских индейцев34. В своей рецензии на американское издание "Морфологии сказки" он расценил исследование В. Я. Проппа как самое серьезное достижение в исследовательской методике до 1940 г. и одновременно высказался за то, чтоб, используя разработанную теперь аналитическую технику структурализма, выявить дополнительные структурные единицы на других уровнях (стиль, социальные отношения, система ценностей) и описать сам формирующий процесс и его причинный механизм.

Попытки сочетать функционально-синтагматический анализ с исследованием типов социального поведения и системы ценностей имеются в статьях Р. П. Армстронга "Анализ содержания в фольклористике"35 и Дж. Л. Фишера "Последовательность и структура в сказках"36, "Сказка об Эдипе из Понапе. Структурный и социопсихологический анализ"37.

Армстронг, избравший в качестве примера сказки о трикстерах, предлагает разбить текст сказки на последовательные действия и определить их функции (т. е. сделать как раз то, что В. Я. Пропп), а затем выявить такие синтагматические единства, которые окажутся релевантными, поскольку они выявляют отношение этнической группы к общественным ценностям, определяют семантическую структуру и характер эстетических оценок и т. п. Для этой цели Армстронг предлагает некую программу для распределения действий по определенным семантическим направлениям: награда — наказание, сопротивление — нападение, разрешение — запрещение, добро — услуги, получение — потеря имущества, собирание — рассеивание информации, деловое поведение, принятие обязательств — уклонение от них. В этих рамках действия делятся на позитивные, нейтральные и негативные (например, Овч — находить, О — хранить, О — терять и т. п. [здесь верхнюю черту я обозначил еще и как вч в верхнем индексе вч]). Сравнительный анализ должен обнаружить различные отношения в различных культурах.

Фишер также сопоставляет племенные варианты, выявляя отклонения в их структурах. Так, оказывается, что в микронезийских сказках с острова Трук преобладает серия повторяющихся (с легкой вариацией) эпизодов, а в Понапе — смена эпизодов с противоположным исходом. Это объясняется спецификой социальной организации различных племен. Исследуя структуру микронезийской сказки об инцесте, Фишер сопоставляет четыре семантические решетки: 1) временную сегментацию; 2) пространственную (которая оказывается шире временной); 3) разделение персонажей на две партии — дружественную и враждебную герою; 4) последовательности с точки зрения разрешения основных конфликтов. В истолковании организованной системы эпизодов Фишером чувствуется влияние и Леви-Строса и психоанализа (в сильно смягченном виде), а также общей методологии школы культурных моделей.

С точки зрения разработки структурной методологии в области фольклора большой интерес представляют работы Э. К. Кенгяс и П. Маранда, в частности их критический разбор известной формулы Леви-Строса в работе "Структурные модели в фольклоре"38. Речь идет о границах применимости формулы медиативного процесса f x (a):f y (b)::f x (b):f a-1 (y), которую указанные авторы при анализе заменяют другой, более простой параллельной формулой QS: QR::FS: FR, где QS — квазирешение и QR — квазирезультат выражают исходную ситуацию и ее прямые последствия; FS — конечное решение (поворотный путает, связанный с действиями медиатора), FR — конечный результат,

Кенгяс и Маранда пришли к выводу, что формула Леви-Строса применима не только к мифам, но и к другим, весьма разнообразным фольклорным текстам. Но, с другой стороны, область ее распространения известным образом ограничена, поскольку медиатор может иногда вообще отсутствовать (модель I) или испытать неудачу (модель П), и, даже в случае его успеха, первоначальная коллизия бывает порой просто аннулирована (модель III), а не перевернута, как этого требует формула Леви-Строса (модель IV). Кенгяс и Маранда показывают, что модели III и IV кардинально отличаются от I и II тем, что здесь трехуровневая структура, требующая медиатора, включает не только корреляцию отношений, но и корреляцию корреляций. В качестве иллюстраций эти авторы приводят примеры мифов, анекдотов, легенд, а также лирических песен, заговоров, пословиц. (К большому сожалению, нет только волшебных сказок. Основным методом нахождения структуры Кенгяс и Маранда считают обследование первоначальных оппозиций и конечного исхода. В повествовательном жанре первоначальная коллизия, по их мнению, разрешается в ходе самого повествования, в лирических жанрах — вообще не разрешается, а в ритуале — разрешается благодаря участию подателя и получателя. Медиация, полностью отсутствующая в лирических жанрах, в повествовательных находится в самом сюжете, а в ритуале — вне сюжета, с помощью внешнего действия.

В других работах Кенгяс и Маранда39 продемонстрировали преимущественное распространение моделей IV в европейском фольклоре и моделей I–II–III в фольклоре архаических обществ — результат очень интересный, указывающий (может быть, помимо целей авторов) на исторические границы сложной структуры IV, отвечающей формуле Леви-Строса.

