КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Перевод Ирины Глуховой 1 страницаV Эрнесто Спинелли Зеркало и молоток Бензиновая электростанция SPG 8500E2 SPG 8500E2 На мобильный бензиновый генератор Мобильный бензиновый генератор предназначен для обеспечения электроснабжения оборудования с потребляемой мощностью не более 7 кВт, переменным напряжением – 220В, частотой – 50 Гц.
Мощность 8,5 кVA/6.8 кВт Тип двигателя: SFE 440 Количество цилиндров 1 Частота вращения 4000 об/мин Топливо: бензин АИ 92 Мощность двигателя 15 л.с (9 кВт) Напряжение 230 В Охлаждение: воздушное Генератор: Асинхронный Частота тока 50Гц Объем бака 25 л. Расход топлива при 100% нагрузке 4,5 л/ч При 70% нагрузке 3,0 л/ч Габаритные размеры 700х530х560 Уровень шума: 72 дБ Вес 103 кг.
.-.со Оглавление Введение........................................................................................ 2 1. Да здравствует посредственность: что случилось с психотерапией? 6 2. Раскрываться или не раскрываться - вот в чем вопрос.... 26 3. Я - не имя существительное: причуды самости...................... 42 4. Действительно ли нам нужно бессознательное?.................... 60 5. Придавая новый облик человеческой сексуальности........... 81 6. Противоречивые желания: детство и сексуальность........... 101 7. Психотерапия и вызов зла..................................................... 115 8. Творение и бытие: вызов психоаналитическим теориям художественного творчества 131 9. За пределом великого придела............................................. 149 10. Зеркало и молоток: несколько неуверенных шагов в об-, ^ Введение Не так давно один из моих клиентов, с которым я встречался несколько лет, спросил меня: «Если я задам вам прямой вопрос, вы мне дадите прямой ответ?» После того как мы перестали дружно смеяться, он добавил: «Пожалуйста, не говорите что-то вроде: «Это зависит от того, какой вопрос», просто доверьтесь мне, хорошо?» Я решил, что, пожалуй, могу это сделать, и сказал: «Спрашивайте». «Вы начали писать следующую книгу?» - поинтересовался он. Я улыбнулся. «Да», - признался я. «Что помогло вам догадаться об этом?» Он ответил: «Одна вещь. Вы одеваетесь еще более небрежно, чем обычно. Ваши волосы стали длиннее и растрепаннее, чем когда-либо. И...» - он сделал паузу. «И...?» - подбодрил я его. «И ваши вопросы и комментарии кажутся гораздо более вызывающими, чем обычно. Вы стали, действительно, толковым». «Вас это беспокоит?»... «Нет, вовсе нет!» — заявил он. «Разве что, это заставляет меня желать, чтобы вы писали почаще!» «Даже если у меня нет ничего настолько нового или интересного, чтобы об этом говорить?» «А разве существует, - удивился он, - что-либо новое или интересное, что можно было бы сказать о психотерапии?» «Именно об этом я спрашиваю себя каждый раз, когда сажусь писать эту свою новую книгу», - ухмыльнулся я. «Об этом не беспокойтесь, - утешил меня мой клиент. - Терапия просто есть, не так ли? Сегодня она везде, во всем и во всех. Ничто не имеет смысла, если это не стало предметом для терапии». «Спасибо», - сказал я. После того как он ушел, я сел и задумался об этом обрывке нашего разговора. Почему-то мои мысли оказались увлечены «потоком свободных размышлений», который, в конечном итоге, остановился на осознании того, сколь быстро новые модные словечки, появившиеся под влиянием психотерапии, такие как, например, синдром опустевшего гнезда, усваиваются в повседневной речи, становясь самым последним в неуклонно растущей цепи психических страхов, с которыми большинство людей должны встретиться лицом к лицу и с которыми им следует научиться жить - преимуще- ственно при содействии избыточного количества интервью со знаменитостями, посвященных этой проблеме, и полок, заполненных руководствами по «самопомощи», написанными самозваными экспертами и гуру. Я спросил себя, является ли этот синдром, как и столь многие другие, обозначением и выражением некоторого давно ощущаемого, хоть прежде и «не зафиксированного», родительского переживания, или же дезориентирующие и дестабилизирующие родительские переживания, связанные с этим термином, начали появляться как следствия его изобретения. Эти раздумья снова привели меня к моему клиенту; не только к его утверждению о всепроникающем влиянии психотерапии, но и, что более интересно, к осознанию того, что и сам его метод предположения и вопросительной формы высказывания был выражением методологии, осведомленной о психотерапевтических подходах. К этому моменту я решил, что он был прав в своем суждении. Затем я спросил себя: «И если это так, тогда...» Темы, которые обсуждаются в этой книге, сосредоточены на некоторых размышлениях, последовавших за выше упомянутым незаконченным предложением. Они связаны с вопросами и проблемами, которые занимали меня на протяжении ряда лет, и которые объединены между собой той психотерапевтической «линзой», сквозь которую они воспринимались и исследовались. При написании этого текста моя главная цель заключалась в представлении читателям того, что, как я надеялся, бросит достойный вызов ряду глубоко укоренившихся и не меняющихся со временем установок и предположений, типичной чертой которых было то, что поначалу они были провозглашены психотерапевтами, а впоследствии пропитали собой общественное сознание и мнение. Заодно с критикой, я попытался также предложить новые формулировки, которые, возможно, окажутся более подходящими для исследуемых проблем. Эта книга фокусируется на двух широких сферах вопросов. Первая из них критически исследует некоторые фундаментальные основополагающие принципы теории и практики современной психотерапии. В главе 1 ставится тревожащий вопрос: «Что случилось с психотерапией?» и, я надеюсь, дается такой же тревожащий ответ. Глава 2 рассматривает один раздражающий вопрос, относительно которого психотерапевты делятся на тех, кто «за», и тех (более типичных представителей), кто «против» всякого рода личного разоблачения терапевта в процессе психотерапии. В главе 4 сделана попытка представить законную альтернативу гипотезе бессозна- тельного как отдельной и особой психической системе. Последняя глава бросает вызов привязанности психотерапевтов к особому типу «профессионализма», примером которого служат определенного рода отношения между терапевтом и клиентом, на которые этот «профессионализм» опирается и которые он развивает. Второй фокус этой книги посвящен исследованию того, каким образом психотерапевтические идеи в целом, и психоаналитические подходы в частности, не только пропитывают, но и по-новому формируют существующие в нашем обществе способы мышления и понимания различных продуктивных свойств и проявлений «бытия человеком». Главы этого раздела рассматривают наши взгляды и предположения, касающиеся нашего собственного «Я» (глава 3), сексуальности (глава 5), взаимосвязи детства и сексуальности (глава 6), проблемы зла (глава 7), художественного творчества (глава 8) и нашей позиции по отношению к сверхъестественному и неизвестному (глава 9). Кроме того, я представлю и рассмотрю то, что может стать более адекватной альтернативой каждому из этих предположений, то, что вытекает из моего понимания ряда кардинальных прозрений, основанных, главным образом, на экзистенциальной феноменологии. Как и в случае много другого в моей жизни, я признателен моей жене, Мэгги Кук, за то, что она подсказала мне название этой книги. Мэгги рассказала мне, что в дискуссии о силе и влиянии кино на культуру В.И.Ленин предложил аналогию «зеркала и молотка». По предположению Ленина, фильмы не просто дают возможность для отражения или «отзеркаливания» общества. Сверх того, они раскрывают новые, и даже радикальные, возможности для изменения нашей точки зрения, и тем самым действуют как «молотою) в том смысле, что одновременно и разбивают старые перспективы, и обеспечивают нас инструментом, необходимым для создания новых. Когда я услышал то, что рассказала Мэгги, я был просто поражен соответствием этой аналогии тому, что касается роли психотерапии и ее влияния на нашу культуру. При дальнейшем рассмотрении мне пришло на ум, что и кино, и психотерапия