Наиболее значительная работа, непосредственно посвященная структурному анализу сказки, — это монография Аллана Дандиса "Морфология народных сказок североамериканских индейцев" (1964 г.). Выходу книги предшествовала диссертация и серия статей40. Если супруги Маранда стремились выявить границы применения формулы Леви-Строса, ввести в нее упрощения и уточнения, то Дандис занимает по его адресу резко критическую позицию. Дандис упрекает Леви-Строса в попытке включения в морфологическую структуру, с одной стороны, персонажей (например, трикстеров-посредников; в том же он упрекает и Маранда), а с другой — чисто лингвистические элементы. Дандис подчеркивает, что миф абсолютно переводим с одного естественного языка на другой (на это указывал и Фишер) и что миф может излагаться не только словесным, но и другими языками (живописным, мимическим и т. п.), что нет необходимости буквально переносить методы структурной лингвистики на фольклористику. Кроме того, Дандис высказывается против чрезмерного пристрастия к моделям родства и против манеры Леви-Строса анализировать структуру не конкретных мифов, а отношений между вариантами и мифами.

Гиперкритическое отношение Дандиса к Леви-Стросу не совсем справедливо, но оно отражает известную нечеткость и неопределенность, которая до сих пор проявляется при попытках парадигматического анализа, несмотря на безусловную глубину и плодотворность основных идей Леви-Строса. Дандис, как нам кажется, правильно понимает качественный характер различий между мифом и сказкой (оппозиция коллективное — индивидуальное, ср. аналогичный взгляд в работах автора настоящей статьи41). Именно в этом, а не в самой структуре — основное отличие мифа и сказки (в мифе — космические недостачи). Дандиса привлекает исключительная прозрачность и достоверность синтагматического анализа В. Я. Проппа, и он сознательно выступает как прямой его продолжатель. В. Я. Проппа он лишь в незначительной мере дополняет идеями К. Л. Пайка о языковом и неязыковом поведении. От Пайка практически идет его терминология: противопоставление этического, т. е. классификаторского, и эмического, т. е. структурного, членения, употребление термина мотифема, в смысле эмической единицы вместо функции В. Я. Проппа. Теодор Стерн в своей рецензии на монографию Дандиса42 называет его эпигоном В. Я. Проппа (и соответственно, в духе Леви-Строса или Мелвила Джэкобса, сетует на недооценку Дандисом культурного контекста, абстрактность, невнимание к действующим лицам).

Вслед за В. Я. Проппом Дандис считает ядерным (по его выражению) рядом мотифем (т. е. функций) пару недостача (L) — ликвидация недостачи (LL). Имеются сказки американских индейцев, которые в отличие от европейских сводятся к этой простой структуре. Однако и здесь между недостачей и ее ликвидацией часто вставляются другие парные функции, в частности хорошо нам знакомые по книге В. Я. Проппа: запрещение — нарушение (Int/Viol), обман — пособничество (Dec/Dcpt) и трудная задача — решение (Т/ТА). Кроме того, Дандис вводит еще две функции: следствие нарушения запрета (Conseq) и ускользание от беды (АЕ). Заметим, что это нововведение не столь необходимо, так как обе эти функции в большинстве случаев можно рассматривать как недостачу и ее ликвидацию. Дандис выделяет и анализирует несколько типичных рядов функций, группируя соответствующим образом сказки. Далее он показывает, как сложные по составу сказки индейцев являются комбинацией более простых рядов. Он приводит такие серии, как:

L–LL

Viol — Conseq

L-T-TA-LL

L-Dec-Dcpt-LL

Int-Viol-L–LL

Int — Viol — Conseq — АЕ

L–LL–Int — Viol — Conseq

L-T- ТА- LL–Int- Viol- Conseq- АЕ

и т. д.

Мотифемы Т/ТА, Int/Viol, Dec/Dcpt в принципе альтернативны в сказках и мифах американских индейцев. Int/Viol и Т/ТА Дандис считает формами предписания герою, отличными по своей дистрибутивной характеристике: трудные задачи всегда помещаются между недостачей и ее ликвидацией, а нарушение запрета большей частью либо предшествует недостаче, либо следует за ее ликвидацией. Известный интерес представляет сопоставление Дандисом сказок и поверий, например последовательности Int — Viol — Conseq — АЕ с системой: условие — результат — противодействие.

Пользуясь совершенно той же методикой, что и В. Я. Пропп, Дандис приходит, однако, к иным, гораздо более простым схемам. Это, по-видимому, следствие архаичности самого фольклора североамериканских индейцев. Дандис не дифференцирует волшебную сказку от других ее разновидностей и от мифа, что отчасти опять-таки отражает особенности самого материала — его жанровый синкретизм. Сопоставление схем В.Я. Проппа и Дандиса поэтому очень полезно для решения задач, выдвигаемых исторической поэтикой.

Интересные работы по структурному изучению мифов и сказок имеются и в австралийской науке, тесно связанной с американской. Оставляя в стороне некоторые попытки парадигматизации сюжетов в свете культурных моделей43, необходимо упомянуть о серии статей Э. Станнера в журнале «Океания» под общим названием "О религии аборигенов"44. В этом обстоятельном исследовании семиотики культуры австралийского племени муринбата содержится тонкий сравнительный анализ сюжетной синтагматики мифов и ритуалов; словесных, пантомимных и живописных "текстов".

Убедительное доказательство принципиального тождества структур мифов и обрядов (включая мифы, не имеющие обрядового эквивалента, и обряды, не сопряженные с мифами) дает возможность Станнеру выявить и некоторые важные парадигматические отношения в символическом языке мифов муринбата. Некоторые наблюдения Станнера поразительно близки к выводам явно оставшейся ему неизвестной книги В.Я. Проппа "Исторические корни волшебной сказки" (тематическое и структурное сближение мифов с обычаями инициации). К сожалению, в рамках данной статьи нет возможности подробнее касаться этой темы.

Продуктивные исследования повествовательного фольклора были предприняты рядом румынских ученых, в первую очередь М. Попом, а также Г. Врабье, Г. Эретеску, Н. Рошияну. В очень содержательной статье "Актуальные аспекты исследования структуры сказок"45 Поп на примере одной румынской сказки демонстрирует соотношение синтагматической последовательности функций и общей логики сюжета. Для данной сказки она представлена схемой:

I недостача

II обман

III испытание

IV насилие

IV ликвидация насилия

III ликвидация испытания

II ликвидация обмана

I ликвидация недостачи

Поп убедительно показывает роль сюжетного параллелизма и антитез. Он также проникает в структуру элементарной последовательности (лишь отчасти опираясь на Бремона), исследует ее троичность. В другой статье (о формулах сказки)46 он анализирует структуру на стилистическом уровне. Исследованию сказочных формул посвящена и диссертация Н. Рошияну. Интересный анализ композиционных вариантов предлагает Г. Врабье47.

Работы по структурной типологии появляются в других странах. Чешский ученый Б. Бенеш применяет морфологическую схему В.Я. Проппа при анализе былички48. Оригинальная попытка вскрыть структуру анекдотической сказки содержится в статье немецкого фольклориста Г. Баузингера49. (Любопытно, однако, что в его теоретической монографии "Формы народной поэзии" морфология фольклора исследуется скорее в русле Йоллеса).

В последние годы ожил интерес к "Морфологии сказки" В.Я. Проппа и поднятым в ней проблемам у нас в Советском Союзе. В 1965 г. на научной сессии в честь семидесятилетия В.Я. Проппа высоко оценили эту книгу в своих докладах акад. В.М. Жирмунский и член-корр. АН СССР П.Н. Берков; состоялся и специальный доклад о "Морфологии сказки" автора настоящей статьи. Но возрождение широкого интереса к этой книге у нас, как и за рубежом, было обусловлено прежде всего развитием структурной лингвистики и семиотики. Имя В. Я. Проппа как автора "Морфологии сказки" (а также "Исторических корней волшебной сказки") постоянно упоминалось (часто рядом с именем Леви-Строса) на семиотических симпозиумах, в работах по вторичным моделирующим системам. Однако, если оставить в стороне многочисленные общесемиотические работы по мифологии (Вяч. Вс. Иванова, В.Н. Топорова, Д.М. Сегала, А.М. Пятигорского, Ю. М. Лотмана, Б.Л. Огибенина и др.) и сюжетике литературных произведений (Б.Ф. Егорова, Ю.К. Щеглова), а также структурные исследования несказочных жанров фольклора (народного театра — П.Г. Богатырева, баллады — В.Н. Топорова, эпических песен — С.Ю. Неклюдова и Ю.И. Смирнова, заговоров — И.А. Чернова и М.В. Арапова, пословиц — Г.Л. Пермякова), то число статей и выступлений, непосредственно затрагивающих проблематику морфологии сказки, пока еще очень невелико.

Работа Д.М. Сегала "Опыт структурного описания мифа"50 представляет собой попытку анализа структуры мифа на материале трех близких версий одного и того же сюжета об отверженном, ни впоследствии торжествующем герое у северо-западных индейцев. Пользуясь в принципе методикой Леви-Строса и сопоставляя фрагменты мифа синтаксически и парадигматически (исходя из категории ценности), Д. М. Сегал вскрывает различные уровни мифологического смысла и приходит к выводу о совмещении в исследуемых текстах сказки об отверженном герое с этнологическим мифом.

Вяч. Вс. Иванов и В. Н. Топоров51 прямо обращаются к схеме В. Я. Проппа с тем, чтобы использовать ее для записи и анализа различных повествовательных текстов. Они предлагают рациональное упорядочение символов средствами современной логики. При этом функция всякий раз интерпретируется как отношение различных сказочных персонажей или предметов.

Эти авторы увязывают функциональный анализ в духе В.Я. Проппа с исследованием элементарных семантических оппозиций, играющих большую роль в мифах. Для их записи ими также предложены определенные символы.