как правило считаются «рожденными» в один и тот же год - 1895. Не стремясь обращать чрезмерное внимание на это случайное счастливое совпадение, я позволю себе все же добавить, что при том, что кино и психотерапия дают нам ключевые определяющие характеристики двадцатого столетия, их потенциал как средств освобождения от закоснелых способов понимания и отношения к самим себе и своему миру с годами значительно ослабел. Вместо этого, по крайней мере в существенной степени, каждое превратилось в средство умиротворения и управления непокорными всплесками личных и социальных беспо- койств. Эта книга достигла бы своей цели, если бы была воспринята одновременно как «зеркало и молоток». 1. Да здравствует посредственность: что случилось с психотерапией? Примерно год тому назад я прочел следующую цитату Мюррея Кемптона: Я не могу отделаться от ощущения, что те из моих сограждан, которые стали коммунистами, были ужасно испорчены своим принятием учения, в котором не оставалось места для сомнения, сожаления и сострадания. И что ища опоры в нормах этого учения, очень многие из них неизбежно превращались в спасителей и заканчивали тем, что становились либо полицейскими, либо мишенью для полицейских1. Хотя то, о чем писал Кемптон, написано под впечатлением о коммунистах 1930-х в Соединенных Штатах, когда я мысленно заменил слово «коммунисты» в этом отрывке на слово «психотерапевты», меня тотчас же поразило, сколь глубоко и безошибочно откликнулась во мне эта цитата. Я стал спрашивать себя: «Что случилось с психотерапией?» В последнее время я обнаруживаю, что все чаще и чаще возвращаюсь к этому вопросу. В известном смысле, ответ является отчасти очевидным. В последние десять лет психотерапия пережила поразительной степени развитие. Количество обучающих программ, академических институтов и центров, занятых ее изучением и анализом, значительно умножилось. И похожим образом там, где некогда, не так давно, позиция общества по отношению к психотерапии была типично осторожной, сегодня ее явная приемлемость повсюду очевидна - в средствах массовой информации, у практикующих врачей-терапевтов и в клиниках альтернативной медицины, в учреждениях образования, в семьях и службах судебного посредничества. Моя собственная профессиональная карьера вращалась вокруг преподавания и практики психотерапии, написания об этом книг и либо проведения исследований, либо помощи кандидатам на степень магистра и доктора в проведении ими их собственных исследований. Институт, в котором я работал, - Школа психотерапии и консультирования2 в Риджентс Колледж А зарекомендовала себя как один из самых крупных и наиболее престижных психотерапевтических учебных центров в Великобритании и только что начала издавать свою собственную серию учебников, публикуемых издательством Continuum. Если говорить более точно, то терапевтическое направление, сторонником которого я являюсь, экзистенциальная психотерапия, продолжает упрочиваться в качестве заметной, и критической, альтернативы по отношению к более доминирующим психоаналитической, когнитивно-бихевиоральной и гуманистической школам, и оказывает все более значительное влияние на деятельность как частных, так и общественных клинических и лечебных психотерапевтических учреждений. Отдавая должное всем выше перечисленным достижениям и еще большему количеству тех, о которых я не упоминал, мы можем сказать, что успех психотерапии более чем очевиден. И все же... Некоторое время тому назад я оказался участником радиопередачи в прямом эфире, посвященной психотерапии, я был и тронут, и изумлен честностью и открытостью звонивших на радио людей, их готовностью как рассказывать свои трудные истории, так и позволять мне и полному энтузиазма ведущему передачи их пересматривать, придавать им новый вид и временно сглаживать. Однако еще больше меня поразило то, что все без исключения люди, с которыми я хоть каким-либо образом вступал в контакт с того момента, как вошел в здание радиовещательной компании - начиная с РАВ, который первым подошел меня поприветствовать, и кончая