С.Д. Серебряный в своем докладе52 пытается внести некоторые коррективы в формулу В.Я. Проппа, исходя, как ему кажется, из более строгой формализованной интерпретации материала. Он предлагает функцию В считать связкой, функцию К — мотивировкой, функцию Т — лишь сопутствующим моментом при различных функциях и т. д. Всю сказку, считает С. Д. Серебряный, можно разделять на три основных момента: 1) начальное вредительство, создающее завязку (А ДБ-3 Пр Х Ф), 2) ответные действия героев (Г Р- П) и 3) благополучный исход, восстановление разрушенного порядка вещей (Л Сп У О Н С*); между ними — перемещения. Сказка, по его мнению, создается разворачиванием этой троичной схемы.

В заключение мы позволил! себе бегло высказать некоторые соображения о возможности дополнительной морфологической интерпретации волшебной сказки, исходя из принципиальных основ, заложенных В.Я. Проппом в его книге53.

Дополнительные связи между функциями В.Я. Проппа, их единая природа — как синтагматическая, так отчасти и семантическая — обнаруживается при анализе более абстрактного уровня больших синтагматических единств. Такими синтагматическими единствами являются различные виды испытаний и приобретаемых героем в результате испытаний сказочных ценностей. Ритм потерь и приобретений объединяет волшебную сказку с мифом и с другими видами повествовательного фольклора.

Аналогичную испытаниям (по своей дистрибуции) ключевую роль в мифах играют космогонические и "культурные деяния" демиургов, в животных сказках — трюки зооморфных плутов (трикстеров), в новеллистической сказке особые категории испытаний, ведущие к разрешению индивидуальной драматизированной коллизии. Для классической формы волшебной сказки специфична двойная оппозиция предварительного и основного испытаний, во-первых, по результату (в первом случае только чудесное средство, необходимое для прохождения основного испытания, во втором — достижение основной цели), во-вторых, по характеру самого испытания (проверка правильности поведения — героический подвиг).

В архаическом синкретическом фольклоре эта оппозиция либо отсутствует, либо нерелевантна, а в классической волшебной сказке она заложена в самой семантической структуре и неустранима.

Наряду с предварительным (e) и основным (Е) испытанием в волшебной сказке часто (но не обязательно) имеется еще и дополнительное (Е') испытание на идентификацию героя. Кроме того, действия антагониста или даже самого героя (нарушение запрета, «поддача» на "подвохи"), ведущие к беде и к недостаче, могут быть условно интерпретированы как своего рода испытание с обратным знаком (Е вч ). Если мы соответственно обозначим потерю или недостачу через l, чудесное средство, полученное от дарителя в результате предварительного испытания (чудесный предмет, помощник, совет) через л, ликвидацию недостачи вследствие основного испытания — через l, то получим следующую формулу:

Таким образом, волшебная сказка на наиболее абстрактном уровне предстает как некая иерархическая структура бинарных блоков, в которой последний блок (парный член) обязательно имеет положительный знак.

Менее жесткая структура первобытных синкретических сказок выступает как своего рода метаструктура по отношению к классической волшебной сказке.

Пропповские функции легко группируются по указанным бинарным блокам (большим синтагматическим единицам). Не только дистрибутивно тождественные борьба — победа и задача — решение (обозначим их как A 1 B 1 и A 2 B 2 ) оказываются алломорфами основного испытания (богатырский и чисто сказочный варианты), но также чудесное перемещение к цели (ab) и магическое бегство (аb вч ), строго различные дистрибутивно (до или после борьбы), суть динамические (присоединительные) элементы основного испытания. Соответственно претензии самозванца и опознание истинного героя [или негативный вариант: убегание (маскировка) героя — поиск виноватого] составят комплекс дополнительного испытания. Между перечисленными функциями возможны многоваленгные отношения (ср. замечание самого В.Я. Проппа о синкретизме функций). Так, например, убегание «скромного» героя, входящее в систему дополнительного испытания, можно одновременно рассматривать как обращенный вариант магического бегства.

Выше уже отмечалось принципиальное различие предварительного и основного испытаний и соответствующее деление на правильные поступки и подвиги. Даритель проверяет правильность поведения героя (его доброту, сообразительность, вежливость, а чаще всего — просто знание своеобразных правил игры) и снабжает его чудесным средством, гарантирующим успех основного испытания. Волшебные силы активно помогают совершить подвиг, порой даже действуют за героя, но в правильном поведении всегда проявляется добрая водя героя (и злая воля ложного героя).

Правила поведения, структура сказочного поступка, составляют цельную семантическую систему, в которой функции обнаруживают дополнительные логические отношения, независимые от их синтагматических связей. Отметим, что поведение по правилам ведет не только к успеху в предварительном испытании, но и к беде, поскольку всякий стимул влечет за собой определенную реакцию: герой обязан принять вызов, ответить на вопрос, выполнить просьбу, даже если это исходит не только от нейтрально-благожелательного дарителя, но и от явно враждебного и коварного вредителя. Известный формализм системы поведения подтверждается необходимостью нарушения запрета (обращенная форма понуждения к действию).

Обозначим парные функции, относящиеся к правилам поведения, греческими буквами ар в отличие от латинских АВ, аb, относящихся к подвигам. Знаком отрицания над буквой укажем на негативную форму (испытание не дарителем, а вредителем), индексами т и i разграничим материальное действие и словесную информацию. Тогда получим:

Структура поступка героя имеет вид ар (и соответственно — АВ) или ар (положительным должен быть второй элемент, соответствующий реакции, поступку героя). Поступок ложного героя имеет вид ар (и затем — АВ). По второму элементу (b) противопоставлен герой и ложный герой, по первому элементу (а) можно различить предварительное испытание (аb) и «отрицательное» испытание, ведущее к беде (а вч b,ab вч).

Уже В.Я. Пропп, давая инвариантную синтагматическую схему функций, наметил и сопряженную с ней структурную модель распределения персонажей по ролям, а также поставил задачу изучения атрибутов персонажей. В изучение атрибутов и самих персонажей можно ввести некоторые парадигматические отношения, также имеющие бинарный характер. Такова, например, схема атрибутов героя и ложного героя. Из нее между прочим, вытекает, что герою с чудесными свойствами сопутствуют ложные герои тоже с чудесными свойствами (например, Вырвидуб), а другим героям соответствуют самозванцы противоположного духовного, семейного, социального статута (оппозиция младший — старший и т. п.). Герои, "не подающие надежд", могут рассматриваться как негативные варианты (излюбленные сказкой в отличие от эпоса) героев с благородной видимостью.

Отношения героя и вредителя-антагониста строятся обычно на оппозиции свой — чужой, проецированной на различные плоскости: дом — лес (ребенок — баба-яга), наше царство — иное царство (молодец — змей), родная семья — неродная семья (падчерица — мачеха). Вредителю соответствует и характер вредительства: мачеха изгоняет падчерицу, чтоб ее извести; баба-яга заманивает детей, чтоб их съесть; змей похищает царевну себе в наложницы и т. п. Это примеры чисто семантического анализа, который основан на вычленении оппозиций, лежащих в основе сказочных представлений и соответствующей им модели мира.

Возможность выделения некоторых алломорф пропповского метасюжета допускалась им самим: он указывал на альтернативность сказок с Б-П и 3-Р (т. е. A 1 B 1 и А 2 В 2 ), с А и а (по нашей символике с W- с вредительством и без него). Исходя из этих альтернатив, можно, например, четко отграничить некоторые родственные между собой сюжетные типы — группу 300–303 по системе AT (Аарне-Томпсона) от группы 550–551 (в первомслучае W l вч и А 1 В 1, во втором l вч и A 2 B 2 ) группу 311, 312, 327 и т. д. от 480, 510, 511 (A 1 B1-А 2 B 2 ). Однако для выделения больших фундаментальных сюжетных групп оказьшаются более пригодными иные критерии, а именно:

Оппозиция О vs. Овч. Символом О обозначается наличие независимо от героя некоего сказочного объекта, за который идет борьба. О vs. Овч — определение направления вредительства и поисков (quest); O1 — женщина (в исключительных случаях, наоборот, мужчина), вообще — возможный партнер по браку; O 2 — чудесный предмет. Оппозиция О vs. О вч четко противопоставляет сказки, в которых герой — спаситель, искатель или, наоборот, жертва, изгнанник.

Оппозиция S vs. S вч. Символ S указывает, что героическая деятельность служит собственным интересам, а S — интересам царя, отца, вообще общины в целом (как в героическом эпосе и в мифе). S vs. S вч противопоставляет сказки героического, отчасти мифологического характера (где герой часто бывает чудесного происхождения и силы, где в испытаниях порой преобладает героическая борьба с мифическим противником и т. п.) типично волшебным сказкам.

Оппозиция F vs. F вч. Символом F обозначается семейный характер основной коллизии. F выделяет сказки о героях, гонимых мачехой, старшими братьями и т. п.

Оппозиция М vs. M вч различает мифический и немифический характер области основного испытания, выделяет сказки с отчетливо мифологической окраской враждебного герою демонического мира. Основные сюжетные типы — Овч S, OS, O S вч — далее делятся на подтипы:

Овч S m F и F вч, a OS и О S вч на O 1 и О 2; далее все подтипы имеют варианты М и М вч. Таким образом выделяются следующие фундаментальные сюжетные типы:

1.1) O 1 S вч F вч М — героические сказки змееборческого типа (300–303 по системе АТ);

1.2) O1 Sвч Fвч М — героические сказки типа quest (550–551);

2.1) O вч S F вч M- архаические сказки типа "дети у людоеда" (311, 312,314, 327);

2.2) О вч S F M- сказки о семейно-гонимых, отданных во власть лесным демонам(480, 709);

2.3) О вч S F M вч — сказки о семейно-гонимых без мифических элементов (510.511);

3.1) О 1 S F вч М — сказки о чудесных женах (мужьях) — 400,425 и др.