ведущим, руководителем программы и анонимными радиослушателями, участвовавшими в передаче и говорившими столь искренне о своей жизни - все они выражали, открыто и без колебаний, свое полное и очевидное принятие психотерапии как «дела хорошего и стоящего». И здесь я, единственный среди них дипломированный психотерапевт, спросил себя и, в конечном итоге, всех других, слушавших эту программу: «Вы действительно думаете, что это такая хорошая вещь?» Как только я произнес эти слова, ведущий уставился на меня широко раскрытыми глазами, в которых читались недоверие и беспокойство о том, не сошел ли я вдруг с ума, а затем, рассмеявшись несколько чересчур радостно, резко объявил рекламную паузу. Нет
Murray Kempton (1917-1997) американский журналист б А Regent's College в Менеджер компании надобности говорить о том, что на эту конкретную радиостанцию меня уже больше не приглашали. Что за беспокойство заставило меня поставить такой вопрос? В первые свои годы психотерапия являлась действенной критикой господствовавших в культуре убеждений и предположений. Похоже на то, что со временем она почему-то приобрела новый вид (или ей придали новый вид) и превратилась в одну из ведущих защитниц современного нам Zeitgeist. Она отражает, как многие полагают, «дух нашего времени». Такое положение дел напоминает мне печально известное - если быть точным - утверждение Жана-Поля Сартра о том, что всякое освободительное движение в конечном итоге превратится в один из видов принуждения3. Не это ли произошло и с психотерапией? Некоторые, включая меня самого, выдвинули бы предположение о том, что психотерапия стала жертвой особой формы опасного сумасшествия: сумасшествия неоднозначных «фактов» и сомнительных выводов, выдающего себя за здравомыслие и рациональность. Мне кажется, что психотерапия, как, вероятно, и очень многое другое в нашей современной культуре, научилась распевать мантру, явно противоположную той, что предложил Куэ: «С каждым днем, во всех отношениях, мне становится все хуже и хуже»4. В настоящее время существует примерно 400 различных форм психотерапии. Все они в большей или меньшей степени безумны. И все они выражают это безумие, как заявил недавно экзистенциальный психотерапевт Элвин МарерА, на языке психологической болтовни. Марер пишет: Одним из главных признаков, характеризующих психотерапевтов и отличающих их от других, является открытое фонтанирование психологической болтовни. Они учатся говорить выражениями, которые создают иллюзию истинного знания, профессионализма, мастерства. Они являются элитой и специалистами, поскольку разглагольствуют, употребляя жаргонные термины: безусловное позитивное рассмотрение, случайное регулирование, перенос, центрирование, двойная связь, экзистенциальный анализ, биоэнергетика, фаллическая стадия, архетип, мультимодальная терапия, систематическая десенсибилизация, когнитивная схема, катарсис, импульсивный контроль, эго-диффузия... Психотерапевты отличаются, главным образом, непринужденной легкостью использования всех этих терминов, как будто бы они знают, что эти термины означают. К тому же они могут говорить впечатляющими абзацами, такими как вот этот, взятый наугад из случайной психологической болтовни: «Эта клиентка отличается нецеленаправленной тревогой и пограничным расстройством, вызванным прошлым травматическим событием жестокого эмоционального обращения в детстве, отсутствием устойчивой системы поддержки и неадекватным когнитивным развитием. В соответствии с этим, в качестве метода лечения выбрана системная терапия с переобучением по глубинной концептуальной схеме с целью повышения собственной эффективности в поддерживающем альянсе клиент-терапевт, с акцентом на позитивном рассмотрении и минимизацией интерпретирующего исследования стрессовых очагов серьезной психопатологии». Говорящий то ли не имеет никакого понятия о том, что он говорит, то ли втайне знает, что играет в игру глупой психологической болтовни, но если выполняет это с профессиональным апломбом, то, вероятно, будет принят в особый класс профессиональных психотерапевтов5. Слова Марера звучат в резонанс с типично провокационным заявлением, сделанным Фридрихом Ницше: до тех пор, пока вы выглядите верящим в воображаемую истину с достаточной убежденностью и страстью, другие также будут в нее верить. И более того, добавляет он, даже если бы наступил такой момент, когда вы, сами, начали бы испытывать сомнения по поводу ценности и истинности ваших убеждений, то теперь уже вера других в эти убеждения и в вас, как носителя этих убеждений, послужит тому, чтобы с корнем кырвать переживаемые вами сомнения и вновь убедить вас в их - и вашей - неотъемлемой правдивости и значимости6. Этот аргумент, как мне кажется, мог бы дать необходимый ключ к разгадке того, каким образом психотерапия достигла таких успехов и заняла такое важное место в нашей культуре. Однако точно так же он может навести на мысль и о том образе действий, который ведет к фальсификации и возможному упадку психотерапии. В написанной мною ранее книге7 Demystifying Therapy* я утверждал, что во многих случаях те теоретические предположения, которые лежат в основе психотерапевтической практики, и специальная терминология и язык психотерапии в равной степени служат как
Alvin Mahrer «Демистифицируя, разоблачая терапию» тому, чтобы запутывать и мистифицировать процесс и для психотерапевта, и для клиента, так и тому, чтобы способствовать тому, что я в шутку назвал Дамбо-эффектом.А Ибо, как и знаменитый слоненок из мультфильма Уолта Диснея, который верил, что он способен летать только потому, что обладал «волшебным перышком», психотерапевты вкладывают свою веру в набор принципов и предположений, являющихся сомнительными, излишними и, главное, такими, которые могут сами по себе стать поводом для многочисленной и разнообразной критики и тревог, выражаемых по поводу этой профессии. Психотерапевтам нелегко усомниться и начать задавать себе вопросы, касающиеся достоверности своих «волшебных перышек», и не в последнюю очередь потому, что такая инициатива поднимает фундаментальные вопросы профессиональной «особости» психотерапии. Однако, какая альтернатива существует в этом случае для профессии, которая в конце концов именно это требование выбирает в качестве важной составной части задачи, стоящей перед клиентами? Как показывают современные исследования, для нынешнего положения всех существующих форм психотерапии наиболее характерна их неспособность продемонстрировать надежное и достоверное подтверждение некоторого определяющего фактора, который мог бы объяснить их всеобщую эффективность. Точно так же, как и не существует ясных и определенных оснований для утверждения превосходства любой из этих форм над всеми остальными, и даже просто над другими, в том, что касается их содействия получению положительных результатов. Не так давно, в одном общем исследовании было проанализировано несколько важных работ, изучавших как подтверждение результатов, так и действующие факторы психотерапевтического процесса. Исследование успешно подтвердило точку зрения, которая, в общем-то, всеми осознавалась. Суть ее в том, что неважно, сколь бы абсурдной ни показалась некоторая мо- Великолепный мультфильм по книге Хелен Эберсон и Гарольда Перла о маленьком цирковом слоненке, прозванном за свои непомерно большие уши Дамбо - глупым. Он постоянно подвергался насмешкам окружающих, и много страдал, особенно когда сородичи объявили бойкот оставшемуся без материнской ласки "уродцу". Но нашелся веселый мышонок Тимоти, который стал ему настоящим другом, помог поверить в себя и неожиданно открыть удивительный талант - умение летать благодаря своим гигантским ушам. Так молчаливый и неуклюжий слоненок превратился в величайшую звезду цирка. дель терапии профессионалам и публике, невозможно доказать, что для такой модели менее вероятно, чем для любой другой, быть эффективной для уменьшения психических расстройств. Приводящим в еще большее замешательство является, возможно, постоянство отклоняющихся, хотя и периодически повторяющихся, данных, заставляющих думать, что, по крайней мере, в некоторых