3.2) O 1 S F вч M- сказки о чудесных предметах (560, 563, 566, 569, 736) 4.) O 1 S F вч М — сказки о свадебных испытаниях (530, 570, 575, 577, 580, б10,621,675); НР

5.1) O 1 S вч F вч M вч —408,653;

5.2) O 2 S вч F вч M вч-665.

Таким образом пролагается путь к формализации определения типа сказочного сюжета и к более строгой рациональной классификации сюжетов.

Дальнейший шаг должен состоять в возвращении к изучению мотивов, но уже с позиций, достигнутых с помощью структурного анализа, памятуя о том, что распределение мотивов в сюжете структурно и происходит практически по приведенной выше формуле. Но если сама эта формула представляет собой особый механизм для синтеза сказок, то мотив — это кардинальная единица анализа.

Таким образом, "Морфология сказки" В.Я. Проппа открывает целое направление в изучении повествовательного фольклора. Но и в пределах этого направления, несмотря на сорок лет, прошедших с момента выхода первого издания, эта книга остается наиболее фундаментальным трудом, ни в чем не потускневшим от времени.

Библиографические примечания

1 В.Я. Пропп. Морфология сказки // "Вопросы поэтики" (Государственный институт истории искусста), вып. XII, Л., 1928.

2 VI. Ргорр. Morphology of the Folktale, Edited with an Introduction by Svatava Pilkova-Jacobson, Translated by Laurence Scott // "Indiana University Research Center in Anthropology, Folklore and Linguistics, Publication Ten", Bloomington, 1958, Перепечатано в следующих изданиях: "International Journal of American Linguistics" (vol. 24, № 4, pt 3);

"Bibliographical and Special Series of the American Folklore Society" (vol. 9). См. новый английский перевод: V. Ргорр. Morphology of the Folk-tale. Second Edition, Revised and Edited with a Preface by Louis A. Wagner, New Introduction by Alan Dundes, "University of Texas Press", Austin-London, [1968].

3 VI. Ja. Ргорр. Morfologia della fiaba, con un intervento di Claude Levi-Strauss e ina replica dell' autore, a cura di Gian Luigi Bravo // "Nuova biblioteca scientifica Einaudi", 13, Torino, 1966.

4 W. Ргорр. Morfologia bajki // "Pamietnik literacki", rocznik LK, zeszyt 4, Wroolaw-Warszawa-Krakow, 1966, с. 203–243 (сокращенный перевод Ст. Бальбуса).

5 В. Я. Пропп. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946.

6 А. Н. Веселовский. Историческая поэтика, под ред. В. М. Жирмунского (Институт литературы АН СССР), Л., 1940. Первое издание см.: А- Н. Веселовский, Собрание сочинений, сер. 1, т. 2, вып. 1, СПб., 1913.

7 К. Spiess. Das deutsche Volksmarchen, Leipzig-Berlin, 1924; F. von der Leyen. Das Marchen, Ausg. 3, Leipzig, 1925.

8 P. М. Волков. Сказка. Розыскания по сюжетосложению народной сказки, т. 1. Сказка великорусская, украинская, белорусская, Госиздат Украины, [Одесса], 1924.

9 J. Bedier. Les fabliaux, Paris, 1893.

10 А. И. Никифоров. К вопросу о морфологическом изучении народной сказки // "Сборник статей в честь академика А. И. Соболевского", Л., 1928, с. 172–178.

11 Рецензия Д. К. Зеленина опубликована в журнале: "Slavische Rundschau". Berlin-Leipzig-Prag, 1929, № 4, с. 286–287.

12 В. Н. Перетц. Нова метода вивчати казки // "Етнографiчний вiсник", № 9, Киев 1930, с. 187–195.

13 A. Jolles. Einfache Fonnen. Halle (Saale), 1929 (Ausg. 2-1956).

14 P. Bogatyrev, R. Jakobson. Die Folklore als besondere Form des Schaf-fens // "Verzameling van opstellen door ond leerlingen", en bevriende vakgftnooten opgedragen aan mgr. prof. dr. Jos. Schrijnen, Nijmegen-Utrecht, 1929, с. 900–913.

15 R. Jakobson. "On Russian Folktale" in "Russian Fair) Tales", New York, 1945 (см. то же: "Selected Writing", IV, Hague, 1966, с. 90–91).

16 A. Stender-Petersen. The Byzantine Prototype to the Varangian Story of the Hero" s Death through his Horse // «Varangica», Aarhus, 1953, с. 181–184.

17 E. Souriau. Les deux cent mille situations dramatiques, Paris, 1950.

18 Рецензия Мелвила Джекобса опубликована в журнале: "Journal of American Folklore", vol. 72, № 284, April-June 1959, с. 195–196.

19 С. Levi-Strauss. La structure et la forme. Reflexions sur un ouvrage de Vladimir Propp // "Cahiers de I'lnstitut de Science econoinique appliquee", serie М, № 7, mars, 1960, с. 1–36. Перепечатано: "International Journal of Slavic Linguistics and Poetics", III, Gravenhage, I960, c. 122–149 ("L'analyse morphologique des contes russes"). Итальянский перевод опубликован в приложении к итальянскому изданию "Морфологии сказки" В. Я. Проппа (см. VI. Ja. Propp, Morfologia della fiaba, с. 165–199).

2 °C. Levi-Strauss. The Structural Study of Myth // "Journal of American Folklore", vol. 68, № 270, X–XII, с. 428–444. Перепечатано в сб.: "Myth. A Symposium" (Bloomington, 1958, с. 50–66). См. французский вариант с незначительными дополнениями в его книге: "Anthropologie structurale", Paris, 1958, с. 227–255 ("La structure des mythes").

21 С. Levi-Strauss. Die Kunst symbole zu deuten/7"Diogenes", V, Bd 2, 1954. с. 684–688.

22 С. Levi-Strauss. Four Winnebago Myths // "Culture in History. Essays in Honor of P. Radin", ed. by S. Diamond, New York, I960, c. 351–362; С. Levi-Strauss. La geste d'Asdiwal // "Ecole practique des hautes etudes" ("Sectiuoc des sciences Religieuses"), Extr. Anuuaire, 1958–1959, c. 3^t3.

23 С. Levi-Strauss. La pensee sauvage, Paris, 1962.

24 C. Levi-Strauss. Les niythologiques, 1–3, Paris, 1964–1968 (готовится к изданию последний четвертый том <- вышел в свет в 1971 — ред.>).

25 См., в частности, сборник статей: "The Structural Study of Myth and Totemism", Edited by Edmund Leach, London, 1967; ср. E. Leach, Levi-Strauss in the Garden of Eden // "Transactions of the New York Academy of Science", serie II, vol. 23, № 4, 11961.

26 V. Propp. Morfologia della fiaba, c. 201–229 ("Struttura e storia nello studio delle favola"). См. также В. Я. Пропп. Структурное и историческое изучение волшебной сказки // Пропп В. Я. Собрание трудов: Поэтика фольклора. М., 1998, с. 208–229.

27 A. I. Greimas. La description de la signification et la mythologie сотраree // L'homme", t. 3, № 3, Paris, 1963, с. 51–66.

28 A. I. Greimas. La conte populaire russe. Analyse fonctionnelle // "L'homme", t. 3, № 3. Перепечатано в его книге "Samantique structurale", c. 192–213 (см. ниже, прим. 30).

29 A. I. Greimas. Elements pour une theorie de 1'interpretation du recit mythique // «Communications», 8 ("L'analyse structurale du recit"), Paris, 1966, c. 28–59.

30 A. I. Greimas. Samantique structurale. Recherche de methode, Paris, 1966.

31 См. работы Бремона (Claude Bremond): Le message narratif // «Communications», 4, 1964, с. 4–32; La logique des possibles narratifs // «Conununications», 8, c. 60–71; Kombinacje syntaktyczne miedzy funkcjami a sekwencjami narracyjnynii // "Paimenuk literacki", rosznik LIX, zeszyt 4, c. 285–291 [переведено на польский язык с машинописной рукописи доклада "Combinaisons syntaxiques entre fonctions et sequences narratives", прочитанного на Международной семиотической конференции в Казимеже-над-Вислой (1966)].

32 См. «Communications», 8; ср. Geza de Rohan-Csermak. Structuralism et folklore // "IV International Congress for Folk-Narrative Research in Athens", Athens, 1965, c. 399–407.

33 Th. A. Sebeok, Toward a Statistical Contingency Method in Folklore Research // "Studies in Folklore. Indiana University Publications", Folklore Series, № 9, Bloomington, 1957, c. 130–140, Th. A. Sebeok, F. J. Ingemann. Structural and Content Analysis in Folklore Research (Studies in Cheremis: the Supematural) // "Viking Fund Publications in Anthropology", № 22, New York, 1956, c. 261–268.

34 См. работы Мелвила Джекобса (Melville Jacobs): The Content and Style of an Oral Literature. Clackamas Chinook Myths and Tales, "University of Chicago Press", 1959;

Thoughts on Mythology for Comprehension of an Oral Literature // "Men and Cultures", Philadelphia, 1960, c. 123–129; предисловие к сб.: "The Anthropologist Looks at Myth", Compiled by Melville Jacobs, "University of Texas Press", Austin-London, 1966.

35 R. P. Armstrong. Content Analysis in Folkloristics // "Trends in Content Analysis", Urbana,1959,c. 151–170.

36 J. L. Fischer. Sequence and Structure in Folktales // "Men and Cultures", c. 442–446.

37 J. L. Fischer. A Ponapean Oedipus Tale // "Anthropologist Looks at Myth", c. 109–124. 38 E.-K. Kongas. P. Maranda. Structural Models in Folklore // "Midwest Folklore", vol. 12, 1962,с. 133–192.

39 E. Maranda. What does a Myth Tell about Society // "Radcliffe Institute Seminars", Cambridge, 1966; P. Maranda. Computers in the Bush: Tools for the Automatic Analysis of Myth'/aProceedings of the Annual Meetings of the American Ethnological Society", Philadelphia, 1966.

4 °Cм. работы Дандиса (Alan Dundes): The Morphology of North American Indian Folk-tales // "FF Communications", vol. LXXXI, № 195, Helsinki, 1964; The Binary Structure of "Unseccesfol Repetition" in Lithuanian Folktales // "Western Folklore", XXI, 1962, c. 165–174; From Etic to Ernie Units in the Structural Study of Folktales // "Joumal of American Folklore", vol. 75,1962, с. 95–105.

41 E. М. Мелетинский. Происхождение героического эпоса, М., 1963, с. 24; E. М. Мелетинский. «Эдда» и ранние формы эпоса, М., 1968, с. 160–168.

42 Рецензия Стерна на книгу Дандиса (см. прим. 40) опубликована в журнале:

"American Anthropologist", vol. 68, № 3, 1966, c. 781–782. Ср. также разбор концепций Дандиса в статье: В. Nathhorst, Genre, Form and Structure in Oral Tradition // «Temenos», vol. 3, Helsinki, 1968, c. 128–135.

43 С. Н. Berndt. The Ghost Husband and the Individual in New Guinea Myth // "Anthropological Looks at Myth", c. 244–277.

44 W. E. Н. Stanner. On Aboriginal Religion // «Oceania», vol. XXX–XXXIII, 1960–1963 (отдельное издание в серии: "The Oceania Monographs", No II, 1966). См. о Станнере в статье: Б. Л. Огибенин. К вопросу о значении в языке и некоторых других моделирующих системах // "Труды по знаковым системам", II, Тарту, 1965, с. 49–59.

45 М. Pop. Aspects actuels des recherches sur la structure des contes // «Fabula» Bd 9, Н. 1–3, Berlin. 1967, с. 70–77. См. также: М. Pop. Der fonnelhafte Charakter der Volksdichtung // "Deutsches Jahrbuch fur Volkskunde", 141 [19б8],с. 1-15.

46 М. Pop. Die Funktion der Anfangs- und Schlufifonnein in rumanischen Marchen // «Volkstiberlieferung», Gottingen, 1968, с. 321–326.

47 Ch. Vrabie. Sur la technique de la narration dans le le conte roumain // "IV International Congress for Folk-Narrative Research in Athens", c. 606–615; Н. Рошияну. Традиционные формулы сказки, М., 1967 (автореф. канд. дисс.).

48 В. Benes. Lidove Vypraveni па moravskych kopaicich (Pokuso morfblogickou analyzu poverecnych povidek podle systemu V. Proppa) // "Slovacko Narodopisny sbornik pro moravskoslovenske pomezi", Praha, 1966–1967, c. 41–71.

49 См. работы Баузингера (Hermann Bausinger): Bemerkungen zum Schwank und seinen Formtypen // «Fabula», Bd 9, Н. 1–3, Berlin, 1967, с. 118–136; Formen der Volkspoesie, Berlin, 1968.

50 Д. М. Сегал. Опыт структурного описания мифа // "Труды по знаковым системам", 11, с. 150–158; расширенный вариант той же работы см.: «Поэтика» II, Варшава, 1966, с. 15–44 ("О связи семантики текста с его формальной структурой").

51 См. работы Вяч. Вс. Иванова и В. Н. Топорова: К реконструкции праславянского текста // "Славянское языкозиааие" (V Международный съезд славистов. Доклады советской делегации), М., 1963, с. 88–158; Славянские языковые моделирующие семиотические системы, М., 1965, и другие работы.

52 С. Д. Серебряный. Интерпретация формулы В. Я. Проппа // "Тезисы докладов во Второй летней школе по вторичным моделирующим системам", Тарту, 1966, с. 92.

53 E.М. Мелетинский. О структурно-морфологическом анализе сказки // "Тезисы докладов во Второй летней школе по вторичным моделирующим системам", с. 37; E.М. Мелетинский, С. Ю. Неклюдов, E. С. Новик, Д. М. Сегал. К построению модели волшебной сказки // "Тезисы докладов в Третьей летней школе по вторичным моделирующим системам". Тарту, 1968, с. 166–177. Большая статья этих авторов "Проблемы структурного описания волшебной сказки" печатается в четвертом томе "Трудов по знаковым системам" (Тарту, 1969).

1969 г.

Дата добавления: 2015-05-08