случаях, успешные результаты с наибольшей вероятностью встречаются тогда, когда «поставщики» психотерапевтических интервенций вообще не проходили никакого профессионального обучения. Тем не менее, хотя и законным будет заключить, что мы, пожалуй, не знаем, какое же психотерапевтическое воздействие будет иметь благоприятные последствия, или какие критические факторы улучшат их перспективу, неверным будет прийти к заключению, что психотерапия «не работает». Она работает, и делает это большую часть времени9. И именно «как и что» является в ней тем, что продолжает приводить в смятение и практиков, и исследователей. Мои собственные заключения, касающиеся теперешнего безвыходного положения, привели меня к вопросу о ценности нашей профессиональной (сверх)уверенности в теориях и моделях, которых мы придерживаемся, применяем в своей практике и с которыми мы идеи* тифицируем свои роли психотерапевтов. Очевидно, что психотерапевты склонны придавать особое значение предпочитаемым ими подходам и тем годам обучения, которые они потратили на то, чтобы что-то понять и стать экспертами в своих (зачастую тайных) знаниях, относясь к ним как к особым определяющим элементам психотерапевтического понимания и благоприятного результата. Однако очень может быть, что значимость этих факторов определяется лишь тем «Дамбо-эффектом», который они вызывают. Другими словами, эти специфические факторы посредством порочной логики, слишком часто встречающейся в психотерапевтических теориях, обеспечивают основы сохраняющейся у психотерапевтов веры в эффективность и превосходство некоторого специфического подхода, а так же позволяют защитникам конкурирующих между собой подходов проводить различия и противопоставлять то, что они делают, тому, что с этим делают другие психотерапевты. Тем не менее, на основании современных исследований может оказаться, что эти факторы являются значимыми лишь в той мере, в какой они служат опорой веры психотерапевтов в свою компетентность (или «магию») и обеспечивают их логическим обоснованием своих интервенций. Более того, как напоминает нам предостережение Ницше, в эту веру будут вероятно вносить свой вклад и подпитывать своей энергией клиенты этих психотерапевтов, которые, в свою очередь, и благодаря своей вере в благотворное воздействие основанных на определенных подходах психотерапевтических интервенций на их собственную жизнь, поддерживают и, если необходимо, то и вновь зажигают затухающую и колеблющуюся веру своих психотерапевтов в ценность и эффективность этих подходов. И если бы вместо того, чтобы отделываться от этой вызывающей тревогу проблемы, психотерапевты проявили бы большую готовность к исследованию своих предположений, то одним из проявившихся результатов стал бы тот факт, что в психотерапии осталось бы очень мало того, что не является «Дамбо-эффектом». Вот так! Но разве возможность такого вывода не приводит к тому, чтобы, скорее, усилить ощущение тревоги, окружающее психотерапию, нежели уменьшить либо растворить его? К сожалению, это так. Большая часть моей тревоги, связанной с психотерапией, основывается, главным образом, на предположении, принятом значительным большинством индивидуумов, не имеющих никакого отношения к этой профессии, и состоящего в том, что ее следует рассматривать как желательную и эффективную панацею множества психосоциальных расстройств и дисфункций. На первых порах такая перспектива может показаться весьма резонной. В конце концов, почему бы кому-то и не подвергать себя,,, психотерапевтическим вмешательствам, и, более того, для чего кому-то вкладывать так много времени, эмоциональных и интеллектуальных усилий и прибыли в то, чтобы обучаться и практиковать в качестве психотерапевта, если бы в основе всего этого не лежало предположение, что это, по меньшей мере, способно дать возможность получения или обеспечения благоприятных результатов? Несмотря на то, что для меня было бы и неверным, и абсурдным отрицать эти благоприятные результаты, обычно появляющиеся при терапевтических вмешательствах, тем не менее, я хочу предложить альтернативный базис для психотерапии. Это базис, в соответствии с которым признается вероятность иногда значительных, иногда едва различимых улучшающих изменений в результате психотерапии, но который не стремится сделать такие результаты своей исходной целью или задачей. Что же тогда могло бы стать этой «новой» целью и ценностью? Когда мы сопоставляем эту альтернативу с той, которая является наиболее распространенной и общепринятой, то обнаруживаем некий подразумеваемый набор относящихся к культуре предположений, к которым сходится психотерапия. Эти верования, касающиеся нашего «психического благополучия», могут быть вкратце сведены к следующему: 1. Все мы обладаем способностью, по крайней мере, потенциальной, жить удовлетворяющей и свободной от тревог жизнью. 2. Какие бы психические проблемы, тревоги или беспокойства не возникли, существуют довольно простые средства либо свести их воздействие на нас к минимуму, либо, что еще лучше, полностью растворить их. 3. Достижение указанного в двух предыдущих пунктах требует вмешательства и помощи некоего специалиста, который обладает навыками и знаниями применения «исцеляющих техник». Самое доброжелательное, что можно сказать об этих трех предположениях, это то, что они являются откровенно наивными. Как я уже утверждал по отношению к третьему из этих высказываний, будет более честным сказать, что у психотерапевтических «специалистов» в действительности нет никакого ключа к разгадке того, какие аспекты (если таковые вообще имеются) их знаний являются надежными и дающими результат; и они не могут указать на какие-то особенные навыки, которые либо доказали свою эффективность (такие, например, как различные формы интерпретаций или трансформаций смысла), либо требуют специального компетентного и исестороннего обучения для своего правильного применения. Что же касается двух первых предположений, то очевидно, и это уже подтверждено многими критиками, работающими в области социальной политики, культуры и феминистического движения, что различные совокупности условий, в которых мы рождаемся, будут несомненно либо «устраивать» в нашу пользу, либо наоборот, осуществление каких бы то ни было потенциальных возможностей, данных кому бы то ни было из нас10. Я бы сказал, что столь же важным является и осознание того, что многие проблемы нашей жизни, если не большинство из них, не относятся к числу легко разрешимых или вообще разрешимых. Например, одной из моих клиенток была 68-летняя женщина, у которой недавно умер муж. Её «проблема» заключалась в горе и одиночестве - и ни то, ни другое не могло быть по-настоящему облегчено ни за короткий, ни за долгий промежуток времени. Через несколько недель после того, как она стала приходить ко мне на консультирование, ее кошка - еще одно живое существо в ее жизни, с которым она была связана повседневной заботой и физическим отношением умерла от старости. Двумя месяцами позже ее единственная сест- pa, с которой она редко виделась, но которая была, по крайней мере, живой связью с ее восприятием семейной и личной истории, тоже умерла. Каким образом психотерапевтический процесс решения проблемы собирается обходиться с тем, как эта клиентка переживает свою жизнь и ее потенциальные возможности осуществления? Я полагаю, что многие, далеко не столь уж необычные обстоятельства, вроде описанных выше, на которые пытается откликаться психотерапия, делают более чем очевидным тот факт, что ее исходная инициатива не может быть направлена на достижение жизни, о которой можно лишь фантазировать, - свободной от тревог и наполненной уверенностью, надежностью и всякими другими неизменными и определенными установками, касающимися существования. Пожалуй, психотерапия скорее, чем что-либо другое, разоблачает многие из превратностей существования, раскрывая присущую им фундаментальную неизбежность и неуправляемость, неважно насколько мы стремимся защитить себя от их воздействия на нашу жизнь.
Дата добавления: 2015-05-08; Просмотров: 932; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |